Натянутые струны

БОРИС БЫЗАЛОВ

 НАТЯНУТЫЕ СТРУНЫ

Москва
2015г.

    Михаил Иванович Калинин,бывший петербургский токарь, а потом "всесоюзный староста" и большой любитель юных балерин, говорил, что лучшим отдыхом является смена занятий. Последовал его совету и тут же попалось  на глаза стихотворение. Так себе стишок, ничего особенного.  Ни шило, ни мыло. Восемь строчек ни о чем. И, вдруг, нахлынуло из прошлого: Джек Алтаузен «Баллада о четырех братьях»  Вот где сочный текст, легкая рифма и образные сравнения!  «Как жемчуга на чистом блюдце блестели зубы у него»  или: « Но под Варшавою в бою у шашки выгнулись края". Жалко автора – погиб в сорок втором, также как и многие другие безвестные таланты, защищавшие свою Родину в той кровавой Великой Отечественной  войне.

  И предстал  вопрос: а что такое, собственно, поэзия? Что это за штуковина, такая? Почему одни стихи, блестяще сочиненные по всем правилам стихосложения и в рифму, и в слог, и по содержанию, не царапают душу, а другие, вроде бы, бессмысленные по содержанию и неуклюжие по слогу, заставляют увлажниться глаза? Ведь «С днем рожденья поздравляем, и здоровья Вам желаем!» тоже стихи. И « Я помню чудное мгновенье…» тоже!

  В пятидесятые годы по рукам ходило, неизвестно  кем сочиненное, четверостишие ( говорили, что Александром Межировым):

Зимой, при сорокаградусном морозе
С крыши каплет талая вода. 
Расскажи об этом людям в прозе- 
Люди не поверят никогда!

  И, действительно, у Пастернака:

Февраль. Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд.   
Пока грохочущая слякоть 
Весною черною горит.
 
 На первый взгляд – полная бессмыслица!  Почему надо плакать? Более того, писать навзрыд? Как это слякоть может быть грохочущей?  И почему весна  должна быть черной, а слякоть гореть ею? Бред, какой-то!  Но прочитаешь, и тебя всего охватывает ощущение оттепели в феврале! Ты сидишь в сумерках в полузатемненной шторами квартире. За окнами то ли метель, то ли дождь. Что- то стучит по подоконнику. Может быть, это  мокрая и голодная ворона. А тебе уютно и как-то тревожно.

 Как это удалось сделать ему в четырех, на первый взгляд бессмысленных строках?

 Или у того же, у Пастернака о внезапно нахлынувшей любви:
 
Я вздрагивал. Я загорался и гас.   
Я трясся. Я сделал сейчас предложенье,-   
Но поздно, я сдрейфил, и вот мне – отказ.
Как  жаль  ее слез! Я святого блаженней!                ……………………………………………………

В тот день всю тебя, от гребенок до ног,
Как трагик в провинции драму Шекспирову, 
Носил я с собою и знал назубок, 
Шатался по городу и репетировал.

  При, чем тут сцена, Шекспир, провинция?  А ведь он и не о Шекспире, вовсе, а о наваждении, которое всегда сопутствует влюбленности.  И Пастернак в четырех строках передал нам  это ощущение своего героя.

  Настоящие стихи сродни классической музыке. Не все знатоки стихов ее воспринимают, так же как не все любители классической музыки воспринимают музыку стиха. Иногда это совпадает. Понятны всем стихи Михаила Юрьевича Лермонтова:
Выхожу один я на дорогу.    
Предо мной кремнистый путь лежит.
Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу, 
И звезда с звездою говорит.

Ночь. Пустота. Звенящая тишина. Перед тобой все мироздание! Самое время подумать о жизни и смерти.
 
Как и  у Блока:

Ночь. Улица. Фонарь. Аптека.
Бессмысленный  и тусклый свет.
Живи еще хоть четверть века,   
Все будет так. Исхода нет.   
Умрешь и жизнь начнешь сначала.
И повторится все, как встарь:   
Ночь, ледяная рябь канала,    
Аптека, улица, фонарь.

  Это тоже классика! Попробуй написать такое – не получится!

  А  «ассенизатор и водовоз, революцией мобилизованный и призванный» -  Владимир Владимирович Маяковский, вдруг, оказывается неадекватным своему времени лириком:

Лапы елок, лапки, лапушки…
Все в снегу, а теплые какие!   
Будто в гости к старой, старой бабушке   
Я вчера приехал в Киев.

   И еще, у него же,  уж совсем ему не свойственное и щемящее:
 
 Я хочу быть понят родной страной, 
 А не буду понят - что ж?! 
 По родной стране пройду стороной, 
 Как проходит косой дождь.

  В четырех строках и патриотический порыв и горькое смирение (нельзя обижаться на свою Родину), и исчерпывающий образ косого дождя, проходящего стороной!

 И в те же годы Осип Мандельштам написал самоубийственное:

А вокруг него сброд тонкошеих вождей,               
Он играет услугами полулюдей, 
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
 Он один лишь бабачит и тычет.

 Но мы-то знаем, что у большинства членов  тогдашнего Политбюро, были не шеи, а загривки, а Осип написал «тонкошеии», одним прилагательным выразив всю  их ничтожность. Конечно, они не простили ему этого и по - иезуитски умертвили.  Их уже почти все забыли, а Мендельштам навсегда остался в русской поэзии.

 Высоцкий ведь тоже неспроста написал: «Поэты ходят пятками по лезвию ножа и режут в кровь свои босые души!»

А Александр Сергеевич Пушкин, в его, тоже не простое время, написал вечное:

Товарищ, верь! Взойдет она,   
Звезда пленительного счастья          
Россия вспрянет ото сна       
И на обломках самовластья 
Напишут наши имена!

  За что тоже пострадал, правда, при проклятом царизме менее жестоко, чем Мандельштам при советской власти. Александр Сергеевич был, конечно, несколько оптимистичен  и в отношении «пленительного счастья» в российском будущем.

  Ну, а наши нынешние? Да тоже не лыком шиты! Вот, например, Вячеслав Куприянов:

И я в  свой век отчизне посвятил 
Моей души прекрасные порывы
 Молитвами друзей, да будем живы 
Среди воров, в мерцании светил.
Свинец и злато, вот глагол времен,   
А помыслы о вечности негромки.      
И сетовать не стоит на обломки,   
Где наших не написано имен.
 Не более иных наш век суров.   
Лишь гении глядят на нас сурово.
И стоит петь, чтоб не скудело слово
В мерцании светил, среди воров.

   Да, если во времена Лермонтова звезды светили и разговаривали друг с другом, то ныне они мерцают среди воров на дорогих и сомнительных   корпоративах.  А живы мы, действительно, молитвами друзей!

 Правильный ответ дал Вячеслав Куприянов Александру Пушкину!
 
   Ближе всего к  прочувствованному пониманию поэзии в наше время подошел Александр Минкин:

 " Стихи вообще не рассчитаны на сверхмедленное аналитическое чтение, на археологические раскопки, расчистки. Например, они должны быть понимаемы (точнее воспринимаемы) мгновенно. Морозом по коже.

  Струна звенит, как только ее тронешь.   В душе у читателя заранее должны быть натянуты струны - тогда резонанс, тогда звук.

  А если там пластилин? У пластилина резонансов не бывает.

  Если струны в душе натянуты, настроены- тогда аккорд (переживаемый как восторг), мурашки по коже. И эти же струны мгновенно различают фальшь, дребезжание пошляка и/или придворного шакала. А если пластилин, то все рифмованное и ритмичное - стихи. Любая слякоть под музыку
- песня... "
               
      И теперь, если наш скромный экскурс в стихосложение, хоть на полшага помог приблизиться к ощущению настоящей поэзии, можно хорошо отдохнув, как и советовал Михаил Иванович Калинин, вернуться к своим постоянным обязанностям и к своей основной профессиональной работе.

  А петь, хотя бы для того, "чтоб не скудело слово",  тоже, все таки, нужно!