Ихнология Глава 2

Глава 2
Новгородский автобус разворачивался, не доезжая до станции километра полтора, на площади перед бывшим Домом Культуры. Здесь же громоздилось облезлое нежилое здание гостиницы, в которой надеялся после визита в весовую переночевать Родин. При дневном освещении гостиница выглядела совсем мертво и неприглядно, ее выдавленные окна и осыпавшиеся стены нагоняли тоску, словно руины феодального замка.
С утра на площадь высаживались новгородские лоточники и приезжали автолавки. Площадь к приходу утреннего автобуса превращалась в палаточный лагерь. А между площадкой автобусной остановки и гостиницей, на бывшем газоне, где около высохшего в доисторические времена фонтана пасся обвалянный в навозе теленок, местные бабки сидели на перевернутых ведрах и сломанных упаковочных ящиках. На тряпках, расстеленных на общипанной козами и телятами траве, бабки раскладывали свои кабачки и прошлогоднюю картошку. Появлялись и первые покупательницы. Возле новгородских продавцов околачивались, пока не стало слишком жарко, собаки и местные бездельники. Один из бездельников долго разглядывал Андрея Валерьевича припухшими глазами и скреб с слышимым хрустом щетину на лице. У него Родин и спросил, как найти депо.
– Ты это... того... – Помявшись, выдавил бездельник, перестав чесаться, – Городской, да? До дока тебе надо идти, и сразу за доком, правее так, будет...
– До дока? У вас здесь док есть? – Переспросил Родин, догадываясь уже, что это какой-нибудь местный эвфемизм.
– Есть! – С удивлением, но почему-то гордо ответил абориген, – А ты питерский, да? Слушай, – зашептал он вдруг, – Я правду говорю: я единственный тут у них человек с высшим образованием! Я в ЛЭТИ учился в семидесятом году! Я дипломированный инженер-электрик...
– Ну и что? – Без любопытства спросил Родин, предчувствуя попытку вымогательства.
– Заходи ко мне как-нибудь, я теперь сам по себе работаю: считай бизнесмен. Как там, в Питере, а?
– И чем ты занялся?
– А, э... чем и когда в быте работал. Холодильники чиню, телевизоры маленько. У них другого мастера нет, я один тут такой. Нет конкурентов! О, смотри, какая шикарная женщина: соседка твоя идет...
Она прошла, как каравелла
По зеленым волнам...
И Родин понял, что собеседник его пьян.
– Аня, тут питерский дачник док ищет! Ты на работу идешь, покажи! Да познакомься ты с ней, что ты... – Забубнил он, пихая высокого Родина под ребро.
– Я вообще-то депо спрашивал. – Сознался Родин, разглядывая ее.
– Тогда короче вон туда, дворами. Если не заблудитесь, за двадцать минут дойдете.
– Заблужусь, – Сокрушенно пожаловался Родин.
– Ну, подождите, я дочке кое-что куплю, и со мной до дока пойдете. Дальше по рельсам сами.
Родин смотрел, как она, загородив палатку спиной, что-то выбирает. Советчик отирался поблизости.
– Пойдемте.
– Да, конечно. Я, кажется, действительно почти ваш сосед. Так что...
– Так что вы – Андрей Валерьевич, живете в третьем доме.
– Да. А вы?
– Аня. Анна Александровна.
– Аня... Ваш док сухой?
– Совершенно. Вы дачник? Или, говорят, за длинным рублем приехали?
– Да, я, скорее, по делу, – Замялся Родин и улыбнулся от напавшего косноязычия.
По одну сторону улицы, проложенной по высокой насыпи, шеренгой стояли за кюветом однотипные, некогда разноцветные, оштукатуренные кирпичные дома, а по другую торчали какие-то гнусного вида деревянные постройки, похожие на сараи.
– Вам скучно будет. Вы в деревне жили когда-нибудь?
– Нет, представления имею смутные. Я две деревни видел до сих пор. Одну лет в двенадцать, когда мы искали исток Волги на Валдае. Удивительно, до сих пор помню: черные, словно сгоревшие, дома без стекол. Березы в обхват толщиной. И стаи Nymphalis antiopa – совершенно непуганых. Они кружились и садились прямо на дорогу и на автомобиль. Это бабочки такие – траурницы – крупные, черные с желтой каемкой на крыльях.
– А, мы их чернушками называем. Но их здесь мало.
– Наверное, они. Больше таких стай я нигде не видел. И молодые бабочки, черные, еще не крупные, и матерые – Бурые, зимовавшие. Только ни в дома я не заходил, ни единой траурницы не поймал.
– Вы бабочек изучаете?
– Нет, я вообще-то металловед. Специализировался по конструкционным сталям для атомной энергетики. Но забросил. А вторую деревню я по репродукции одной картины помню. Так и называется – «Забытая деревня»...
– Не знаю. Она что в учебнике литературы есть?
– Понятия не имею. Но, кажется, нет. Там такие пессимистические картинки не печатали.
– Ясно. – Насмешливо сказала Аня.
– Это Куинджи нарисовал, кажется. – Совсем смутившись, в свое оправдание сказал Родин. – Живу вот в доме приятеля. В милицию уже ходил, предупредил, что он мне ключи передал. Они даже в город звонили, проверяли. Но лучше расскажите про свою семью, про себя. В городе ведь довольно скучно, хотя и людей много.
– Дочь: Оля, шесть лет. Осенью придется в школу сдавать. Работаю здесь: принимаю деньги за электроэнергию.
– Почему Оля?
– Это имя я больше других ненавижу.
Удивления Родин скрыть не смог.
– Мне всегда казалось, должно быть наоборот... Простите, просто имя это мне по старой памяти симпатично.
– Девушка была?
– Нет. Ну-с, а муж ваш тоже здесь работает?
– Для того чтобы иметь дочь, не обязательно нужен муж. Я сама кормлю ее, сама рощу, сама защищаю, сама учу: зачем мне еще мужик в доме?
Родин совсем потерялся.
– Может, это и разумно. Мужик ведь вырождается. Защищать семью он не имеет права: эту функцию присвоило государство. Зарабатывает он часто даже меньше женщины. Кому он такой нужен? Даже самому себе – вряд ли.
– А у вас жена есть?
– Была недавно. Но теперь нет. Я человек довольно скучный, с причудами, к тому же совершенно обнищал, пока доучивался. Да еще потихоньку неотвратимо плешивею. И детей не нажили, а без них – какая семья?
– Так вам просто повезло. Дети – цветы жизни, но лучше, когда они цветут в чужом огороде.
– Вы странная барышня. Всю жизнь здесь прожили?
– Да.
– Удивительно: я думал, что девушки здесь другие...
– А я одна такая. Так что можете подцепить любую более подходящую. Хотя мы здесь все одинаково смотрим одну программу по телевизору, одинаково пьем и одинаково трахаемся. Ум женщине вредит, а лишние знания отягощают.
– Два циника на одну деревню – уже многовато. – Рассмеялся Родин.
– Самый лютый циник – наверняка разочаровавшийся романтик.
– Да, что-то такое есть у классика.
– Я только школьную программу прочитала, когда еще здесь библиотека работала. Я классиков не знаю.
– И учились, наверное, хорошо? Поступать куда-нибудь хотели?
– В школе – даже медаль обещали. Только так и не дали. А учиться дальше – никогда. В невежестве естественнее и удобнее. Я от природы не глупая, зачем же мне лишние знания? Нужное природа сама подскажет.
Родин опять долго шел, не отвечая, огорошенный совершенно.
– А вы из чего у нас деньги будете делать? – Спросила Аня. Без любопытства, словно просто чтобы поддержать Родина на первых порах.
– Из земли. Покупаю здесь лом и отправляю в город. У меня площадка около станции.
– Это как раз по нашим мужикам. Им бы только друг у друга, да у колхоза железяки таскать, а вы им за это платить станете.
– Аня, вы считаете, это неправильно? Аморально?
– Нет. Каждый зарабатывает как может. Если идут деньги, все делается верно. Пусть воруют с пользой для людей, жалко что ли? Мне сюда, это док. А вам вдоль рельсов, во-о-он туда. Не бойтесь, здесь мотовоз редко ходит.
Родин поглядел на ржавые волнистые рельсы узкоколейки, как просека, уходящие за поворот в заросли ивы, на какой-то одноэтажный аккуратный домик под плоской крышей, обнесенный проволочным забором. По углам в ограде вместо столбов стояли громоотводы, а к домику от высоковольтной линии зачем-то шли мощные провода.
– А док где?
– Вот здесь, за забором, его территория. Я работаю тоже на его территории. А док большой, он отсюда почти до депо все время справа будет. До свидания, сосед.
Родин проводил ее до калитки и пошел вдоль рельсов, с интересом высматривая дыру в перекошенном почерневшем, но еще плотном, гнилом заборе загадочного сухого дока за заросшей заболоченной канавой.