Зыбучий снег

Видала я такие горизонты, по сравнению с которыми этот – царапина на очках.
(авторский перефраз из популярной книги)


Тихо-тихо. Снег был мягкий и теплый, рассыпчатый, как крупный песок. Только легкий и белый. И терпкий. Моря за сугробами совсем не было видно. Бумажное небо висело низко-низко – только руку протяни.
Ира с подругой бродила по снегу, то утопая в нем по колено, то проваливаясь по пояс. С узкой тропы они свернули уже достаточно давно, и теперь брели по сугробам в сторону, где должно было быть море.
- Даже горизонта здесь нет, - раздраженно сказала Ира.
- Как же нет? Вон же он, - подруга махнула рукой куда-то вперед.
Ира посмотрела на подругу, как на полоумную:
- Это не горизонт. Это сугробы в небо упираются.
- Что-то упирается в небо – это же и есть горизонт, - пожала плечами подруга, - разве нет?
Ира мотнула головой. Утопая в снегу, они прошли несколько метров молча.
- Горизонт – это когда видно далеко-далеко, и небо синее-синее, и под небом – травы. И птичка летит. Или не летит, но вот-вот пролетит. Или только что пролетела.
Слабый ветерок прокатился по сугробам и метнул горсть легкого снега подругам в лицо. Ира остановилась, потерла глаз, и с обидой добавила:
 - А это – не горизонт. Это какая-то картонная инсталляция.
Подруга пожала плечами:
- Ты просто пессимист. В депрессии.
Ира молчала.
- Ты просто не хочешь видеть очевидных вещей. Простых очевидных вещей. Все, что упирается в небо – это горизонт. Вот все.
- Вот и все. Даже ты сама – своего рода горизонт, который маковкой упирается в небо.
Ира молчала.
- Глупой своей маковкой упирается в небо, - улыбнулась подруга.
Бумажное небо постепенно становилось будто еще ниже. А сугробы вокруг будто становились все выше. Это были уже не сугробы даже, а высокие теплые снежные холмы, которые заслоняли все вокруг. Ира с подругой пытались влезть на один из холмов-сугробов, время от времени роняя себя ниц. После очередного падения, Ира выплюнула снег и проворчала:
- Вот залезем на холм – может, море увидим. Тогда ты хоть поймешь, что такое горизонт.
Но на вершине сугроба моря тоже не было видно. Бумажное небо будто сложилось в тесный купол, и уже за несколько метров впереди был то ли плотный туман, то ли само небо.  Если, конечно, туман и небо не были одним и тем же.
Ира обессилено села на вершине холма:
- Не хочу никуда идти. Черт с ним, с этим чертовым морем, с этим чертовым горизонтом, с этими чертовыми птицами.
Подруга присела рядом.
Легкий ветерок снова молча проскочил по сугробам, слегка приподняв верхние снежинки. С вершины холма-сугроба, куда-то вниз, пробежал маленький, как карманный, смерчик.
Ира с подругой молча встали и пошли дальше, вниз, на обратную сторону холма. В ту сторону, где должно было быть море.
- Спускаться еще сложнее, - сказала Ира, вставая после очередного падения, - будто тянет сильнее вниз.
Неожиданно, прямо у подножья обратной стороны холма, оказалось море.
- Не то, что я ожидала увидеть, если честно, - тихо и будто даже грустно сказала Ира.
Море было гладкое-гладкое, и до основания заледеневшее. Как матовое стекло. Небо все так же бумажным куполом нависало – только руку протяни. Подруги, с минуту постояв у края, молча пошли по морю. На нем то здесь, то там, валялся всякого рода мусор: опрокинутый пластиковый стаканчик, крыло бабочки, потухшая сигарета, крысиный хвостик, детский рисунок, обгрызанный карандаш, потерянный ключ.
Ира с усилием скользила подошвами по шершавому морскому льду. Остановилась. Подняла карандаш. И протянула руку. Нарисовала на бумажном небе птичку-галочку, три травинки и тюльпан-корону.
- Вот тебе, подруга, настоящий горизонт.