На книжных полях - русский модерн

Несколько кратчайших заметок о текстах конца 19 и первой половины 20 века, или книг, посвященных тому времени. Эпоха была яркая, но трагическая. Иногда, по дурному трагическая. Тем не менее, она продолжает привлекать внимание, вызывая и сострадание, и восторг.

99 имен Серебряного века
Юрий Безелянский

Долго не мог открыть по-настоящему этот сборник. Любопытно, что у журналиста понравились очерки о тех, кого знал мало, и не понравились те, кого (о ком) много читал. Закономерно.

А.Блок
Возмездие. Поэмы.

Все-таки «серебро» - это не «золото». Даже у  гения Серебряного века наблюдается ослабление поэтических возможностей. На примере поэм Блока видно, что давались они ему не легко. В «Возмездии прямо-таки видны эти напряженные усилия по решению авторских задач, кои с легкостью разрешались в их поэмах Пушкиным, Лермонтовым и даже Некрасовым. Блоку же укрощению языковой стихии дается с гораздо большим напряжением.
И все-таки великий Поэт-пророк еще многое мог:
Двадцатый век... Ещё бездомней,
Ещё страшнее жизни мгла
(Ещё чернее и огромней
Тень Люциферова крыла)...
И отвращение от жизни,
И к ней безумная любовь,
И страсть и ненависть к
отчизне...
 И чёрная земная кровь
Сулит нам, раздувая вены,
 Все разрушая рубежи,
Неслыханные перемены,
Невиданные мятежи...

После них Поэтам-Агхи-Магам, пророкам-волшебникам национальной судьбы   -  места уже не было. Палаческое государство ликвидировало русских гениев теми или иными методами и настало время «евтушенок», после которых может быть только какой-нибудь «игорь крутой»


Развязка
Павел Муратов

В рассказе речь о временах «великой» французской революции. Любовь до гроба, точнее до гильотины, Изящная и трогательная новелла культурного русского человека, открывшего многим соотечественникам прекрасную Италию, воевавшего за Россию и достойно выдержавшего испытание эмиграцией.

Черный монах, Дама с собачкой и др.
А.П.Чехов

Снова перечитал Чехова и, по-прежнему, не знаю, как к нему относиться.

Дама в узах. Легенда белой ночи
Федор Сологуб

Немного садо-мазохизма, любителем которого Сологуб вроде и сам был. Приправлено мистикой. Раз год душа умершего мужа-садиста вселяется в кого-нибудь и он мучает свою благоверную, ожидающую сеанса в золотых кандалах…
Странно, что он считался хорошим писателем и поэтом. Ну. можно еще читать, но так, чтобы в «первый ряд. Другая эпоха – другие нравы, другой умственный строй. Не понять нам тех людей даже близко не понять.

Л.С.Мережковский

Святой сатир (Флорентийская легенда)
Прекрасные нимфы превратились в страшных ведьм. Или христианство их превратило. Мережковский любит античность и старается относиться к язычникам объективно, но христианская закваска в нем слишком сильна. Всё у него  «эстетически скисает».

Лермонтов

Кое-что из этого очерка весьма ценно для понимания личности и творчества М.Лермонтова.
Но лучше все же «Мелодия становится цветком» (Г.Иванов)

Паскаль

Неплохое описание эпохи Пор-Рояля и интеллектуально-религиозного движения с ним связанного. Да, Паскаль – это Бездна, «водоворот без дна», как выразился один «проклятый поэт».

Царство Антрихриста
Памфлет против большевиков. Яркий. А на фига надо было «раскачивать лодку» или просто «маяться дурью»?!

Вечные спутники
Это - одна из лучших книг Мережковского, возможно, и лучшая.
Первые очерки просто великолепны. Мережковский так ярко описывает Акрополь,  и эпоху Марка Аврелия,  и Плиния Младшего, что просто восхищаешься.  (Правда, сравнив очерк об Аврелии с Э.Ренаном, видишь подражательность и простое переписывание целыми страницами). Все же, ДСМ был неординарен, и при его эрудиции и уме он мог бы стать первоклассным писателем, но не стал. Помешался на всяких «тайнах трех» и это портит и его стиль, и уводит его ум и эрудицию не в ту сторону. Но Античность, Рим привлекают его необычайно. Больше всего понравился мне глава о Плинии Младшем. Сразу захотелось открыть его знаменитые «Письма». ДСМ хвалит Плиния, сочувствует ему и старается оправдать его за допросы христиан. Но стоит ли оправдывать. Римляне хотели «защитить свою цивилизацию», в которой поселилась религиозная гангрена. Но описанный в «письмах» образ жизни римского аристократа – это ли не воплощение земного счастья!?
Очерк о Гете не слишком удался автору.   Монтень (или «Монтань», как пишет Мережковский) не особенно привлекает, но все же показано, как скептицизм может быть противоядием против религиозного фанатизма того страшного века, всех этих религиозных войн и жесточайшей резни Варфоломеевской ночи.
Генрик Ибсен – «вечный ли он спутник или просто поветрие 19 столетия. Что тогда с ним так носились? Мережковский приводит из драматурга слишком много цитат и подробных пересказов. Содержание некогда шокировавших современников ибсеновских пьес может вызвать усмешку или даже хохот. Какой-то провинциальный байронизм-демонизм, предчувствие ницшеанства до Ницше. Конечно, норвежец неплохо высмеял тупоумие своих земляков и сделал драматические сатиры на лицемерие века, но считать его «вечным спутником» - увольте.
То же и с нашим поэтом Майковым. Кто его помнит сейчас и полагает «спутником».
Все же Мережковский, будучи провозвестником нового века, слишком сильно еще застрял в старом 19 столетии. Иногда это неплохо. Его очерки о великих русских романистах: Тургеневе, Достоевском. Гончарове – хороши. Почему их не проходят в школе?  (Впрочем, нынешние школьники скоро не будут знать и кто такой Тургенев)

Тайна трёх. Египет и Вавилон

Три есть Одно. Но, в общем, скучно. Все какие-то «тройки»: автора с Гиппиус и Философовым что ли?

Тайна Запада: Атлантида - Европа
 
  Начинает автор очень интересно: предчувствие второй великой войны, гипотеза о первом погибшем человечестве, отсылки к катастрофе России, сравнение гибели Атлантиды и Европы, обращение к Платону и другими древним авторам, систематизация археологических сведений и т.д. Но потом пошли все эти заезженные библейские басни, спрыснутые бредом всяких извращенцев, типа соловьева или вейнингера (да и сама чета Мережковских из этого разряда – что они могли понимать в «тайне Пола», кроме гнета испорченной природы собственных тел?!). Поэтому вывод о том, что «Рим погиб, но мир спасся» и сравнения с человеческими жертвами мезоамериканцев – все это не кажется убедительным. Можно было спасти свою веру и свои Тайны без принятия чужой идеологии и человеческих жертв. (Кроме того, чем лучше костры инквизиции вырыванию сердец на вершинах пирамид?). В Азии, например, свою религию многие народы сохранили.
Неправильной дорогой шли, вы, господа – до российской Катастрофы и после. Пробредили страну.
Если Хераклита именовали Темным, то Мережковского можно здесь назвать «мутным». Но первые десятки страниц «Атлантиды – Европы», повторяю,  очень неплохи.

Утоли мои печали, Любовь
Алексей Н. («Алешка») Толстой

Его рассказы-повести показались мне какими-то анекдотами. Ну, да, слог бойкий, но насколько же он не на уровне Серебряного века. И жизнь, и писания этого «красного графа» кажутся сегодня пошлыми. Как что-то могло раньше нравиться? Или я тенденциозен – и останься АНТ в эмиграции,  отношение было бы иным, а так пересиливает чувство человеческого отвращения. Возможно. Но литератор он явно второго ряда, только в Совке был скоропалительно записан в «классики»


А.Н. Толстой (ЖЗЛ)
А.Варламов

Есть любопытные моменты, но в целом фигура «красного графа» представляется отталкивающей, да и малоинтересной. Мало ли было приспособленцев, даже и с литературными способностями.

«Пришвин», ЖЗЛ.
А.Н. Варламов

Почитал варламовскую биографию Пришвина. Изрядное раздражение от очень длинной и, во-многом, нелепой жизни. Неожиданные параллели с собственными проблемами. Пробилось и детское воспоминание – так же хотелось убежать «в леса», где было лучше общаться со сказочными зверями, нежели с «людьми». Но Пришвин не кажется мне хорошим писателем, даже детским. Ребенку так и не захотелось дочитать «Кладовую солнца», как и мне.
Действительно, литератор второго ряда. Первый был блестящ и гениален, хотя и дурил много. А вот второй эшелон высокой культурой еще пропитаться не успел. Может быть, отсюда и поиск компромиссов с жестокими варварами, да и обыкновенные бытовые странности.

Мысленный волк. (Роман)
Алексей Николаевич Варламов

Ну, не очень. Перед этим прочел варламовскую биографтю Пришвина. Здесь беллетризация, только Пришвина зовут «Легкобытов». Автор какой-то интеллигент, неопределенная какая-то «кваша» расплывается. Ну, кое-что описал, но показывает антагонизмы Серебряного века как-то приземлено. Филолог, а не философ, описывает, а не осмысливает.
«Умственный волк» - это из какой-то молитвы, и во всем виноват «Нитщ», окончательно сбивший с панталыку народ Святой Руси.
Нравы были диковатые, увлечение сектантами чего стоит (хотя, конечно, месть за раскол). Ну, и в быту тоже (сделать свого пасынка «гончей»). Понятно, что интеллигенция так и не сумела защитить свою страну, да и «народ» тоже. Зла на них не хватает


Мы с тобой. Дневник любви.
М.М.Пришвин, В.Д.Пришвина

Вот это интересная. Молил «приди» и любовь пришла. Хотя уже накануне старости. Жизнь Пришвина включает в себя несколько первостатейных романов, которые сами по себе интереснее его прозы (за вычетом, может быть, любопытнейшего «Дневника»). Но сами эти «романы» плоховаты

Николай Гумилёв глазами сына
Орест Высотский

Неплохая биография поэта. ЖЗЛ-ка была толстой и неудачной.

Владислав Ходасевич чающий и говорящий
Шубинский В.И.

Еще одна биография еще одного любимого поэта. Живенько и интересно, хотя не обо всем из жизни ВФХ приятно читать. Но стихи Ходасевича великолепны, а статьи и воспоминания очень интересны. Умным он был художником.



«Жар-цвет» (старый мистический роман)
Александр Амфитеатров

Лучшее определение будет – «занятный». Первая часть про приключения на о. Корфу весьма занятна, вторая – менее. Но роман 1895 года можно читать и сегодня. Научные разговоры и скепсис относительно чудес, сменяются их наглядным описанием. Цельного повествования у Амфитеатрова не получается/. Скорее это цепь новелл, связанная этим спором о сверхъестественном.  Ну,  и эпоха – для «господствующего класса» – такая еще уютная!
 
Эмигранты. Поэзия русского Зарубежья

Подборка стихов эмигрантского периода Г.Адамовича, К.Бальмонта, И.Бунина, З.Гиппиус, Дона Амирадо, Г.Иванова, М.Кузьминой-Караваевой, В.Набокова, А.Несмелова, Н.Оцупа, В.Петрушевского.
Великолепные стихи!

Михаил Петрович Арцыбышев
Санин

Как-то в свое время не прочел «Санина» и читать сейчас этот роман странно и интересно. Это произведение явно выделяется из других арцыбашевских сочинений. Конечно, сравнивать автора с Достоевским и Толстым было бы смешно, но роман явно носит программный характер и отличается от беллетристики, рассчитанной в основном на развлекательные цели. Да и интерес к книге, вышедшей более ста лет назад, нуждается в объяснении.
«Санина»   у нас  прочно связывали с «реакцией», наступившей после подавления революции 1905-07 гг. Но такая уж это реакция. Ведь жизнь провинциально городка, описанного в романе, при всей ее карикатурности, кажется сегодня идиллией.
Сто до обвинений в «порнографии», то по сегодняшним меркам это и вовсе смешно. Проблема пола» неизбежно возникает в связи с ростом численности населения, увеличением доли молодежи и разрушением старых социальных скреп. Конечно, сравнение сестры Лиды с молодой кобылой выглядит несколько странно, но история с «поматросил и бросил» и прочими «порывами» более чем банальна. Реакция героя только не совсем типична для того времени. Возможно, размышления и поведения Санина кого-то шокировали в свое время, но на фоне всяческих «буревестников» и террористов он выглядит даже привлекательно.
«Никто не может быть выше жизни». Прекрасная природа, полнота бытия как бы оттеняют глупые и мелочные страстишки, глупости, хотя из-за них и стреляются.
Описание мечтаний о борьбе за народное счастье, сцены с читкой и распространением разноцветных брошюр и т.д. в книге даны остро сатирично. Сходка у соловейчика дана с изрядным сарказмом. Метания Сварожича нелепы – живи, люби. Но инстинкт смерти, мортидо революции уже уцепились за русскую жизнь и грозят обрушить ее катастрофой. Тогдашняя культура не могла сопротивляться этому в полной мере.
И все-таки Санин не прав: политика – это свобода. Пусть окружающие и глупы (что часто бывает правдой), но нельзя быть «свободным от общества». Уйдя в частную жизнь, не спасешься. «Философии жизни» самой по себе недостаточно. Примут решение за тебя, и не в твоих интересах. Какой-то десяток лет отделяет события романа от революции, гражданской войны, тифа, террора и последующих прелестей.
А сил противостоять надвигающейся катастрофе, как будто и нет. Как и сейчас.


«У последней черты»

«Санин» доведен здесь до логического конца. Сплошные самоубийства – почти все герои, так или иначе кончают с собой. Остается врач, но «он уже мертв». В общем-то этот бытовой суицид можно принять за символ охватившего Российскую империю стремлению к самоубийству.

Вячеслав Недошивин
Прогулки по Серебряному веку.

Увидел «Прогулки» в доме книги на Невском и загорелся любопытством. Неплохая идея – рассказывать о поэтах через топографию. Через историю адресов, где они жили, ведется  живой и интересный рассказ о них. Впрочем, не все пользовались моим  вниманием. С огромным интересом прочел о Блоке. Как тоскливо! Бедный Поэт, не повезло ему с «Прекрасной дамой», но кто ж виноват. Узнал, что Блок арестовывался чекой и оставил все же после себя дочь.
Другие персонажи интересовали меня несравненно меньше. Много подробностей, порой весьма неприятных. Горестное повествование вышло. Великая культура Серебряного века уже не могла сопротивляться надвигающейся катастрофе, а порой и подталкивала её. Потом, когда тот великолепный век стал агонизировать некоторые стали «городецкими», кто-то бежал, кто-то погиб. Но даже скандальные и бытовые подробности кажутся сейчас очень значительными, по ничтожности времен нынешних.
Что есть «культурная деятельность» в ту и эту эпоху. Гуляя по Петербургу, Блок сочинял гениальные стихи, а Недошивин коллекционировал адреса…

Геннадий Головков
 «В лабиринте страстей роковых»
Если перефразировать слова Розанова о Белинском, то можно сказать, что мы учились жизни (или нас заставляли, вдалбливая знания о недостойных типах!) у тех, кто жизни не знал или понимал ее уж очень извращенно.
Книга как бы выправляет перекосы советской истории литературы, в которой ее герои (авторы) представлялись некими идеальными и бесполыми существами. /На этом и спекулировали всяческие иноземные «специалисты, типа автора пошлого «Берега утопии»/. Здесь, наоборот, (через цитаты из дневников и писем, воспоминания)  описывается «подноготная». Много места занимают описания любовных перипетий, половых извращений и т.д. Белинский был нелюбимым ребенком и стал обжорой и пьяницей, у Писарева «разжижение мозга», Добролюбов, как и другие, активно пользовался услугами проституток, все почти были склонны к злословию; странными были отношения кумира революционной молодежи Чернышевского с его женой, «цыганкой» и любительницей молодых людей, в особенности, кавказцев; семейные отношения Герцена-Огарева были весьма запутанными и т.д.
Само по себе это интересно лишь в контексте бывшей советской пропаганды, как «пятна на солнце». Многих персонажей книги даже жалко – они приходили в мир не надолго и прожили довольно тяжелую жизнь. Трудно упрекать их в каких-то извращениях, если, по цитированному в книге Ницше, женщина – это вторая ошибка бога, то мужчина – это раб приапа и часто с этим ничего не поделаешь. Но все же рассматриваемые в книге скоты заходили дальше других, предлагая и порой практикуя «обобществление женщин»; ну и подруги у дегенератов часто были им под стать. Отвратительно и другое – усилия множества подлецов  и провокаторов, которые превращали «революционных демократов» в объекты для подражания, заставляли считать их «учителями жизни», в которой те сами неуклюже и позорно барахтались.
Любопытной показалась мне глава о персонажах Серебряного века, его «амурах» . Конечно, переход от психа Огарева к извращенцу Вяч.Иванову выглядит слишком уж резким – другая эпоха. Надо было бы писать отдельный том о периоде русского модернизма. Но видимо, автору чего-то не хватило. Поэтому не оставляет общее впечатление фрагментарности повествования. Но и в последней главе есть немало любопытного об Ахматовой, Судейкиных, Стравинском, Волошине и менее известных персонажах. В центре же рассказа о «серебряных» оргиях фигуры Кузмина и Вячеслава.
Когда выправляется «крен», то надо что-то затопить. Например. восторги перед былыми эпохами. Автор конечно «снижает» образы очень многих кумиров, тем избавляя от «школьного» преклонения перед ними. Но и в другую крайность бросаться не стоит: при всех своих головных и нижепоясных аномалиях, эти люди были необычайно талантливы и делали интересные вещи. Другое дело, что от удушающего 19 столетия Россия перешла в блестящий тупик своей закатной эпохи, когда великолепные, зрелые культурные плоды сопровождает запах гниения и тлена.
Но сейчас даже и этого нет. «Культура» (в шпенглеровском понимании) закончилась и тем, кто к ней тянется, остается читать всяческие мемуары и основанные на них компиляции.


Русская поэзия Китая. Антология

Русская муза дышала не только на берегах Сены, но и на Сунгари. Русские прожили в Харбине еще 28 лет. И – все. Стихи часто дилетантские, но пафосом и порывом их авторов грех не восхититься.  Россия умирала, но – жила.

Арсений Несмелов (Милославский)
Стихи и поэмы. Повести, рассказы, мемуары.
Очень русское. Очень трогательное. Некоторые стихи сразу «пробиваются» к душе. Проза, кажется простоватой, но такой родной и милой. Детско-кадетские воспоминания, несколько счастливых довоенных лет. Рассказы о Великой войне, у нас почти забытой. Омерзительная трагедия революции и гражданской войны, с незнакомых по-настоящему нам нам позиций (например, описание московского восстания юнкеров). Отступление, бегство до Владивостока, а потом и до Харбина. Пара десятилетий относительно спокойного доживания там, соприкосновение с Китаем (даже замуж за китайских крестьян выходили). Эта жизнь была обречена, но помогла кое-что продлить и сохранить. Несмелов все равно погиб (кому Победа, кому смерть), но отсрочкой воспользовался. Для русской литературы. Да и материал уникальный - сохранил его частицы для нас.
Да и закончить хочется стихотворением А.Несмелова, о том дне, когда русский Серебряный век, прекрасный русский мир, да и сама историческая Россия получили смертельную рану.

В этот день

 В этот день встревоженный сановник
 К телефону часто подходил,
 В этот день испуганно, неровно
 Телефон к сановнику звонил.
 В этот день, в его мятежном шуме,
 Было много гнева и тоски,
 В этот день маршировали к Думе
Первые восставшие полки!
 В этот день машины броневые
 Поползли по улицам пустым,
 В этот день… одни городовые
 С чердаков вступились за режим:
 В этот день страна себя ломала,
 Не взглянув на то, что впереди,
 В этот день царица прижимала
 Руки к холодеющей груди.
 В этот день в посольствах шифровали
 Первой сводки беглые кроки,
 В этот день отменно ликовали
 Явные и тайные враги.
 В этот день… Довольно. Бога ради!
 Знаем, знаем, — надломилась ось:
 В этот день в отпавшем Петрограде
 Мощного героя не нашлось.
 Этот день возник, кроваво вспенен,
 Этим днем начался русский гон, —
 В этот день садился где-то Ленин
 В свой запломбированный вагон.
 Вопрошает совесть, как священник,
 Обличает Мученика тень…
 Неужели, Боже, нет прощенья
 Нам за этот сумасшедший день!