Нескладная жизнь Франса Шуля
Этот небольшой средневековый город раскинулся между двумя огромными холмами, он находился в ложбине между ними, рядом с устьем небольшой реки.
Это был город немецких поэтов и художников, тихие улицы аккуратно уходили вверх по пологому склону. Небольшая река недалеко от города приводила в движение сразу несколько водяных мельниц, которые, кажется, уже более века не действовали, а работали по своей инерции, так же, как и жители этого города. Их жизнь была настолько размеренна и однообразна, что случись какое-нибудь, даже маленькое незаурядное событие, половина - сошло бы с ума. В основном город населяли ремесленники и бакалейщики, поэтому главная улица изобиловала наличием мясных и сырных лавок, обувных мастерских и дешевеньких виноделен. Чуть меньше половины города составляли люди довольно пожилые, сбежавшие от шума мегаполисов в эту деревенскую глушь . Вечерами они выходили из своих уютных домов и с четверть часа сначала просто сидели в одиночестве на скамейках в городском парке. Стоит отметить, что парк был по истине красивым и очень старым, кажется, он стоял на этом самом месте еще до появления самого города. Раньше здесь был монастырь, а парк прилегал к нему, за то что монахи бережно высадили его, а затем прилежно возделывали прилежащие к нему земли, он щедро и почти с ежегодной регулярностью одаривал их своими сочными плодами. Но время и технический прогресс не пощадили и этот монастырь. Последний монах в нем умер уже более двухсот лет назад, люди престали интересоваться религией, веровать в бога. Теперь же они поклонялись сначала паровым машинам, затем первым «фордам», ну а сейчас огромным мега-корпорациям, банкам и биржам. Сейчас их не интересует ветхие и новые заветы, истории мироздания, немецкая философия, все больше молодые люди интересуются биржевыми катировками, ставками, новыми гаджетами… Вот так монастырь пришел в запустение, и сейчас в старом парке от него лишь осталась восточная стена, заросшая дикими деревьями и папоротником, на стене осталась часть старинной фрески, но вряд ли уже можно понять что там нарисовано.
Была осень. Та осень, в ярких красках которой, неуловимо чувствовался запах предстоящего увядания, но деревья еще стояли в своих сказочно-красивых убраниях, а сочные плоды в саду взрывались от своей зрелости. Именно эту пору любят все поэты, когда можно тихими и теплыми вечерами не спеша прогуливаться по парку или набережной, по пути жевать сочные яблоки и много думать о важном. Река продолжала свой мерный бег. Уже изрядно охладевшая, она готовилась к зимней своей спячке. Бакалейщики заготавливали на зиму сырье: в соседних деревнях скупали кожу, мясо, выписывали пряности с востока. Зима обещала быть холодной, женщины спешно вязали носки, шарфы и шапки из верблюжьей шерсти, мужчины закупали дрова для каминов, после долгого дня многие согревались кружкой теплого пива в пабах неподалеку от домов. Зато парк просто радовал своей красотой. Он цвел красками сочными и яркими, среди аккуратных, но серых и довольно невзрачных домов городка, яркое пятно парка напоминало о былом величии лета, так поспешно покинувшего этот город. Скамейки парка все чаще оставались пустыми этой поздней уже осенью, старики предпочитали оставаться дома, слушать радио или читать газеты, топить камин еще остатками прошлогоднего хвороста и пить горячее какао. Лишь ненадолго они могли выйти из дома, чтобы посмотреть на цветение самых поздних роз, бутоны их были достаточно маленькими и поэтому сохраняли свой цвет до первого снега. Маленькие красные бутоны на свежем белом снегу походили на капли крови, и на утро, после обильного ночного снегопада как правило лепестки их опадали, вот таким вот событием и заканчивались недолговременные прогулки стариков. Зима овладевала городом и вступала в свои полноценные права.
2.
Два куста тех самых роз росли во дворе Франца Шуля. Дом его находился почти в самом центре города неподалеку от ратуши, этот дом принадлежал еще его прадеду, который, между прочим, был фабрикантом. Фамилия Шулей была довольно известна в этих краях, и все благодаря деду Франца. После смерти все хозяйство его перешло дяде Франца, история утаила от нас его имя. Сначала дела шли хорошо, производство текстиля шло в гору, из больших городов приходили все новые и новые заказы, дядя даже было начал расширять производство, накопил значительный капитал, троих своих детей он отправил учиться сначала в гимназии, а потом и в Гейдельбергский университет, Франца же сделал своим подмастерьем. Но тут грянул технический прогресс, индустриализация, настал век огромных машин, стали и угля, и текстильная фабрика Шулей просто не выдержала конкуренции. Дядя разорился, вскоре начал крепко выпивать, его жена Фройляйн Анна заболела туберкулезом, но на лечение у семьи не хватало денег, маленькому Францу приходилось охотиться на барсуков, чтобы добыть жир и хоть как-нибудь облегчить мучения своей любимой тети, но не смотря на всю его заботу тетя не пережила зимы. Так от Франца ушел самый лучший друг, ушла его опора, его любовь, его смысл. Дело в том, что мать умерла при его рождении, а отец был в огромной немилости у деда, поэтому Франц никогда его не видел, в городе поговаривали, что он был контробандистом, что он влюбился в его мать и выкрал ее, но после того, как узнал, что Фройлян Герта ждет от него ребенка, посчитал нужным отправить ее с повинной к отцу, потому что не мог дать ребенку должного образования и обеспечения. Но это все были городские сплетни, на самом деле никто не знал, кем был отец Франца Шуля.
Вскоре после смерти фройляйн Анны, ее муж загремел в богодельню, а потом и вовсе умер. Повесился в шкафу, говорят, последние дни жизни он просил прощенье у своих детей и жены. А что же наш Франс? Наш Франс был смышленым малым, он пошел работать подмастерьем на небольшую частную фабрику (довольно процветающую тогда) в Эссене. Достигнув двадцати двух лет молодой человек пошел работать на сталелетейный завод. Стране нужны были железные дороги и свежая рабочая сила, Германия вставала из руин после разрушающего поражения Первой Мировой войны, стране нужно было быть сильной, и она была. Несмотря на общее уныние своих старших товарищей, Франц цвел, он был юн, силен, не боялся никаких преград, кажется, он смог бы свернуть горы. Он не жалел себя, упорно работал , часто заслуживал похвалу начальства и тем самым скоро продвигался по карьерной лестнице.
3.
Через пятнадцать лет мы видим уже совершенно другого Франса Шуля. Он открыл свою обувную мастерскую и бакалею во Франкфурте. При правлении рейха все крупные заводы и фабрики были национализированы, и в крупных городах процветали мелкие предприниматели. Нашего Франца можно было назвать счастливчиком. Он удачно женился, на дочери бакалейщика Эльзе (именно от тестя ему и перешла эта бакалейная). Эльза была кроткая и исполнительная жена, никогда не задавала Франсу лишних вопросов, родила ему дочь, каждые летние каникулы, они выезжали в Баден, лечиться водами. Сам Франс раздобрел на сытных обедах жены, и ничего менять в своей жизни не собирался. К дочери и жене особой любви он не питал, это можно было бы назвать только привязанностью. Он просто привык к своему обычному распорядку дня, привык, что по утрам его всегда ждет кофе и штрудель, оставленные женой в столовой еще с вечера, привык, что каждые выходные ему приходилось слушать шумный детский крик в гостиной, все это он не любил, просто привык. Настоящую страсть Франс питал только к антиквариату, который собирал с тех пор, как у него появился стабильный заработок. С этих пор прошло что-то около десяти лет, и небольшая квартира Шулей была забита китайскими вазами, часами, турецкими ковриками для молитвы. Но больше всего Франс любил живопись. По стенам висели небольшие работы Борха, Элинга, Верна. Каждую пятницу он ходил на аукцион и нередко возвращался оттуда с каким-нибудь новым артефактом. Тем самым он вскармливал свое тщеславие. Ему не нравилось искусство, нет. Ему нравилось в этом всем то, что он может себе это позволить. Он называл это удачным вложением капитала, хоть он и не мог сейчас похвастаться заоблачными суммами, но ему казалось, что в будущем, его антиквариат поможет стать ему сказочно богатым. Лежа вечерами в постели с женой, он думал только о своих капиталах, о том, как им удастся, наконец-то, перебраться в Берлин, открыть, может быть, еще несколько бакалеен или мастерских, а может быть, даже текстильных магазинов, как он купит дом в Бадене, заведет себе любовницу, обязательно блондинку (для него это было принципиально), и кажется, будет счастлив.
Но с теми же мыслями засыпала Эльза каждую ночь? Она любила Франса всей душой. Порой ей казалось, что дети – это единственное их с Франсом сокровище, это ее драгоценности, они единственное, что связывало их. Старшую дочь их звали Анной, Шуль назвал ее в честь своей любимой тети. До Анны Эльза родила еще мальчика, но не прожив и суток, мальчик умер, Эльза скорбела по нему еще два года, Франс, кажется, даже не расстроился, он считал детей обузой, так сказать «побочным эффектом» бурно проведенных ночей. За эти два года, он даже ни разу не поговорил с женой о своем первенце, думал, что так будет лучше, а Эльза ждала этого разговора, боявшись начать первой, думала он не поймет. Каждый день, сидя за своим рукоделием Эльза плакала и молила Господа, что бы Франс к ней проявил хоть какую-то благосклонность, но молитвы оказались тщетными. Именно тогда Франс стал тащить домой первый антиквариат, дела его пошли в гору, дома его почти не бывало, он уходил на рассвете, а приходил далеко заполночь. Отчасти он делал так потому, что просто напросто не хотел разговаривать и видеть свою жену. Ее исхудавшее и осунувшееся лицо вселяло в него чувство вины, а он не хотел чувствовать себя виноватым, никогда.
После двух лет усердной работы Франсу удалось накопить приличную суму денег, и он решил все-таки поехать со своей женушкой (именно так он называл Эльзу) на отдых. Они поехали в Альпы. Эльза была счастлива! Сейчас с твердостью можно сказать, что это было золотое время ее жизни. Внимание, которое уделял ей Шуль просто окрыляло ее. Свежий альпийский воздух окрасил ее худые щеки румянцем, в глазах появился блеск. Иногда ей даже казалось, что Франс внезапно полюбил ее. Каждое утро они вместе завтракали, пили свежее молоко, Франс читал ей в слух газеты, вместе они катались на лыжах, ходили в лес смотреть на белок, он грел ее ладони своим дыханием…
Они были женаты уже пять лет, но кроме мертворожденного ребенка у них больше не было детей, да они и не пытались, хотя в душе Эльзы все еще теплилась надежда, надежда на счастье материнства. Но она никогда не говорила с Франсом об этом, она вообще мало с ним разговаривала, потому что боялась. Она панически боялась мужчин, до замужества, когда она жила в отчем доме, постоянно слышала крики в комнате своих родителей, пьяный отец бил мать. Но мама никогда не жаловалась, она говорила, что в смирении ее сила, Бог не дает ноши, которую мы не смогли бы вынести. Мама Эльзы все-таки не вынесла. Господь прибрал ее очень рано, Эльзе было тогда семь лет. Девочка сидела около ее кровати и думала, что мама просто прилегла отдохнуть, что она очень устала, а на следующий день мама пропала навсегда. До тринадцати лет Эльза думала, что мама их бросила, уехала жить в Кассель к своему брату. Так сказал ей отец. Он любил свою жену, любил так, что в очередном пьяном припадке ревности нечаянно убил ее, но об этом Эльза уже никогда не узнает. Воспитание маленькой девочки легло на плечи бабушки, матери ее отца. То была жилистая, сухая строгая женщина со светлыми и ясными голубыми глазами, всю жизнь носила черные платья из грубой шерсти, а свои седые волосы забирала в низкий тугой пучок. Именно она внушила Эльзе страх к отцу, всегда унижала покойную мать, говорила, что она недостойна была ее сына, и маленькая девочка принимала это как должное, хотя ей очень не хватало материнского тепла. Вечером она вспоминала, как мама учила ее печь пироги, вспоминала, как пахнут мамины волосы, вспоминала нежные мамины руки, которые так часто заплетали ее по утрам, а потом она вспоминала, что мама ее бросила, ушла от нее, и заставляла себя ненавидеть ее.
В Эльзе хранилось столько невысказанной любви, что казалось, она смогла заполнить ею несколько приютов, но Шуль был категорически против усыновления, да она сама знала об этом. Порой, когда ей не спалось по ночам, она подходила к огромному сундуку, что стоял в углу их комнаты, открывала его, и долго-долго перебирала детские вещи, которые должны были принадлежать ее сыну. Она бережно брала каждую вещь, аккуратно складывала ее, а некоторые даже и целовала. Шуль знал об этом, лежа в своей кровати, он чувствовал себя очень виноватым, но встать и приласкать Эльзу, он просто напросто не хотел. И вот однажды, проснувшись утром Эльза почувствовала какую-то перемену в их комнате, но сначала не придала этому никакого особого значения, Франс был уже на работе, и молодая хозяйка решила посветить себя домашним делам. Она приготовила себе завтрак, с аппетитом съела венскую колбасу и чашку кофе, починила любимый пиджак Франса, принялась была за свое рукоделие, как в друг в дверь дома постучали. Эльза не спеша подошла к двери, приоткрыла ее и увидела молодую девушку с ребенком, которая попросила у нее воды. Эльза тут же впустила этих скитальцев, напоила молоком, всучила им свежую булку, немного денег. Девушку эту выгнали на улицу вместе с ребенком, ей некуда было идти, и она бесцельно скиталась по городу, побиралась. Эльза держала на руках этого младенца, смотрела, как он мирно сопит, завернутый в свои грязные пеленки, смотрела на молодую девушку, жадно доедавшую свою булку, и сердце ее сжалось. Она кинулась в комнату, чтобы достать из сундука детские вещи, которые не пригодились ее сыну, да и не пригодятся им уже никогда, а этой бедной девушке смогут сослужить добротную службу. Но к ужасу ее, сундука не оказалось на своем месте, она тут же все поняла, но не подала виду. Спустившись вниз, она дала девушке немного денег, молока в бутылке и свежего хлеба, благословила ее, и дала адрес своих знакомых, который ненадолго смогли бы приютить бедную девушку у себя.
Вечером за ужином она поинтересовалась у Франса, не видел ли он их старого сундука, единственного подарка от ее бабушки, и Шуль признался ей, что решил сделать небольшую перестановку в комнате, сундук теперь лежит в подвале дома, а вещи он отдал в приют. Эльза, как всегда промолчала. Вечером, лежа в постели, Франс признался своей жене, что видел, как она плакала прошлой ночью, и решил, что лучше будет убрать сундук с глаз долой. Это было первый и последний его разговор с женой. Обычно все задушевные разговоры он проводил со своей любовницей, о которой, конечно, умолчал. Молоденькая секретарша в конторе неподалеку от его бакалеи, ей двадцать, и она блондинка, как он и мечтал.
Через две недели, после того, как семья Шулей вернулась с отпуска, за вечерним чаем, Эльза призналась мужу, что ощущает в себе перемены. На утро Франс отправился за доктором, и уже к обеду узнал, что снова станет отцом. Он не был совершенно счастлив, но чувство вины его наконец-то отпустило, и он просто был этому рад. Девять месяцев спустя на свет появилась Анна Шуль. Сначала это было милейшее создание, голубые глаза окаймлялись черной сеточкой длинных ресниц, алые губы сложены аккуратным бантом. Анна была капризным ребенком, Франсу пришлось даже нанимать целых двух сиделок, чтобы Эльза смогла спать хотя бы пару часов в день. Девочка плохо кушала, мало спала и очень часто плакала, Эльзе приходилось с ней долго гулять. Однажды, когда Анне едва исполнилось два года, Эльза повела ее в длительную прогулку по парку, они лепили снеговиков, играли в снежную войну, кажется, девочка изменилась, стала более послушной, Эльза была счастлива. Но придя домой, Эльзе стало плохо, ее пробил жар, и на целый месяц бедная женщина ушла в забытие. Когда Эльза пришла в себя, на дворе уже была весна, природа расцветала, но маленькая Анна успела позабыть свою мать, стала опять капризной, все как и прежде, вернулось в свое русло. Девочка больше привязанности иеперь даже больше питала к отцу, чем к матери. И кажется, Франц, отвечал взаимностью этому маленькому существу. В то время, как жена его мучаясь в страшной горячке, лежала у себя в комнате, он часто отпускал сиделку, женщину, уже изрядно ему надоевшую, и часто оставался с маленьким ребенком наедине. Стоит отметить, что всем своим интеллектуальным развитием Анна целиком и полностью обязана своему отцу и тихим длинным штудгартским вечерам: в камине горел огонь, электрическая лампа неравномерна освещала комнату, а новоиспеченный отец дочитывал последнюю главу книги о путешествиях, но Анна, впрочем, не понимала ни строчки, ей просто нравилось проводить время с этим человеком, нравилось сидеть у него на коленях, чувствовать запах его одеколона и трогать руками его двухдневеую щетину, она любила его всем сердцем, чувствовала в нем необъяснимый уют, которого ей так не хватало в Эльзе.
Забегая вперед, я расскажу вам, что Анна, повзрослевшая уже, с отличием окончила университет, и стала отличным журналистом, целиком и полностью поддерживала позицию рейха, и даже получила большую похвалу от высшего командования. Ей доверили заниматься пропагандой, писала она в основном о новых сталелитейных заводах, фабриках, и конечно же, евреях. Во время второй мировой войны вела активную пропаганду нацизма в восточной Европе, жила в Польше, Белорусии, но до России так и не добралась. Когда исход войны был уже предрешен, они с мужем, немецким офицером, спешно иммигрировали в Аргентину. С 1944 года Франс Шуль больше ничего не знал о своей дочери, о своей единственной любимой дочери. Она не писала ему, а он так часто ждал письма от нее, от своей Анны, от своей единственной радости…
Германия тогда переживала совсем недобрые времена, шел тысяча девятьсот тридцать пятый год. Немцам тогда казалось, что Германия, великая и могучая наконец-то встала с колен, они боготворили Гитлера, боготворили Третий рейх, совершенно не замечая массовых арестов бывшей верхушки власти, не замечая геноцида евреев, концентрационные лагеря в глухих заброшенных деревнях и массовое закрытие газет, владельцы которых, были евреи.
Анна исчезла, вслед за ней пришла война. Сказалось ли это как-нибудь на жизни нашего Франса? Ни капельки? Как может сказаться какая-то война, даже такая, как вторая мировая, на размеренной жизни немца, предпринимателя средней руки? Магазины его процветали, государство поддерживало его, как чистого арийца. Подвалы двух уже домов Шулей (одного городского, а одного загородного) каждые выходные стали пополняться новыми партиями антиквариата, привезенного уже не только из Германии и Западной Европы, но уже далеко с востока.
Однажды, это было, кажется, году в сорок первом, в канун Рождества Шули отправились за покупками в центр. Что и говорить, Франуфурт – крупный промышленный центр, процветающий центр. В нем было чем разжиться, я об антиквариате говорю, конечно. Франс с женой и подрастающим сынишкой отправились за покупками. В Германии в декабре снегом не похвастаешь, но именно в тот день, с неба валило крупными хлопьями, они мягко обволакивали землю, очищая ее и готовя к встрече Нового. Маленький Фриц за свои семь лет жизни, первый раз видел такой крупный снег, Эльза тащила его за руку, по мощеной мостовой, а он пытался поймать снежинки языком. Кто из нас в семь лет не пытался? Маленькой чудо в вельветовых зеленых штанишках и красной курточке. Эльза безмерно любила сына, баловала, потакала во всем, поэтому Фриц был самым модным мальчиком во всем Франкфурте!
Франс, как всегда шел в отдаление, не обращая внимания на жену и сына, покуривая свою сигару. По сторонам мелькали вывески витрин, кто-то заманивал его в свой ресторан, из колбасной лавки доносились аппетитные ароматы свежей жаренной свинины в кишке… Знакомая улица совершенно не привлекала внимания Франса, взгляд гулял по вывескам, просто потому, что делать ему больше было нечего. Но вот, что-то новенькое. Вычурными золотыми буквами на красном фоне «Antiquit;ten». Это явно заинтересовало нашего героя. Позабыв про жену и сына, он смело распахнул дверь и вошел внутрь.
Небольшой антикварный магазин, ничего особенного: турецкие коврики для намаза (совершенно очевидно, что подделки), хрустальные люстры и подсвечники девятнадцатого века, кресла, пуфики, комоды. Ничего не привлекало его внимания. Разговорившись со старым немцем-продавцом, Франц узнал, что этот весь хлам достался ему от отца – который раньше и увлекался антиквариатом, но сын не очень поддерживал это увлечение, поэтому после смерти отца и решил, что будет лучше продать все это.
«Фриц, должно быть, тоже недолюбливает моего увлечения. Все, что было нажито годами, так же и уйдет в неизвестность, в жадные руки какого-нибудь обывателя, ничего не мыслящего в искусстве» - с жалостью и тревогой призадумался Франц. Взяв свою шляпу, уже попрощавшись с продавцом, он собрался было уходить, но тут его взгляд остановился на огромном стеллаже во всю стену, которого раньше Франц и не заметил. В стеллаже том обитали книги. Надо сказать, что Франц не любил собирать антикварные книги. Зачем ему это?
Свидетельство о публикации №215011500614