Материал использован как интервью газете Красная з

Дата 17 июня отмечается  в федеративной Германии как государственный праздник – «День немецкого единства». На этот день пришелся пик массовых антиправительственных выступлений в ГДР в 1953 году.  В связи с пятидесятилетием этих событий в нынешнем году по линии государственных органов и массовых организаций в ФРГ развернута широчайшая по своим масштабам кампания, в ходе которой предусмотрено проведение около 500 крупных мероприятий. В частности, пройдет  специальное заседание бундестага, будут организованы более 60 крупных выставок, предусмотрены театральные постановки, радио- и  телевизионные спектакли и передачи, в том числе  три полнометражных фильма по первой и второй программам германского телевидения. К юбилейной дате выпускается специальная почтовая марка и особая монета, изданы несколько  десятков монографий и сборников статей и документов, ежедневно публикуются новые статьи. Помимо этого проводятся бесчисленные собеседования и семинары в школах, библиотеках, в самых различных кружках и обществах с приглашением участников событий 1953 года и политиков разного уровня.
Основной идеей, которая объединяет все эти  мероприятия и публикации, является критика политики Социалистической единой партии Германии и ее руководства, которая привела в 1953 году к  политическому и экономическому кризису в ГДР. Наряду с этим приводятся данные о серьезных разногласиях между руководством ГДР и советским руководством в отношении провозглашенного В.Ульбрихтом в 1952 году курса на ускоренное построение социализма. 
События в ГДР в июне 1953 года явились одним из кульминационных пунктов в холодной войне между Западом и Востоком, когда в полной мере проявилось противоборство идеологических центров обеих сторон. В немецких публикациях это обстоятельство трактуется явно односторонне. В частности, налицо стремление преуменьшить влияние западной пропаганды на развитие этих событий. Особенно это касается подстрекательских передач американской радиостанции в Западном Берлине РИАС, которая, благодаря умелой компановке коротких сообщений политического характера  и популярных музыкальных произведений, имела огромную слушательскую аудиторию в Восточной Германии. Даже прозвучавшее 16 июня в передаче этой радиостанции обращение западноберлинского профсоюзного лидера Шарновского с призывом к восточным немцам выйти 17 июня на площади своих городов с протестом против политики СЕПГ трактуется не как призыв к всеобщей забастовке или даже к восстанию, а чуть ли не как приглашение к мирной прогулке.
Характерно и то, что немецкие авторы подчеркивают непричастность западных спецслужб к рассматриваемым событиям. Им якобы не удалось обнаружить никаких материалов на этот счет в архивах германской разведки БНД. Уместно заметить, что такого рода материалы сохранились в наших архивах.
В антиправительственных выступлениях в различных городах ГДР с 16 по 21 июня приняли участие около полутора миллионов восточных немцев. Их действия отнюдь не ограничивались уличными митингами и демонстрациями. Были подвергнуты штурму и разгромлены 160 зданий государственных и партийных учреждений, разогнана охрана 12 тюрем, а заключенные выпущены на свободу, подвергались самосуду партийные и комсомольские активисты.
Сил народной полиции ГДР для восстановления порядка оказалось явно недостаточно, и с 13.00 17 июня в советском секторе Берлина в соответствии с решением командования ГСВГ вводится военное положение. Сюда перебрасываются две механизированные и одна танковая дивизии. Советские войска берут под охрану все основные правительственные и общественные здания. Военное положение было объявлено еще в шести городах ГДР, куда также были введены советские танковые части.
Действия советских войск отличались крайней сдержанностью. Оружие применялось лишь в случаях крайней необходимости. Поэтому   немецкие авторы, которые пытаются изобразить картину «кровавой бойни, учиненной советским танками», оказываются в трудном положении, поскольку не могут опереться на конкретные факты. По данным командования ГСВГ на 20 июня, за время антиправительственных выступлений в ГДР были убиты из числа участников беспорядков 33 и ранены 132 человека. По приговору военно-полевого суда расстреляны 6 активных провокаторов. Погибли 17 сторонников СЕПГ и 166 ранены.
Уместно напомнить, что мы имеем дело с цифрами совсем иного порядка, когда речь идет о немецкой оккупации советской территории. Только в Белоруссии, шестидесятилетие освобождения которой мы будем отмечать осенью будущего года, за время немецкой оккупации были уничтожены 2,5 миллиона человек, истреблена четверть населения этой страны. Если забывать об этом, то трудно дать справедливую оценку действиям советских властей в послевоенной Германии.
В связи с событиями 17 июня 1953 года в ГДР, как на Западе, так и на Востоке возникли различные мифы. Например, о мистической роли Лаврентия Берии или о том, что массовые волнения были спровоцированы Вальтером Ульбрихтом, чтобы избежать грозившего ему смещения из-за недовольства его политикой со стороны московского   руководства. Да и официальные версии происшедшего определялись идеологическими императивами того времени и несостоятельны с научной точки зрения. Так, для советских людей это был «день икс», когда западные спецслужбы спровоцировали пробу сил между империализмом и социализмом. Для немцев, прежде всего для западных немцев, это было манифестацией воли германского народа к восстановлению своего единства.
Конечно, нельзя отрицать, что в те дни присутствовало и стремление восточных немцев к объединению со своими западными собратьями, да и западные спецслужбы не бездействовали. Но все это лишь второстепенные факторы. Главной причиной массовых беспорядков в ГДР стал катастрофический провал экономической политики Социалистической Единой Партии Германии.
В сегодняшней России большинство людей моложе шестидесяти лет не имеют никакого представления о том, что произошло в ГДР в 1953 году. И это, по моему мнению, совсем не плохо. Учитывая нынешнее развитие германо-российских отношений, нецелесообразно фиксироваться на датах, которые могут отяготить эти отношения. Тем более, что в ФРГ отмечается отчетливая тенденция проецировать  прежние грехи Советского Союза, да и царской России на нынешнюю Российскую Федерацию. Конечно, это порождает и ответную реакцию,  вызывая  у россиян тяжелые воспоминания о тех невзгодах, которые принесли им немцы в годы войны.
В некоторых  публикациях немецких авторов содержится сопоставление действий  советских войск в ГДР в связи с волнениями 1953 года и в связи с социальным взрывом в 1989 году. Возможно, что подобное сопоставление является правомерным. Однако здесь необходимо  избегать упрощенных сравнений и параллелей. Особенно это касается решений высшего советского руководства и действий Группы советских войск в Германии.
Прежде всего, здесь следует учитывать коренные изменения в морально-психологическом настрое советских войск, происшедшие за тридцать с лишним  лет. Рядовой состав ГСВГ в 1953 году – это, в своем большинстве, ребята, которые в  10-12 лет  пережили ужасы фашистской оккупации Белоруссии и Украины. Офицерский состав был укомплектован преимущественно за счет бывших  фронтовиков, которые тем временем  успели закончить военные академии и училища.
 Психология этого опаленного войной поколения сформировалась  под воздействием призывов «Папа, убей немца!», «Раздавим фашистскую гадину!», широко известно  было также изречение Черчилля: «Хороший немец – мертвый немец». Естественно, что в пятидесятые годы  в отношениях к немцам  преобладали недоверие и настороженность как к «недобитым фашистам».  Отсюда понятно, что советские военнослужащие в ГДР, не имевшие объективной информации о причинах и о характере народных волнений, не испытывали сомнений относительно  необходимости подавить эти волнения и восстановить в стране порядок.   
Именно поэтому  надпись, высеченная на памятном камне в Берлине-Целендорфе:  «Русским офицерам и солдатам, которые должны были умереть, потому что отказались стрелять в борцов за свободу 17 июня» являет собой лишь воплощение антисоветской акции времен холодной войны. Кстати сказать, эту легенду о расстрелянных военнослужащих ГСВГ опровергают  немецкие  историки  И.-С.Ковальчук и М.Уль, а журнал «Шпигель» констатирует, что 73 стрелковый полк, в котором якобы служили эти военнослужащие, был расформирован еще в 1946 году.
Я служил в Советской зоне оккупации Германии  и в ГДР до конца 1950 года, а затем вернулся туда на службу  в 1955 году. Естественно, что  события 1953 года оставались в то время злободневной темой, и я имел много бесед с их очевидцами и участниками в самых разных уголках ГДР. Вывод, который я вынес из этих бесед, состоял в том, что выдвижение танков на центральные площади ряда городов было  убедительной демонстрацией силы и имело максимальный психологический эффект, который делал излишним применение оружия.  Видимо, совершенно необходимо четко  разграничивать поведение советских войск и действия народной полиции ГДР. Последние были весьма жесткими.
Уместно  отметить, что действия частей ГСВГ в 1953 году полностью соответствовали международно-правовым требованиям, они были адекватны обстановке и отмечались слаженностью и стремительностью. Трудно себе представить, чтобы в 1989 году войска ЗГВ смогли бы успешно выполнить подобного рода задачи.
Хотелось бы сказать здесь несколько слов об  И.А. Фадейкине, деятельность  которого на посту Уполномоченного МВД СССР в ГДР, без сомнения, сыграла положительную роль в разрешении кризиса 1953 года в этой стране. Мне довелось в конце шестидесятых годов, когда он был уже генерал-лейтенантом, несколько лет служить под его прямым и непосредственным руководством. Иван Анисимович гармонично сочетал в себе образование и талант журналиста и солидный военный опыт – в конце войны он командовал стрелковой дивизией, а после войны закончил Военную академию имени Фрунзе. Его отличали большая  ответственность и смелость в принятии решений, широта кругозора и умение оценить обстановку и спрогнозировать ее развитие. Это был исключительно честный и порядочный человек.
Обращаясь к событиям осени 1989 года в ГДР и к причинам, объясняющим  невмешательство в них Западной группы войск,  нужно сразу же сказать, что здесь уже утвердились устойчивые шаблоны. В силу этих шаблонов безмерно преувеличивается субъективный фактор, а также игнорируется существовавшая в то время реальная опасность возникновения широкомасштабных боевых действий.
Историографы Горбачева все сводят к тому, что советский руководитель дал указание главкому ЗГВ, чтобы войска «сидели тихо в казармах» и контролировал выполнение этого указания через посла Кочемасова. Однако подобный взгляд на вещи фокусирует внимание лишь на одном – хотя и принципиально важном – субъективном факторе. Конечно, решение Горбачева, поддержанное другими советскими руководителями, в тех условиях было единственно правильным решением. (Нельзя попутно не  отметить, что упоминания  некоторых авторов, в частности, Шеварднадзе  и Дашичева о том, что анонимные представители советского государственного и военного руководства предлагали ввести в действие части ЗГВ, не находят сколько-нибудь серьезного подтверждения). 
Но ведь помимо субъективного фактора существовал целый ряд немаловажных  объективных причин, делавших невозможным принятие иного решения, или, по крайней мере, существенно затруднявших его принятие.
В конце 80-х годов ГСВГ переживала не лучшие свои времена. Проблемы, обострившиеся внутри нашей страны, отрицательно сказались и на состоянии советских войск в Германии. Значительные трудности возникли, прежде всего, с комплектованием частей личным составом.  Следствием оказались  снижение уровня боевой подготовки, ухудшение дисциплины, увеличение числа дисциплинарных проступков и преступлений со стороны военнослужащих. И хотя ГСВГ-ЗГВ оставалась наиболее мощным объединением советских вооруженных сил, уровень ее боеготовности по сравнению с предыдущими годами снизился. А это  в условиях непосредственного противостояния войскам блока НАТО было весьма опасным симптомом.
Несмотря на сохранявшиеся ограничения, более свободным стало общение военного и гражданского персонала ЗГВ с немецким населением, увеличилась его интенсивность. Отношение к жителям ГДР, по сравнению с 1953 годом, коренным образом изменилось. Это были, в отличие от западников, «свои» немцы, братья по оружию и друзья по строительству социализма. Нельзя не отметить, что в период массовых волнений в ГДР значительная часть офицеров и прапорщиков ЗГВ, а также вольнонаемных служащих получала информацию о происходившем не только от своих политработников, но и от знакомых немцев. Немало из советских военнослужащих в достаточной мере понимали немецкую речь, чтобы уловить  смысл передач западного телевидения.
В конце  1989 и в начале 1990 года в связи с пожеланиями ряда комиссий из ЦК КПСС и из Верховного совета, посещавших ГДР, были проведены два довольно репрезентативных опроса   среди офицеров и прапорщиков Западной группы войск самых различных категорий.    Опросы  показали, что большинство   занимало нейтральную позицию по отношению к противоборствующим сторонам в ГДР. При этом отмечалось непонимание целей гражданских движений (грубо говоря, “бесятся с жиру”); присутствовала  тревога, что эскалация уличных выступлений может создать опасную обстановку для членов наших семей, особенно для проживающих вне военных городков. Главное же: через все   беседы   красной   нитью   проходила   мысль  о нежелательности и недопустимости  вовлечения советских   войск  во внутренние конфликты  в ГДР.  То есть настроения в войсках  вполне соответствовали категорическим указаниям военного командования из Москвы.
И дело здесь не только в политическом решении. Принципиально важно, что  войска ЗГВ не были готовы к выполнению полицейских функций. Ее части и соединения и по своему вооружению, и по боевой подготовке предназначались исключительно для боевых действий против внешнего противника. В морально-психологическом плане личный состав ЗГВ не был готов применять оружие  против гражданского населения. Имелись и другие моменты, которые диктовали необходимость строгого нейтралитета войск ЗГ.
Вместе с тем уместно отметить, что утвердившийся в общественном сознании тезис о «бархатной революции» в ГДР, заслоняет собой понимание того, что обстановка в республике временами приближалась к самой опасной грани, когда в частях ЗГВ раздавался сигнал боевой тревоги. Такая опасность была достаточно реальной, например, 9-10 ноября 1989 года (открытие границы в Берлине) и 15 января 1990 года (штурм МГБ/ВНБ), когда уже в силу самих масштабов происходившего дальнейшее развитие могло стать неконтролируемым.
Наряду с этим постоянно существовала опасность перерастания локальных инцидентов в более широкие конфликты. Национальный подъем в Восточной Германии имел своей негативной стороной усиление немецкого национализма, обострение неприязни к иностранцам.  Как следствие участились случаи нападений на советских военнослужащих и членов их семей, стали отмечаться разного рода демонстративные  действия против советских военных объектов.  К этому следует добавить провоцирующие акции западных спецслужб, например, проверку ими надежности караульной службы на нескольких объектах ЗГВ в конце 1989 года, а также подготовку крупных провокаций некоторыми лидерами гражданских движений. (В частности, можно назвать инициативу в отношении  проведения массовой демонстрации против нарушения экологии на танкодроме Форст Цинна, который использовался в качестве крупнейшего полигона еще с кайзеровских времен).
 Сохранение спокойной обстановки вокруг ЗГВ имело большое значение и потому, что  в самих войсках морально-психологический настрой  был далеко не простым.  Вывод советских частей и соединений с территории Восточной Германии не только был связан для многих военнослужащих с ухудшением условий жизни, но и сопровождался увольнениями со службы  офицерского состава и прапорщиков   Поэтому среди них царила  тревога за свое будущее и за будущее своих семей.
Авторитет высшего советского руководства временами был ниже нулевой отметки. Особенно болезненно было воспринято осуждение на съезде народных депутатов СССР в декабре 1989 года действий командующего войсками Закавказского военного округа генерала Родионова. Непонимание и осуждение вызывало поведение Горбачева и Шеварднадзе, отрицавших свою причастность к принятию решения о применении войск в Тбилиси в апреле 1989 года. Это привело к деморализации офицерского состава ЗГВ.
В заключение можно констатировать, что ЗГВ в 1989 и 1990 году соблюдала строжайший нейтралитет. Благодаря усилиям и взаимодействию командования ЗГВ и немецких властей удалось предотвратить сколько-нибудь значительные инциденты с участием советских военнослужащих.


19.04.2009