Серенада для Евы

                Еве ( Евгении Васильевой), с любовью               
    Бритый наголо, с обнаженным тощим торсом, в клевых шкарах от натовского камуфла, в скинхэдовских ботинках с алыми шнурками, с гигантским косяком в углу искривленного рта я варганил адский коктейль и, само собой, напевал :
  - Ты дарила мне розы, розы пахли кукнаром...
  - Глядя на тебя, мне хочется спеть " С бритою башкою и бубновый туз" Славы Медяника, - надув губы, обиженно сказала она.
   Я повернулся своей мужественной рожей придурка к ней. Протянул шубу, холодно же, и только тогда спросил :
  - Медяник - это тот, что по пояс оловянный, а с другой стороны - деревянный, да ?
   Она засмеялась, наконец-то, я ее все же расшевелил своим неиссякаемым по...уизмом и безбашенным оптимизмом.
  - Не знаю, мы больше над Стасом Михайловым угорали, там вообще п...дец ! - видимо, вспомнив что-то, она захохотала, шуба сползла на пол...Ааааа, ништяк ! Классная девчонка.
  - Ааа, - протянул я, немного раздасованный упоминанием такого когда-то великого имени всуе. - Это " Любовь и голуби", там еще Гурченко такая резкая, типа, как щас Рената.
  - Ну да, - кивнула она, - именно так, любовь моя.
   Любовь. Хорошая штука. Даже будучи псевдонимом Катерины Масловой или Сонечки Мармеладовой, какая разница, да хоть Успенская на кабриолете " Руссо-Балт" с Сухоруковым за пулеметом " Максим" в багажнике по степям Украины под флагом генерала Шкуро. Щадя ее неразвитый разум, я решил действовать постепенно, для начала назвавшись Харитоном Устиновичем Йорком. Каково было же мое удивление, когда она, ничтоже сумняшеся, сразу просекла плагиат из Юза и представилась :" А я тогда просто ребро, по всем понятиям так, книга " Бытия" не соврет". Недурно. Совсем недурно. А вспомнив мудака в роли Адама, я вообще в восторге сплыл к ней на пол, на бамбуковый коврик из " Лады-Калина", не в силах сказать ни слова от приступа дикого смеха. И вот тут она по женскому коварству обломала меня :
  - А чё на тебя Юлька огорчилась ?
   Я сник. Юля Тимошенко. Любовь моя. Как дон Сильвио говорил : " Руби - это Руби", я-то думал, он о еврейском мокроделе, замочившем Ли Харви Освальда у мусоров на глазах, но там было по тяжелой, тонны снега не прошли бесследно, это только у нас в России снег тает с приходом весны, а у итальяшек совсем иные приходы, неземные, и небо в алмазах, и световые столбы, и буйные ночи Калабрии и даже Касабланка без Френка Синатры, но с Френком Костелло с ручным пулеметом наперевес и с Френком Сталонне верхом на гнилом мопеде навстречу Терезе Рассел, пьяной, голой, веселой мамаше Бейкер.
  - Да не та Юля, дурак ! - сделала большие глаза Тима Бертона она. - Наша.
  - А, понял, так и говори, что наша, хотя, и та не чужая, родная. Вы мне все свои, понимаешь ? " Свой своему поневоле брат", помнишь народную фашистскую поговорку, эхо войны, там, фаустпатроны и эмпэшки.
   Она понимала. По глазам просек.
  - А тут непонятка полная, ревность по-ходу. Меня же все любят, никак поделить не могут, я ж один такой стебанутый. От меня только кошки вахуе, а люди - не очень. Слушай, давай японские порнокомиксы смотреть под три альбома " Arch Enemy" ?