Царский подарок. Ходынка

     На Ходынском поле добывали песок и глину,
поэтому вдоль поля шел глубокий ров. Кроме
того, там там проходили учения сапёров и
артиллеристов, после которых оставались ямы,
воронки и выбоины. Их накрыли дощаными щитами
и засыпали песком. Выдержать напор толпы они
не могли.
     На празднике по случаю коронации должны
раздавать бесплатные подарки: фунтовую (400 г)
сайку, полфунта колбасы, вяземский пряник
с гербом, мешочек орехов и самое главное -
кружку с гербом.
     Для этого построили 20 деревянных бараков
для раздачи пива и мёда и 150 буфетов для
раздачи сувениров.
     Начало гуляний планировали на 10 утра 18 мая.
Порядок на Ходынском поле обеспечивали 1800
полицейских. На поле же собралось около полумиллиона
человек...

     У первых палаток крикнули: "Раздают", и
огромная толпа хлынула влево к тем буфетам, где
раздавали. Страшные, душу раздирающие стоны
и вопли огласили воздух... Напершая сзади толпа
обрушила тысячи людей в ров, стоявшие в ямах
были затоптаны.

                В.Гиляровский.



     Сегодня восьмилетний Мишутка проснулся раньше обычного: еще вчера вечером, перед тем, как он лёг спать, батя сказал ему, что поутру они пойдут в церковь к заутрене, после чего направятся на кладбище навестить могилку умершего в прошлом годе деда Анисима и похороненного на Ваганьковском кладбище.
     Едва он ополоснул лицо под рукомойником, как мать крикнула ему:
     - Не полощись долго, каша стынет...
     Мишутка нырнул за стол и перед ним тут же поставили плошку гречневой каши с топлёным салом и шкварками и кружку топлёного же молока.
     - Поешь поплотней, обедать будем не скоро, - сказал ему батя, уминая такую же, как у сына, кашу.
     После завтрака на Мишутку одели чистую белую рубаху в голубой горошек и подпоясали плетеным кушачком. А мать смазала его лохмы конопляным маслом и причесала.
     Выйдя на улицу, Мишутка увидел, что к церкви тянется множество празднично разодетого народа, среди которых он заметил соседских ребятишек, с которыми часто играл на улице. Они также были обряжены в лучшие одежды и головы их были напомажены, как и у него.
     На подходе к церкви коридором выстроились нищие, и матушка, развязав платок, доставала из него мелкие монетки и подавала их в протянутые руки просящих, на что те неизменно отвечали: "Спаси, Христос!"
     Внутри церковь была заполнена народом так, что оказавшиеся позади всех Мишка с родителями практически ничего не видели, что делается впереди. Да мальчик и не пытался что-либо рассмотреть - его заворожили ангельские голоса певчих. По примеру взрослых, он лишь время от времени крестился и клал поклоны.
     Выйдя из церкви по окончании службы, отец натянул картуз на голову и строго наказал матери:
     - Ну, хватит подавать. Вон их сколько, тут никаких денег не напасешься. Лучше вон купи Мишутке бублик, проголодался, чай...
     Мишка, обрадованный подарком, с удовольствием надкусил еще теплый и приятно пахнущий ванилью бублик и с гордостью поглядывал на товарищей, с завистью смотрящих на него.
     Ваганьковское кладбище находилось совсем рядом, и вот они уже входили в кладбищенские ворота, перекрестившись на висевшую над входом икону.
     Недалеко от входа кого-то, видимо, хоронили - возле свежей могилы стояла кучка угрюмых людей, какая-то женщина плакала навзрыд, священник что-то гнусавил...
     - Пошли, пошли, - подтолкнул зазевавшегося Мишку отец. - Неча таращиться на чужое горе.
     Уже дома мать аккуратно разложила снятую сыном одежду и подала ему обычную, в которой он гулял на улице и ходил дома.
     - Есть хочешь? - спросила она.
     - Не-а, - ответил сын. - Можно я пойду погуляю на улицу?
     - Иди, - коротко ответила мать, а отец бросил сыну в напутствие:
     - Не балуйте там...
     Со своими приятелями и соседями Мишка обсуждал завтрашний праздник на Ходынском поле, когда из дома вышла мать и позвала его домой:
     - Хватит на сегодня гулять, ты и так весь день на улице. Иди поужинай и ложись пораньше спать. Если хочешь пойти с тятей на праздник, надо пораньше лечь спать. Завтра вставать чуть свет...
     Семейство, усевшись ужинать, перекрестилось и принялось за еду.
     - Тятя, а что будет на празднике? - спросил Мишутка отца.
     - Думаю, будет молебен по случаю восшествия на трон нового царя, - ответил тот. - Говорят, будут раздавать подарки по этому случаю.
     - А какие? - не отставал сын.
     - Да кто ж его знает, - отмахнулся тот. - Вот завтра и увидим.
     Уже засыпая, Мишка услышал, как молилась мама перед иконой: "Отче наш, иже еси на небесах, да светится имя твое, да придет царствие твое, - да будет воля твоя, како на небеси, тако и на земли, хлеб наш насущный, даждь нам днесь и остави нам долги нашя, якоже и мы оставляем должникам нашим, и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого..."
     Мишка попытался понять, о чем просит мать, но, так и не сообразив, уснул крепким сном.


     Утром, едва начало светать, отец разбудил сына:   
     - Вставай, если хочешь попасть на праздник. Надо пораньше пойти, пока там не набился народ. Вставай, вставай! Иди умойся, мать уже поесть сготовила.
     Мишутка протер глаза и, полусонный, побрел к рукомойнику.
     Наскоро перекусив и одев вчерашнюю праздничную одежду, отец с сыном вышли из ворот дома. Мать, держась за косяк двери, напутствовала:
     - Вы там поаккуратней, в толпу-то не лезьте, мало ли что!
     - Не полезем, - отмахнулся отец.
     На улице их уже ждали соседи, с которыми сговорились идти вместе. Рядом с дядькой Матвеем был его сынишка, семилетний приятель Мишки Антошка, а дядька Леонтий держал на руках пятилетнюю дочку Галку, а за руку - десятилетнего сына Ванятку.
     Мужики с ребятишками двинулись, а матери что-то кричали им вслед и клали крест вдогонку. Они оставались дома готовить праздничный обед на три семьи.
     Собравшись в избе Мишутки, одна из них ставила опару, другая готовила начинку для пирогов, третья, растопив печь, пошла на колодец за водой. Когда тесто было готово и они начали раскатывать его, мать Мишутки взялась за сердце и проговорила:
     - Ой, девки, что-то у меня на сердце тяжело.
     - Да полно тебе, - стала ее успокаивать мать Антошки. - Что там случится, ребятишки же с отцами...
     - Ох, не знаю, но что-то тревожно мне, - не унималась Мишуткина мать.
     - Ты хоть нас-то не распускай своими тревогами, а то я тоже расстроюсь да и рожу прямо здесь, - засмеялась беременная мать Галки и Ванятки.

    
     Тем временем мужики с ребятишками подходили к Ходынскому полю.
     Проходя по настилу, положенному через довольно глубокий ров, тучный дядька Матвей обратил внимание спутников:
     - Вам не кажется настил слишком хлипким? Нас вон немного, а он прогибается.
     - Видно на живую нитку сколотили, - согласился с ним дядька Леонтий.
     - Да еще песком присыпали, утяжелили, - продолжал возмущаться дядька Матвей.
     Впереди на Ходынском поле уже начал собираться народ, но павильоны были закрыты - к ним бесконечной вереницей подъезжали подводы, груженные подарками, сваленными в огромные плетеные корзины, а также бочками с пивом и мёдом.
     Народу возле павильонов было еще немного и наши мужики с ребятами расположились недалеко от них, чтобы к моменту открытия быть одними из первых.
     С высоты своего большого роста дядька Матвей оглядел поле и с некоторой опаской заметил:
     - А народишко-то прибывает...
     В самом деле, еще недавно на поле было просторно, а сейчас просматривались лишь редкие проплешины. Толпа возле павильонов становилась все гуще, стоящие вдалеке постепенно напирали на стоящих впереди, поджимая их к павильонам.
     - Куда напираешь, не видишь - дети тут, - закричал Леонтий на мужика, толкавшего его сзади.
     - Чаво? - огрызнулся тот. - Детей-то пошто в толпу пустили?
     - Давай-ка выбираться отсюда, нето мелюзгу задавят, - сказал дядька Матвей и своей огромной грудью стал прокладывать дорогу подальше от павильонов. Леонитий и Василий, отец Мишутки, расположившись чуть сзади него справа и слева, прикрывая собой ребятишек.
     На них кричали, кто-то стукнул Леонтия по голове, сбив с нее картуз. Галька завизжала - кто то наступил ей на ногу и она остановилась было, но на нее прикрикнул отец:
     - Не останавливаться!
     Ванятка с Мишуткой тут же подхватили ее под руки, но она не успокаивалась и продолжала визжать, скорее всего, от страха, чем от боли.
     Ближние мужики, напиравшие было на них, разглядев за отцами ребятишек, стали орать, чтобы не напирали и пытались сдержать толпу, помогая отцам.
     Сзади, со стороны павильонов, от которых они успели продраться на почтительное расстояние, слышались непрерывные крики:
     - А-а-а...
     - О-о-о...
     - По-мо-ги-те!
     - Стой-те!..
     Леонтий обернулся назад и увидел, что на крышу одного из павильонов забрался полицейский и что-то надрывисто кричал в толпу  А потом павильон стал крениться, полицейский упал и его, по всей видимости, затоптали.
     - Господи, помоги нам, - мужик вздел глаза к небу и из последних сил нажал на толпу, защищая орущих от страха ребятишек.
     Вскоре они почувствовали, что напор толпы стал ослабевать, и выдирающиеся из столпотворение отцы поняли, что они, кажется, близки к спасению. Еще через              некоторое время они выбрались на какой-то пригорок, где стояло несколько стариков, в ужасе смотревших на происходящее и часто крестившихся.
     Прежде всего отцы осмотрели детей. Малышка Галька с красными, опухшими от слез глазами, уже не ревела, а только как-то странно икала и мелко дрожала.
     Мальчишки стоически держались, но были бледны, как снег, а у Мишутки почему-то оказался разбитым нос и из него текла кровь. Праздничная рубаха его была разорвана в нескольких местах, на голове не было картуза. Не лучше выглядел и его приятель. К тому же у Антошки под глазом расплывался синяк.
     - Господи, суси, что же это творится? - бормотал дядька Матвей, все еще не отошедший от схватки. Лицо его было исполосовано царапинами, из которых сочилась кровь. Рубаха была окончательно изорвана в клочья, наборный пояс, как и картуз, пропали. Он судорожно пытался прикрыть лохмотьями голое тело. Не лучше выглядели и Леонтий с Матвеем. Они смотрелись напуганными и только судорожно поглаживали своих отпрысков по головам.
     - Пошли отсель от греха подальше, - наконец, проговорил Леонтий.
     Мужчины в последний раз посмотрели в сторону, где находились павильоны, но их не было видно, а вместо них что-то бурлило и неслись непрерывные, бередящие душу крики, вопли и стоны.
     - Вот так царский подарок, - сиплым голосом прохрипел Василий - он охрип, когда орал на напирающую толпу и совершенно посадил голос.
     Ни слова не говоря, они пошли в сторону настила через ров. Но того на месте не оказалось. Там, где он должен находиться, торчали какие-то обломки досок и бревен, а сам ров был забит кровавой шевелящейся и стонущей массой искалеченных и растоптанных напирающей толпой людей.
     Глядя на эту общую могилу, Матвей пробормотал:
     - А ведь все они шли на праздник. И вот на тебе...
     - Сами виноваты, - как-то отрешенно проговорил Василий. - Позарились на дармовое угощение и подарки.
     - А чем мы лучше? - проворчал Леонтий. - Еще и ребятишек с собой взяли. Ладно, пошли отсюда, неча ребятишкам смотреть на все это. Слава богу, что сами целы остались, и то дело...
     Оглядевшись, мужики пошли в обход рва - а это довольно большой крюк.
     По пути приходилось обходить затоптанные и раздавленные тела стариков, довольно молодых людей, женщин. Изредка то тут, то там встречались тела молодых баб, прикрывавших детей и погибших вместе с ними. Кругом валялись  смятые корзинки, кошелки, обрывки одежды, платки, картузы... Обходя мертвые тела, мужики и ребятишки, по примеру взрослых, крестились и шептали слова молитвы.
     Леонтий взял дочурку на руки и отворачивал ее всякий раз, когда обходили очередной труп.
     - Господи, сколько людей поклали, - непрерывно бормотал Василий. - Сколь горя людям принесли...
     Через какой-то пролом в заборе и чей-то огород они вышли на ближнюю к полю  улицу. Там толпами стояли молодые и пожилые местные женщины, с ужасом взиравшие на Ходынку. Увидев выбирающихся из огорода мужиков с детьми, какая-то старуха проворчала:
     - С детьми-то какого рожна полезли туда, бестолковые?..


     В доме Василия полным ходом шло приготовление к празднику. В печи поспевали пироги с разными начинками, уже был накрыт стол для детей, где среди бутылочек с сельтерской стояли плошки с бубликами, пряниками, конфектами...
     Отвлекшись от дел, Гликерия, беременная жена Леонтия,  глянула в окно и обернулась к подругам:
     - Девки, гляньте-ка, что на улице деется!
     Женщины посмотрели в окно - по улице в сторону Ходынки спешили женщины, ковыляли старики, опираясь на свои клюки. Лица их были встревожены, кто-то из них изредка вскрикивал, кто-то плакал...
     - Пойду поспрошаю, что случилось, - сказала Наталья, жена Матвея.
     Ни слова не говоря, за ней вышли к воротам и Ольга с Гликерией.
     - Чо случилось-то? - остановила Наталья одну из спешащих женщин.
     - Ой, беда! Слышь, бают, что подавили там народу видимо-невидимо, - на бегу ответила та.   
     - Мамоньки! - Гликерия схватилась за живот и осела на лавку возле ворот.
     - Пресвятая богородица, - запричитала и Ольга. - А ведь там наши мужики с ребятишками. Мишка мой...
     - Погодь ты за упокой отпевать, - строго осадила ее Наталья. - Ай не видишь, что с Гликерией творится? Неровен час, родит. Давай-ка ее в дом, положим...
     Непрерывно поглядывая в сторону Ходынского поля, женщины взяли Гликерию под руки и увели в дом.
     - Как ты? - спросила ее Наталья.
     - Да ничо, - слабо ответила та.
     - Ну, потерпи малость, я пойду поспрошаю, что там случилось. Вон некоторые возвращаются...
     В ответ Гликерия только кивнула головой в знак согласия.
     - И я с тобой, - взметнулась было Ольга, но Наталья прикрикнула на нее.
     - Сиди дома, приглядывай вон за ней, - она кивнула в сторону Гликерии. - Разузнаю, все обскажу...
     Оставшись одни, женщины принялись неистово молиться: "Господи, милостливый, кому повеем печаль нашу, ково призовём ко рыданию? Токмо Тебе, Владыко наш, известен Тебе плач сердешный наш. Спаси и сохрани наших мужей и детушек праведных, безгрешных..."
     Вернувшись с улицы, Наталья застала их за молитвой и, перекрестившись на иконы, села на приоконную скамью.
     - Ну, что? - спросили ее женщины.
     - Беда, девоньки, - удрученно произнесла она. - Говорят, подавили насмерть там очень многих.
     - А наши-то как, наши? - в один голос почти прокричали обе женщины.
     - Да кто ж их знает, - едва не плача, сказала Наталья. - Теперича каждый своих ищет.
     - Дак и нам иттить надо, - вскинулась было Ольга, но в этот момент Гликерия громко ойкнула, отвалилась к стенке и схватилась за живот.
     - Никак время рожать приспело, - предположила Наталья. - Воды-то отошли?
     - Идут, - прохрипела Гликерия.
     - Теплая вода-то есть ли? - спросила Наталья Ольгу.
     - Дак вон, полный чугунок, не остыл еще, - ткнула та в сторону печи.
     - Готовь чистые тряпицы, - распорядилась старшая подруга. - Никак рожать сейчас будет...


     Между тем, усталые их мужчины с перепуганными ребятишками, обойдя широким полукружьем ров, ставший могилой для многих людей, медленно брели в сторону своей улицы.
     Спешащие им навстречу бабы и старики приостанавливались возле них, спрашивая, не видели ли они их родных. Но что можно было сказать этим бедолагам = сами-то чудом выбрались из этого мессива. В ответ они только отрицательно мотали головами, поспешая по домам.
     Уже подходя к своему дому, Матвей обратил внимание, что их никто не               встречает.
     - Ушли нас искать, что ли? - недоуменно произнес он.
     - Вернутся, коли ушли, - устало проговорил Леонид. - Теперича там безопасно.
     - Да уж, - вздохнул Василий. - Кому было суждено умереть на миру, на поле остались...
     - Ох, горя-то сколько за один день, - проговорил Матвей. - В одночасье... А, небойсь, шли на праздник, не думали,не гадали, что все так кончится.
     - Кто же такое мог предположить? - отозвался Леонтий. - Надо будет в церковь сходить, свечки за спасение души поставить.
     - Это уж как положено, - согласился Василий.
     Подойдя к дому Василия и открыв дверь, они первым делом услышали детский писк.
     - Чего это? - Василий удивленно посмотрел на приятелей. - Никак Гликерия родила.
     Войдя внутрь, они увидели лежащую на постели роженицу, возле которой суетилась Наталья, а Ольга держала на руках завернутого в чистые тряпицы ребенка. Увидев вошедших растерзанных и окровавленных своих мужей и детей, они осели на скамью и... заревели в полный голос. Ребятишки тут же бросились к матерям, а те, обнимая и целуя их заревели пуще прежнего.
     - Ну, чево вы, чево вы? - забормотал Матвей. - Живы все, живы, слава Господи.
     Когда женщины немного успокоились, Леонтий спросил жену, указывая на новорожденного:
     - Кого нам нынче бог послал?
     - Мальчонка, - вместо Гликерии ответила Ольга и передала ребенка отцу.
     - Ишь ты какой! - восхитился тот. - Работник вырастет, тятин помощник.
     Матвей и Василий тоже потянулись к нему поглядеть на малыша. Да и ребятишки, наконец-то оторвавшись от мамкиных подолов, с любопытством заглядывали в сморщенную мордашку младенца.
     - Ну, слава богу, все обошлось, - первой пришла в себя Наталья.
     - Если бы не Матвей, не знаю, что и было бы, - ответил ей Леонтий. - Он в основном и спас нас всех. Истинный Илья Муромец!
     - Проголодались, небойсь? - Наталья посмотрела на мужиков. - Давайте-ка обедать, кормить страдальцев надо. Подите умойтесь, что ли, переоденьтесь, а мы стол накроем.
     Ольга, открыв заслонку печи, вскрикнула:
     - Батюшки-светы, пироги-то сгорели!
     - Да пёс с ними, с пирогами. Давайте, что есть. Проголодались, как после тяжелой работы, - махнул рукой Василий. - Да и ребятишки не наелись царскими подачками...
     - Да уж, одарил, так одарил, - согласился с ним Леонтий. - Чтоб ему пусто было...
     Уже за обедом Наталья спросила:
     - Как же вы выбрались-то?
     - Так вон спасибо Матвею, - кивнул Василий на ее мужа. - Он сообразил: сам встал во главе, а мы пристроились с боков, держась друг за дружку. Сцепились, а ребятишек меж собой поставили. Так клином и выбрались. И ребятишки молодцы - вцепились нам в рубахи намертво, чуть отцепили их потом... Рубахи вот придется выбросить да картузы где-то там остались.
     - А я видел, как одна тетенька упала и по ней пошли, - начал было рассказывать Мишутка, но ему не дали договорить.
     - Ладно, не надо помнить об этом, а то спать не будешь, - остановила его мать.
     На следующее утро все, кроме Гликерии с малышом, пошли в церковь.
     В старообрядческом храме народу было немного - только те из ближних домов, кто остался цел на вчерашнем "праздновании" по случаю коронации нового царя. Как и положено у староверов, женщины и мужчины молились по случаю чудесного и благополучного спасения раздельно...


    
     Страшное горе оглушило Москву: отовсюду слышались вой, плач и стенания по невинно погибшим людям. Многие семьи лишились единственного кормильца, кто-то потерял и оплакивал детей, стариков...
     Общая беда, казалось, на время объединила своих и чужих, каждый старался хоть чем-то, хоть утешительными беседами, помочь осиротевшим семьям.
     Из многих дворов доносился звук пил и молотков - там из подручного материала готовили самодельные гробы для покойников - не у всех нашлись деньги на покупку "хороших" гробов, да и гробовщики, пользуясь народным  бедствием, подняли цены на свою скорбную продукцию.
     Тех, кто оказался в гуще раздавленных во рву и ямах, разложили по всему полю и между лежащими трупами бродили мужчины и женщины в черном одеянии. Обнаружив родного человека, многие падали перед ним на колени и поднимали бередящий душу крик. Многих узнавали только по одежде - лица их были изуродованы, растоптаны, размяты в кашу.
     А потом в сторону Ваганькова потянулись длинные похоронные процессии, что-то гнусавили идущие впереди священники с крестами в руках.
     Перед входом на кладбище стояла толпа преимущественно женщин в темных платках, почти непрерывно крестящихся, отбивающих поклоны и уголками платков вытирающих сбегающие по щекам слезы.
     Ребятишек в эти дни не выпускали на улицу, разрешаю играть им только в собственном дворе. Да и они, поддавшись общему настроению, играли в игры тихие, без обычной для такого возраста орни и беготни.
     На самом кладбище негде было яблоку упасть, кругом белели свежевыструганные кресты и рясы священников разных мастей. То тут, то там слышались отчаянные выкрики вдов, оплакивающих ушедших от них самых родных и близких людей.
     Наталья и Ольга собрались было пойти на кладбище, но мужья их не пустили, опасаясь, как бы там не произошло того же, что и на Ходынском поле.
     - Опосля сходите, когда все успокоится, - твердо заявили они женам.
     В эти дни Москва притихла, словно вымерла. И только в домах богатых людей гремела музыка и слышался смех - там отмечали восшествие на российский престол нового государя. Как оказалось, последнего в истории страны...