ПИДР

- Слышь, пидр, держи руки ровно и согни свои гребаные ноги! Полтора держи!

 Рот сержанта, малюсенький и даже немного ущербный, выплескивал нелестные эпитеты, шевелясь на его лице, с одной бровью под низким лбом, и делал губами всякие смешные фигуры. Я стоял в позе всадника, держа табуретку на вытянутых руках и "смотрел мультики"- такой замысловатый армейский ритуал, призванный напомнить о принципах субординации, единоначалия и о том, что первые полгода ты, априори, "пидр".

 Нет, я вспоминаю мой короткий год в армии без просящихся слез. Может быть и нахлынет этакая мужицкая тоска, при виде оставшихся на всю жизнь следов от непроходящих мазолей или случайно появившихся в новостях ВК фото, но в остальное время воспоминания о военной службе вызывают улыбку и даже смех. Сейчас слова подбираются тяжело и даже натужно- это в силу особой роли матерщины в тот год. Хотя началось все до того.

 Мой 2008- ой был тупорылым и пустым. Апогей моего лицемерия, путаницы и разочарования в себе самом. Я искал повод чтобы остаться без тех, близких и далеких, людей и без себя, такого омерзительного в их присутствии. Обман был чудовищным, а крик совести переходил на вопли, так что лопались в пыль стекла, посуда и барабанные перепонки изувеченной, подыхающей душонки. В возрасте двадцати лет я был уверен в том, что раскусил всю суть комедии. Я точно знал, чем буду заниматься, на ком женюсь, сколько буду зарабатывать и как буду обожаем всюду и всеми. Носил на сердце врезанные глубоко и серьезно постулаты чистоты и святости... Однако вышло так, что по прошествии какого- то времени в отражении я увидел вовсе не классного, доброго, с повисшим над головой нимбом, ангела во плоти, а рыгающего свиными рожками и топчущего, выросшими копытцами, совесть, дружбу, верность, Ублюдка с большой буквы, без будущего, без серьезных принципов или внутреннего стержня, лжеца и мракобеса. Рушился привычный мир, в котором моей ролью было супергеройство, востребованность и оправдание самых смелых надежд людей, верящих в меня.
 
 Моим оазисом в пустыне сомнений и лицемерия был небольшой подвал недалеко от дома, где открылся салон художественной татуировки. Там же продавалось разливное пиво и были курящие люди, готовые поделится отравой. Мое истерзанное нравоучениями, осуждающими любого инакомыслящего, понимание добра и зла было смущенно лишь тем, что администратором этого заведения был гомосексуалист, а девчонки, работающие по пирсингу, художницы и даже мастера тату, имели лесбийский опыт и вроде как даже культивировали в себе эти наклонности совместными просмотрами тематического порно, или сюжетных, без лишних подробностей, кинофильмов о таком нетривиальном способе "любить", в смысле, совокупляться (?), если можно назвать это так. Но через пару недель я очень привык к ним и даже немного проникся их взглядами. Нет, мне никогда не хотелось иметь гомосятский опыт, но по необъяснимым причинам я превратился из оголтелого гомофоба в сочувствующего несчастному и гонимому ЛГБТ- сообществу. То были неплохие ребята, может просто потому что ни разу не осудили и ничего не ждали от моей потерянной тушки? Подвал был спасительным берегом, местом, где я мог переждать несколько часов, пока не уснут родители, которые говорили мне то, что не хотел слышать- про работу, ответственность, еду...

 Жутким скотством было мое существование, блевотиной и дерьмом. Измены, предательство, телки, вперемешку с лично провозглашаемыми Библейскими истинами. Все это приправлено дешевым бухлом и искренними молитвами о прощении, где- то под чужим одеялом рядом с чужой женщиной.

 Я ненавидел армию. Даже косил под дурачка в военкомате. Тетя врач потом спрашивала меня, почему такие плохие тесты? А я отвечал, что скорее всего потому, что если у меня в руках окажется автомат, я обязательно пристрелю кого- нибудь из тех, кто намедни меня обижал. А обижать должны были, стопудово. Она была хорошим врачом- не повелась. И Слава Б-гу.

 Прибыв к месту несения службы я обнаружил такой мрак, такие слезы и болезнь, что порой хотелось утопится в начищенном до  блеска толчке. Это в один день лишиться всего в себе самом. Обезличенные и пустые вы перед баней показываете свои залупы усталой и отстраненной тетеньке- фельдшеру и тихонько, несколько секундочек, плачете перед сном. Дольше плакать не получается, ведь спать хочется сильнее, чем стыдиться или жалеть себя.

 Попривыкнув немного к тамошним раскладам, я стал искать способ хоть немного вдохнуть похороненной в душе свободы. А тут как раз вышло чудо, каким- то мистическим образом православный епископ нашего гарнизона разглядел в моей персоне алтарника для своих воскресных служб. Мне не нравилась РПЦ. Считал ее адептов отсталыми и неумелыми, "братьями меньшими" истинных поборников Правды и Б-жьего царства- нас, протестантов, неопятидесятников в частности. Но это ведь был шанс вырваться из духоты казарм,  так что я поспешно согласился на новую роль.
 Была пошлая, воспетая поэтами всех мастей, пора- юная осень. Рыжая и сексапильная, теплая и конопатая, без луж и улетающих птиц, зато со стаями измученных любовию собак, терпким запахом состарившейся травы и курением в утреннем тумане, во время уборки территории. Меня проводили к дому священника через КПП, где пришлось немного подождать. Минуты невыразимого восторга- находиться по другую сторону забора с колючей проволокой... А потом вышел он. Это был обычный поп, борода и усы, нежненькие пальчики, пришибленность и сутулость, срисованная с православных святых и улыбающиеся, лучистые глаза.

 - Привет, Паша! Очень рад познакомиться, меня зовут отец Георгий.- я пожал протянутую руку, которую скорее всего должен был поцеловать. Он улыбнулся моей неловкости и спросил, - ты какую музыку любишь?

 - Любую. Я рад что вообще вырвался из части! - Мне было неуютно под его любезным и заботливым взглядом. Отвык ведь.

- Тогда ты не возражаешь, если я включу на свой вкус?

Мы с трудом поместились в его, со следами наличия кучи детей, джип. Впереди сел отец Жора с женой, а сзади я и еще двое- сын, примерно мой ровесник и чуть помладше, дочка. Все были веселы и семейны. Голова кругом от того, что я присел на мягкое, что смотрю в окно и вижу что- то кроме серого, раскрашенного белыми квадратами асфальта, безликих казарм и лысых голов. Потом заиграла музыка. Я не обратил внимания и просто смотрел сквозь тонированное стекло, думая всякую счастливую чушь. Однако через какое- то время, когда мне уже стало неуютно от своей невоспитанности, я, расслышав голос Бориса Моисеева из встроенных колонок, решил спросить.

 - Почему вы слушаете гомосексуалиста? - наивный и простой вопрос, для начала беседы или заявки о своих взглядах.

 - Осуждать хуже, чем грешить, Паша. - Глаза всей семьи были направлены на меня. Я видел в зеркале заднего вида, как на лицах батюшки и матушки, читается недоумение и досада. Спорить конечно же не стал, поп должен лучше знать.

 Приехав на место и радостно потянувшись, я приступил к своим новым обязанностям, перед этим пройдя процедуру исповеди наедине с моим новым бородатым другом.

 - Брат Павел, грешил ли ты мыслью или делом?
 - Да.
 - Крал ли, обманывал ли?
 - Да.
 - Блудил ли?
 - Да.
 - Рукоблудил?
 - Да.
 - Был ли гомосексуальный опыт?
 - Нет.
 - Посещали ли мысли, в которых имел место гомосексуальный опыт?
 - Нет.
 - Ты можешь быть честным, Паша... Это же исповедь.
 - Не было никогда ничего подобного. Ни мысли, ни поступка.
 Если честно, однажды я представил себя гомосексуалистом, чисто гипотетически попытался прикинуть, смог бы... Однако при мысли о том, как чей- то хер упрется мне между ягодиц, сразу возникли рвотные позывы. С теми же реакциями прошли в моей голове мысли о поцелуях с мальчиком, или держанием за руки. Короче, чистый, без капли примесей, гетеросексуал. Ну не пидр я!

 Началась служба. Я находился в алтаре, изредка выходя, чтобы поставить или унести какую- нибудь культовую утварь. Отец Георгий пел ектении и резал на маленькие кусочки хлеб для евхаристии. Вдруг в алтарь зашел мальчишка, лет 16. Он не видел меня, потому что я был в глубине алтаря. Подойдя к попу и постучав ему по плечу, мальчишка через мгновение пылко поцеловал в засос обернувшегося к нему священника. Я был не то, чтобы ошарашен поступком парня, гораздо больше я удивился тому, что поп Жора не отпрянул, а похоже сунул язык в рот несовершеннолетнего гомосека. Так они полобзались какое- то время, а я сидел, притихнув и мечтая оказаться где- то не здесь. Голубки не заметили обосравшегося алтарника и продолжили заниматься своими делами- поп нарезал "тело Христово", а мальчуган дальше подпевал псалмам на старославянском. Я вышел курить. Перед глазами была картина целующихся голов, одна бородато- волосатая, а другая бледная, покрытая прыщами и ни разу не бритым пушком под носом. Отец Георгий рассказывал мне много о своих друзьях из числа военнослужащих. Кого- то он устроил в госпиталь, кому- то помог перевестись в хорошую часть после учебки, с кем- то спустя кучу времени после дембеля, переписывается и даже иногда встречается... Епископом гарнизона батюшка был уже больше десяти лет.

 - Паша, тебе ведь не нравится в казарме?- спросил он меня после окончания службы.
 - Не нравится...
 - Ты ведь хочешь домашней еды, доступ в интернет и прочие радости "гражданки"? - поп заглядывал мне в глаза, внимательно следя за моими реакциями. Я не подавал виду.
 - Звучит заманчиво...
 - Ну ты же не глупый. Понимаешь, что надо сделать..? - Тень улыбки под его бородатым лицом и надежда в глазах пугали, так что ягодицы сжались как никогда.
 - Эээ... Не хочу понимать, отец Георгий.
 - Ну ты ведь никогда не узнаешь вкус яблока, если не попробуешь! - Он привстал и даже попробовал нависать надо мной..

 Разговор не клеился. Я определил его в грешники, которые сгорят в аду, а он пообещал мне, что теперь моя служба превратится в ад..

 Страшнее всего то, что походу дела на протяжении уже более десяти лет он находил тех, кто соглашался на подобные условия. И после меня ведь кто- то тоже нашелся, кому дать в очко ради удовольствия посидеть в контакте с домашнего ПК не зазорно, пусть и больно, но вполне приемлемо. И вовсе не обязательно, что до этого он уже был одним из "ужаленных".

 Я простоял с табуреткой на вытянутых руках часа четыре. Уже виднелся край круглого и сытого лица дневного Светила. Сержант за это время несколько раз засыпал и просыпался. Не открывая глаз он невнятно пробубнил:- отбой, пидр!