Тесные дома

Совесть? Своенравная женщина она — привередливая, где попало селиться не станет. Бывало кто-то позовёт её к себе, в любви признается обронив слезу над чем-то несправедливым. Она дрянь — натура тонкая, отзывчивая к чувствам поклонников: наведается чертовка, по-хозяйски расставит всё на стеллажах, выпотрошит чуланы с припрятанным на худое время, выбросит в мусор проржавевшее...
Душа его вольна была, вроде жила себе холостяком, и горя не знавала, а тут — новые порядки: то не делай, туда не смотри, сие не полезно. Ну, кому это может понравится?
Спать на чистых простынях и есть не только разогретое, это разумеется славно, — но многие ли увидят на кроватях наглаженное бельё и порядок? Большинству будет заметен лишь хлам возле мусорного бачка вынесенный новой хозяйкой из его дома.
Вот говорят: "повинную голову меч не рубит" — жесточайшая ложь! Куда не глянь — осуждение и попытка вознестись мелкими душонками встречается. Да, чего приуменьшать пороки?— оное сплошь и рядом.
Даже, я уверен, и священники исповедавшегося добропорядочного христианина уважать перестают после увиденных, так сказать, "бочонков с мусором".
Ведь, увы, но кто совестлив и вечно с поникшей головой ходит, о том и хором в след:
— Негодяй, нагрешил — вот и кается.
А, иногда — того глядишь подопрёт жизнь гортанью к эшафоту, возьмёшься за голову, посмотришь рассчитав все за и против:
— Что проку от сожительства с нею? Одно разорение и скорбь, — мыслится. Но, так и хочется вспомнить в тот не простой момент, что сии помыслы даются тому, кто стремиться порушить дом свой, ему не важно нутро и уют, ему важна наружная привлекательность и мнение соседей.
Чтобы говаривали:
— О, какие у вас прочные двери, а окна резные красивы и ящик почтовый не плох.
Только, как не старайся, а подгнившее яблоко всё варение перебродит.
Издали смотреть то, оно конечно, не понятно и тонкостей характеров не разглядишь. А когда хлебнёшь чуток опыта из оскудевающей с каждым глотком чеплашки жизни, то всё явнее становится тот факт, что, как правило: терзание чувством вины говорит не о том, насколько плох человек и о тяжести совершённого, а о глубине раскаяния и чистоте сердца. Он, рвущий на себе залысины, может быть, и не совершал ничего ужасного, но гложет где-то под горлом, лежащем на эшафоте, осознание того, что и путного соделал не много. Смотрит порою в потолок и вспоминает: где прошёл мимо бездомного просящего — вроде на выпивку, а вроде и на хлеб. Где кого обругал понапрасну — кота или сына в его же благо журил нравоучениями излишне строго, припомнит, а где из стеснительности не сказал кому насколько он ценен.
А иной похваляется и не соделанным:
— Я же не убийца, не вор какой... Чужого не беру... — думает — Перед кем и за что мне оправдываться покаянием? —
Иначе говоря: кого, хотя бы ночами, не мучают угрызения совести, тот не меньший негодяй и грешник, (ведь никто не совершен — как написано), просто сердце у него более крохотное, в котором не умещается такое капризное существо, как совесть, ведь для совести нужен просторный дом, она женщина привередливая селиться не везде соблаговолит.

16 Января 2015 05:30