Суп в тазик налей!..

Говорят, память у человека устроена так, что через год остаётся только тридцать процентов полученной информации. Только вот что странно: воспоминания детства и отрочества так живо всплывают в сознании, что кажется, только вчера ты бегал по грязным лужам после проливного дождя и вдыхал запах озона и свежих сломанных ветром веток ветлы. Вспоминаешь зайчишку, выскочившего из кучки соломы и опьяняющий аромат жасмина в соседнем палисаднике, огольца и вьюнка, пойманных корзинкой на задах огородов в речушке Котовке…
Девять детей было у моего деда и бабушки. Жили бедно, но дружно. Только один брат, Николай, не вернулся с фронта. Он погиб 14 января 1943 года в районе Выборгской Дубровки Ленинградской области. Двое других сыновей, - мой отец и Михаил, худо-бедно, с контузиями и ранениями, кто раньше, кто позже, собрались после войны под родной крышей. Собрались…, а вскоре и разъехались! Судьба разбросала братьев и сестёр по всему огромному Союзу. Сёстры - учителя и врачи, а мужская половина, которых оставалось четверо, продолжала служить Отечеству и после войны. Нас, мелких, на лето родители привозили к деду и бабушке. До семи «двоюродных человечков» собиралось там, в селе,  где родился отец…

 Каждого внучка дедушка «принимал» сам. После еды взвешивал на безмене (простейшие бытовые весы), подцепив за пояс, а позже, когда подросли, вёл в магазин, что у входа в МТС, и делал это там, на напольных весах, записывая «данные» в блокнотик. Вечером, когда заходило солнышко, начиналось самое главное: приехавший внук должен был показать свою силу и удаль в «вольной борьбе» с двоюродными братьями. Рефери был дед. Кто там кого – я уж и не помню, но азарт у слабаков выливался через край в виде перекошенного лица и скупых «мужских слёз». Спали мы на полу, на печке, а когда и на сушилах, где душистое свежее сено, а ели вместе с взрослыми из одной общей миски деревянными ложками. Порядок за столом контролировал дед, Павел Кузьмич. Он сидел на краю лавки, и выйти из-за стола во время трапезы, мол, «не хочу», «не буду», «по маленькому приспичило», он не допускал. «Блюда», которые приносила бабушка Александра Дементьевна, были просты, полезны и калорийны. Это окрошка из зелени, но с накрошенными яйцами, Суп, или щи в большой тарелке, типа «тазика», и это уже с мясом, к которому, до команды деда «таскать(!)», не прикасаются. Не все выдерживают «искуса», а дед строго следит за порядком, и «нарушители» - доставалось и мне – получают деревянной ложкой по лбу. Второе блюдо, это каша, или запеченная в печи на сковороде картошка. Молока, – пей, не хочу! Но без двух выпитых стаканов «парного» из-за стола дед не выпускает.
Опаздывать к обеду не моги - останешься голодным. Обычаи у деда, как были, так  и оставались домостроевскими. Забегаешься, бывало, на пруду, или рыбка клюёт классно, а часов-то нет. Хотя бабушка, она и есть бабушка!.. Сунет, бывало, тайком от деда лепёшку, а в каком бочонке квасок с мятой в сенях стоит, мы и сами знали.

После бани, которую топили еженедельно, самовар! И это был праздник! В день помывки его заносили из сада и ставили на середину стола, где почётное место в обычные дни занимал «суп в тазике». На верхней части самовара, где выходит пар при топке, лежали варёные на этом пару яички, которые расхватывались «на ура». Это экономия топлива, пришедшая из глубины веков, - не топить же печку летом для варки десятка яиц. Дед щипчиками колол большие куски сахара, и его мы хватали без всяких ограничений, а бабушкины блины из печи – промасленные, а иногда и с вареньем, шли нарасхват! Из-за стола при чаепитии не помнится мне, что кто-то просился выйти пораньше!..
В конце лета мы, внучата, с дедом ездили на лошади за грибами. Да, да, ездили! Дедушка где-то брал «напрокат» лошадь с телегой-долгушей, ставил на неё две большие бочки, ведро соли, сажал нас, бабушку, и вперёд! В лесу мы собирали грузди недалеко от лесной дороги и тащили их в подолах рубах к телеге. Бабушка принимала грибы, маленько споласкивала и солила, а дед проезжал чуть дальше. Правила санитарии нарушались начисто, зато, вопреки всем законам, грибки получались знатные: душистые и хрустящие. Ничего, если разок-другой скрипнет песочек на зубах, но при входе бабушки в избу из погреба с пластом грибов в миске, с печки мы спрыгивали быстро…
   Отец мой в это время служил в одной из силовых структур, и меня, ещё маленького, забирали родители в сентябре, а когда и бабушка Мотя - мамина мама привезёт. Она жила  совсем недалеко, домов через восемь от моего летнего «места отдыха» и, по указанию моей мамы, иногда отлавливала меня, чтобы отмыть «цыпки» на ногах и накормить, но это получалось у неё крайне редко. Однажды, приехав к бабуле в апреле из Воркуты, где служил в это время отец, я принял тепло весеннего солнца за летний зной….  Помню, как ругалась бабуля на меня, достав из речушки Котовки, где ещё плавали льдинки и поволокла в истопленную баню…
Нахватавшись премудростей у сельских ребят, я теперь ходил с друзьями в парк и на пруд по дороге, а бабушкину избу проходил почти ползком и пригнувшись по завалинке, под окнами её дома…. «Он что-то не пошёл сегодня с нами в футбол играть»! – кричали  друзья подбежавшей к окну моей бабушке Моте.
Приехав на «зимовку» домой, как минимум неделю, я забывал мыть руки перед едой, а схватив конфетку со стола, смотрел на реакцию родителей – нет ли у них деревянной ложки в руке.      
- Налей суп в тазик! – капризничал до слёз я, ещё маленький, по приезду домой, рассказывала моя мама. – Из тарелки, да ещё железной ложкой суп я «хлебать» не буду-у-у!..
(На фото я в матроске и мои родители в старом графском парке села)