Последний гусь

«Да, хорош “первачок” у Степановны!» – не без удовольствия и изрядно навеселе размышлял Иван Максимович, направляясь за сарай по малой нужде. Пару минут назад мужчина вышел из своего дома, полного гостей, празднующих юбилей его супруги. Самогонка собственного производства давно кончилась и в ход пошла купленная у Степановны. Она жила по соседству и тоже была приглашена, как и полдеревни друзей и родственников.

«Вот вроде ж и поддатый уже, а как начнешь употреблять ее “зелье”, продирает, как с первого стопаря!» – все думал о приятном хозяин дома, шатающейся походкой выходя из-за сарая. Приближаясь к деревянному свежевыкрашенному крылечку с кучей разномастной гостевой обуви, мужчина увидел, что по двору ему навстречу такой же походкой, как и у него самого, направляется белый гусь Семка. Это был самый сообразительный и игривый из всего гусиного хозяйства Максимыча и потому заслуживший себе даже имя.

Сделав несколько неуверенных шагов, гусь, неестественно вытянув длинную шею, глухо хрипнул и завалился набок... Иван Максимович почувствовал, что стремительно трезвеет. На лбу выступили капельки холодного пота. «Только бы не птичий грипп!» – пронеслось в убеленной сединами голове. Он четко и в деталях помнил, как две недели назад в деревню приезжали специалисты в белых халатах из городской санэпидстанции. Ходили по всем дворам с толстыми серебристыми чемоданчиками, полными всяких пробирок и нужных химических жидкостей. В каждом хозяйстве брали анализы крови у домашней птицы, пробы грунта во дворах, сараях и вообще нагнали ужаса на всю деревню... Со дня на день должны были сообщить результат. Но вся домашняя птица в деревне чувствовала себя прекрасно, и поэтому никто пока сильно не волновался.

А в селе из соседней области нашли-таки эту заморскую заразу и всю пернатую живность у населения уничтожили. Полили бензином и сожгли в специально вырытой яме на пустыре. После это место даже сровняли с землей. Здоровых же кур, уток и гусей все одно определили на убой, чтоб успеть спасти мясо, пока не заражено...
Схватив одной рукой полубездыханную тушку несчастной птицы, он почти что бегом устремился в сарай, где находились все остальные сородичи Семки из невеликого домашнего хозяйства Максимыча. Распахнув перекошенную дверцу, почувствовал приступ дикой паники... Острой иглой пронзила тело нестерпимая боль, эхом отдаваясь в кончики пальцев рук. «Стенокардия проклятая...» – тягостно подумал селянин, прижимая свободную ладонь к груди.

По всему сараю с распластанными крыльями, будто сбитые на взлете чьим-то огромным кулаком, лежали едва живые гусиные тела... Лишь единицы, неуверенно держась на ослабевших лапках и выделывая немыслимые коленца, непрерывно мотали своими взъерошенными головами и смотрели невидящим, затуманенным взглядом в пустоту. Время от времени они падали клювом в разбросанные сырые ошметки сена. Мужчина разжал пальцы, шея гуся выскользнула, и несчастный Семка плюхнулся на землю возле ног своего хозяина.

* * *

– А теперь снова выпьем за юбиляршу! – стараясь внятно выговорить каждое слово, крикнула соседка Степановна.
– За именинницу! За Валентину Ивановну! – пьяными голосами подхватили гости. Несколько мужчин, что потрезвее, принялись суетливо разливать самогон по рюмкам, старательно выискивая их на столе среди салатниц, ложек, вилок, скомканных салфеток и тарелок с недоеденными закусками.

Один из разливающих, завхоз сельского клуба Эдик, держа бутыль с самогоном в правой руке и игриво сверкая верхним рядом золотых зубов осоловело улыбающейся незамужней даме напротив, не забывал и пританцовывать, покачивая головой в ритм оглушающей музыки и делая движения левой рукой на манер вкручивания лампочки...
В секундных перерывах между песнями Софии Ротару, Михаила Круга и «Ласкового Мая» из дальней комнаты дома доносился радостный визг играющих детей. Хозяйской внучке Светочке повезло: с родителями к ним в гости пришли только девочки. Двое из четверых пришедших – Катя и Надя – были ее лучшими подругами, а Лена и Анжела учились в параллельном, 2-б классе. Получившейся дружной девчачьей компанией битый час носились по двору, придумывая себе различные занятия. Теперь же они копошились в куче разноцветных мягких и пластмассовых игрушек, надаренных Светочке любящими бабушкой и дедушкой.
 
– Дорогие мои, хорошие... Я хочу сказать тост! – раздался негромкий, но настойчивый голос хозяйки.
– Да делай что хочешь! Ты же у себя дома! – пошутил Николай Андреевич, владелец трех продуктовых ларьков и «местный олигарх», как называли его односельчане. Все, кто еще был в состоянии понять шутку «олигарха», засмеялись, но у некоторых женщин вследствие излишнего употребления спиртного контроль над чувством юмора несколько ослабел. Одна из приглашенных дам, бухгалтерша сельсовета Машенька, так громко и визгливо смеялась, что все сидящие за столом давно умолкли и смотрели на нее с нескрываемым интересом...

– Люди мои родненькие... Спасибо вам, что пришли на мой скромный юбилей! – продолжала хозяйка, подняв над праздничным столом сжатую всей пятерней рюмку.
– Вы мне все родные и самые близкие мои люди... – на последнем слове голос юбилярши дрогнул, она закрыла свободной рукой глаза и всхлипнула.
– Ты чо, Валентина! А ну не реви! Мы тоже все тебя любим как родную... – сама едва сдерживая слезы от нахлынувших чувств, обняла соседку за плечи Степановна.
– Ну, вот. Начались бабьи сопли! Пойдемте-ка, мужики, на двор, покурим! – добродушно гаркнул Николай Андреевич.

– Пойдем! Пойдем! – одобрительно отозвались все мужчины и, прогремев отодвигаемыми стульями и табуретками, направились на крыльцо. Только молоденький деревенский милиционер Петька остался неподвижно сидеть на месте. Придя на юбилей, как и полагается настоящему участковому, в новенькой милицейской форме, он, тихонько похрапывая, спал, уткнувшись лицом в жирную тарелку.

* * *

Большая компания мужчин разнопузой комплекции не спеша выдвинулась на крыльцо, а затем распределилась на лавочке и завалинке возле дома по принципу кто где успел. На горизонте большим оранжевым шаром заходило солнце, раскрасив ярко-алыми переливами каждое деревце небольшого смешанного леса, гордо стоящего сразу за деревенскими огородами.

А в темном хозяйском дворе практически разом зажглось множество красных огоньков, порождая из струек и колец сигаретного дыма большое серое облако, окутывающее вышедших на улицу мужчин полупрозрачными змейками. Поднимаясь вверх, оно отчаянно пыталось забрать всех с собой.

– Хороший у нас здесь воздух! Не то что в городе. И тихо, – медленно выдохнул вместе с дымом из обеих ноздрей «олигарх».
– Согласен. Воздух у нас очень даже полезный, – затягиваясь «Беломором», поддержал Миша-тракторист.

– Это точно! Я вот давеча в город мотался. Так там...
– Тихо! – резко прервал чей-то многообещающий рассказ Николай Андреевич. – Слышите?!
– Что именно? – спросил кто-то из темноты, бросая окурок в маленькую лужицу возле ворот.
– Да в сарае у Максимыча какой-то шум непонятный. И вроде как топором кто-то тюкает... Я уже пару минут вслушиваюсь. А кстати, сам Максимыч-то где? – озираясь по сторонам и пытаясь разглядеть хозяина дома в темноте среди присутствующих, произнес «олигарх».
– Так его уж давненько нема... – хриплым голосом сообщил худощавый шестидесятилетний учитель истории Иван Алексеевич.

– Как давненько?.. А я чо-то и не заметил... – удивленно спросил «олигарх». Все мужчины, как по команде, слегка пошатываясь, двинулись к дощатому сараю хозяев. Впереди всех шел «олигарх» Андреич, подталкиваемый любопытством и идущими сзади односельчанами. Через несколько секунд дверь сарая была открыта. Взору более двух десятков подвыпивших мужчин предстала картина гораздо более страшная, чем они успели себе представить...

Большая часть земляного пола была покрыта отрубленными гусиными головами... В левом углу, напоминая кадры военной хроники про немецкие концлагеря, лежали беспорядочно сваленные в гору тушки обезглавленных птиц. Посреди сарая возле пня для убоя домашней живности стоял «пропавший» хозяин Иван Максимович. Белая рубаха на нем была вся забрызгана и заляпана алой гусиной кровью. Левой рукой Максимыч прижимал к пню шею безвольно подергивающего лапками гуся. В следующий миг он сделал немного замедленный и какой-то слишком высокий взмах правой рукой, крепко сжимающей огромный окровавленный топор. Через мгновение раздался характерный звук, и голова несчастной жертвы отлетела в сторону.
– Последний... – устало прошептал мужчина, выпрямился в полный рост и увидел в дверном проеме множество мужских лиц, смотрящих на него расширенными от удивления глазами. При виде мужиков он замер и стал смотреть на них еще более удивленным взглядом, чем они на него.
– Как же так... Ведь никто не должен знать... – едва шевеля губами, произнес «гусиный палач» и с печально-отсутствующим взглядом медленно, шаркая по земле ногами, направился в сторону наблюдателей...

* * *

– Бежим!!! – прозвучало как-то деловито, но при этом весьма эффектно. Вся толпа мужиков, несмотря на заторможенную алкоголем реакцию, мгновенно развернулась и, спотыкаясь, паническим полубегом устремилась прочь от сарая в дом предупредить об опасности женскую половину. Первым, кто вбежал, был недавний выпускник медучилища, а теперь важный и уважаемый в деревне человек, фельдшер Алексей.
– Там, в сарае, Максимыч! У него белая горячка! Он всех гусей порубил нахрен и бежит за нами! – выпалил на одном дыхании паренек.

– Что-что? Ты что несешь? Какая белая горячка? Какие гуси? Ты что, перепил? Да у тебя самого белая горячка! – с негодованием набросилась на Алексея хозяйка-именинница.
– Да слово даю! – отчаянно оправдывался Алексей.
– Не врет он! Правда все! Лена, быстро бери ребенка, и идем домой! А то как бы чего не вышло... – суровым голосом прикрикнул жене подоспевший за Алексеем совхозный бригадир Владимир Сергеевич. Одна из женщин, суетливо засобиравшись, встала и быстрым шагом пошла в комнату с играющими детьми.

– Господи боже мой! Что ж это деется-то... – с тревогой в голосе шепотом произнесла юбилярша. Все женщины тут же засобирались вслед за ушедшей. Глядя друг на друга испуганными глазами, наспех обнимая и виновато прощаясь с хозяйкой, засеменили в сенцы, откуда все громче слышались многоголосые окрики вызывающих их мужей. Валентина Ивановна, ничего не понимая, стояла словно в ступоре в опустевшем доме и невидящим взглядом смотрела в коридор, где еще пару минут назад, уходя, толпились ее гости.

– Бабушка! А что случилось? – спросила подошедшая Светочка и обняла бабушкину руку своими двумя. – Почему всех девочек забрали? Мы только разыгра-а-ались...
– Так, Света! Иди в комнату и ложись спать! Время уже не детское. А я пойду, посмотрю, что это за чушь собачья происходит... – на последних словах Валентина Ивановна накидывала на плечи старую кофту, сдернутую с черного гвоздика на стене, и через секунду, ловко вскочив в калоши, решительным шагом сбежала по ступенькам крыльца. Сарай был открыт настежь. В одном шаге от входа сидел Максимыч. Он сидел прямо на земле и, подогнув по-турецки ноги, опирался подбородком на руки, сжимающие деревянную рукоять вертикально стоящего на земле топора.

– Ванечка, что случилось? – с дрожью в голосе спросила Валентина Ивановна у супруга. Максимыч медленно поднял голову и перевел взгляд на супругу. В его глазах стояли слезы. Одна из них, не выдержав, медленно покатилась по щеке и через некоторое время мгновенно впиталась в рыжий с проседью ус.

– Валюшенька... Беда... – супруг тяжело перевел дыхание и не совсем связно продолжил: – Мясо я спас... В морозильник надо... Птичий грипп... Потом, будто что вспомнив и боясь забыть:
– А тут мужики... Хотел поговорить, попросить, чтоб не болтали лишнего... А они бежать, как чумные... Будто сами никогда птицу не рубили... А после жалко стало... Семка вон лежит... Про него и забыл... Теперь уже не могу... Вот такие дела, Валюшечка... – оправдываясь, закончил свой рассказ Максимыч.

– Эх ты, Ваня, Ваня... – улыбаясь сквозь слезы, прошептала Ивановна и, подойдя вплотную к мужу, ласково обняла и прижала к себе его влажную от пота голову. – Ну и устроил же ты мне юбилей! Вовек не забыть ни мне, ни гостям нашим! – с шутливой укоризной произнесла Ивановна и потрепала мужа по густым непослушным волосам с прилипшими колючими капельками засохшей гусиной крови.
– Ну, давай вставай, птицу понесем, да потом, в огороде, Семку схоронить надо. Светочка наша сильно переживать будет, ведь любила она его... Да и он, помнишь, дед, только ее увидит и бе-ежит, шею вытянет, клюв раскроет, лапками шлеп-шлеп, шлеп-шлеп... Плакать внученька будет... – вслух переживала за внучку Валентина Ивановна.

– Да-а-а... – согласился, глубоко вздохнув, Максимыч и, опираясь на топор, принялся вставать с земли. В следующую секунду оба супруга буквально остолбенели и с открытыми ртами смотрели в центр сарая. До этого момента неподвижно лежащий Семка вдруг поднял голову, бодро гагакнул, вскочил на ноги и как ни в чем не бывало шустро побежал к корытцу с водой. Он так жадно пил в нависающей тишине воду, что, казалось, было слышно, как она плещется в его клюве, когда он, вытягивая шею вверх, быстро и старательно тряс головой, заливая порцию желанной влаги в свою птичью утробу.

– Живой... – неуверенно, но с радостью в голосе тихо сказал Максимыч.
– Да уж. И впрямь живой... – задумчиво прошептала жена. – Может, и с остальными все в порядке было? Кажется мне, милый мой, перебрал ты все-таки лишку соседской-то самогоночки...

– Валечка! Да ты что! Я ж сам видел! Вон Семка... – на последнем слове он глянул в сторону гусенка и осекся. Птица попила воды и, уверенно пробежав по валяющимся головам сородичей в дальний угол к кормушке, принялась с усердием поедать насыпанное зерно.

– Хотя... – супруг опустил глаза. – Я теперь не знаю... Может, ты и права...
– Ну все, хорош рядиться! Семка жив, и слава богу! – Ивановна уперла руки в боки и заговорила командным голосом.
– Нет времени разбираться, хватай тушки и тащи в морозильник. Тут ходок семь-восемь сделать придется!

– Да, да, конечно... – сильно осунувшись и не поднимая глаз, Максимыч принялся выполнять указания жены. Откуда-то издалека с нарастающим звуком донесся вой милицейской сирены. Через пару минут он докатился до самых ворот Ивана и Валентины вместе с голубым уазиком и тремя районными милиционерами внутри.

– Так, граждане, здравствуйте! Я старший лейтенант милиции Палкин Сергей Николаевич. Попрошу вас оставаться на месте! Бросьте топор! Что у вас случилось? Вы хозяин дома? – выдал коктейль из приказов и вопросов неожиданно появившийся в темном дворе молодой оперативник. За его спиной, как показалось пожилым супругам, также из «ниоткуда» материализовались силуэты двух рядовых сотрудников районного ОВД с испуганно-суровыми лицами и автоматами Калашникова наперевес.

– Так мы э-это... – Ивановна поняла, что заикается, и от этого совсем забыла, что хотела сказать. Неожиданно на помощь пришел супруг:
– Товарищ милиционер, я хозяин дома. У нас все, все нормально! Вот птицу порубили, в морозильник несем. А вы что хотели-то?

– Вы уверены, что все нормально? Тут поступил сигнал дежурному в районном отделении, что хозяин дома за людьми с топором бегает! – лейтенант испытующе посмотрел в глаза Максимыча. Затем обвел пристальным взглядом весь двор и решительно шагнул в сарай. Два милиционера с автоматами остались стоять на своем прежнем месте.

– Н-да... Нехило! Как говорится, на ночь глядя убой в массовом порядке... Ну, дело ваше. В доме есть кто? – продолжил допрос молоденький лейтенант.
– Да нет никого, только внучка в комнате должна спать, – оправившись от испуга и спонтанного заикания, твердым голосом пояснила Ивановна.
– Ну, мы должны проверить. Если не обманываете, значит, будем искать того, кто нас так не вовремя взбаламутил, и накажем за ложный вызов по всей строгости, –  на ходу, направляясь к дому, раздраженным голосом рапортовал лейтенант.

– Кстати, вы случайно не в курсе, где ваш участковый Петр Андреевич? На звонки не отвечает. И что сегодня за дежурство такое... – все больше раздражался оперативник, поднимаясь по скрипучим ступенькам на крыльцо.

– Так он у нас дома, спит... – осенило Ивановну, она едва открыла рот, чтобы крикнуть это милиционеру вслед, но... не успела.

Дверь дома неожиданно распахнулась, под ноги лейтенанту рухнул, как подкошенный, разыскиваемый участковый Петька. Он упал набок, и даже от самого сарая был виден ярко-красный полукруглый порез на его окровавленной щеке. В свежем ночном деревенском воздухе хозяйского двора на одно мгновение повисла тяжелая, как железнодорожный вагон, пауза.

– Все на землю, я сказал! Руки за голову!! – истошным голосом заорал лейтенант, на бегу выхватывая из кобуры пистолет. Через секунду Максимыч, ничего не понимая, будто в бреду, лежал уткнувшись в лицом в мелкие камешки рассыпанного по двору щебня. До этого момента он даже в страшном сне не мог себе представить, что в свои шестьдесят с хвостиком окажется лежащим возле своего родного дома с приставленным к шее дулом автомата и милицейским ботинком на спине...

Второй рядовой оперативник не стал сбивать с ног его супругу, а лишь стремительно подскочил к ней поближе и воткнул дуло автомата ей прямо между пышных грудей... От такого «интимного» попадания бойцу стало неудобно, и он тут же сделал шаг назад, продолжая держать Ивановну на прицеле. Женщина покраснела...

– Так-так-так, маньяки деревенские! – предчувствуя повышение по службе, лейтенант защелкнул наручники на запястьях лежащего на земле Максимыча.
– Сейчас поедем в районный обезьянник, а затем... А затем уже не мои проблемы! Я вам не завидую. Покушение на жизнь сотрудника милиции – это дело серьезное! Еще не известно, что с ним. Молитесь, чтобы жив остался! Степа, быстро вызывай «скорую»! – приказал подчиненному лейтенант милиции и направился со второй парой наручников к полуобморочно стоящей Валентине. Соседи по обеим сторонам улицы намертво прилипли к своим дощатым изгородям и заборам. Открыв рот, вглядывались и вслушивались в происходящее, они старались запомнить все мельчайшие подробности события, обещающего стать главным в родной деревне на ближайший месяц, а то и год...

– Вла-адимирский центра-ал, ве-е-етер се-верны-ый, – раздалось с крыльца. Петька чуть приподнялся на руку и завыл любимую песню, едва ворочая языком... Потом резко замолчал и, сидя практически спиной ко всем действующим лицам, крикнул:
– Валентина Ивановна-а-а-а!

Никто из присутствующих не проронил ни звука.
– Валенти-и-ина Ива-а-ано-овна-а! – снова протяжным пьяным голосом закричал участковый Петька.
– Что, Петенька? – со слезами в голосе откликнулась Валентина.
– Валентина Ивановна, – продолжал, не поворачивая головы, Петька. – Не ругайте меня пож-ж-жалуйста… Я у вас блюдечко разбил нечаянно мордою своею... Я щас домой схожу и принесу... Даже два принесу... А хотите, три самых красивых блюдечка принесу... Валентина Ивановна-а-а! – не унимался Петька. Через мгновение он смачно блеванул себе на ноги.
 
– Спасибо, Петенька. Не надо ничего. Это к счастью... – Валентина закрыла лицо руками и, медленно сев на землю, заплакала навзрыд. С этого момента и до конца своей жизни, несмотря на постоянные воспоминания односельчан об этом случае и даже обидное прозвище, хоть и за глаза – Иван – белая горячка, Иван Максимович больше никогда не взял в рот и грамма спиртного. Никогда.

* * *

Светочка очень обрадовалась, когда узнала, что на бабушкин юбилей к ним в гости вместе с родителями придут Катя и Надя – ее одноклассницы и лучшие подруги. Полдня она помогала бабушке накрывать на стол. Надела нарядное розовое платье с кружевными оборками и носилась в радостном ожидании вечера. С приходом гостей оказалось, что с родителями пришли еще Лена и Анжела, две хорошие девочки из параллельного класса, с которыми Светочка пару раз прыгала в «резиночку» и один раз в «классики». Светочка тут же познакомила девчонок между собой и предложила поиграть в своей комнате. Впятером, дружной компанией, повозившись минут десять с куклами, девчонки побежали на улицу, во двор.

– Светочка, внученька! Подожди! – ласково позвала любимую внучку Валентина Ивановна. – Тебе есть важное задание! И своих подружек тоже позови! – с этими словами бабушка оставила на некоторое время прибывающих гостей, пока они распределяли места и усаживались за праздничный стол, и направилась на кухню.

– Бабуля, ну мы уже на улицу! – гнусаво протянула внучка.
– Ничего! Никуда ваша улица не денется! Подьте сюды! – пресекла попытку отлынить от задания бабушка.

Все пятеро девочек забежали в кухню. На столе как на заказ стояли пять пятилитровых стеклянных банок из-под браги. Браги в них не было, но каждая из них на четверть была наполнена раскисшими сухофруктами, которые Светина бабушка использовала для изготовления этого хмельного и ароматного напитка, а затем перегоняла его в ядреный «фирменный» самогон. В таком умении с ней в деревне могла соперничать лишь одна женщина, ее подруга и соседка – Степановна.

– В общем, так, девчата, хватайте эти банки и вытряхните их на компостную кучу в огороде. Банки смотрите не побейте и принесите все обратно! Поставите вон туда, под стол. Я их потом помою. Все понятно? – с улыбкой спросила бабушка.
– Да, понятно! – дружно ответили девочки и принялись снимать банки со стола. Выйдя во двор, они направились в огород, но, откуда ни возьмись, путь им перегородил крупный гусенок. В тот же миг, вытянув шею и угрожающе открывая клюв, он побежал прямо на них.

Лена и Анжела завизжали и бросились наутек. Но Светочка со своими подругами Надей и Катей остались на месте и, громко смеясь, хватали умную птицу свободными руками за шею. Отбежавшие девчонки встали поодаль и с изумлением наблюдали, как гусь трется своей головой о ноги их подруг, явно с ними играется и совсем не щиплет своим клювом.

– Идите сюда! Не бойтесь! Это мой Семка! Он умный и хороший, как собачка! – весело крикнула не знакомым с Семкой подругам Светочка, и те, робко улыбаясь, подошли к гусенку. Увидев в руке ближней девочки банку, гусь тут же из любопытства сунул в нее свою голову и принялся уплетать содержимое.

– Света, Света, смотри! Он их ест! Прикольно! – радостно закричала Надя и поставила банку на землю.
– А хотите всю его родню тоже покормить? – спросила Светочка у подруг.
– Ну давай! – радостно и единодушно попросили девчонки и дружной компанией побежали к сараю, держа банки двумя руками. Семка торопливо и вперевалку последовал вслед за ними, в надежде, что еще хоть раз сможет полакомиться новой едой, более вкусной, чем привычное зерно. Только походка стала не такой уверенной, как была...
Он вдруг почувствовал, что лапки почему-то не совсем хотят его слушаться. В голове зашумело, появилось желание долго и радостно гоготать, а все вокруг стало ярче и намного интереснее, чем в обычные дни простой гусиной жизни.

П.Б.Дюг, Челябинск, 2009 г.