Часть 3. Ангелы Боттичелли

      Я ненавижу растворимый кофе. В любом его виде, дорогой и не очень. Даже если залить его молоком и засыпать сахаром, лучше не станет. Не знаю, что может быть хуже. Наверное, дешевый чай в пакетиках – и то, и другое напоминает горелые опилки. Но по утрам я ленив, и продолжаю растворять в кипятке невесть что, внушая себе, что это кофе.
      Тоже самое и с выбором звукового раздражителя. Мне все равно, что звучит в тот момент, когда я пью утром дрянной кофе. Мне просто нужно проснуться. Если будет тишина – я усну. На работе меня не поймут.
      Хотя, как раз на это мне больше всего наплевать. Я втискиваюсь в повседневную одежду, как втискиваюсь, в дальнейшем, в общественный транспорт. Рабочее время отмеряется стаканчиками кофе из автомата. К вечеру во мне кофеина столько, что я готов взорваться. Но я спокойно отправляюсь домой, разогреваю что-то в микроволновке. И смотрю в монитор часов до двух ночи.
      Ты мне веришь, что все это так? Вот и молодец. На иное я и не рассчитывал. Не ждешь же ты от меня откровений или чего-то, вроде открытия Америки? Сколько можно ее открывать! Но каждый мнит себя Колумбом, и громадина каравеллы вновь и вновь рыхлит океан по навигатору.
      Когда я поставил матушку перед фактом, эмоции были сильны. Она сразу же стала искать виновного, но на эту роль у нее подходили все, включая персонал роддома. Пришлось прервать ее изыскания, предложив списать все на рулетку, где за столом сидят природа, случай и еще какая-то чертовщина, определить которую не берусь. Слабое утешение, но – какое есть. Матушка слегка утешилась, скинув часть вины со своих плеч. И, успокоившись, кинулась в другую крайность. Я не прерывал ее рассуждений на тему, что ничто не вечно, что просто не встретилась подходящая девушка. Я просто спросил: «Подходящая, это какая?»  Она на секунду замерла и тут увидела у меня на столе разворот альбома Боттичелли: «Да хоть вот такая!»  Я рассмеялся. Это был разворот с «Мадонной Магнификат», и матушкин палец с размаху угодил в ангела, нежно обнимающего за плечи своих собратьев. «Трудная задача, мама. Сейчас такой типаж – большая редкость.»  Матушка предпочла больше не говорить на эту тему. Через некоторое время я съехал на съемную квартиру, а в последствии обзавелся и своим жильем.
      Синева монитора затягивает, время за полночь, и курить не хочется совсем. Сенча «Сакура» отдает ароматом косточки из варенья. Я взялся за эту работу потому, что она была мне по душе, была моим интересом и любовью. И совершенно не совпадала с основным способом зарабатывания денег. А теперь я утопаю в синеве монитора, и мысли уходят куда-то в сторону.
      Все мое детство нарциссы были составной частью букета на восьмое марта: ветка мимозы, замученные тюльпаны и дохленькие нарциссы – экибана женской солидарности, столь же далекая от суфражисток и феминисток, как Земля от Сириуса. Можешь выбрать любое другое сравнение, лишь бы предметы были как можно дальше друг от друга. Да я не об этом. В общем, я никогда не видел, как нарциссы растут, но всегда обращал внимание, что они более живучи в целлофане, чем сочные и сладкие тюльпаны. Это как-то не вязалось в моей голове с древнегреческой легендой, рисовавшей в воображении изнеженного героя. А лет в двадцать я с сокурсниками отмечал чей-то день рождения на чьей-то даче. Была ранняя весна, снег еще не везде растаял, а на грядке в рядок стояли солдатиками белые нарциссы с золотыми венчиками. У весенних цветов холодный, но одуряющий аромат. Особенно, если упасть в них лицом. А может так кажется после долгой зимы, когда лишь в Новый год запах хвои, мандарин и конфет?  Как это вообще вяжется с «вишневой» сенчей и темой работы? Никак. Просто ангелы Боттичелли стали судьбой.
      Бутылка, принесенная Ольгой, давно пуста, искать что-то новое нет настроения. Сигарета тлеет в руке. Да, Ольга права, все это было – лишь увлечения. Легкие, ничего не значащие связи, обрывающиеся едва успев начаться. И история с Женькой начиналась так же. В какой же момент я позволил увлечению превратится в снежную глыбу, что погребла меня внутри самого себя? Пытаюсь продышать отверстие, кислорода явно не хватает. Утешение одно – острота постепенно сглаживается, превращаясь в тупую боль. Если на пару секунд стать здравомыслящим, то станет ясно, что и эта боль постепенно исчезнет. Кто бы только сказал, когда…
      Легко давать советы и радоваться жизни, когда тебя не коснулись какие-то проблемы. Оголтелый оптимизм – это очень просто. Но если такого человека заставить задуматься, то он сразу же сменит радостную окраску на серенький сплин. И даже несгибаемую Ольгу подкосил развод. Правда, об этом знают только единицы, но факт остается фактом – она тоже оказалась вполне обычной женщиной. И, действительно, устроила мне пьяную истерику. Один раз можно и потерпеть. Теперь, по ее словам, она терпит меня.
      С Ольгой меня познакомила матушкина подруга. Может быть, у них с матушкой был тайный сговор, я как-то не особо задумывался на эту тему, но Дина – умная женщина. Она предложила мне не новое знакомство, а дополнительную работу. А Ольга шла к ней (к работе, то есть) приложением, как работодатель.
      Идея была интересная, но совсем не коммерческая. Ольга искала людей, готовых поделится своими впечатлениями от произведений искусств. Но только не словами научных работ, а в стиле рассуждений девятнадцатого века.
   - Кому это нужно?
   - Если не попробуем – не узнаем. Тот, кто дает деньги, заинтересован в том, чтобы деньги были потрачены.
   - Бред какой-то… При таком обилии информации, как сейчас…
   - Давай попробуем. Ведь никто из нас ничего не теряет.
      Мы попробовали. Денежный мешок почувствовал себя меценатом, а мы себя – знатными искусствоведами. И вот теперь я торможу очередной выпуск.
      Я прошелся по комнате, приоткрыл окно, выпуская табачный дым, и вернулся в кресло. От долгого одиночества выработалась привычка мысленно спорить с самим собой. Значит, продолжим.
      Закрываю глаза. Господи! У всего этого не было будущего – мы слишком разные. Эти постоянные словесные стычки, обмен колкостями и нападками. Каждый хотел чего-то своего, чего-то не существующего. Я, словно вирус, подцепил вторую волну юношеского максимализма, а может… может даже жил какое-то время не своей жизнью. Но мне это нравилось. Сейчас я постепенно возвращаюсь к себе. К работе, к привычному образу дней и мыслей… но мне не хватает Женьки.
      Мне живется вполне комфортно. С определенного момента в жизни независимость – насущная потребность. Мне удалось отстоять свою. Как оказалось, ненадолго. Я не вижу иного варианта разобраться во всей этой путанице, кроме как пройти все воспоминания с самого начала. А начиналось все примерно так.
      В один из вечеров в клубе наша небольшая компания присоединилась к другой. Кто-то кого-то знал, кто-то о ком-то слышал, кто-то кем-то заинтересовался. Я был слишком утомлен рабочей неделей, и вечер пятницы представлялся мне неспешной выпивкой и разговорами ни о чем в чил-ауте. Из круговерти танцзала сияющей звездой упал рядом со мной на диван Женька. Черты его лица, чуть вьющиеся длинные волосы… Я был нетрезв, мне показалось, что рядом со мной приземлился ангел. Мы ушли из клуба вместе. Так моя независимость превратилась в ежедневную, ежесекундную зависимость от двадцатилетнего мальчишки…