Ихнология Глава 3
У человека, непривычного к видам глубокой провинции, посещение бывшего деревообрабатывающего комбината оставляло яркие впечатления. «Сталкера» нужно было снимать не на полузатопленной территории гидроэлектростанции, а в этих унылых местах.
Ангары комбината занимали гигантские площади. Долгое время население округи работало здесь. По размаху работ с комбинатом конкурировала только кампания по добыче торфа на окрестных болотах. Но вскоре после закрытия большинство людей уже не могло внятно объяснить значения загадочной аббревиатуры ДОК, а что выпускалось на комбинате – навсегда позабыли даже те, кто на нем работал.
Андрей Валерьевич долго брел мимо черного, просевшего и вываленного на разные стороны дощатого забора, с верха которого фестонами свисала ржавая колючая проволока. Наконец в заборе повстречался проем, и открылся доступ в заросшие дворы, к шестиметровой высоты, покатым ангары со взломанными и распахнутыми воротами, за которыми угадывалось раскуроченное в поисках меди оборудование. Пологи из пыльной паутины свешивались с его углов.
Даже мощные короба вентиляторов вытащили из помещений и вскрыли. Огромные крыльчатки валялись в крапивных рощах, а бетонные плиты, на которых стояли ангары, усеяны были, вперемешку с осколками оконного стекла и сопревшими опилками, фигурными пластинами, из которых набирают электромагнитные сердечники. Титанические циклоны были повалены и искорежены, но поблизости не находилось и следа гусениц или колес.
По едва угадывающимся тропинкам между ангарами, от одного укрытия к другому, следя за Родиным, перебегали дети. Стараясь не глядеть на их эволюции, Андрей Валерьевич добросовестно обходил ангар за ангаром, оценивая запасы металла и выискивая подъездные пути, рисовал в блокноте схемы и прикидывал какие-то расходы. Увлекшись, он даже подбирал в спорных случаях образцы, рассчитывая примерно определить состав сталей на наждачном круге. Только одна мысль вдруг обеспокоила Андрея Валерьевича. Он подумал, что забрать отсюда все эти богатства почти невозможно. У каждой вещи, в особенности никому не нужной, обязательно находится хозяин, и всегда срабатывает принцип «собаки на сене». Все эти залежи лома могут раствориться и впитаться в местную почву, и о них никто не вспомнит. Но стоит только тронуть «ничейное» добро... Андрей Валерьевич зевнул, размахнулся, и зашвырнул только что вытащенный из-под кучи мусора образец в густую крапиву.
Из лабиринтов ДОКа Родин выбрался по ответвлению ржавой железнодорожной колеи. Весь поселок был словно опутан наполовину отмершей ржавой сетью. Во многих местах рельсы уже были сняты, шпалы рассыпались в труху, и оставалась только расползшаяся насыпь. Но чаще тупиковая ветка вливалась в основное русло, ведущее на болота через еще живой, действующий центр – депо.
Во времена экономического расцвета депо представляло самостоятельный городок, со своими постройками. Собственно депо – длинное, мрачное, с массивными воротами – было только его незначительной частью. Это строение стояло в самой крупной ячее сети разбегающихся во все стороны рельсов. Внутрь депо тоже уходили рельсы, но теперь сохранилась лишь ремонтная зона, а вагоны и локомотивы были изгнаны в бессчетные тупички, поросшие ивняком и осинками. Перед некоторыми вагонами рельсовый путь вообще сняли, оставив их гнить на вечной стоянке. Подавляющее большинство цистерн проржавело до дыр. Некоторые платформы так и остались неразгруженными, накренились, и их колеса вместе с рельсами ушли в землю. Рядом с основной колеей три эксплуатирующихся состава – пара пассажирских вагонов, невообразимые теплушки путевых рабочих, пяток специальных бункеров для перевозки торфа.
По краям рельсового разлива громоздились другие сооружения. Назначение не всех можно было определить. Особенно загадочно выглядело высокое, кирпичное, вроде бы закопченное здание, со скупо разбросанными окошками, напоминающее дозорную башню. Остальные постройки по сравнению с ним были совсем уж заброшенными. И, несмотря на то, что у распахнутых ворот депо над чем-то масляно блестящим сидели на корточках два мужика, Родин направился именно к сторожевой башне.
Первый и второй ее этажи были замусорены клочьями стекловаты и осыпью штукатурки. Если лестницу и мели, то сор тоже сбрасывали вниз. Зато на узкой лестничной площадке имелось слепое оконце, через которое оказалось возможным разглядеть и другие близстоящие сооружения. За П-образными фермами, на которых стояли прожектора, и остовами светофоров, за деревьями, Родин разглядел ржавые, высокие цилиндрические резервуары, окруженные громоотводами. Родин решил, что это старое нефтехранилище, и положил обязательно туда наведаться.
На лестнице Родин столкнулся с каким-то молодым мужиком, которого почему-то опознал, как машиниста. Мужик был умеренно навеселе, жидкие волосы взлохмачены и грязны, засаленные и замасленные штаны лоснились. Родин отступил, и мужик спустился вниз. В оконце было видно, что внизу он огляделся и сел напротив входа на насыпь.
Обитаемым оказался только последний этаж. Лестничная площадка здесь превращалась в короткий чистый коридор, на стене в котором между двух дверей висела изображенная на фанере масляными красками таблица, заполненная от руки мелом и названная «План-график перевозок». Андрей Валерьевич удивился этим свежим цифрам и постучал в первую дверь. Это оказалась дверь диспетчерской. В душной комнате с распахнутыми окнами за пустым столом сидела немолодая баба карикатурно деревенского вида и вязала что-то желтое и длинное. Родин долго объяснял ей, для чего поднялся наверх, миновав все запретительные и оградительные надписи, которых просто не заметил.
В смежной комнате, такой же солнечной и душной, за обширным и тоже пустым столом, сидел человек с типичной внешностью висцеротоника. Вся фигура его излучала, несмотря на духоту, добродушный сытый оптимизм, и, в тоже время – непреклонную хозяйскую волю. Неясно, что делал этот человек до появления Родина, неясно зачем вовсе он посещал свой кабинет, и каков был круг его обязанностей в этом развалившемся хозяйстве. Однако, он громоздился за столом, словно айсберг, непотопляемый осколок древней эпохи развитого социализма.
– Из-за тебя у меня растащили все светофоры. – Сразу поняв, кто посетил его, сообщил висцеротоник довольно добродушно, хотя и не поздоровавшись. – Я принял меры. Площадку закроют, а твоего еврея посадят за скупку краденого.
– Как жаль. – Довольно нагло улыбнулся Родин, взял из угла потертый стул и сел.
Висцеротоник поглядел на него недоуменно, затем видимо рассвирепел. Родин положил перед собой блокнот, в котором недавно рисовал планы ДОКа.
– На самом деле, я пришел с деловым предложением. Возможно, разорять площадку и не стоит. Я имею довольно обширные полномочия и намерен в корне изменить политику нашего филиала. По моим прикидкам, это будет выгодно не только нам, но и крупным местным хозяйствам. Я предполагаю полностью отказаться от скупки цветных металлов у частных лиц, а перейти к оптовой закупки черного лома у местных хозяйств. Я не хотел бы обращаться к более высокопоставленным и жадным чиновникам – дело можно сделать и тихо, внизу, не привлекая их внимания.
– Слушай-ка, парень, – Весомо и свирепо заговорил висцеротоник, сверля переносицу Родина подчиняющим начальственным взором, – Я распоряжаюсь здесь уже много лет, и привык, что мои приказы выполняются. Раз я решил, площадка будет закрыта, еврей посажен, а ты уберешься отсюда, если сам не сядешь за соучастие. Твой лом у меня давно вот здесь... – Он жирным ребром ладони дотянулся до шеи. – А твою должность всегда занимали проходимцы, пьяницы и воры. Из-за вас я каждый год терял работников, которые крали для вас светофоры с железной дороги, срезали провода и тащили продавать за гроши. Их ловили и сажали. А где в деревне найти еще одного хорошего слесаря или машиниста? Они – как дети, соблазняются на эти гроши, когда у меня гарантирован постоянный заработок, и я позволяю им подрабатывать, используя технику. Я кормлю десять мужиков и их семьи. И мои рабочие получают гораздо больше, чем кто угодно в поселке.
– Вы уж так напираете, словно грудью их кормите. – Весело сказал Родин. – Вы прямо местный благодетель.
– Да, я благодетель. – С достоинством согласился висцеротоник. – Поживи здесь немного и поймешь – кого мужики уважают, кто о них заботится, кому они обязаны? Кто их покрывает, наконец, когда они проворовываются?
– Значит, мое предложение будет персональным и в валюте, в виду исключительных ваших заслуг.
– На хрена мне валюта твоя? – Пробормотал висцеротоник, опешив. У Родина даже появилась надежда на конструктивный исход беседы.
– Порядок суммы зависит только от вашего желания. Коль скоро ваши возможности не ограничены. – Безжалостно продолжил он, раскрывая блокнот. – Вы можете кормить на эти деньги мужиков, построить дворечик или складывать из купюр самолетики. Вы не совершите никакого преступления, и даже ваша гордость за державу не пострадает. Деньги я выплачиваю по факту доставки товара, наличными, так что с налоговой инспекцией проблем быть не может, да и откуда ей здесь взяться? С рабочими расплачиваться будете по своему усмотрению. Если в принципе вы заинтересованы, мы продолжим разговор более конкретно. Если нет – деньги поплывут в другой карман. Желающих заработать здесь много.
Висцеротоник молчал.
– Мои предшественники неправильно понимали суть нашего предприятия. – Сказал Родин. – Сбор металлолома для меня аналогичен плановому освоению природных ресурсов. Как добыча торфа из болот. Только экономически это более выгодно, хотя я точно так же, как торфоразработчики, которых вы обслуживаете, намерен продавать природные богатства. Можно даже считать, что эта деятельность природе, в отличии от торфоразработок, только на пользу: меньше мусора останется в земле... На ваших болотах скопились сотни тонн обломков брошенной техники. Они фактически никому не принадлежат и никому не нужны. Я предлагаю деньги за содействие в их доставке и даже большее – предлагаю сотрудничество. У вас есть организованная рабочая сила и транспорт. Давайте договоримся.
Родин положил на пустой стол перед висцеротоником лист с закупочными ценами.
– Когда же повезем лом по вашей дороге от других владельцев – оговорим особые условия.
Андрей Валерьевич совершенно не знал этого человека. Он вообще людей не знал, только имел некоторые планы и запас нахальства. Висцеротоник взял лист, и душа Родина согрелась. Завербовал! Он покосился на часы и подумал, что времени ушло не много, хотя сработано и непрофессионально. Будем накапливать опыт!
Висцеротоник отпустил лист, и тот плавно спланировал к пальцам Родина.
– Дешево.
– Прибыль предполагается получать за счет больших объемов. Цветные металлы конечно дороже, но ведь их уже вывезли.
– Значит так. – Сказал висцеротоник веско. – Это меня не интересует. В авантюры я не бросаюсь. Но если узнаю, что мужики везут вам мой металл с полей – берегитесь. Сгниете со своим евреем на лесоповале оба! Понял?
У основания головокружительной лестницы Родина ожидали уже два мужика. Он несколько напрягся, надеясь мирно проскочить мимо. Родин опасался контактов с населением.
– Слышь, друг... – Сказал один мужик. – Не ты... того... Медь покупаешь?
Родин остановился.
– Ты к Петровичу напрасно ходил. Может тебе вывезти чего надо? Так Петрович все равно не разрешит.
– Верно. – Веско сказал второй мужик. – Петрович козел.
– Так ты к Петровичу не ходи: ты к нам ходи. Мы тебе чего хочешь на платформу загрузим и вывезем.
– А ДОК можете вывезти? – С замиранием внутри спросил Родин.
Мужики переглянулись.
– Мы бы вывезли, ты только с милицией договорись... Чей теперь док-то никто не знает. Ты сколько дашь-то?
– Не обижу, мужики!
– Ну не забудь. Вон, ты Сысоя каждый день можешь здесь найти, он только на полях выезжает. Он даже спит в мотовозе, когда пьяный. Сысой, ты всегда пьяный?
– Всегда, когда деньги есть. – Серьезно и трезво ответил Сысой.
Свидетельство о публикации №215011402408