Глава 2

Огни городов давно остались за спиной. Под моими ногами – обнажённая плоть земли, едва лишь прикрытая снегом, рождающая из себя вековую тайгу. Это – мой мир. Рядом с миром людей, и так далеко от него...
Ноги несут меня на восток – более точного направления не нужно. Когда-то эта Земля приняла меня в свои объятья, сделав своим эмиссаром – и теперь я могу бежать днями, даже неделями – без перерывов. Через поля и редколесья, по берегам рек – прочь от людских жилищ. Через бугрящиеся древней силой мускулы Уральских Гор. Через бесконечные сибирские болота – здесь мне приходится труднее – на север, чтобы обогнуть гладильную доску плоскогорья.
Мороз не губит меня, а лишь приятно холодит кожу. Ещё тёплая кровавая оленина и сырая речная рыба видятся мне верхом кулинарного искусства. Я рождена людьми, выросла с людьми – однако, если так будет продолжаться, я рискую забыть родной язык. Сперва может показаться, что мой марш-бросок служит лишь одной цели – уйти подальше от людей, поселиться в лесу и одичать окончательно. Но сердце моё требует не этого...
Около сорока лет назад моя жизнь началась заново. Вернее так – кончилась. Начинаться после этого она даже не думала. Я оказалась абсолютно одна посреди Москвы – без денег и документов, без средств связи, без памяти о предшествующих двадцати годах...
Я помнила считанные крупицы: своё имя, свой примерный возраст, базовую школьную программу (впрочем, хорошо у меня было, видимо, только с физкультурой). Ещё я помнила, что у меня есть Сила, и смутно догадывалась, что могут быть ещё люди вроде меня. Я пыталась начать жизнь сначала – я честно пыталась.
Но у меня не получалось: я, честно говоря, не самый приятный человек. И даже пороки городской жизни не приносили радости: алкоголь и наркотики на меня не действуют; секс – приедается; борьба с преступностью – а я занималась и этим – чаще всего заканчивалась моим же арестом. Я, конечно, тут же театрально рвала наручники и с дурацким ведьмовским хохотом скрывалась в ночи. Но потом чуть не плакала – так было обидно.
Я даже пыталась создать семью – образцовую такую ячейку общества. У меня даже есть сын. Но всё это время меня не покидало ощущение, что что-то не так, что я всё делаю не правильно. Ночами я просыпалась от ощущения, будто моё сердце налито железом, а где-то на другом конце Земли стоит мощный магнит, норовящий вырвать его из груди. И тогда я скребла ногтями заиндевевшие окна и едва не выла в голос. А однажды мой муж пришёл вечером с работы, как приходил до этого тысячи раз. Поцеловал меня, как тысячи раз до этого.
Где бы ты сейчас не был – это я виновата, а не ты.
Муж мой, в целом, был хорошим человеком – он лишь догадывался, что я маг (даром, что не знаю ни одного толкового заклинания...), и действительно любил меня, несмотря на все нестыковки в моём поведении. Но в тот момент я ужасно испугалась его. Ощущение, будто я попала во временную петлю, до того свернувшееся тянущим комком в животе, теперь разлилось по всему телу, превратившись в лёгкую дрожь. Что делает волк, попавший в капкан? Правильно – отгрызает себе лапу.
Дверной замок щёлкнул, отдавшись во всём моём теле погребальным колоколом.
Одним быстрым движением я отшвырнула мужа вправо – в мягкие недра гардероба – через секунду я уже вынесла дверь плечом, оставляя на полу щепки и искорёженные куски металлических внутренностей замка. Сердце ухало, казалось, со скоростью автоматного затвора, заходясь в канонаде экзистенциальной паники. Не тратя времени на лестницу, я выпрыгнула прямо из окна пятого этажа: боль в коленях унялась меньше, чем за секунду.
Его окрик не остановил меня. Я бежала и бежала, не останавливаясь. И только выбравшись за границы Москвы, я перевела дух. И только тогда моя жизнь началась.
Пробежка через всю Евразию – хороший способ проветрить мозги. Сердце всё ещё было будто железным. Но раньше оно неприятно ворочалось в груди, иногда стремясь пробить её – теперь же оно уверенно билось, каждым своим ударом приказывая мне двигаться на восток. Вне социума я могла позволить себе подолгу бродить и думать. Случалось, что, выйдя ночью на открытую местность, я натурально выла на луну, распугивая всю живность в округе, а потом просто плакала не пойми отчего. И с каждым таким разом мне становилось всё легче и легче.
Мозг мой был занят яростными попытками восстановить забытое. Ничего не выходило, но всё же у меня появилась пара предположений. Не может быть такого, чтобы в забытом мною периоде жизни никого не было. Значит, кто-то, да был. А если сердце так ухает в груди, значит, он был важен. Хорош аргумент, ничего не скажешь... но других у меня пока не было. Вполне возможно, что мы были вместе, и это было действительно взаимно и по-настоящему. Значит, я ищу его (или её? кто знает, какие у меня были вкусы!), а это уже зацепка. Я ищу человека.
Счёт времени уже благополучно потерян, когда ноги наконец выводят меня к большой воде. Судя по температуре – чуть выше нуля – и очень скудной растительности, на дворе ранняя осень. Сердце указывает дальше на восток, но плыть в неизвестность по холодному морю (или океану?) мне как-то не улыбается. Я заранее краснею – сейчас мне предстоит найти какого-нибудь человека и спросить у него дорогу. Я уже не бегу, а просто иду вперёд, прислушиваясь. До моих ушей доносится шум автострады, и я понимаю, что впереди город. За поворотом я вижу машину: он свалилась в кювет и слегка дымится. В России только две беды...
Водитель стоит рядом с машиной, судорожно перебрасывая в неслушающихся руках огнетушитель, и оглушительно матерясь.
– Извините, вам помочь? – спрашиваю я.
Он поднимает на меня совершенно ошалевшие глаза. Чёрт! Видок-то у меня, поди, тот ещё...
Я из тех девушек, которых нельзя назвать ни уродинами, ни красавицами. У меня хорошее спортивное тело. Лицо моё тоже симпатичное, но всё впечатление портит скривившаяся влево переносица. Да, где мне сломали нос, я тоже не помню. Длинные (до пояса) светлые волосы сделали бы многим честь – но сейчас они всклокочены и спутаны, как волчья шерсть, и наверняка приправлены большой щепоткой веточек, листиков и прочего экологически чистого дерьма. Одежда – армейские ботинки, лёгкие шаровары маскировочного цвета, и такого же цвета безрукавка – грязна и поношена до ужасного состояния. А уж как от меня сейчас пахнет, лучше вообще не думать...
Я повторяю вопрос. На бомжиху я всё-таки не тяну, но и дриада из меня как из танка кабриолет. Человек продолжает испуганно моргать глазами, пятясь от машины.
– Давайте-ка я...
Я подхожу к перевёрнутой машине и берусь руками за её крышу. Моё тело – манифестация Стихии, которой я служу. Я, своего рода элементаль Земли – стихии силы, выносливости и бесконечного ослиного упрямства. Это стоит мне некоторых усилий, но я всё же переворачиваю машину обратно на колёса. Не полноценный ремонт, но уже что-то.
– Вот. – Я лучезарно улыбаюсь. Очаровывать мужчин я не умела никогда – сейчас не стоит даже пытаться. Но надо хотя бы показать свой мирный настрой.
– Ты из этих... из магов, что ли?.. – мужчина продолжает пятиться.
Узелок на память: я точно не единственный маг на Земле, и общество о нас уже наслышано.
– Э-э.... ну да. – Я чувствую себя ужасно неловко, но стараюсь сохранять лицо. Мужчина бросается к машине, выронив огнетушитель, и в считанные секунды выхватывает из багажника двустволку.
– Не подходи! – он направляет ружьё на меня. Руки его заметно дрожат. Приехали.
Выстрел в грудь опрокинет меня на землю, приведёт одежду в полную негодность, а потом придётся ещё несколько минут отходить от боли. Я поднимаю руки.
– Та-а-а-ак, ну-ка спокойно! – я отступаю назад. – я уйду, только скажи мне, где я сейчас нахожусь... – собственно это мне и было нужно.
– Город Уэлен в нескольких километрах отсюда. – выпалил он скорее от страха, чем по доброй воле. – Ты на мысе Дежнёва.
– Спасибо – отвечаю я, стараясь сохранять приветливое выражение лица, но на душе уже кошки скребут. Я прохожу с ним рядом, следуя по шоссе к городу. Он продолжает держать меня на мушке, даже когда я поворачиваюсь к нему спиной. Я не боюсь его. Но глаза начинает пощипывать от обиды.
Дробь – это очень больно. Больнее, чем пули. Убить меня таким образом практически невозможно, но это не значит, что я могу шутя отбивать пули руками. Он всё-таки выстрелил. Ноги резко стали ватными, спину обожгло ужасной болью. Я даже не вскрикнула – чтоб этот ёб^&ь ещё слушал, как я кричу! Лёжа на земле, я слышу, как он убирает двустволку обратно и принимается возиться с машиной, проклиная подвеску. Ноги снова возвращаются ко мне буквально через несколько секунд. Покалывание в спине означает, что плоть смыкается, выталкивая дробинки наружу. Крови немного, боль вскоре утихает. Я лежу немного дольше необходимого, пытаясь побороть сначала слёзы, потом – безумное желание растерзать того, кто так оплатил мою помощь. Когда я встаю, его голос снова прерывается. Я знаю, что он смотрит на меня – но просто иду дальше.