Впадина вблизи обочины

- Сергей! Остановись, пожалуйста, вблизи той берёзы, я хочу выйти, – сказала мне супруга, когда мы проезжали по малолюдной дороге, ведущей к небольшому опустевшему посёлку из нескольких хат, где доходили до жизненного финиша несколько стариков и старушек.

Жена медленно прошла по пыльной траве к большой берёзе и, походив вокруг неё, остановилась.
- Что ты ищешь, дорогая? Может быть, я тебе помогу? Скажи. Мы не первый раз здесь останавливаемся…

- Даже и не знаю, как тебе сказать. Это давняя история, память о которой меня не отпускает. Хотела тебе рассказать раньше, да сдерживалась. История невесёлая, но она в моей жизни была и оставила след.

- Рассказывай, я всегда тебя понимал и на этот раз пойму.
- Хорошо, расскажу.

Случилось это весной 1944 года. Наше село Первомайск, рядом с этим, было в зоне оккупации. Нас четверо, отец был в партизанах, мама заболела – отказали ноги.

Жили в чужой хате, когда бежали от расстрела из другого района. Голод, нищета, хата не топлена, дров-то не было… В то время мне было семь лет, сестре Светлане три, а Таня с Галей были немного старше меня. Тяжело жили, даже не пойму, как мы выжили.
 
Тогда я простудилась и заболела. Болела голова. Несколько дней, как рассказывала мама, я находилась без сознания. Светлана, глядя на меня, говорила: «Мама! Не корми её, она всё равно помрёт!». «Что ты, доченька, говоришь, не умрёт она, о ней нужно больше заботиться и кормить лучше, тогда поправится…» – уверяла себя и детей мама.
 
Недалеко от нашей избы жили какое-то время немецкие солдаты. И вот один из них заходил к нам. Угощал хлебом, даже несколько раз приносил кусочки сахара и конфеты. Мы сначала боялись брать, думали, продукты отравленные, но потом осмелились. Не хотели от врагов получать подачки, но голод заставил…

Так вот, этот солдат был всегда приветлив, шутил с нами, говорил: «Война плёхо. Не нужен стреляйт! Нужен дети, нужен мама, нужен работа. Такой харашо!» Мы его звали «Такой харашо!», но всё равно не доверяли его доброжелательности. Да и мама боялась, что зачислят в предатели за общение с немцами.

И вот в самый разгар болезни пришёл этот немец и, увидев меня больную, привёл другого немца, имеющего отношение к медицине. Тот меня осмотрел. Поцокал языком, покрутил головой, что-то говорил маме, а потом принёс чёрной мази, намазал за ухом, сделал повязку и меня уложил на тёплую печку. К утру я очнулась. Прорвался гнойник за ухом, и мне сразу стало легко.
 
Позже немцы пришли вдвоём, осмотрели, угостили едой и ушли довольные. Потом «Такой хорошо» приходил один. Погладил меня по голове. Сказал: «Мой ест два дети!» – вынул из кармана фотокарточку. На ней была его семья – он с женой и две девочки примерно моего возраста.

Вскоре началось наступление наших войск, и немцев быстро погнали. Мы радовались! Кричали «ура», а когда на здании школы и бывшей конторы колхоза появился красный флаг, все, и мы в том числе, ходили смотреть на него с радостью, гордостью и надеждой, что скоро дождёмся ПОБЕДЫ!

Мужчины призывного возраста, партизаны и все, кто мог держать оружие, ушли с войсками на освобождение страны от немцев. Нашлись и хитрые, которые раньше не попали ни в армию, ни в партизаны, они и теперь остались в своих погребах, скрываясь от опасности. А тут себя проявили.

Через несколько дней после освобождения двое мужчин поймали неизвестно где безоружного немецкого солдата. Он не сопротивлялся. Был голоден, несчастен, нездоров, еле держался на ногах.
 Мужчины вывели его примерно на это место, где мы сейчас стоим, избивая его прикладом винтовки. Он перепуганный что-то лопотал на своём языке, но его не пытались услышать. Несколько женщин и стариков вступились за пленного, сказали, что его нужно сдать властям, а не устраивать самосуд.

Но над беспомощным и беззащитным бывшим врагом глумились те, кто не нюхал пороха и не был ни в роли защитника, ни в роли пленного. Они хотели быть «героями», показав свою непримиримость к врагу, находившемуся в беспомощном состоянии. Они тут же его расстреляли. Вывернули карманы. Нашли несколько писем на немецком языке, фотографию…

Посмотрев на фото, наставив горящей папиросой пятна на лицах, бросили рядом с убитым вместе с письмами. Труп остался лежать у дороги. Никто не хотел его хоронить.

Мой дед Никифор принёс лопату и долго копал могилу. Он был старый, немощный. Завершив первый этап работы, дед осуждающе сказал: «Не по-людски бросать тело мёртвого человека. Всяк должен быть захоронен». Похоронил он здесь немца, а письма забрал на растопку печи, там и фото оказалось.

Так вот. На фото был немец, которого мы звали: «Такой хорошо»… Который спас меня своей заботой. Жалко мне его было, плакала даже.
Когда я была ещё ребёнком, иногда прибегала сюда, к небольшому холмику. Потом он превратился в небольшой провал на ровном месте. Берёза эта была совсем прутиком, а теперь громадная!

Супруга нарвала букетик полевых цветов и положила на предполагаемое место упокоения ЧЕЛОВЕКА, пусть и бывшего врага, ставшего врагом нашим, вероятней всего, по принуждению…

Наступила пауза. Потом я, погасив волнение, спросил у супруги, почему она раньше не рассказала мне эту историю. Она ответила:
- Серёжа! Твой отец погиб на фронте, где-то под Полтавой. Санитарный поезд, в котором среди раненых находился твой отец, разбомбили фашистские самолёты.

Место захоронения Петра Фёдоровича, батальонного комиссара, неизвестно. Я не хотела, чтобы у тебя отложилось в сознании, что в случайном месте, на поле или под насыпью дороги находятся останки дорогого тебе человека… О каждом человеке должна быть достойная память и достойное место его последнего пристанища.

Мы оба не смогли сдержать слёз…
Жена давно ушла из жизни. Онкология её не пощадила. Тяжёлое детство в голоде и лишениях отразилось на её здоровье. Два раза с мамой и тремя сестрёнками стояла под дулами автоматов перед расстрелом за то, что отец был коммунист и партизан. Предатель, бывший учитель, на них донёс.

И оба раза из толпы обречённых их освободил немец, который пожалел мать и четырёх дочек. Пожалел их, но не пожалел предателя, по милости которого их чуть не расстреляли. Предателя поставили на их место и расстреляли. Даже враги не уважают людей, предающих своих.

И вот я уже один приехал на место у берёзы. Нет берёзы. Дорогу расширили, придорожные рвы углубили. Виднелись следы гусениц и остатки наспех убранного строительного мусора. У опрокинутого бульдозером пенька берёзы выступала часть человеческой кости. Я прикопал её руками... Ведь кто-то и по ту сторону западной границы оплакивает косточки не вернувшегося с войны человека.
Нашими жизнями чаще всего расплачиваются и распоряжаются другие, создающие условия нашей гибели. Так было, так будет. События на Украине подтверждают это. Мне стало щемяще грустно.

Теперь место захоронения моего отца, погибшего под Полтавой, уже не найти. Страна по воле нынешних правящих фашистов охвачена жестоким безумием и занята методичным уничтожением части собственного народа. Ничего светлого там не предвидится. Нет таких преступлений, на которые не способны негодяи, дорвавшиеся до власти…