Трэвор

1.
 Когда я был совсем еще юнцом, я имею ввиду те времена, когда я еще не переехал в Чикаго , а жил где – то в американской глубинке, в совсем маленьком городке, где все друг друга знали, Гибсон, да, городок этот назывался именно так, уж не знаю почему и откуда взялось такое название, но оно было и это факт. Так вот, в те самые времена у меня была собака, а вернее даже пес, непородистый, но от этого не менее привлекательный.
 Знаете, он вообще – то был даже очень неплохим псом, должен я вам сказать, приятная на ощупь шерсть, мокрый и всегда холодный нос, сделанный словно бы из крокодиловой кожи, хвост трубой, звонкий здоровый лай , в общем все как полагается самому лучшему мире псу.
 Эх и дружили мы с ним, эх и дружили. Помню, бывало, встану пораньше с утра в выходной день, оседлаю свой велосипед и ходу, прямо в лес, а Трэвор, так , кстати, и звали мою собаку,  как только услышит звяканье педальной цепи мигом просыпался и за мной, будя всю округу своим звонким лаем.

Или еще , знаете, как – то купил ему штуковину, фрисби называется , знаете такие, да? Это специальные пластиковые диски для собак , ты ему такой диск кидаешь , а он его тебе обратно приносит, не бог весть какое веселье , но хоть что – то , знаете ли.

 Так вот я к чему о дисках летающих заговорил, вывел я как – то своего Трэвора на поле, сплошь усеянное травой, осокой обычной , вроде бы, и давай ему это самое фрисби кидать. Я кидаю, он приносит. Снова кидаю , снова приносит, чудо , а не собака. Казалось бы, обычный дворовый пес, ничего такого, однако же таких поискать еще надо было, уж поверьте.
Ну так вот, провели мы за этим  «туда – сюда» занятием без малого три часа, у меня руки в плечах уже болеть начали, представляете, а ему хоть бы хны, казалось, еще три раза по столько готов бегать. Ох, Трэвор, Трэвор, грандиозный пес.
 Он меня потом этой фрисби по ночам будил. Вот свисает у меня рука , например, так он обязательно заметит, затем подойдет и аккуратно так, ненавязчиво лизать начнет, своим большим розовым языком. Я проснусь, уставлюсь на него сонными глазами, а он, заметив это, вдруг уходит куда – то в темноту комнаты на секундочку , а возвращается уже с пластиковым диском в зубах.
Таков был Трэвор.
 Знаете, его ведь все любили, не только я. У меня была небольшая семья, так уж вышло, что отец ушел от нас с матерью, когда я был еще младенцем и мало что понимал. На плечи моей матери, будет ей земля пухом , упал тяжелый груз ответственности , ведь нелегко, скажу я вам, воспитывать ребенка, особенно мальчика, да и вообще, содержать семью , будучи совсем одной – занятие не из легких.
 Так вот к чему я, моя мать любила этого озорного пса не меньше моего. Да , его все любили.
 У него , кстати, была одна особенность, нет, не так, скажу иначе.
 Мы с Трэвором часто ходили гулять в лес, что примерно в километре от дома. Это, как мне кажется, было любимым местом моего пса. Он, знаете, постоянно поднимал с земли сосновые шишки и с хрустом разгрызал их, уж не знаю зачем он это делал, может зубы точил, может еще что, не удивлюсь даже если он языком доставал семечки из этих самых шишек и съедал их, в общем выглядело это все очень забавно.
 Порой я был чем – то занят, либо же мне попросту лень было отправляться с Трэвором в лес, тогда он с важным видом отправлялся туда один.
 Вот уж не знаю, чем он там занимался, наверное тем же самым, но он часто возвращался домой поздно ночью, когда мы с мамой уже спали глубоким сном. Понимая, что в дом его пустить некому, он отправлялся в соседний, к мистеру Фишеру.
 Одинокий такой мужчина средних лет, он , знаете ли, часто страдал бессонницей и Трэвор прекрасно знал об этом.
«О , чертов пес, Трэвор, с собственной персоной, ну что ж , заходи, раз пришел» - говорил ему мистер Фишер когда скулеж под дверью становился достаточно громким , чтобы он мог услышать его. И Трэвор заходил, получал свою порцию похлебки, которой питался Фишер и засыпал возле камина под очередной рассказ человека, который его приютил.
 Да, я думаю, что как бы Фишер не ворчал, ему все равно нравились такие ночи, ночи проведенные не в одиночестве.
   Наутро, Трэвор, само собой возвращался в свой дом, получал свою порцию ругани от мамы и как ни в чем не бывало продолжал куролесить.

2.
Странности с этим псом начались , когда мне исполнилось шестнадцать. Мы с матерью стали замечать, что старина Трэвор совсем не меняется, понимаете, не стареет. Если учитывать тот факт, что когда мне было шестнадцать, пес уже уже был довольно старым, ему было целых тринадцать лет, представляете тринадцать лет, а он все так же резво бегал, куролесил и все в том же духе. Тринадцать лет для собаки – это довольно солидный возраст, если бы у псов было свое государство, то Трэвор бы уже вполне мог получать пенсию.
 У него из глаз ни на секунду не исчезал тот озорной огонек, присущий лишь молодым собакам , шерсть на морде у него не седела, ну вы знаете как это бывает.
Сначала ни я , ни мать не придавали этому особого значения , списывая все на жизнерадостность Трэвора и хорошие условия жизни, пока это не начало выходить за все грани возможного.
 Моя мать умерла когда мне исполнилось двадцать пять, у нее всю жизнь было больное сердце и именно это свело ее в могилу. Собаке, на тот момент было уже двадцать два года , черт возьми, вы можете себе такое представить, чтобы пес дожил до двадцати двух лет и даже не думал умирать, он вообще никак не менялся.

 Знаете, я ведь не получал никакого «образования в колледже». Я просто прожил всю свою жизнь в доме матери, который перешел в мою собственность после ее смерти. Занимался я тем, что выращивал пшеницу и затем продавал ее фирме «Half and quarter», которая базировалась в городе, неподалеку от моего.
 Я уже стал взрослым и весьма солидным мужчиной , но так и не заимел жены, детей и всего, что обычно есть у солидного мужчины, я просто не видел никакой привлекательности в женитьбе, воспитании детей, меня устраивала моя жизнь.
 И знаете какое было любимое занятие у взрослого мужчины, начавшего даже отращивать небольшой пивной живот, знаете какое, да вот ни за что не угадаете. Я ходил в лес, неподалеку от своего дома , чтобы поглядеть как Трэвор разгрызает очередную сосновую шишу и достает языком семена.
 Этот сукин сын жил и горя не знал, представляете себе?
 А я , ну а что я , сначала я диву давался, как это и почему мой тогда уже тридцатилетний пес совсем не стареет?
 Еще и соседи начали это замечать , ну а как тут не заметить. Но престарелый мистер Фишер так и не перестал впускать моего Трэвора к себе в дом, когда он снова возвращался слишком поздно, чтобы ночевать в своем доме.
 Пару раз ко мне даже приезжали какие – то журналисты с местных телеканалов и снимали сюжеты про моего «Вечномолодого», как они его окрестили, пса.
 Я позволял им делать это, ну а что тут такого.
 Мне все еще нравилось жить бок о бок с Трэвором и каждый день гулять с ним на поле, сплошь усеянном осокой.
 Очень необычный образ жизни для взрослого мужчины, не правда ли?
Но меня все устраивает. Трэвор и я жили душа в душу , бок о бок, как говорится. Я не досаждал ему, а он не досаждал мне.



3.
Я уже стар, мне восемьдесят семь лет и я всю свою жизнь прожил в доме моей матери вместе со своей собакой. Я имел неплохой заработок, а также неплохой склад ума, который подсказывал мне, что нужно откладывать деньги на старость, так что я и сейчас не бедствую. Только вот когда я смотрю в глаза Трэвора, знаете, я вижу в них непонимание, настоящее, искреннее непонимание.
Мне кажется , что он удивлен тем, что я уже не хожу с ним на поле, тем, что я перестал смеяться когда он с хрустом разгрызает шишки в лесу. Ох, Трэвор, я чувствую себя виноватым перед ним.
 Я прожил прекрасную, как я считаю, жизнь. Ну, может не совсем правильную, но все же.
 Что нужно для счастья? У меня была крыша над головой , у меня был настоящий друг, я считаю, что этого вполне достаточно. Меня волнует лишь один вопрос, что же будет с моим другом после моей смерти? Наверное уляжется спать на крыльце пустующего дома, где когда – то жил Мистер Фишер.