Из сборника Но с благодарностию были - Разное

РАЗНОЕ    

            КРАСОТА — ЭТО  ВНУТРЕННИЙ  СВЕТ
        Стоят двое, очень оживленно беседуя. Обоим по 65-70 лет; классические, худые, евреи.
     Женщина невольно приковывает к себе взгляд. Дьявольски хороша! Хотя, при рассмотрении, явно видишь: очень даже не красавица. Лицо – приплюснутый удлиненный совершенный овал, острые черты лица, маленькие глаза. Но как они горят! Вся она, маленького роста, излишне худая, плоская, пребывает в несуетном, грациозном движении, излучая доброжелательность и необычайное согласие с собой и миром.

      Ее брат, похожий на нее чрезвычайно, вообще – красавец, эдакий декоративный петушок. При росте примерно 160 см и мелком телосложении держится с особой значительностью и парадно-изящным  достоинством.  Его взгляд держит в своем поле одновременно всех женщин, случайно оказывающихся в окружении его, он всеми явно очарован, и очень чисто очарован!

         Многие издалека, не слыша их разговора, с интересом следят за ним и сопровождающими его сдержанные плавные жесты, наклоны головы, манеру стоя слегка пребывать в гармоничном  движении; за их смехом и искренними красивыми улыбками и за яркой оживленной мимикой.

      Отрываю взгляд от них,  восхищенная тем, как красиво можно стариться, и с отвращением вздрагиваю! Передо мной появился мужчина лет 42-х – низкорослый, «шклявый»; лицо – сжатое с боков в овал, неестественно вытянутое, острые черты лица, махонькие глазки. Что-то холодно-пустое,   исполненное мерзкой ненависти ко всем и всему. Сущий представитель клана современных инопланетных кино-персонажей, приспособленных для перегрызания глоток у людей…
      С изумлением обнаруживаю, что он – поразительная копия «под копирку» дамы, которою я любовалась только что, и ее спутника – его матери и дяди. Но какая разительная противоположность им!

      Поистине, в вопросах различия красоты или уродства все решает свет изнутри или его полное отсутствие! Красота и Свет – категории одного уровня.
               

НА ТЕСНОЙ МАЛЕНЬКОЙ ПЛАНЕТЕ ЗЕМЛЯ 
               
      Едва я вышла замуж, а мы проживали еще с моими родителями, к нам приходит Ч., будем так его называть. Мой муж открывает ему входную дверь, видит недоумение на лице пришедшего гостя,  здороваясь, представляется:

                - Я – зять Н., проходите, я пока в доме один, сейчас все соберутся.
– А я – мерзавец.

   Заметив недоумение на лице того, кому так неординарно отрекомендовался, продолжил убитым голосом:

         - Я тот негодяй,  который, будучи еще лейтенантом твоего возраста, сделал подлость по отношению к Н..  И вот, все годы после того случая меня по всему Союзу рука Судьбы водит за ними из одного гарнизона в другой. Теперь уже из одной дивизии в другую, по пятам за Н..  И все эти годы я прихожу к ним в дом, а они меня радушно встречают, как самого благородного человека. Хоть бы раз мне сказали, что я мерзавец или дали пощечину, мне бы было легче, честное слово.
      
       Произошла вот какая история: 

      Поезд «Москва-Владивосток», молодой офицер с женой  и маленькой дочерью, то есть со мною, возвращается с Украины из отпуска к месту службы. Этим поездом ему ехать семь суток, оставалось уже двое.
       Другой молодой офицер того же, кстати, рода войск, Ч., объясняя, что проигрался в карты, просит в долг совсем не большую сумму, только чтобы добраться до своей части. Дело было еще до денежной реформы, через год это стало составлять 20 рублей, тех советских. 

       Папа дает Ч. деньги, тот клянется и божится, что обязательно вышлет сразу же в день прибытия в часть, записывает наш адрес, и номер нашей части.

       Прошло совсем не много лет, папу перевели с повышением в другую воинскую часть, в Амурской области, в десяти километрах от ближайшего села, в лесу. Большую глушь представить себе нельзя. Папа заменяет оказавшегося в госпитале командира части. Дежурный солдат докладывает о прибытии нового офицера.
        Дежурный ритуал приветствия...
        Свой доклад прибывший к новому месту службы обрывает на полуслове…

      - Я тогда деньги выслал! То ты не получил!
       - А с чего ты взял, что я не получил. Получил.

      И на лице моего папочки не отразилось ни единой эмоции.  Вернулся к исполнению служебных обязанностей.

      Специально нельзя было подстроить такую встречу в эдакой глуши. Служат. Больше к больной теме не возвращаются. Папу вскоре, похоже, молитвами Ч., переводят на новое место – на средний Сахалин. Туда известный Макар не только телят не гонял, он о таких местах и не подозревал!

       Вскоре – у нас гость! Ч. Он тоже переведен в наш полк.
      
      Через два года мы оказываемся в Южно-Сахалинске, через полтора года – он тоже.    
    
    Мы – в Днепропетровск, следом за нами года через два Ч. попадает в нашу дивизию. И только через несколько лет, демобилизовавшись, он куда-то уехал.

      Так человек всю жизнь отрабатывал перед своей собственной совестью долг в 20 рублей.

      Но это – только иллюстрация к той мысли, которую я хотела бы высказать по этой теме.

      Моя мудрая бабушка меня поучала:

       - Где бы и когда ты, совершенно, как будто, случайно, встретилась с человеком, даже если он спросил, как пройти на какую-то улицу, веди себя так и расстанься с этим человеком так, как будто ты вскоре станешь его ближайшей родственницей.

      Пути господни неисповедимы. Где и когда можно потом встретиться,  никогда не предугадаешь.
       И благо, если ты запомнишься человеку хорошо, а если – плохо?
    
        Все мы на этот счет можем привести массу примеров.

      Однажды я прихожу, как тамада,  проводить 45-летний юбилей мужчины. Человек тридцать-сорок гостей.  Именинник женат на нынешней супруге всего несколько лет, то есть она с  его компанией почти не знакома. До прихода именинника гости собирались во дворе, маленькими группками по 2-4 человека, все затихшие, словно и не на праздник пришли.  Практически все друг с другом не знакомы.

     Я настраиваю себя на лучшее, но понимаю, что народ простой и скромный, на веселье не настроенный совершенно. Вдруг подходит молодая пара. Увидев их, народ кое-как начал оживляться, многие, не зная остальных, с молодой парой знакомы, те всех  начинают сводить в коллектив.

        Увидев меня, вновь прибывшие радостно оживляются!

     -  Вы нас, конечно, не помните, мы оба сильно поправились к тому же. Пять лет назад Вы проводили нашу свадьбу.

   Мне стало еще более не скучно!!! А вдруг у них обо мне осталось плохое воспоминание? Все же могло быть.
  Оказалось, что им их свадьба в свое время очень даже понравилась, они взбудоражили нескольких гостей, те тоже меня узнали.
      
     Итак, вспомнившие меня люди что-то рассказали о свадьбе и обо мне остальным гостям, собравшимся сразу в одну группу.

      Короче говоря, к началу праздника меня уже любили все. Более того, вспоминая свадьбу, оживились те, кто там был, и в этом бурном обсуждении все познакомились. Жених весельчаком показал себя еще тогда. Я до сих пор вспоминаю, как вся компания весело и шумно участвовала во всех конкурсах, я и сама получила огромное удовольствие от общения с ними.

        Страшно представить, как бы прошел юбилей, оставь я у них пять лет назад плохое впечатление.

      Потому, важнейшее из всех искусств, это искусство любить людей уже за то, что они все – такие разные, такие индивидуальные. Каждую встречу надо уметь начать и закончить так, чтобы оставить в душах ощущение праздника, а не конфликта.


                ОНИ МОЙ ПУТЬ ЖИВОТВОРИЛИ

     Странно, но меня всегда любили старые люди. И дети. И всегда мне что-то хотели рассказать: с упоением и такой искренностью, словно только меня и ждали для этого. И советуются о жизненных вопросах, сразу без предисловия начинают «Вот Вы же мне посоветуете, я знаю...», и жалуются, и радостью делятся. И в очереди, и в транспорте ко мне пересаживаются, или на остановке подходят, как так и надо!

       Вспомнился забавный случай. Тридцать лет назад мне пришлось ехать в пригородном автобусе. Ко мне обернулась, неудобно для своего усталого тела изогнулась чистенькая бабулечка:

        -  Ой! В мене така радiсть! Така радiсть! Менi радиво провели!!! И така  це краса, шо Бозна як! В мене там такi люди сидять! Усе, як е,  менi расповiдають:   за полiтику,  за все зiкаве. А яку вони менi  гарну музыку грають, та таких гарних пiсень спiвають... Таки там менi люди на старiсть зустрiлись!..

       Особенно же меня любили зрелые мужчины знака Огня: дедушка – Стрелец, папа – Лев, свекор – Лев, моя первая любовь - Овен, вот уже пятнадцатый год я живу под одной крышей и в добром союзе с Овном...

     А любовь, она, пожалуй, всегда «с первого взгляда». И в отношениях, сколько бы они не длились, яркими всполохами, россыпями искр огромного костра – мелкие, но очень живописные кадры.

      Дедушка первым прочел текст телеграммы, прилетевшей в Сумскую область из Приморского края с известием о моем рождении. Вбежал он с этим клочком бумаги в хату, и тут же бабушке категорически заявил, что больше не будет оказываться пьяным до таких степеней, как прежде иногда себе позволял, пока не был он дедом! Еще не зная и не увидев меня, он знал, что я буду его любимой внучкой.
       -  Дідова кістка!!! - представлял он меня каждому знакомому  встречному, когда на летние каникулы меня привозили к ним.
        Таких холериков поискать!
        Что бы она  не делал по двору, всегда звал меня, сердясь совершенно серьезно, что бабушка своими глупостями, то есть обучением меня иголку держать в руках, тесто на пирожки месить, вареники лепить и прочей несустветной ерундой, как он говорил, меня от него отвлекает. Вот траву на зиму для коровы косой косить или серпом траву для кролей с ним, пока он косой забавляется, да в мешки ее собирать или в стог — это для девочки нужное занятие! Или возле пчелиных ульев с ним вместе делом заниматься. Опять же, на дерево забраться на самый верх, ненужную ветку спилить ножовкой, больше и доверить некому, кроме меня. Да и был он уверен, что разговоры у него со мной куда как толковее, чем у бабушки, которая, кстати, обладала феноменальной памятью и знала, и мне все время, чем бы мы с ней не занимались, читала всего Пушкина, Лермонтова, Франко, Лесю Украинку... А сколько песен она мне спела, и, поскольку все мои предки по всем веткам, были родом из одного места, пересказала мне родословные, все, до глубоких корней и историю всей советской власти в округе... Но дедушка очень ревновал меня к бабушке и перетягивал к себе.

      Мало кому вообще выпадает в жизни столько любви, любви солнечно щедрой и изумительно  мудрой, сколько подарено мне папой, бабушкой и дедушкой.

         Моя бабушка по отцу в войну осталась вдовой с двумя маленькими сыновьями, и когда я уже пошла в школу, вышла замуж за овдовевшего мужа своей лучшей подруги детства. Его дочь  и мой папа  в первом классе сидели за одной партой, потому и дети, ее и моего папы, оказались ровесниками. Но и у нашего с ними общего уже дедушки любимой внучкой, из всех четверых  оказалась я, на мое счастье: искреннее, большое и восторженное .
       Когда мы оказывались все вместе у них в гостях, то, как и мои папа и дедушка, он, чтобы не делал по хозяйству, всегда звал меня  для помощи, а еще больше, для компании и неторопливой беседы.
      Удивительный был человек, поэтической чистой  и очень творческой души. Пасечник, как и мой дедушка. Потому меня, знающую уже кое-что о пчелах и добыче меда, всегда брал к своим ульям. Он каждое утро будил меня тихонько на заре. Мы вдвоем, когда еще все спали, выходили в сад, и попадали в дивную сказку!!!

       Много лет он выращивал розы, и не просто выращивал, а выводил новые сорта! Более двадцати разных кустов выведенных им сортов роз занимали особый уголок сада, среди них стояли аккуратно окрашенные в разные цвета ульи. 
      Ёжась от утренней прохлады, с первыми лучами восходящего солнца устремлялись мы туда, за чудом!!!
      Листья, цветы и бутоны розовых кустов были покрыты росой,  и каждая капелька превращалась в волшебное крошечное зеркальце для солнечных лучей.
      Лучи отражались в каплях росы и отскакивали, чудесно преобразовывая капли-зеркала в капли-фонарики...

       А потом случилась суровая зима. Розы вымерзли. Садовник заболел и умер... Просто у него уже не было в запасе стольких лет, чтобы успеть восстановить выведенные  им сорта роз.
 
      Человеком стихии огня был и мой папа. Я — папина дочь. Когда его не стало, со мной хотел познакомиться мужчина в военной форме, чтобы остановить его напор, я сказала о том, что не люблю военных. Его слащавая улыбка, которую он для себя, безусловно, определял, как очаровывающую всех женщин сразу, сменилась яростным гневом. Он дернул шеей так, что голова откинулась резко назад, глаза расширились:   
      - Вы не правы! У нас был один офицер — удивительный человек! Мы его все боготворили, и его потерю все переживаем очень тяжело.
        Прерывая перечисляемые им достоинства, я с болью сказала, что того офицера я тоже почитаю превыше всех, с кем была знакома, я его дочь.
        Таких похорон то кладбище, где он сейчас, не видело и не увидет больше. Мы за несколько лет до того в пригороде купили дом, достраивали... Поминали в саду, в три или четыре смены, больше трехсот человек, как посчитали люди. А сколько народа с кладбища тихо разошлись... Люди сами друг другу сообщали, давали телеграммы.
       Я до сих пор явно слышу его, спасительную для меня с самого детства, команду в самых сложных ситуациях: «Глубже дышать!».
       Прошло больше двадцати лет, может, , когда-то попустит — много расскажу.
       
         На его пятидесятилетний юбилей в прекрасную погоду конца июля за огромным столом в саду собралось человек шестьдесят! Но папа, весельчак и балагур, огромный красавец с постоянным заразительным удивительным смехом был тихим и погруженным в жуткую грусть. Все переглядывались, впервые видя его таким. Видно было, что он старается себя пересилить... Только все сели за стол, тут же встал мой тогдашний муж, которого все знали как непревзойденного молчуна:
- У меня тут поручение от того, кто нашего юбиляра любит больше всех, - вынимая самодельную сложенную вдвое открытку.
-  А я-то думаю! Как же... ни письма, ни телеграммы!.. - радостно подскочил мой папочка.   
      Все радостно зааплодировали, загалдели, смеясь. Все знали, что я работаю в пионерском лагере на море, потому меня нет за столом.
-  А мы-то думаем, чего вдруг тебя не узнать!
-  Теперь понятно, чего ты не в себе... 
      Все приготовили слушать текст. В абсолютной тишине. Многие прослезились...
       Поднялся папин товарищ, старший и по званию и по возрасту, вытирая слезы:
-  Я вспомнил, как, когда дочка поступала в университет, мы все советовали ему «позвонить, куда надо» и вопрос бы решился сам. А ты сказал: «Я свою дочь уважаю» и устраивать ее не стал. Теперь я понял смысл сказанного тогда. Такие длинные стихи она тебе сама сочинила и все - только из слов о тебе  и о вашей дружбе, ни каких  дежурных слов и шаблонов.  Какое родство душ, и какое уважение. Я сначала хотел переписать. Но ведь это — только о тебе!
       И началось веселье.

- Знайомтеся, шановні колеги, це моя любима невістка!!! - представил меня возглавляемому им педколлективу школы, мой свекор, едва мы с его сыном приоткрыли дверь в учительскую.

       Мой свекор прошел войну, начиная с финской компании, через всю Великую Отечественную и борьбу с бендеровщиной.  Неполных три дня он был в плену, причем держали их немцы недалеко от его родного дома, потом советские войска их вызволили. После увольнения в запас начал учительствовать своей родной сельской школе, сразу почти став ее директором. До призыва в армию в 1939 году  успел окончить учительские курсы, после войны — заочно университет. Но директором школы он был фактически,  официально же почти всю жизнь был и.о. директора, то есть, исполняющим обязанности — был в плену, утратил доверие...  После трехдневного плена, в котором оказался, будучи контуженным, так и оставался всю войну разведке.  Там доверия не утратил! А здесь каждая тварь могла глумиться над такими вот людьми. По всему двору валялись медали, много медалей...

       Вся страна жила в один «памятный» промежуток времени только одним событием - 100-летием Ленина и готовилась к нему всемерно и всесильно. «Трудовыми подвигами отметим...»,  «Отличной учебой  ознаменуем...» - на всех углах висели транспаранты вперемежку с совершенно кретинским «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!» А что?! Гегемон объединился; экспроприировал; врагов народа выявил и обезвредил; реки испоганил, пытаясь  повернуть их вспять; мичуринскими методами яблони, чтоб на Марсе цвели, пытался развести; осталось только сказку, дивную и светлую на землю перетащить, за глотку взять, жар-птичьи перья повыдирать — былью пресной и серой сделать!  «Гуляй, братва, наша воля настала!».

      И вот что мой свекор придумал, как не уронить себя и не ломать себя через колено, и быть для всевидящего начальственного ока  « в свете новых решений партии и правительства», так сказать... Заказал он в лесничестве саженцы хвойных деревьев. Колхоз распахал по его просьбе большое пространство. И ранним весенним воскресным днем все ученики, кроме самых младших классов, вышли в поле. И каждый посадил длинный ровный рядок маленьких елочек, зеленых и даже голубых и сосенок, тоже каких-то разных сортов и видов!!! Потом многие годы каждый ребенок любовно пропалывал и поливал свой рядок. Подрастающие выпускники школы передавали подоспевшим детям четвертых классов свои рядки, и  теперь уже те очень добросовестно ухаживали за насаждениями. Долго растут хвойные... Но какой лес вырос необыкновенно красивый! Все село туда по грибы ходить начало. И ни разу никто себе елочку там на новогодние праздники тайком не срубил. «Наш лес», называли. Хотя село всегда было окружено лесами, но лиственными, и лесничеством да природой  выращенными. А это — их дети насадили.
       Нет уже давно моего свекра. Те, кто посадил елочки, почти все из своего села поразъехались. А лес жил, лес жив, лес будет жить!!! И давно забыто и напрочь в людской памяти быльем поросло, к какой там дате мой свекор эдак хитро обошел спущенные сверку директивы... Свободный был человек.


                КОНТРОЛЬНАЯ РАБОТА

       Шел не то 1967, не то 1968 год.
       В Амурской области на берегу Зеи стояло огромное село Красноярово. Дома – крепкие, основательные, новые еще. Их построили не так давно. Погнала новая власть с Украины мощных грамотных сильных гордых хозяев, обозвав их кулаками и объявив врагами народа. И остановились они на берегу многоводной  реки с очень быстрым течением. Обосновались, осмотрелись  и обнаружили, что речной песок просто нашпигован золотом. Стали его мыть, да сдавать государству, решившему уничтожить их. И в описываемое время на самом берегу Зеи стоял сбитый из струганых досок, серый от дождей и времени узкий домик. На двери — маленькое окошко с обсыпавшейся местами надписью, сообщавшей день и часы приема золота у населения.
      Школа была в селе большая, десятилетка, по два-три класса в параллели. Здание было чистое и теплое, окруженное взрослыми деревьями, но уже устаревшее. Доживало оно последний год. Невдалеке заканчивалось строительство современной высотной школы.
     Третий класс опекал старый уже учитель, Павел Портфирьевич. Поистине, всем своим внешним видом, манерой одеваться, точнее манерой носить серый строгий костюм, настроением и отношением к своему делу и к ученикам, это был учитель той еще, старой школы.
      Учебный день всегда начинался одинаково. После звонка, к  приходу учителя все дети замерев, ожидали его на своих местах. Но три девочки, назначенные санитарками, стояли у доски, каждая напротив своего ряда.
      Здесь надо уточнить, что если другие дети и бывают толстыми, то они неуклюжие и толстые. Украинские же маленькие толстушки, напротив, крепенькие, пышущие здоровьем, энергичные, крепко стоящие на ножках, как если бы были маленькие рояльчики, то  их ножки очень бы походили на те! Чистые, опрятные, отличницы-атаманши уже проверили уши, подворотнички, руки, ногти., и вообще все, что можно было проверить, исполняя  доверенные им обязанности санитарок.
      И вот учитель вошел, поздоровался, дал слово для доклада. Начинает громко и торжественно Рая Е.:  все и про всех, называя фамилии и глядя сурово на провинившихся! За нею рапортует Таня Т.. Длинная, худее подруг, флегматичная, и за ябедничество нередко побиваемая старшим на два года братом. Потому и меньше гнева в ее честных глазах, чем у Райки.
       Докладывают подробно, у кого конкретно в каком неправильном состоянии оказались  уши левые, руки правые, ноготь указательный. И особенно — шея!.. Учитель со спокойным выражением мудрого лица это выслушивает, хотя видно, что выполнение этих советских традиций трудно переживается его внутренней интеллигентностью. Но деваться некуда – положено…
      Теперь наступает моя очередь. Нас, несколько учеников, ежедневно привозят в эту школу за десять километров, из воинской части. Я тоже украинка, то есть там своя, не то, что дети  нашего начальника штаба Танька с Сашкой — смесь русских и евреев. Рыжие, худые, расхлябанные, неряшливые, совсем не первые ученики; одним словом – нормальные  дети.
      - Третий ряд – в полном порядке. – твердым тоном докладываю я, замполитская дочка.
      Ни фамилий, ни подробных описаний! То, что Юрка хлюпает носом, у девочки на последней парте мокрые  волосы над еще плохо высохшим лбом после умывания, а Колька трет кулаком возле уха, подтверждают, что, и вправду,  порядок полный.
      - Дети, сегодня мы пишем контрольную работу, будьте очень внимательны и собраны. Откройте тетради, запишите…
      И вот уже в полной тишине дети макают перьевые ручки в чернильницы. Сопят, пишут, задумываются, снова пишут. Павел Портфирьевич вдруг говорит тихим заговорщическим голосом:
      -  Ребята! Только тихо-тихо... Посмотрите в окно... На самом ближнем к нам дереве сидит дятел. С дальних мест, ребята, подойдите тихонько, чтобы рассмотреть получше. Не спугните!
      И пять минут урока мудрым старым учителем начальных классов, в ущерб учебной программе, как констатировали бы нынешние педагоги, было подарено своим ученикам.   
      Подарено на всю жизнь.               

               

Из дневника:
                14.06.11 г.

        13-го купила с рук билет на 13-е место (дело было в 13-й лунный день). То есть, тройка сработала.

         Закрытие 18-го сезона – наш камерный оркестр «Времена года», в Днепре выступают при полных аншлагах в старом огромном драмтеатре 1 раз в месяц.

        На сей раз в 1-м отделении - всемирно известный пианист и дирижер Ваг (Ваагн) Папян – гражданин Израиля, окончил Московскую и Питерскую консерватории, 1956 г. рождения. – исполнял один Моцарта, Шопена, Листа плюс две огромные сложные вещи – на бис.

         Виктор Пинчук  был первым спонсором оркестра, подарил им сверх дорогой и уникальный рояль. Во втором  отделении, о Папян -  дирижер с нашим оркестром  - «Времена года»  А. Вивальди.

         Ваг Папян уже был у нас с этим оркестром как приглашенный дирижер в 2008 г., я его слушала. Как и все исполнители Европы – без партитур, по памяти – всё!

         Еще  в феврале, в антракте, я подарила свою книгу «Прочтешь, захочешь жить» Белле Исааковне  – маме Дмитрия, дирижера оркестра, и вдове  прожившего чуть более 60-ти лет Гарри Логвина – первой скрипки этого оркестра, ими же и созданного. Она – пианистка, удивительно красивая женщина (в книжке: о них - на стр. 163).  Потом меня так лихо коротко кусками «опарикмахтерил», что я без головного убора не ходила до конца апреля. Тем белее, для меня оказались закрытыми  театры и на выставки… 

         Прошлый их концерт состоял, практически, из одного только Чайковского. Я не пошла – у меня давно нет слез (что очень погано для организма), а у Чайковского даже «Вальс цветов» из рыдания… Стыдно, но с Чайковским у меня с детства «не сложилось», для меня родные: Бетховен, Бах, Моцарт...

         То есть, мы с ней встретились после долгого перерыва. Она еще тогда, только взяв книгу, в антракте успела прочитать какие-то стихи о музыке, после концерта предложила мне вместо цветов подарить оркестру книги, даже хотела найти спонсора, но я сказала, что могу просто подарить.

        Она очень радостно отреагировала, увидев меня теперь перед концертом, высказала массу приятных слов восхищения и благодарности (даже неловко). Я перед концертом  со стороны их вахты передала свои  книги оркестру в подарок.

          Итак, концерт. (Пытаюсь расшифровать записанное мною во время аплодисментов и, немного, в начале «Баркороллы») .

         1-е отделение шло 1 час 15 минут. Ваг Папян – пианист. Один.

          Невысокий широкоплечий с густой шапкой волос, остриженной почти  «под горшок», тихо выходит на сцену. Тихим же, тихим ровным голосом  кратко объявляет свою программу, вставляет мягко интонацию-шутку, вызвав  смех-радость от встречи с ним.

         Уникальный виртуоз как пианист, оригинален и как человек. Перед пианино сидит немыслимо согбенный, голова почти лежит на клавиатуре. Ёжик! Порхающие руки совершенно закрывают лицо.
         На бис он исполнял сложнейшую рапсодию Листа, которую мы знаем в исполнении оркестров. Он же один по звучанию превзошел оркестр.

         Все время хотелось подняться на верхние ярусы театра, чтобы сверху, а не с боку, увидеть кисти рук и движение пальцев. Невероятно!

          Моцарт. Больше ничего не надо  говорить. Космос. Воспаряешь, замерев, столбиком, зависнув в ноосфере. Сливаешься с музыкой настолько, что не возникает никаких аналогий.

          Новелла Матвеева:  «Вы объяснили музыку словами,  но музыке не надобны слова…
…соперничая с вами, словами изъяснялась бы сама.».

         Обнаружила: так замер и весь зал. Поднялись над землей, и не они сидят в креслах, а те, воспарив, едва прикасаются  к ним, помогая сидеть. И только в конце третьей части, выдохнув долго и тихо, слегка опускаюсь, все так же, столбиком; опускаются и остальные.

          Баркоролла.
 
          Ноктюрн.

          На бис: Шопен ( непривычно очень большая вещь для подарка благодарным 
                слушателям!).

         Лист. Парская рапсодия – нечеловечески гениальное воплощение и воспроизведение нечеловечески же гениального замысла!!! Переливы…  Перезвоны…  Как их только удалось записать нотами?!

          Да, в иные времена  этого  уроженца Еревана сожгли бы на площади. Невозможно поверить, что создаваемое им чудо – игра на инструменте, пусть даже столь совершенном.

            Кстати, за этим же инструментом мы имели восторг видеть и В.Крайнева и многих-многих… 


                ЧТЕНИЕ И КНИГИ

       Читаю кусками все отовсюду, все больше что-то чистое и грамотно оформленное.
 
        Многое перечитываю (Лермонтова вдруг беру, Брюсова купила у букинистов, на диске у меня библиотека,  оттуда «Нравственные письма Луцилию»… Я их периодически местами выхватываю: все - не ново, но хорошо).

        А с Лермонтовым у меня особые отношения в последние года 3-4 радостно сложились. Очень любопытные наблюдения.
        Последний двухтомник его издан тиражем в 14 млн!!!!  Полностью скопировано с трехтомника изд. 1953 г., тираж всего 155 тыс экз.: с той же вступительной статьей Ираклия Андроникова и массой прекрасных иллюстраций.

        Но если последние две синие книги мне были очень не родными для души, холодные и «официально общежитевские», то изданное еще до меня – одновременно и тепло и восторженно-торжественно! Ко мне это издание попало не так давно. Чистое, не испорченное (сама, кстати, грешила заметками на полях…).

        Кстати, огромная книга – полное собрание А.С.Пушкина – до дыр зачитана. И дети того времени  так же, как и во все времена, книжку в школу таскали, потому там смешные человечки и  рожицы намалеваны , и написано пером : «Колька дурак», но с ятью!… 
        Мы-то покупали с трепетом «старину», а оказавшись в той жизни, посмеялись, вспомнив Экклезиаста о «все было, есть и будет».
               
       Но, пополнив чудесным образом свою библиотеку этим замечательным  изданием  под редакцией П.Н.Краснова «с жизнеописанием поэта, портретами и рисунками, относящимися к его жизни, и с 35-ю отдельными картинами художника И.В.Симакова», что указано на авантитуле, издание товарищества М.О.Вольф ( первое издание в 1891г., второе в 1904 г., наше — третье стереотипное издание), мы долгое время читали друг другу вслух. Читали-то с детства знакомое, но часто совершенно неузнаваемое!..

       Вопрос: зачем надо было в наше время изменять стихи автора???
 
       Впервые такой вопрос возник у моей бабушки, знавшей весь «Кобзарь» обожаемого ею Тараса Шевченко, когда она взяла в руки уникальное издание этих стихов, счастливым образом купленное мною.

       Так уж случилось, что тогда купить в книжных магазинах было почти  нечего, а уж  «Кобзарь» я и вовсе  найти  не могла. И вдруг, в маленьком городке Сумской области я выхватываю из рук продавца недавно вышедшее  подарочное издание, в тот же дань полученное в магазин.  Киев, 1972 год, 25000 экземпляров. Размер 11 см на  17 см (в бытовом смысле,  официально 70х90 1/32), подарочное издание в прекрасном переплете с вклейкой видов украинской народной вышивки!!!
       Моя бабушка со смесью трепета, нежности и благоговения, тщательно вымыв руки, берет этот томик, начинает читать вслух... С удивлением крутит книгу, рассматривая обложку и выходные данные...
– Это — не «Кобзарь»!!!
       Она-то его впервые читала и, обладая уникальной памятью, тут же весь запомнила в восьмилетнем возрасте, то есть в 1928-29 гг.
        И вот теперь не узнала...
      
       То же мы обнаружили, читая Пушкина. Только она испытала разочарование, а мы — восторг!
               
                ***
    Взяла из книжного шкафа сборник «Лирика Востока», полезла в энциклопедический словарь в двух томах, издание 1963-63 годов:  «Хафиз. …Вместе с тем его лирика не лишена налета суфизма и мистицизма.». Мудрецы-молодцы!!! Пишущий это «вместе с тем» надеялся на то, что имеющий глаза, да увидит… Лучшего словесного оборота просто не найти. Можно выставить  некий «налет» и осуждением, и толчком для изучения дошедшего до нас послания поэта, насквозь пронизанного суфизмом и мистицизмом. Ну, кроме этого просто ничего другого и не содержит. Тем и ценно!

       Кинулась в 9 том десятитомной энциклопедии  1928-30 гг. И, о горе! Вырвано двадцать страниц! Естественно, нужных нет. Очень хотелось сверить.
      
       В последнем советском аналогичном словаре (в одном томе) – жвачка, но уже открыто – о суфизме.

       Слово, поистине, остается самым гибким и изворотливым. В наше время и в России, и в Украине то, что громко обозначено как «Свобода слова» на самом деле есть ни что иное, как «глас вопиющего в пустыне» или, говоря грубо, но точно: «Мели, Емеля, твоя неделя». Никто не слышит…


                ПРЕСТОЛЬНЫЙ ПРАЗДНИК               

        Илья… Престольный праздник всех моих предков и всего с. Цымбалы. Заранее всех извещали-приглашали, передавали кем-то… А до кого приглашение не дошло, тот все равно, волнуясь и предвещая радость небывалую, наряжался, брал гостинцы и шел.
       Причем «шёл» - это, как бы ничего и не сказано; а вот именно Ш---Ё----Л!!! Торжественно и с прекрасным настроем-ожиданием.
       Полно народу в саду за длинными столами. Бабушкины совершенно непревзойденные  пирожки с разными начинками, холодец, тоже один в мире: чистый и прозрачный как стекло. Под желе красивыми кусочками-шматками мясо трех сортов. Специально вскормленный к Илье петух для холодного. Это у нас так принято: в русском языке называемое холодцом величают холодным. Холодец тоже в нашем кулинарном разнообразии присутствует, но по-русски это называется окрошкой, опять же именно той окрошкой, что на домашнем квасе. На сыворотке же – окрошка.
      Но разносолы, даже необыкновенно вкусные произведения из всего, что можно употребить в пищу, моей бабулечкой, для гостей очень важны, но не в них «соль»!
      Обстановка, которую всегда ощущал каждый возле моей бабушки, а особенно, вместе с бабушкой и дедушкой, с умными беседами, весельем наилегчайшим и песнями, песнями, песнями… Вот чего ожидали весь год от Ильи до Ильи, вот ради чего ехали издалека и шли со всей округи: дедушкин род необыкновенно музыкален, все поют необыкновенно хорошо!!! Бабушкины тоже поют, особенно ее младшая сестра с дивным редким тембром голоса, но «тихонько».

      Перед нашим престольным праздником мои гостили у бабушкиной старшей сестры в соседнем селе.
       Прощаясь, дедушка, будучи наподпитии, каждому говорил персонально, пожимая руку, обычно обе руки одновременно:
- До мэнэ ж - на Ллю!
- Нальешь?! – с неизменной доброй улыбкой уточнял получивший приглашение.
- Наллю. – твердо обещал дедушка.
       Так, смеясь, легко и тепло из года в год расставались, радуясь особенно тому, что теперь - ненадолго. Илья уже скоро.

        Во многие дворы на празднование святого Ильи, 2 августа, к обеду вливались нарядные шумные ручейки. А через несколько часов вся Цымбаловка перекликалась дружным песнопением! И каждая компания, то подпевая, то перепевая другой хор, как бы переговаривалась. О! Бакумы запели… О, Магалеи… Так соседи узнавали все голоса. гости. Спорили, угадывая, уточняли. Зато когда начинали петь у нас!..
        Теперь уже все село, состоящее всего из двух улиц,  на семь километров растянувшихся вдоль двух берегов когда-то реки, потом речки, а теперь череды ставков, вторило нашим, ибо нам равных в этом перепеве не было!

         Когда мне было десять лет, меня специально взяли на свадьбу к дедушкиному внучатому племяннику.

         Много я потом повидала компаний, и поющих, и не очень. И везде свои традиции.

          В селе же моих предков это за многие века выстроилось в традицию особенную. 

          Здесь следует сделать отступление. Мы часто переезжали по стране на новые места папиной службы. Мама, начиная работать в очередном педколлективе, сразу слышала вопрос о том, поет ли она, поскольку во всех рабочих коллективах в советские времена была была художественная самодеятельность.  Всякий раз она отвечала:  «Пою», потому как певунья она талантливая чрезвычайно!
       В с. Красноярово Амурской области население изначально было из числа раскулаченных в Украине, сосланных как враги народа. Мы туда приехали в 1964 году. Речь нас встретила украинская. И на ее утвердительный ответ, узнав тут же откуда она родом, никаких вопросов и не последовало. Поет. Что не понятно…

        В  других же коллективах непременно уточняли:
- А каким голосом?
- Я же говорю: пою. Каких у вас голосов не хватает? Тем и буду петь. Мне-то какая разница, если я пою?

        В наших Цымбалах пели так. За длинными столами тесненько так сидят  рядком от тридцати до ста пятидесяти человек. Общий застольный шум. Встает один или одна. Все мигом замирают в ожидании. Эту  полуминуту можно, более того, необходимо описывать тремя большими абзацами!!!
        Все напрягаются, одновременно откладывая вилки, ложки, рюмки, проглатывая то, что у них было во рту. Распрямили плечи! Вдох!! От каждого пошел во все стороны свет, чистый и торжественно наполненный ожиданием чуда!!!

        Стоящий начинает вести партию. Все остальные, сидящие за столом, вторят. Солист запел первым голосом, хор – вторым. Ведущий – вторым, отвечающие ему – первым.

         Солиста сменяет следующий мощный певец. Все повторяется. И повторяется-то - самым неповторимым чудом! Солисты сменяются один за другим, встают и по второму разу. Самых стеснительных просят… Со всех концов стола – к моему дедушке:
      - Даныло Петровыч… Заспивайте. Да уважте ж громаду.
– Просимо, Петрович…
– - Просымо…

Всегда недоумевала: мой дедуля, смолоду – красавец признанный, играл самоучкой на всех музыкальных инструментах, что попадали в его руки.  А в пении ему просто равных не было. Без него ни одна вечеринка не обходилась. А каков модник был, особенно когда женился на моей бабулечке, которая потом всю жизнь искусно обшивала всю округу. Всегда ухожен, одет с иголочки, наглажен… И при всем этом – скромность и застенчивость необыкновенные.

- То я вже сидячи…
Запел... Подхватили! Полилось!!!
Пауза самая короткая...  И вновь запел…

       Вся дедушкина родня была музыкальна необыкновенно. За его сестрой Домной (имя такое про крещении дали) несколько раз приезжали из столичного театра, тогда столицей был Харьков. Но мать  строга была. А певичкой быть не престало приличной девушке, как тогда считалось.

       Если дедушкину племянницу кто увидел идущей к нам на минутку по делу, то уже от одного двора к следующим разлеталось:
       - Дуня Андрийова до дядька пишла… То ж заспивають!
Дедушкин брат Андрей был - всеми любимый балалаечник.

         И полу-высохшая речка, украшенная еще не так давно мельницами, которая при мне уже превратилась в череду ставков,  как серебряное полотно, отражала на всю округу стройное мощное пение, удивляя всех тем, что человеческие голоса могут звенеть такой красотой и гармонией!!!

        …Опустело село Цымбалы, как и многие другие села. Уже не идут шумные нарядные гости на праздник Ильи. Не перекликаются песнями соседи. А память, светлая и чистая, все хранит.


                ...НЕ СОТВОРИ СЕБЕ КУМИРА...

    Случайно, перебирая с помощью интернета новинки в литературных журналах, наткнулась о восторженном рассказе бывшего старшеклассника  в 80-е годы. Он обнаруживал среди самых для того не устроенных, внешне, людей, соратников по преклонению – почитателей Джона Леннона и иже с ним.
   И я, в который раз, обнаружила в себе полную «несоветскость». Все люди – как люди. По крайней мере, в моем окружении. Одна я, как, собственно, меня и называли, белая ворона.

   Все советские дети - мои ровесники мечтали быть космонавтом. Я же, лет девяти, оказавшись проездом в Москве, увидела за чистым-чистым стеклом новенького газетного киоска чистенькую старушку, читающую газету в ожидании покупателей прессы.
   В ту пору мои родители выписывали огромадное количество газет и журналов (за денежки, между прочим). А она, сидя на работе – в чистоте и в тепле – читает это все бесплатно, и самая первая, и на выбор! До сих пор помню, как подобно вырвавшемуся фонтану салютного огня, засверкала мечта стать, оказавшись пенсионеркой, продавщицей периодической печати.

    Мне было по-пионерски стыдно, что я никогда не мечтала быть космонавтом. Им-то хорошо мечтать о полетах, когда они из родных мест никуда не ездили, а у меня каждое лето было наполнено короткими и длинными перелетами, поездными или автобусными вояжами.  Папа-офицер, служил по всему Дальнему Востоку, а в отпуск мы ездили на украинскую родину всех наших предков, но это – после  того, как мы самолетом же заезжали на летние сессии в Благовещенский-на Амуре  пединститут. Мама заочно училась на химика и биолога, папа – на историка. Причем оба – на одни почти только пятерки!
   Нас с мамой и сестрой смертельно укачивало в самолетах, особенно при постоянных воздушных ямах над Тихим океаном. А на Сахалине мы прожили шесть лет, вместо обязательных для офицеров пяти.
   Таким образом, я могла мечтать быть разве что парашютисткой, чтобы во время полета в пропитанных рвотным запахом и болтающихся, как по волнам в шторм, самолетах, выпрыгивать из них наружу. Но уж, никак - не в космос…

     С Битлами у меня тоже «не сложилось». Разумеется, слушала и знала, но без фанатизма. Это грустно началось с того, как, оказавшись в последние два года ученичества в не гарнизонной школе, среди гражданских детей, я узнала, что бывают спекулянты.
     До сих пор без омерзения не могу слышать это слово, вот где – поле для специалистов по фоно-семантике.
     Сосед по парте однажды шепотом мне сообщил, что, в благодарность за регулярное списывание у меня, он мне  даст магнитофонные бабины с концертами Битлов, которые ему, якобы, привозит папа из загранки.
   И еще более глухим шепотом добавил, что за переписывание одной  бабины  люди платят 15-20 рублей. Это в 1974-м году, когда рубль был рублем. А мне он их будет давать бесплатно, но с одним  преобязательным условием: не давать переписывать никому.
    Посему, с первыми звуками легендарной группы, я испытываю брезгливую липкость…

     На втором курсе университета я вышла замуж за однокурсника, у нас постоянно стали бывать наши друзья-студенты и одноклассники моей младшей сестры-десятиклассницы. Узнав, что у меня есть все концерты всеобщих идолов, приходили в дичайший восторг, причем, их эмоции, что я с особым  прискорбием фиксировала, были шаблонно одинаковы, не зависимо от пола, возраста, образования и интеллекта!.. И растянули, естественно, все до одной…

   Еще печальнее мое не преклонение перед гением са-мо-го  Владимира  Высоцкого.
    Оканчивая университет, мы с друзьями, четырьмя семейными парами, все, кстати, с одного курса, после вечеринки ночевали в большом пригородном доме.      
   Один из нас после восьмого класса окончил мореходку в Одессе. В тот период там регулярно пел Высоцкий на открытых площадках, где его записывали счастливые обладатели магнитофонов, чтобы перепродавать остальным…
     Всю ночь мы слушали эти шедевры. А поскольку – в Одессе, на открытом воздухе, то и тексты - соответствующие запросам толпы. То есть, не те, которые мы знаем по пластинкам… Совсем даже не те… И слова не те, что на пластинках и с экрана телевизора...

    Еще одна мечта прошла мимо меня. Одна одинокая дама пятидесяти с чем-то лет, услышав мою просьбу к ней перезвонить попозже, ибо я в тот момент жарила своим домашним блины, с придыханием воскликнула, что сама ужасно мечтает хоть кому-нибудь пожарить блинчики.
  - Ой! Не прививай мне комплексы, пожалуйста, - прервала я её - С 19-ти лет  пребываю в хронических  замужествах, потому ни разу не мечтала пожарить кому-то что-то. Не хочу тебя разочаровывать, но жарить надо три раза в день, и, что еще больше тебя удивит, каждый день. Увы...
    Это при моем хобби готовить и вкусно кормить домашних.

    С сексом у меня, опять же… Не читала – не знаю, в отличие от Новодворской. Все времени не выберу. А, потому, я избавлена  от грёз даже быть зачисленной в Союз Девственниц России. Во где, должно быть, нескучное и содержательное общение!!!

    Так и живу, постоянно пребывая в радостной мечтательности, но - не «как  люди».
   
     И, слава Богу!!! 
            
            
   ДОБРО НЕ ИМЕЕТ ЦВЕТА

     По ТВ передача «Вечера в театре «Школа современной пьесы» «СТИХиЯ». Зацепила только окончание… Актеры, режиссеры, вообще театральные знаменитости читают по одному стихотворению, без определения единой темы, похоже.
     А.Максимов читает стихотворение своего отца, написанное тем в молодости, эпизод на войне (тот воевал, был в партизанах), о часах на руке убитого, продолжающих жить и отсчитывать время. Тихо, без «ура».

     Я еще раз поразилась умению людей, прошедших ту, поистине страшную, войну, в особо сложные периоды  благородно сохранять  гордую тихую выдержку – без пафоса и «разрывания на себе рубахи», что зачем-то так искусственно и неправдоподобно бывает проявлено в киношных историях об этих людях.

    Это мне напомнило в очередной раз моего свекра, царство ему небесное…
    Человек в восемнадцать лет по окончанию учительских курсов  идет служить в армию, в 1939 году. Тут же начинается финская война, с которой он плавно переходит в Великую Отечественную, тогда еще без этого названия и без знания всей истории, без знания того даже, как она окончится и когда. Так же, без перерыва, он оказывается ввязанным в борьбу с бендеровцами, и только в 1947 г. для него война оканчивается.

     В 1942 г. он попадает в плен, их загоняют в какой-то загон, в голом поле, обнесенный колючей проволокой. На третий день их советские войска вызволяют, но страшный шлейф плена остался за ним на всю жизнь.

    Демобилизовавшись, он начинает работать учителем в своем родном селе, в восьмилетней школе, сразу поступает в педагогический институт, на заочное отделение. И почти всю жизнь выполняет обязанности директора школы, официально числясь исполняющим обязанности – не достоин быть директором школы человек, побывавший в фашистском плену. Страшное время, невозможное для человека унижение и каждодневное издевательство-напоминание!!!

     Пришло и время подготовки всей страны к великому празднованию столетнего юбилея В.И. Ленина. Ну, не любил он Ленина. А нехорошо директору советской школы Ленина не любить, сильно не хорошо! Но трудовые подвиги вынь да положь…

     Сказано – сделано! Проявил он и тут фронтовую смекалку. После плена-то он вскорости стал состоять в военной разведке. Договорился он с лесничеством, выделили для школы большое количество саженцев хвойных деревьев, в основном елей, в том числе и голубых елей.

      И вот на огромном, выделенном под посадку молодого леса, пространстве каждый ученик школы посадил свой ряд будущего леса! Регулярно, в счет школьной трудовой практики, каждый пропалывал и поливал свой рядок, бережно ухаживая за своими саженцами. Выпускники школы передавали свои рядки ученикам тех начальных классов, которые при посадке еще в школу не ходили. Теперь те продолжали выращивать молодые деревца, так же трепетно и любовно.

     Ели растут очень медленно, но время-то летит быстро! И вот, через годы вырос за селом огромный хвойный лес! И уже дети тех, кто насадил этот чудесный лес, стали в него ходить с родителями и бабушками по грибы.

     Так вот тихо, без фанфар и пышных митингов и речей, и мероприятие не сорвал директор школы, и в праздновании «великого» юбилея принял участие. И повод-то был предерьмовейший, а дело как повернул чисто и красиво!
 
     Теперь вот уже, сколько лет свекра моего нет на этом свете, а лес стоит, и будет стоять, и не одно столетие будет радовать землю и тех, кто ее будет населять.

    Забавно, что одним из первых людей, кому этот лес, тогда еще совсем молодой, оказался поистине спасительным, был первый внук моего свекра, прародителя самого леса. Ребенок  заболел очень тяжело коклюшем, и не поддавалась эта болезнь никакому лечению. Но нашелся очень старенький врач, к которому попали после долгих встреч с другими докторами, который, тяжело посокрушавшись, что ребенок проживает в одесской области в степи, сказал, что вылечить его может только хвойный молодой лес.
       Ребенка тут же привезли на родину мамы, к бабушке и дедушке, к тому растущему ельнику. По совету старого врача, его водили ежедневно в тот лес на самом рассвете, когда еще роса покрывает землю. Там ребенок дышал влажным воздухом, наполненном запахом молодой хвои, и очень скоро коклюш прошел бесследно.

       Лес отблагодарил щедро своего прародителя! Отблагодарил через первого внука.


                ПРЕДОЩУЩЕНИЕ ЧУДА И ОНО
                16.08.2014 г.

12 числа перебрала, наконец-то все огромное количество своих наборов открыток, отметила на каждом число отсутствующих открыток или поставила пометку «все». Составила подробный каталог, с указанием года, издания, количества, тиража...

Наткнувшись на комплект «Художники Днепропетровска», изд. Киев, 1986 год, 11 открыток (тираж не указан, чтобы избежать налоговой). Качество отвратное, но я его в свое время купила на каком-то «развале», обнаружив, что предыдущий обладатель собрал четыре автографа, здесь на обложке, тех художников, чьи работы представлены .

Первый — А.Ткач. Перебираю открытки, читаю фамилии авторов... «Портрет заслуженного металлурга УРСР М.Ф.Батцолоя», 1984 г.

Как-то сразу нехорошо подумалось, что это — обычный соцзаказ...  Мощный мужик в рабочей одежде... Но — взгляд... И все выражение лица. Аж вздрогнула от неожиданности: герой соцтруда, победитель!!! А на лице вовсе не отпечаток оптимизма и энтузиазма... Взгляд в себя, усталость и страдание. Но страдание — не о себе...

Давно я заметила, что рисуя цветок ли, портрет ли, художник всякий раз  пишет — себя.

Так мое воображение и дорисовало облик самого художника, и захотелось увидеть его работы.

Отложила я этот набор открыток, представляя, как, оказавшись в следующий раз в Музее украинской живописи, что будет отмечать первую годовщину своего существования 10 октября с.г. (часто бываю в расположенном совсем по  соседству с Троицким собором),  похвастаюсь обладанием автографов.

И вот: на следующий день же в электронной почте  обнаружила письмо из этого музея. Они делают рассылку всем, оставившим свои адреса.

Приглашают на выставку произведений Анатолия Ткача, его сына Кима и дочери Ирины «Наследие и наследники». 75-летию со дня рождения посвящается (ушел из жизни, как узнала уже на самой выставке, в 2006 году).

«На ловца и зверь бежит»!!! Всякий раз убеждаюсь, что удача приходит именно к тому, кто к встрече с ней подготовлен!!!

Собираясь на открытие выставки, уложила в подарок другим посетителям штук  пятнадцать экземпляров своей книги «Прочтешь — захочешь жить», думала, там добавятся те 20 экземпляров, что  я подарила музею в свое предыдущее посещение. Оказалось, их уже присовокупили к собираемой там библиотеке (кроме четырех или пяти, что я тогда подписала)! Пожалела о столь малом количестве взятых книжек, разобрали мигом, даже несколько попросили в библиотеку моего родного университета (опять — удачная неслучайность).

Перед выходом из дома смотрю на толстый сборник ежегодника «День поэзии» за 1979 год. Внутренне резвясь, задаю вопрос: «Что меня ожидает на той выставке?», наугад открываю, мой палец упирается в строки (нарочно не придумаешь!!!):

Деревья стоят, как скульптуры
В огромной живой мастерской,
Где лепят натуру с натуры,
А радость мешают с тоской.
Ведь можно из южного снега
Такое слепить небесам!

А он это делает сам,
Свалившийся с самого неба...
                (Владимир Соколов).

Тут же рифмонула сама. Дело в том, что в письме-приглашении представлена программа открытия выставки, включающая дежурное:  «искусствоведы — о значимости творчества А.Ткача».

Из меня при прочтении этой фразы выплеснулось: «Ну, какое же значение самого явления художника, поэта, музыканта?!. Ввергать нас в чудо, увиденное мастером и совершенно незамеченное обывателем, коим всякий бывает, увы...

Записала, думая о «неуходе» гениев:

Пока не истлеют холсты,
И в прах не рассыплются краски,
Придумавший эти цветы,
Не умер! Взирает из сказки...

И вот я — у цели. У входа в музей стоят группки по 2-4 человека. Зал  набит до отказа! Не думала...

Едва вошла, сталкиваюсь с немолодой крупной красивой еще женщиной. Оказалось, это вдова художника, Лариса Ивановна. Она, улыбаясь:
– О!!! Знакомое лицо?!
– Да в этом городе, - отвечаю, - все лица знакомые.
– Вот уж точно, все... А все-таки, где?!
– Кроме всего прочего, я 15 лет подрабатывала тамадой...
– Точно!!! Я же помню, что была красивая встреча...

Вхожу в зал, где рядами плотно стоят стулья, почти все занятые гостями. Многие ходят вдоль стен, рассматривая картины... Еще переходя из маленького вестибюля, упираешься взглядом в широкий экран, на котором сменяют друг друга фотографии...

 В момент моего первого взгляда — группа из пяти художников, сразу выхватываю одну фигуру — он!!! Не ошиблась. Действительно, портрет из  комплекта открыток, разбудивший  мои познания психологии, именно таким «нарисовал» в моем сознании образ автора!!! Стопроцентное попадание.

Начинаю осмотр выставки... Сразу устремляясь в угол, из которого — свет и свежесть!!! «Пионы» и другие картины, выполненные дочерью Анатолия Ткача, Ирины Ткач (родилась в 1973 году). Маленько роста, полненькая, как-то без яркой красоты отца и матери, но очень располагающая к себе... Опять же, мать — сгусток энергии и самоуверенности (Лариса - совершенно стопроцентная). Дочь  тихонько простояла в уголочке, за маминой спиной, точнее, даже не за мамой, а именно, за спинкой маминого стула, куда та ей указала. Ларису Ивановну долго уговаривали присесть — занималась гостями выставки, давала интервью куче журналистов...

Это, был, собственно вечер воспоминаний об Анатолии Ткаче. Из архива семьи и частных  коллекций наших горожан собраны некоторые небольшие картины художника, но, поскольку он был «станковик», то есть мастер станковой живописи, то основные, большие его работы здесь бы и не уместились, некоторые сохранились в музеях Киева, Днепропетровска... Писались они в советское время для советского же народа, такие произведения мы видели в клубах и дворцах заводов, в госучреждениях, в колхозах. То есть разошлись они по огромной стране.

Первой после вступления представителя музея вышла перед сидящими даже не зрителями, а именно, гостями, искусствовед (как мне сказали, главный искусствовед в нашем городе) Людмила Владимирова Тверская. Хорошо, предметно  и объемно говорила о художнике, а потом — о себе, все годы дружившей с семьей …

Как всегда, поздравляя ли, вспоминая ли: непременно — о себе, любимом. И много! И с восторгом! Это с воодушевлением делали все выступающие. Собственно, «имели право», все — не последние люди, известные в своих кругах, со званиями...

Очень энергетически сильный и гордо несущий себя, начал говорить скульптор В.П. Небоженко, автор массивного памятника Валерию Чкалову; памятника молодому Тарасу Шевченко, что стоит в аллее у театра им. Т.Г. Шевченко и филармонии и автор еще многих важных для города скульптурных работ. Это и памятник Полю, действительно любимый памятник у горожан, академику Семашко Н.А., монумент 152 стрелковой дивизии...

Опять же, Владимир Небоженко начал рассказ с истории знакомств с Анатолием Ткачом, о молодости, дружбе, о том, как пели песни!!! Подозвал Ларису Ивановну, и вместе запели, и как запели! Тут же к пианино подсел кто-то из их компании... Великолепно.

Выступали художники (не представлялись, их знают все, и немолодые уже художники и их взрослые дети, тоже художники, окончившие то же художественное городское училище. Две из них, пятидесятилетние дамы, стояли рядом со мной, около Ларисы Ивановы и Ирины, диктуя мне имена, рассказывая о своих уже ушедших отцах-художниках; я им тут же подписала свои книжки). Выступили: Данилов В.П., Матюшенко В.И., Чернета Г...

Обстановка была наредкость душевная, теплая и искренняя. Все были рады этой возможности встретиться, многие — после долгого перерыва... Чудесно.

Ведущий предложил еще кому-то выступить. Повисла тишина. Вышла я (ну, как же без меня...). Показала и набор открыток, вызвав оживление и воспоминания о том, что и они его где-то видели, затеряли... Вглядывались в автографы... Потом прочла описанные уже стихи из «Дня поэзии»... Так меня хорошо слушали, сразу породнившись и со мной...

Я вернулась туда, где новым своим знакомым оставила сумочку. Услышала кучу искренних  «спасибо» от них и стоящих рядом. Не сговариваясь, как-то одновременно (полушепотом, чтобы не мешать вышедшей после меня перед сидящими гостями  Ларисой Ивановной, благодарившей всех за то, что собрались...) высказались, с тихой завистью, что вот на все нужен талант, они — художники, а говорить — то же своего рода искусство, а им они совсем не владеют. То есть «обкомплементили» меня и они и многие потом, уже за фуршетом (я не присоединилась, избегаю этого всегда, да и чего я стану мешать давно знающим друг друга и годами не встречавшимся поговорить о своем, и, главное, я всегда бегу домой...).

Уже на крыльце, куда некоторые вышли покурить, подписать мою книжку меня попросила  женщина лет уже за шестьдесят, благородная и держащаяся с приятным достоинством.

Тут же попросила посмотреть, чьи автографы на моем наборе открыток, в подготовке которого она участвовала и готовила альбомы именно этих художников, чьи автографы увидела!!! Искусствовед Лариса Николаевна Бондарь, расписалась с радостью там же, передала своему мужу, художнику Городисскому Владимиру Николаевичу и Юшкову Станиславу Алексеевичу. (Я стеснялась просить автографы, а они как раз с удовольствием подписались на комплекте открыток под автографами своих уже ушедших из жизни коллег и товарищей).

Лариса Николаевна мне несколько раз повторила, заявив, что говорит искреннюю правду, что я очень очаровательная женщина. Что подтвердили и ее собеседники. То есть, со всех сторон положительных эмоций набралась (при том, что с юности комплименты воспринимаю внутренне «в штыки», то есть не приемлю вовсе). Просто вся обстановка открытия выставки была такой, что все ощутили абсолютное родство душ и все любовь, которую тут же всем и выражали с легкостью, радостью и теплом!

После выставки мне легко записалось, увы, совершенно слабенько с точки зрения стиха, но — по ситуации точно:

Случается такая обстановка,
Явил нам вечер памяти Ткача:
Вдруг оживает юности сноровка.
Рассказывают были, хохоча!

Все источают другу комплименты,
О всех коллегах — только хорошо!
Не для приличий эти сантименты -
Сам  именинник к нам зашел!!!