Часть шестая "Dreams.Lust.Losses"
Двадцать два
Сегодня проснулась я слишком поздно. Осознав, что школу я проспала из-за сериала, который смотрела допоздна, — не в силах оторваться от просмотра — со спокойной душой приняла душ и начала расчесывать свои волосы, наполовину высушенные феном. Они немного завивались, что казалось странным, но выглядело это очень мило — пушистые, объемные, чуть волнистые. Белый цвет, к счастью, ничуть не потускнел, но вот корни уже начали отрастать — но это не портило всю очаровательность моей новой прически, к которой, кстати, я еще так и не привыкла.
Почему-то сегодня мне хотелось выглядеть привлекательной и… женственной что ли. Из недр своего шкафа я достала платье, которое еще не одевала ни разу — повода не было, да я и не то чтобы их любила раньше. Голубое с золотисто-желтым принтом в форме листьев и закругленных цветов, длиной чуть выше колена — одним словом, чудесное. Надела колготки, носочки с совушками, платье и море браслетов на руки. Как всегда, я только причесалась. Не люблю косметику. Мне нравится естественность, а также безумно нравятся мои небольшие синяки под глазами.
— Ты снова прогуляла школу, — сказал папа, когда я спустилась вниз по лестнице.
У него сегодня выходной, потому он присматривает за мной. Мама на работе, а Кристи на учебе, скорее всего. Странно, что он меня не разбудил.
— Мог бы быть моим будильником. — Пожала плечами.
— Тебя не разбудишь. — Усмехнулся. — Я пытался.
Я улыбнулась. Обула полусапожки, надела пятнистое пальто, которое купила с Лондон, и пошла на встречу с Ив. Сегодня у нас репетиция, последняя перед концертом, и, если честно, я очень волнуюсь. Сегодня Эллис будет проверять наш номер, она полностью доверилась мне, поверив на слово, что Ив споет просто замечательно — я не могу подорвать её доверие. Да и что мы будем исполнять, словом, она тоже не знает. Все на мой цвет и вкус.
Репетировали мы в специальном месте. Здесь было все: акустические гитары, бас гитары, ударные, клавишные, даже духовые и смычковые инструменты были. И, конечно же, были те, кто играет на этих инструментах. Я быстро напеваю мотив мелодии, чтобы они смогли уловить ритмы, а Ив вспомнить мелодию. Она держит в руках листы с напечатанным на них текстом, глаза пробегаются по словам, а сама девушка улыбается. Ей понравилось, это точно.
— Давай ты. — Указываю на ударника. Он начинает отбивать ритм, я попросила его убавить темп и прибавить немного звука тарелок. Затем время гитары. — Раз, два, три, — говорю я. И парень вступает. — Смычковые! — Произношу. А затем: — Сейчас ты. — Указываю на Ив. И она начинает петь.
— Приходи в понедельник вечером, мы включим телек для того,
Чтобы послушать тишину.
Свет исходит из его пределов.
Если бы можно было поймать его
И прикрепить на стену.
Тогда ты будешь спать намного крепче,
Малыш, ты будешь спать намного крепче,
Быть может, ты будешь спать крепче.*
Единственное, что мне оставалось — это слушать прекрасный голос Ив и танцевать. Девушка тоже пританцовывала и пела, не прикасаясь к микрофону, словно боялась сломать всю композицию. Когда мы закончили репетировать второй круг всех песен, сзади послышались восхищенные хлопки. Эллис хлопала в ладоши и подходила к нам:
— Вау! — сказала она. — Я и не думала, что ты сможешь найти такой прекрасный голос.
Ив выдохнула — она рада. А затем сказала «Спасибо». Меня тоже отпустила дрожь; если понравилось Эллис, то, думаю, понравится и остальным.
— Фест будет проходить в Окленде, — начала Эллис, — в шесть часов, а затем будет концерт: не знаю, какие группы примут там участие, но, кажется, Green Day. В любом случае, не волнуйтесь, если мы не победим, главное ведь — участие. — Она улыбнулась.
— А что за приз? — поинтересовалась Ив.
— Я разве не сказала? — удивилась девушка. — Ой, забыла! Приз — это кубок школе, памятные награды победителям и какие-то подарки от Гринов!
Потрясно! Green Day, конечно, не моя самая любимая группа, но множество их песен я знаю наизусть, а уж встретиться с ними вживую — ну, разве это не удача?
После репетиции мы решили заглянуть с Ив в кафетерий. Вновь сели у окна, как мы и любим, и стали разговаривать о том, о сем. Я уплетала мороженое за обе щеки, хоть и холод на улице, а Ив пила газировку. Если бы я была случайным прохожим, я бы и не заметила изменений на лице девушки, но я не прохожий, и я помню черты лица Ив прекрасно. Сейчас оно немного осунулось, щеки впали сильнее, а скулы стали еще резче выделяться; под глазами синяки, — хотя у кого их сейчас нет — но даже под легким слоем пудры видно, как глубоко посажены глаза девушки; а губы потрескались, стали сухими и бледными. Нет, это не та Ив, которая была раньше, хотя и внешне похожа. Она улыбалась своей прежней улыбкой, но видно было, как она ей тяжело дается.
— А что там Майки? — еле спросила она, и я отвлеклась от своих раздумий. Я вновь покраснела.
— Что? — Переспросила. — С ним все хорошо вроде бы.
— Перестань, — Ив тоже немного покраснела. — Я же видела, как вы смотрите друг на друга.
— Это еще ничего не значит. — Пожала плечами. — Мы просто друзья.
— Надолго ли? — Она заулыбалась шире, словно зная какую-то тайну.
Я ничего не ответила, лишь улыбнулась в ответ и запихнула в рот очередную ложку фисташкового мороженного. Мне нужно спросить у неё кое-что, но я боюсь задеть её своими расспросами. Сделав замок из рук, чтобы они не мешали мне и не отвлекали, я решилась.
— Ив, как давно ты перестала лечиться?
Она явно не ожидала от меня этого и опустила взгляд на стол. Повертев в руках банку содовой, она посмотрела в окно на проходящих людей, сделала пару глотков, чтобы промочить горло, и ответила:
— Восемь месяцев назад.
Восемь месяцев — это большой срок. Значит, я не ошиблась. Ей, действительно, хуже.
— Что сказал доктор? — Спрашиваю.
— Все плохо. — Она побелела. — Пожалуй, я пойду домой, Эмз. Я устала, а впереди еще целый день.
Я кивнула. От дурных мыслей, лезших мне в голову, я сильно-сильно закусила щеку, вкус крови во рту привел меня в чувство. Проводив до остановки подругу, я почувствовала себя разбитой. Черт… Восемь месяцев — это очень долго. Мало кто с лейкозом без лечения выживает больше года, это я точно знаю. Ив уехала, а я так и осталась сидеть на лавочке наедине со своими мыслями. А тут еще, как назло, пошел дождь. Но я даже была рада ему, ведь он помог скрыть слезы, выступившие на моих глазах. Смахнув их ладонью, я побежала дожидаться другого автобуса на следующую остановку.
Возле паба «Ведьмин котел» мы ждали, пока придет наша очередь. Сегодня здесь играет какая-то классная группа, вот и людей много. Мы нашей компанией — Я, Лондон, Трент, Фелиция, Майки и Патрик — решили посетить это место, ведь сегодня здесь будет горячо! Только вот Майки почему-то еще не появился. Ив слегла в постель, видимо, снова хроническая усталость. Как-то раз она мне снова напомнила слова Стефана, руководителя группы поддержки, что, может быть, нужно просто верить в какие-нибудь высшие силы. Я не перестала придерживаться своей позиции в этом вопросе, но все-таки каждый вечер я проговаривала про себя, словно молила кого-то, чтобы с Ив все было хорошо.
Сегодняшний дресс-код — стиль гранж, потому на мне длинная футболка с изображением кровавого кролика, черно-белые в полоску легинсы и ботинки. Волосы завязаны в два высоких хвостика с дульками, а на глаза спадают пару голубых прядей — результат старания Фо. Она сказала, что волосы у меня, конечно, чертовски крутые, но нужно разбавить этот цвет чем-нибудь веселеньким. Потому в тот же день я обзавелась еще и голубыми волосами, Фо покрасила несколько прядей тоникой, сказав, что цвет смоется сразу же. У самой же девушки были малиново-оранжевые пряди. Лондон просто обошлась укладкой «ежик», от чего её волосы торчали по сторонам, но выглядело это славно.
Мы заняли свободный столик у стены. В центре была площадка — танцпол, наверное, потому там ничего не было. А у другой стены стояли инструменты. Мне принесли шипучку — странный напиток для такого заведения, но алкоголя мне совсем не хотелось.
Я думала о Майки: не видела его всего пару дней, но, черт возьми, так соскучилась. Да, я соскучилась. На самом деле, совершенно не понимаю почему. Просто сидя здесь со всеми, но без него, я вдруг поняла это и вспомнила о нем. Подумала, как бы было здорово увидеть его улыбку, и улыбнуться в ответ. Я представила, как касаюсь ладонью его щеки, а он бы взял мою ладонь в свои руки и не отпускал. Но, черт возьми, это просто мысли.
— Встречайте: Crystal Castle!
На сцену вышли участники группы, внимание моё привлекла девушка — она такая необычная. Никогда раньше не встречала эту группу, но от первой песни по моей коже побежали мурашки.
— Hi!
Scars will heal soon
You shrug it off
Except that you don’t.**
А затем наконец-то появился Майки. Он сел напротив и тоже начал слушать музыку. Нам не нужны были слова, чтобы поприветствовать друг друга. Он протянул свою руку к моей. Внутри меня зацвели чертовы фиалки, и мурашки побежали по коже; орхидеи стали распускаться где-то под ребрами; зеленовато-голубое море огромными волнами захлестывать к берегам, оставляя за собой след из морской пены; а вселенная застывать на века, когда кончики наших пальцев соприкоснулись.
И я поймала на себе его взгляд. Его глаза были такими нежными, они были полны эмоций и любви, что я закусила нижнюю губу. Никто ни разу не смотрел так на меня.
Не нужны мне люди, когда он рядом. Пусть вселенная остановит свой бег, лишь бы это мгновение длилось вечно. Пусть время остановится, и тогда у нас будет миллионы лет, проведенных вместе.
Только жаль, что их все же не будет.
Комментарий к главе:
* — перевод God help the girl — Come Monday Night
** — Crystal Castle — Alice Practice
Двадцать три
Возле дома Лондон стояли фургоны с продуктами и мебелью. Повсюду шныряли грузчики с раскладными стульями и столиками, с множеством уличных фонарей и флажков. Когда я, стоя у двери, уже хотела было постучать в дверь, услышала знакомый голос лучшей подруги.
— Черт, извините меня, конечно, но вы что, не понимаете?! Я же сказала, как расставить столики и стулья, нельзя было сразу сделать все правильно? Я просто хочу, чтобы все было идеально! — выкрикивала она.
Я не смогла сдержать улыбку: вот она, та самая беззаботная Лондон, которая любит держать все под контролем. Держа в руках коробочку, перевязанную синей лентой, я направилась в сад семьи Уоррен. Мне всегда нравился задний дворик их семьи, большой, просторный, с личным выходом к реке. Дом огорожен невысоким и светлым заборчиком, под которым с приходом весны расцветают цветы — а особенно милые и простенькие мускари, всегда приводящие меня в восторг.
Лондон стояла посередине дворика и указывала, куда что поставить и как украсить сад. Заметив меня, она бросилась ко мне.
— Эмили! Я так рада тебя видеть! — Крепко обняла.
— С днем рождения, Лори, — ласкового проговорила я. Она ничего мне не сказала, даже не возразила такому приветствию, лишь сильнее стиснула в объятьях. — Прости, что такой невзрачный подарок, но я действительно старалась. — Немного смутившись, я протянула ей коробочку. — Только не тряси.
Развязав ленту, Лондон приоткрыла коробку и увидела то, что я ей приготовила. Выражение её лица стало таким милым, таким добрым и благодарным. «Мне никто ничего подобного не дарил», — сказала она. «Это самый дорогой подарок, что у меня когда-либо был, хоть он и съедобный», — захихикала. Я весь вчерашний вечер вместе с Кристи трудилась над съедобным сюрпризом для Лондон. Мы испекли торт, украсив глазурью и рисунком из сливок. На нем, хоть и коряво, но были изображены я, Лондон и кот-Мартин, а также сделана надпись «Навеки».
Лондон, плюнув на все, потащила меня в дом, чтобы попробовать на вкус мой подарок. Сначала она, конечно же, на память запечатлела сам торт, а затем позвала семью, чтобы все вместе полюбоваться на рукотворное чудо.
— Комплименты шеф-повару! — проговорила Лондон. — Это очень вкусно, Эмз. — Она чмокнула меня в щеку. Остальные подхватили её слова.
— Вот, я выполнила своё обещание, — сказала я. Покрутившись, показала то самое платье, в котором обещала подруге прийти на её восемнадцатилетие. Лондон радостно похлопала в ладоши и сказала, что я выгляжу прекрасно.
Лондон расчесала мне волосы, которые, кстати, снова были чисто белые, и немного меня накрасила. А также она подобрала подходящую к моему платью обувь – балетки.
— Тебе нужно корни высветлить, — произнесла она. Я кивнула.
Вопреки тому, что сейчас только январь, а время на часах почти семь часов, было очень тепло, почти пятнадцать градусов по Цельсии. Народ медленно тянулся на вечеринку в честь восемнадцатилетия моей подруги. Лондон просто отлично потрудилась: небольшие фонарики стоят у забора, а от дерева к дереву переплетаются ленты и гирлянды. Выглядит это очень волшебно.
— Где же он, где же… — бубнила себе под нос Лондон, ища глазами в толпе кого-то. Хотя и догадаться было нетрудно, определенно Трента. — Он обещал, что придет.
— Если обещал, придет. — Попыталась её как-то успокоить.
А затем на Лондон налетели какие-то люди и стали поздравлять её с днем рождения. Она только и успевала говорить им «Спасибо. Спасибо большое. Мне очень приятно». И я решила прогуляться вокруг дома, потому что вся эта суета и суматоха утомляли меня. Вечеринка длилась всего час, а пьяные девицы уже еле ногами передвигали, хватаясь за всё, что попадалось под руки, лишь бы удержаться в равновесии. Все выглядели напыщенно, а на девушках была тонна макияжа, который начинал плыть сразу же, как они начинали танцевать или выпивать, ведь температура тела в миг поднималась.
Я присела на лавочку возле дерева и стала смотреть на реку. На другом берегу бежал поезд, видно было, как из трубы клубился пар и как из вагончиков льется свет. А сама река переливалась отблесками фонариков.
— Привет, красавчик. — Послышалось где-то сбоку от меня, и я развернулась.
Пьяная девушка с потекшей тушью заговорила с Майки. Он попытался как-нибудь от неё отвязаться, но она не отставала. Вот же липучка, честно.
— Извини, но меня ждут, — сказал Майки.
— Ой, да ладно. — Девушка обняла руку парня. — Позвонишь мне?
— Да, конечно, но позже.
Майки, скорее всего, понимал, что от этой девушки никак по-другому не отвяжешься, поэтому так и сказал.
— Тогда вот мой номер. — Она начала писать циферки на руке парня ручкой, которая взялась не пойми откуда. — Обязательно позвони!
— Конечно. — Майки ответил ей, а та послала ему воздушный поцелуй. И он направился ко мне.
Я усмехнулась в ладошку, и парень это заметил. Действительно, как он может кому-то не понравится? Он присел рядом и сказал «Привет». Я тоже произнесла «Привет».
— Что тебя сюда занесло? — спросила я.
— Ну, я заметил, что девушка с белыми, как луна, волосами одна сидит на скамейке и скучает. И я подумал, быть может, присоединиться к ней и развеселить? — Я улыбнулась. — Оторвемся? — спросил он и показал бутылку дорогого коньяка.
— Ты что, украл её?
— Нет, ты что, я просто взял её взаймы. — Так искренне сказал, что я не смогла удержаться от смешка.
Здесь слишком шумно. Мне захотелось уйти отсюда, остаться наедине с собой или с Майки. Я встала со скамейки и медленно направилась к калитке, ведущей к берегу реки. Парень бесшумно следовал за мной. Мы спустились по склону к реке. Мне, если честно, было плевать на это дорогое платье и на туфли, потому я просто села на песок, поджав под себя ноги. По очереди мы делали глотки из бутылки, мне алкоголь ударил в голову сразу же, и я почувствовала, как по телу расплывается тепло. В горле неприятно жгло, но настроение, которое было сейчас, моё окружение и данное место — все это сглаживало это ощущение, давая ему приятный привкус.
И я, наверное, сошла с ума, но мне захотелось совершить какой-нибудь безбашенный поступок. Не такие, которые мы делали с Лондон, а что-нибудь по своей воле. И я подумала: «Черт возьми, будь сумасшедшей! Будь странной! Не бойся того, что подумают о тебе люди. Тебе давно пора было понять это, Эмили!».
— Что ты делаешь? — удивленно спросил Майки.
Я сняла балетки и стала стягивать с себя колготки, затем на очередь пришло платье. Расстегнула с боку молнию и сбросила платье с себя, оно плюхнулось на песок, и я осталась в одном фиолетовом нижнем белье. Ветер пронизывал каждую клеточку моего тела.
— Эм… что ты? — Майки широко раскрыл глаза от удивления.
Мне стало немного неловко, вовсе не из-за чувства стыда перед парнем, нет, это чувство притупил алкоголь. Я почувствовала себя не в своей тарелке из-за скользящего взгляда Майки по моему телу. Он заметил их, мои шрамы. Они тоненькими беленькими полосками пронизывали мой живот, мои ноги, — особенно колено — мои руки и спину. Я чувствовала их каждый раз, когда намыливала тело в душе, и вспоминала, как они ужасно щипали и болели в первое время. Самый ужасный — это от скальпеля на животе. Забудь об этом, Эмили. Если не будет никаких вопросов, то не нужно будет придумывать и ответ. Будь что будет.
— Иду купаться, — твердо, немного игриво произнесла я.
Подойдя к кромке воды, я попробовала водичку — она была просто ледяная, что я сразу же одернула ногу. Я вся покрылась гусиной кожей, и волоски на теле встали дыбом. Подул ветер, и стало холоднее в несколько раз. Сжав ладони в кулаки, я решалась на этот шаг.
— Ну, бежим? — спросил Майки. Он тоже снял с себя одежду и сейчас, потирая себя за плечи от холода, подпрыгивал на месте. — Давай вместе.
Он взял меня за руку, чтобы я не убежала, и на счет три мы прыгнули в воду. «Черт!», — заорали мы, когда ледяная река коснулась нашей кожи. Мы дружно начали кричать, потому что холод был немыслимый. У меня ногу свела судорога, и я с возгласом плюхнулась в воду. «Мы как моржи», — пришло мне в голову.
— Ну что, тепло? — с иронией спросил Майки.
— Да! — выкрикнула я.
Но, проведя в воде всего пару минут, мы уже привыкли к её температуре, вода даже стала казаться теплой. Я стала играть с водной гладью, водя по ней ладонью из стороны в сторону. Майки следил за мной, не сводя глаз. Я видела это.
— Ты так же чудесна, как лунный свет, — произнес он.
Уши мои загорелись. Я всегда краснею, когда кто-то обращается ко мне с ласковыми словами. Сейчас Майки казался таким милым, хотя он всегда такой, но сейчас… словно лунный свет преображал его. Он закусил нижнюю губу, а моё отражение в его глазах дрогнуло, как пламя; и я готова поклясться, что что-то внутри меня перевернулось. Он стоял настолько близко, что казалось, будто он выдыхал моё имя из пяти слогов мне в губы.
— Давай же, — проговорила я.
— Ты же этого не хочешь. — Такого ответа я не ожидала. — Я так посчитал тогда, под путями.
— Забудь про все это и живи мгновением, которое у нас есть сейчас. — Внезапно произнесла. Его взгляд был настолько проникновенен, в нем чувствовалось столько тепла и любви, что мне, в буквальном смысле, хотелось поселиться внутри него. — Меня безумно тянет к тебе, но я боюсь. — Призналась.
— Попроси меня, но так, чтобы я поверил тебе. — Коварно улыбнулся.
— Поцелуй меня, — выпалила я.
Но Майки не тронулся с места. Уголки его губ приподнялись, он словно говорил мне, что не верит. Тогда я приблизилась к нему так близко: что вот они, его губы, я чувствовала их тепло.
— Поцелуй меня, пожалуйста, — выдохнула.
Руки Майки сплелись у меня за спиной, он нежно притянул меня к себе. Ладонью гладил мою щеку и убирал мокрые пряди с глаз. И его мягкие губы коснулись моих губ. Мне никогда не было так сладко: внутри все переворачивалось и приятно потягивало, его дыхание смешивалось с моим дыханием, и наши языки танцевали страстное танго. Моя рука запуталась в его русых кучеряшках. Я притягивала парня к себе ближе и ближе. Мне хотелось стать с ним единым целым, стать Майки и больше никогда не отпускать. Мы прерывались лишь для того, чтобы сделать глотки воздуха, на некоторое время мне казалось, что я смогу существовать и без кислорода, пока я не начинала задыхаться. Мне плевать. Его губы — мой воздух. Майки покрывал поцелуями мои губы, мои щеки, мою шею. Я клянусь, я бы сорвала с него чертову одежду, если бы она была на нем.
— Я влюблен в тебя, я был влюблен в тебя с самой первой нашей встречи. И я тебя не отпущу, — шепчет он, — ты слышишь? Теперь я тебя никогда не отпущу. — И снова мягко целует мои губы.
Вода ласкает мою кожу, мне уже все равно, что я замерзла до чертиков и что я вся точно-точно посинела. Мне слишком горячо от прикосновений этого парня.
— И не нужно, — шепотом на шепот отвечаю я. — Я твоя.
Когда мы, мокрые с ног до головы, стали подниматься по склону к дому Лондон, мы смеялись и толкались, как дети. Вода стекала с нас ручьем, и нас била трясучка, зуб на зуб не попадал, но нам плевать. Лондон, увидев меня, сразу же накинулась с воплями:
— Ты что, сдурела?! Хочешь воспаление легких получить? — Она набросила на меня чье-то пальто или куртку — я не разглядела — и повела в дом. — Что ты этим хотела доказать, а?
Кстати, краем глаза я заметила Трента, он все-таки пришел.
— Мне нужно было понять, — ответила я. — Я поняла.
— И что же ты поняла? — со скептизмом в голосе спросила Лондон.
— Что нужно жить сейчас, — произнесла я.
Минус еще пару записей «Встретить восемнадцатилетие Лондон» и «Парень». Следующим идет «Память».
Двадцать четыре
— Живее, живее, собирайтесь! — восклицала Фелиция.
Олли бегал по дому и радовался новой игрушке, которую я ему подарила — что-то вроде запоздалого подарка на рождество или Новый год. Он носился с игрушечным самолетиком, держа его в руке, и делал вид, что управляет им. При этом он постоянно имитировал звуки самолета, что у него не очень получалось.
— Вжи-и-и-и-у, вжи-и-и-и-у, — говорил мальчик.
В доме стоял ужасный гул, все суетились, собирали вещи и продукты в дорогу. Это даже забавно, ведь мы совершенно не собирались, когда ни с того ни с сего поехали в Чикаго. А тут всего лишь Окленд в нескольких часах езды, но собираем вещи мы в десять раз дольше. К тому же, сейчас с нами едет Ив и Олли, наверное, из-за этого получается накладнее с дорогой.
С Лондон ничего известно не было, она почти две недели не связывалась со мной — сразу же после её дня рождения. Как-то раз я зашла к ней домой, но дворецкий сказал, что подруга чувствует себя неважно, вероятно, простуда, и не может спуститься.
Обойдя дом по кругу, — мне нужно было тихое помещение, чтобы позвонить Лондон — я зашла в чью-то комнату. Нельзя было сказать, на первый взгляд, чья это комната, ведь здесь стояли две кровати, но, тем не менее, я предположила, что здесь живет Фо. Меня привлекла фотография в рамке, одиноко стоящая на тумбочке. На ней были запечатлены обнимающиеся Фо, Олли и еще кое-кто. Девушка, лет двенадцати на вид, с темными волосами, как у Фелиции, и с карамельными глазами. Знаю, что любопытство — это плохо, но не понимаю, что на меня нашло в тот момент. Аккуратненько открыв рамку и достав фотографию, я прочла надпись, сделанную на обороте. «Фелиция, Джудит и Олли. 24 апреля 2010». Затем вставила фотографию обратно и положила на место.
Еще мой взгляд привлекла книга, а точнее торчащая в ней закладка-фотография. «Убить пересмешника», — прочла я название книги про себя. Фотография была потрепанная, уголки её загнутые, а сама она пожелтела, но я четко могла различить девушку, вылитую копию Фо, и парня, стоящего рядом с ней. На обороте была дата: 1987г. Безусловно, это были родители Фелиции, видно и невооруженным взглядом.
— Что ты делаешь? — Я обернулась от испуга и выронила книгу из рук.
— Эм… я просто искала уединения, — присев, быстро захлопнула книгу, вложив туда фотографию, и начала бубнить себе под нос, — мне нужно было позвонить, а в доме так шумно.
— Ясно. — Патрик пожал плечами. — Но ты лучше ничего не трогай, а то сестрица будет в бешенстве. — Он кивнул в сторону книги, которую я, как думала, незаметно положила на тумбочку.
Закусив губу, я кивнула, и Патрик ушел. Присев на край кровати, я стала искать в мобильнике номер Лондон. Гудки, гудки, гудки… Затем набираю снова, но подруга не берет трубку.
— Да? — На пятый раз я услышала голос Лорен. Он был хриплым, измученным и заплаканным что ли.
— Привет, это я.
— Угу, — произнесла она и закашляла. Вероятно, она по правде очень заболела.
— Хочешь, я приду как-нибудь к тебе? — Спрашиваю.
— Нет, не нужно. Развлекайся, пока есть время, — хрипло произнесла Лондон.
— Ты не поедешь на фест? — спросила я, на что мне, конечно же, сразу пришел отрицательный ответ. — Тогда ладно, выздоравливай, до встречи.
Спустившись на первый этаж, я увидела, как Патрик хвастает ключами от машины. Не знаю, откуда он их взял, одолжил, скорее всего, но в эту машину все вместе мы должны были поместиться. Времени еще было вдоволь, потому я решила поискать Майки. Выйдя через черный выход, я заметила его, сидящего на ступеньках и облокотившегося об перила. Он покуривал косяк, смотря на темное небо. Нет, дождя сегодня быть не должно, прогнозировали солнечную погоду. Я присела рядом, уткнувшись в его плечо, и стала вдыхать терпкий запах сигарет и тела Майки. Вся толстовка парня пропахла запахом его тела и духов, а теперь еще и табаком. Но мне нравился этот запах.
— Я видела фотографии в комнате Фелиции. Кто такая Джудит? — Спросила.
Майки сделал глубокий затяг, выдохнул, и с сигареты упал пепел.
— Помнишь, я говорил, что у меня фамилия Блэк? — задал вопрос парень. Я кивнула. — Фелиция — моя сводная сестра, а Олли — брат. Это было давно. Наша с Патриком мать умерла, а родители Фо развелись. Все закрутилось так, что однажды мать Фо и мой отец встретились, а затем мы все и породнились. С тех пор у нас такая большая семья. — Он пожал плечами.
— Но кто же для вас Джудит? — настаивала я.
— При разводе все дети должны были остаться с матерью Фо, Лесли, но Джудит — средний ребенок в семье — из-за недавней ссоры с матерью решила остаться с отцом. Фелиция, Олли и Лесли переехали сюда, а Джудит с отцом остались в Сан-Франциско. После они переезжали из одного города в другой, и Фо потеряла связь с младшей сестрой. С тех пор прошло пять лет. Мне кажется, их отец специально это сделал, чтобы они никогда больше не встретились. Несколько раз в год от Джудит приходят открытки без обратного адреса.
— Как печально, — только лишь и сказала я спустя короткое молчание. Я не всегда знаю, что сказать. Слова как-то не приходят. И, пожалуй, это один из тех случаев.
Действительно, сколько бед и переживаний может быть в одной семье. Я сидела и думала, как мы с ним похожи: наши семьи тоже потеряли кого-то. Если честно, никогда бы и не подумала, что где-то в мире есть семья или человек, жизнь которых была бы так сильно схожа с моей. И не представила бы, что на свете найдется хоть один человек, который мыслить будет так же, как и я.
Из кармана толстовки Майки я вытащила пачку сигарет и зажигалку. С каждым вдохом-выдохом горло прожигало все больше, я кашляла, а в разуме освобождалось свободное место. Майки засмеялся:
— Паршиво, когда не привык к сигаретам, да? — Я пихнула его локтем.
— Я уже два месяца не экспериментировала с этим, дай хоть вспомнить это чувство, — с таким же смешком произношу.
Майки обнимает меня одной рукой и целует в лоб. Почему при каждом прикосновении и поцелуе я начинаю таять, как ванильное мороженое на солнце? Каждый миг, проведенный с этим парнем, для меня словно первый в жизни. И я снова задаюсь себе вопросом, почему сначала я его так невзлюбила, а затем просто влюбилась. Или, быть может, он мне понравился сразу же, а вся наша ненависть была заблуждением? Пусть все будет как есть, влюблены ли мы или же ненавидим друг друга.
— Ты что, шутишь? — спрашивает Майки у Патрика, когда увидел, на чем мы поедем в Окленд.
— Что? Отличный фургончик! Зато мы все поместимся, в отличие от твоей колымаги. — Он постучал кулаком по машине.
— Мне кажется, что этот фургон вернет нас во времена хиппи, — заметила Фо, закидывая сумки с продовольствием вовнутрь.
Мы с Ив, стоя в сторонке, ухмылялись этой забавной картине. По-моему, очень забавный фургон, да и какая разница, на чем ехать? Лишь бы добраться туда и обратно. Из дома выскочил Олли в курточке и развязанных шнурках.
— Ох, воу! — произнес он. — Это даже круче, чем в «Скуби-Ду»! — И оббежал фургон несколько раз по кругу, рассматривая его.
Мальчика поймал Патрик, а тот чуть не упал из-за головокружения. Мы по очереди залезли в фургон: впереди сидят, как всегда, Патрик и Фо, позади — все остальные. Сидеть с Олли — это просто нечто! Он постоянно нес какую-то ахинею, смеясь, корча рожицы и жестикулируя — одним словом, баловался. Рассказывал про различные мультфильмы и фильмы, который посмотрел на днях. Иногда его рассказ был последовательным и внятным, а иногда повествование перескакивало с одной мысли на другую, из-за чего сложно было уловить суть. А еще мальчик постоянно тоскал из сумки бутерброды, сладости и чипсы, запивая это кока-колой. Продуктов у нас было навалом, — каждый принес по чуть-чуть — но никто не ел, кроме Олли, потому мы не жадничали.
За всю дорогу мы с Ив съели шоколадку и выпили газировку — нам нужны силы для предстоящего дня, а особенно Ив. А силы — это энергия, а энергия — это сахар. Я пыталась заставить Ив съесть еще что-нибудь из сладкого, — уж больно у неё нездоровый цвет лица — но девушка отказывалась, говоря, что все в порядке, это пройдет.
С Майки мы не обмолвились не словом — они нам не нужны. Мы постоянно переглядывались. Бросали взгляды друг на друга украдкой или же специально, чтобы увидеть поддержку и нежность в глазах. Говорят, любовь предается во взгляде. Думаю, это правда. Чтобы понять, как человек относится к тебе, достаточно посмотреть, как он смотрит на тебя в тот момент, когда он думает, что ты не видишь этого.
Никто не знал о том, что случилось на дне рождении у Лондон. Я так думаю, ведь я никому не рассказывала. Мне не нравится, когда люди делают все напоказ, лучше уж, когда никто ничего не знает о тебе.
Окленд — прекрасный город! Я видела, как за длинным мостом, который проходит через залив, виднелся Сан-Франциско. Видела также и очертания острова-тюрьмы Алькатрас. Когда-нибудь позже я обязательно побываю в городе моей мечты, но это будет не сегодня.
Огромная площадка, на которой сегодня должно поместиться море людей. Ведь фестиваль почти что бесплатный, а кто откажется от бесплатного концерта? Возле сцены, высота которой около метра над землей, стоит ограждение. Неужели кому-то придет в голову забираться на сцену, мы ведь не какие-нибудь рок-звезды.
На протяжении нескольких часов площадка заполнялась народом, а к началу концерта там уже было не протолкнуться. Я не могла найти своих друзей в толпе. Ив трясло, меня трясло тоже, но подруга смогла себя успокоить и взять в руки, а я вот нет. У меня ужасная боязнь сцены. Как хорошо, что выступаю не я, потому что я бы и слова сказать не смогла!
Послышались крики и аплодисменты, кто-то выкрикивал имя того, что первым вышел на сцену. Свисты и возгласы. Затем началась песня. Всего выступление занимает от десяти до пятнадцати минут. Можно сыграть песен, сколько угодно, лишь бы уложиться в это время. Перед выступлением Ив я поцеловала её в макушку со словами «У тебя все получится. Помни, я верю в тебя» и спустилась вниз, в толпу.
Люди толкались, танцевали и не давали мне прохода. Я шла рядом с ограждением, нужно было занять хорошую позицию, чтобы видеть Ив и чтобы она увидела меня. Меня окликнули, но я не разобрала, откуда шел звук. Затем меня схватили за плечи, и я подпрыгнула от удивления.
— Эмз! — воскликнул сквозь гул толпы Майки. — Идем.
Мы стали напротив центра сцены, напротив того, кто сейчас выступал там. В то же место должна будет выйти Ив. Я не знаю, какие песни она будет петь, ведь у неё был выбор из множества тех мелодий, что мы репетировали; девушка очень быстро выучила каждую из них наизусть.
И вот настал тот момент. Брюнетка выходит к микрофону, её скулы напряжены, она глазами ищет меня в толпе и находит, наши взгляды пересекаются; девушка улыбается и крепче сжимает микрофон.
— Добрый вечер, — говорит Ив. В её голосе слышны нотки волнения. — Начнем с лирики. — Жестом она показывает, что пора начинать.
И земля начала уходить из-под ног. Я вцепилась в ограждение, чтобы не упасть, а Майки приобнял меня за плечи. Вероятно, он почувствовал моё настроение. Я прильнула к нему, чтобы почувствовать запах «Фанты», которую парень случайно пролил на свою толстовку, когда мы ехали в фургоне, и табака. Мне нужны были в этот момент объятия, как никогда раньше, ведь сейчас обличали мою душу. А Ив все пела:
— Where did you go?
Where did you go, my mistery.
You left me alone.
You left me to drown in misery.
I can't feel no pain.
I can't feel nothing but memories.
So Where are you now?
Why would you want to leave me to.
Go sleep in the clouds and dream.
Still shine and down on me.
And pieces underneath.*1
И картинки, как при просмотре фильма, мелькают перед моими глазами. Том. Я продолжаю улыбаться подруге, которая смотрит на меня, на нас. Где-то поблизости я слышу голос Олли. Тихо. Очень тихо. По конец песни почти ни одна душа, слушающая голос девушки, не смела произнести ни слова. Многие включили экраны телефонов и махали ими из стороны в сторону. Со стороны это выглядело, как сотни огней в воздухе. А Ив заканчивала:
— Baby please wakes up.
Baby please wake up for me now.
И все захлопали. Черт возьми, все!
— Это она придумала? — не унимался Патрик, указывая на меня. — Че, серьезно она? — Фелиция кивнула. Олли просто хлопал в ладошки. — Ачешуеть!
Затем была вторая песня:
— Come Monday night the day of work is done.
Tuesday morning looms the grey of ordinariness.
Start by putting off your chores
And all the crushing bores,
Say your morning prayers,
Sing a rousing song.
Then sing it on the long walk home.*2
Ив улыбалась. Море аплодисментов сыпалось со всех сторон. Да, они хлопали ей и её голосу, но также они хлопали и моему труду! Люди запомнят эти песни, она запомнят и исполнителя, и автора. Это и есть та самая память, о которой я так грезила.
Последние две песни были веселые. Слова песен люди подхватывали быстро и подпевали, танцую и жестикулируя. Только мы с Майки стояли, не двигаясь, словно гипнотизировали Ив. От шока и радости, конечно же.
— You have been warned,
I'm born to be contrary.
Backward at school
I wrote from right to left.
Teacher never cared for me
Preacher said a prayer for me
"God help the girl,
She needs all the help she can get".*3
Ив пританцовывала, её движения были уверенными и ловкими. Она сияла. Девушка посмотрела на меня так, словно умоляла «Ну же, потанцуй со мной». И я не выдержала, на последней песне я перелезла через ограду и забралась по ступенькам на сцену. Никто меня не остановил, и никто не последовал моему примеру. Майки облокотился, улыбаясь, об ограждение — я видела. Встав рядом с девушкой, я подпевала с ней припев и танцевала вместе с ней тоже. Зрители повторяли движения танца за нами.
— I run away
They're playing a decent song at last
I think I'll have to dance with Cassie
Cause the dream boy never asked
Shuffle to the left
I kick the boy behind to make a little room
Boogie to the right
Cassie dances madly like a boxing kangaroo
Her little Joey buys the drinks
He's in love more than he thinks.*4
— Ого! — произнес ведущий под свист и восхищенные выкрики толпы. — Кажется, кто-то уже завоевал любовь зрителя. Знакомьтесь: перед вами выступала Ив, — парень указал на брюнетку, — а это Эмили — автор песен! — Люди залились аплодисментами.
Уйдя за сцену, мы с Ив обнялись. Еще, конечно же, мы попрыгали от переполнявшей нас радости и поделились впечатлениями: я — как девушка смотрелась на сцене, а Ив — как чувствовала себя со сцены. Эллис с восторгом похвалила нас, сказав, что мы разорвем их всех в клочья!
Мы с Ив спускаемся вниз, к ребятам. Настала очередь следующего участника. На сцену выходит девушка, у неё длинные черные волосы, в которые вплетены искусственные пряди разного цвета. На ней кожаная куртка и длинная белая футболка с каким-то принтом. Черная юбка с хорошо выделяющимися на ткани молниями по бокам, сделанными для украшения, и полусапожки. Я всматриваюсь в её лицо: глаза девушки кажутся мне до жути знакомыми. Её голос, твердый, уверенный, громко раздается в колонках.
Девушка объявляет номинацию: рок. Музыка начинает играть, брюнетка прижимает к губам микрофон: она уверена в себе, кто бы сомневался. Зрителям нравится музыка, они тоже хлопают и визжат под припевы.
Солистка смотрит в толпу, её взор останавливается на нас — глаза дрогнули, рот приоткрылся, но звучала только музыка. Она забыла слова! Опомнившись, она продолжает петь, не сводя глаз с точки, где стоит наша компания. Я замечаю, как в глазах у неё стоят слезы, которые девушка еле-еле сдерживает. Оглядываюсь. Все: и Майки, и Патрик, и Олли, и даже Фо смотрят в упор на солистку. Олли дергает сестру за рукав куртки, судорожно тыкая пальцем в воздух и что-то очень быстро и волнительно говоря. Фелиция прикрывает рот ладонью.
Мы с Ив стоим в недоумении. Я оглядываю с ног до головы Фо, затем Олли, девушку-солистку. И меня притягивают их глаза, они так похожи. «Сестра», — звучит у меня в голове. Выступление девушки заканчивалось, а она (вместо того, чтобы отправиться за сцену) спрыгнула с неё и со всех ног понеслась к ограде.
— Фо! — кричала она, заливаясь слезами. — Олли!
— Джудит! — воскликнули оба.
Вот оно что! Это их потерянная сестра — Джудит.
Девушка перебирается через невысокую ограду и бросается обнимать брата с сестрой. Фелиция хватает Джудит, они стоят лоб в лоб, шепча что-то друг другу, улыбаются. Такой счастливой Фо я еще не видела. Обнимаю Ив, которая отвечает мне тем же. Приятное тепло расплывается по телу. Это моя семья — они все моя семья.
Когда объявляли победителя, мы не волновались. Нам было все равно, нас уже запомнили. Но мы победили. Черт возьми, мы победили! Поднявшись на сцену, Эллис, как наш представитель, получила кубок, на нас надели ленточки победителей. И главный приз был, внимание, автографы от Green Day и право спеть с ними песню! У нас с Ив чуть челюсть не вывалилась на пол, ведь мы не ожидали такого. А пока мы отходили от шока, на сцену под всеобщий визг и выкрики «Гри-и-и-и-и-ны! Гри-и-и-и-ны!» вышли участники выше сказанной группы.
— Вы споете с нами American Idiot? — спросил Билли Джо Армстронг.
— Конечно! — дружно ответили мы.
И нам предоставили отдельный микрофон. С улыбкой и чуть ли не слезами радости на глазах мы начали петь знакомые слова песни. Я даже не подозревала, но сейчас исполнился еще один пункт из моего списка."Побывать на концерте одной из любимых групп".
— Don't wanna be an American idiot.
Don't want a nation under the new mania.
And can you hear the sound of hysteria?
The subliminal mind fuck America.*5
Майки смотрел мне прямо в глаза, а я смотрела в его. Он улыбался краешком губ, но я знала, что он искренне рад за меня. Никто не смел прерывать нашу с ним связь взглядами, некоторые, рядом стоящие люди, даже оглядывались, чтобы посмотреть, на кого же я так пристально обращаю своё внимание.
По окончанию песни мы с Ив спустились к остальным и начали прыгать под прекрасные песни Green Day. Железная ограда потихоньку съезжала вперед, ближе к сцене, и вскоре приблизилась совсем близко. Люди, в основном девушки, тянули свои ладошки к исполнителям, а солист протягивал к ним свои руки, словно специально поддразнивал. Голова кругом, шея начинает немного болеть от того, что постоянно верчу её по сторонам, в голове непотный шум и легкость; в ногах ощущение ваты и парения.
Я поворачиваюсь к Майки и целую его при всех, хотя сейчас вряд ли кто-нибудь это заметит. Его дыхание такое горячее, его руки крепко сжимают меня и притягивают все ближе, я и сама хочу быть ближе с ним. Вдох. Глаза в глаза. И снова поцелуй. Я чувствую, как кровь бурлит в моих венах, как бегут по сосудам гормоны, как температура моего тела повышается. Сердце трепещет и поет. Оно глухо бьется в груди, пульс отдается в висках. Я живу. Я, правда, чувствую, что живу.
Комментарий к главе:
1* — Emily Browning — Half of me
2* — God Help The Girl — Come Monday Night
3* — God Help The Girl — God Help The Girl
4* — God Help The Girl — I’ll Have To Dance With Cassie
5* — Green Day — American Idiot
Двадцать пять
Время идет, список уменьшается, а значит, скоро и моё время придет. На самом деле, все, что раньше казалось для меня важным, уже почти не имеет смысла. Я была не права, когда думала, что ничто не сможет изменить мою жизнь. Однако, друзья, родные и Майки, как это не может заставить меня переосмыслить мои жизненные ценности? Но мне нужно все выполнить, я обещала себе. Еще чуть больше дюжины пунктов. Всего дюжина… Я не смею умереть, пока не выполню их все. И сегодня выполню самые глупых и легкие, на мой взгляд.
— Эй, ты чего задумалась? — спросил Майки.
— Осмысливаю свою жизнь, — ответила я.
— В ней что-то не так? — Он сидел рядом со мной, держа между пальцами сигарету.
Звуки колес и скрежета оглушали. Кто-то включил в буфере музыку. На улице моросил дождик, потому лучшим местом для нашей прогулки была площадка, находившаяся под крышей. Одна её часть была специально сконструирована для роллеров: там находился ринк; а другая для скейтеров. Мы сидели возле большой рампы, пол там был специально поднят по бокам, чтобы кто-нибудь, как мы, мог посидеть рядом, не мешая катающимся — создавалось ощущение, словно препятствие вырезано в полу. Патрик проделывал на скейте много разных трюков: на склизах, пирамидах, полурампах; Фелиция была тоже где-то здесь.
— Все отлично, — соврала я. А может, и не соврала. Я ведь, правда, счастлива. — Поможешь мне выполнить пару целей, которые я наметила сегодня?
— Например? — Майки нахмурился, а на его лбу выступили три складочки — морщинки. Возможно, он думал, что я попрошу что-нибудь такое, чего он не сможет сделать.
Я рассмеялась. Майки все также хмуро смотрел на меня, но теперь к его выражению лица прибавилось еще и недоумение.
— Да не волнуйся ты так, — произнесла. Дотронулась до его лба большим пальцем, как бы стараясь разгладить выступившие морщины. Выражение лица парня смягчилось, и он хмыкнул, снова сделав затяжку. — Я хочу это. — Я показала пальцем на скейт.
Как бы глупо это ни звучало, но я никогда не каталась на скейте, и никогда у меня не было велопрогулки (хотя все-таки на велосипеде я каталась). А еще мне хотелось бы прыгнуть с парашютом. Интересно, придумает ли кто-нибудь мне альтернативу, похожую на моё желание?
Майки улыбнулся уголками губ, а у меня внутри все сжалось, словно кто-то специально стягивает кольцо. Хотя нет, не кто-то, а Майки. Он потушил окурок о пол и выбросил бычок куда-то в сторону; привстал и начал спускаться к основанию рампы.
— Эй, ты идешь? — спросил он, обернувшись.
И я начала спускаться следом. Удачно, что сегодня я надела джинсы, толстовку и кеды, а волосы собрала в хвост. Отличная сноровка, чтобы заняться спортом.
— Эй, Пэти, одолжи мне свое оборудование. — Парень обратился к брату и получил сильный толчок, из-за которого отпрянул на пару шагов. Я засмеялась. Пэти — это ведь так мило и забавно.
— Ты достал, еще и Олли научил меня так дразнить, — проговорил Патрик с обидой в голосе.
— Да ладно тебе. — Майки махнул рукой. — Я ведь не со зла, просто не знаю, как тебя более ласково называть.
Он взял в руку скейтборд, который к нему подъехал, когда брат ткнул его ногой, и подозвал меня к себе. Я выжидающе смотрела на него. Мы вышли на свободное пространство, чтобы никто нам не помешал; Майки поставил доску на пол.
— Становись, — сказал он мне и подал руку.
Я попробовала встать одной ногой на доску, но она сразу же уезжала из под моих ног, а я шарахалась назад. Майки ухмылялся. Иногда я его просто не понимаю, то он чересчур нежен, то немного посмеивается надо мной. Но я не обижаюсь. Как ни странно, эта его переменчивость и делает парня особенным. Это же насколько сильно нужно влюбиться в человека, чтобы нравились даже его недостатки?
— Давай так, ты все-таки доверишься мне, дашь свою руку, а дальше все пойдет, как по маслу? — поинтересовался Майки.
Я кивнула. Черт, Эмили, перестань трусить. Встав одной ногой на доску и крепко держась за руку Майки, я старалась найти точку равновесия. Майки, сделав несколько шагов вперед, потянул меня за собой, а я зачем-то спрыгнула, и доска уехала вперед.
— Отталкивайся от земли свободной ногой, затем просто двумя ногами становись на доску и поезжай, — пояснил парень.
Еще одна попытка. Уже лучше, но все также неумело и неуклюже. Затем я попробовала сама без помощи парня, но выглядело это так глупо, что Майки смеялся, сидя на корточках и следя за моими успехами.
— Браво, браво, браво. — Саркастическим тоном произнесла Фо, появившаяся откуда ни возьмись. Она хлопала в ладоши. — Майки, из тебя учитель, как из меня танцовщица — совершенно никудышный.
Она взяла свою доску, совершенно плавно подъехала на ней ко мне и, сказав, чтобы я взяла в руки свой скейт и шла за ней, отправилась на улицу. Выбравшись на подъездную дорожку, где, кстати, не оказалось ни одной машины, девушка остановилась. Фо встала на доску и подала мне руку, я поняла её и без слов, нужно делать всё то же самое.
— На счет три отталкивайся, — предупредила Фелиция.
И она начала отсчет. Одновременно оттолкнувшись от асфальта, мы обе поехали. Держась за руки и постоянно ускоряясь, мы катались по улицам. Ощущение было, словно я птица: руки в стороны, ветер в лицо, только чувство пустоты под ногами не хватает. Я улыбнулась. Впервые Фо делает что-то для меня по своей воле, и мне от этого становится намного теплее. Затем девушка отпустила мою руку, и я без чьей-либо помощи смогла преодолеть целую улицу! Ощущение просто ништяцкое!
— Я рада, что Майки счастлив, — сказала Фелиция, когда мы были на обратном пути. — Если честно, я никогда не желала тебе зла, а за последнее время даже привязалась как-то к тебе, Эмз.
— Спасибо. — Фо удивилась, словно не понимая меня. — За доверие, — пояснила я.
Девушка улыбнулась, но тут же стала серьезной.
— Не подорви его. Я могу быть еще той стервой, когда дело заходит о моей семье, — произнесла она. Мурашки по коже. Я её поняла. Только боюсь, узнав, как обстоят дела в моей судьбе на самом деле, она просто убьет меня. Быстрее, чем это сделает опухоль.
Майки вышел из здания, вместе с ним Фелиция, держащая в руках скейт. Сидя в кафе напротив, я думала о словах брюнетки. Черт возьми, что я делаю? Ведь то, что со мной случится, просто убьет Майки. А что будет с моими родителями… и с Лондон, и с Ив. Я очень надеюсь, что последняя переживет меня, не хочу видеть, как еще один близкий мне человек умрет.
А я все чаще задумываюсь, почему я такая. Мысли о смерти сделали из меня еще большую эгоистку, чем я была, когда думала, что ничего не сможет изменить мою жизнь, что суицид — это единственный выход. Я забываю о том, как переживают за меня мои родители и друзья, как они волнуются, и я совершенно наплевала на чувства Майки, которые одолеют его после моей смерти.
И что же мне делать сейчас, когда я так сильно в него влюблена? Время назад не повернуть, не изменить свои ошибки в прошлом — потому нужно делать правильные вещи сейчас. И чтобы потом не жалеть об утраченном шансе или попытке, о недосказанных чувствах к кому-то, нужно действовать, пока есть возможность. В конечном счете, под конец мне нужно будет все ему рассказать — так будет легче принять мою смерть. Ведь если я не расскажу, будет в сто раз больнее.
— Алло! Луна, Луна, прием! — Перед моими глазами махал руками Патрик, а я даже не обратила на него внимания.
— Снова здравствуйте, — произнесла я после короткого молчания — осознания действительности.
Майки сел напротив, Фо рядом со мной. Все молчали, лишь Патрик похрумкивал чипсами. Мы уставились на него, а он с забитым ртом начал что-то бубнеть, что — было мне не разобрать, но Фелиция перевела. «Он сказал: чего уставились? Подумаешь, ем десять раз на день. Я люблю покушать», — произнесла Фо. За это в её лицо полетела салфетка со стороны брата, который недовольно надулся и дразнился. Мы рассмеялись — видимо, это был не совсем точный перевод. Я вертела в руках свою чашку и думала о том, как же сказать Майки правду.
— Что следующим? — наконец-то задал вопрос Майки. Я сразу же поняла, о чем он.
— Сделаем велопрогулку по пересеченной местности? — спросила.
— Угу, — произнес он. — По-моему, это будет забавно. — Я улыбнулась парню в ответ.
Почти три часа мы катались с Майки на велосипедах. За городом есть большая местность, засаженная деревьями — идеальное место для прогулки или пикника. Между деревьями можно очень долго прокладывать свой путь, ведь их там, наверное, тысячи, и все они сейчас стоят голые, иссушенные. А еще возвышения и склоны, которые усложняют путь и в то же время делают его более интересным. У нас не было какого-то конкурса или цели, мы просто наматывали круги, объезжая все. Ветер бил в лицо, развевая мои волосы — сегодня они были с розовыми прядями. Небольшая усталость в ногах, но и некая легкость во всем теле. Чувствую себя свободной, как птица. О, как же это прекрасно! Под ногами ломаются палочки, и трещит сухая земля. Сейчас очень тепло, почти двадцать градусов тепла по Цельсию, но через неделю обещают долгожданное похолодание, а там, гляди, и снег пойдет, хотя бы маленький. Да, зима кончается, но я счастлива, что уже видела зиму. Мою последнюю. Я чувствую.
Возле центрального моста столпилась большая толпа народа. Каждый хочет почувствовать, как адреналин будет растекаться по венам. В чем плюс того, что никто не знает о том, что у меня растет в голове? Никто не будет останавливать меня, бояться за меня, когда я делаю что-нибудь подобное. Стоя на краю моста, я чувствовала, как ветер бьет в лицо; инструктор привязывал к экипировке канат, натягивал его, проверял на прочность. Там, внизу, журчит река, берега которой очень далеко друг от друга, она глубокая. Приятная сине-зеленая вода блестела на солнце, которое уже приближалось к горизонту. Скоро река окрасится цветами заката. У меня голова начинает кружиться, когда я смотрю вниз. Не бойся, Эм. Не бойся.
Это придумал Майки. Кто же еще? Я сказала, что хочу спрыгнуть с парашютом или сделать что-то наподобие этого, а ему в голову правильная мысль пришла сразу же. Банджи-джампинг или тарзанка. Высота моста, да и нынешняя погода вполне позволяют провести это мероприятие. Оно, пожалуй, самое распространенное в нашем городке. А еще это удовольствие здесь не очень и дорогое.
Поджилки трясутся, внутри нарастает чувство страха, опасности и азарта. Трос привязали к ногам, потому двигаться сложновато, но для прыжка самое то. Майки, как всегда, стоял в стороне, облокотившись о железную балку моста, и наблюдал. Его лицо не выражает никаких эмоций, но я знаю, что у него на уме.
— Ты готова? — спрашивают меня. Я кивнула. — На счет три ты должна прыгнуть. — Я снова кивнула.
На «три» я прыгаю. Руки в стороны — я птица! За несколько секунд я преодолеваю десятки метров, от чего сердце уходит в пятки. Сейчас нет ничего — только чувство адреналина. Не замечаю, как начинаю кричать то ли от радости, то ли от страха. Ветер больно бьет по лицу, но мне это нравится. Волосы растрепаны, но кого это сейчас волнует? Когда я достигаю максимальной точки растяжения каната, он «рвет» меня обратно — вверх! Невероятное чувство свободного падения! Я вновь кричу, но теперь точно знаю — это от счастья.
— Куда мы теперь? — после всего случившегося спрашиваю я у Майки. Прячущееся за линией горизонта солнце отбрасывает очень яркие лучи, последние в сегодняшнем дне.
— У меня есть одно место, — говорит парень, — оно типо секретное, но я хочу его тебе показать.
Мы всего за несколько минут езды на автобусе добираемся до райончика, в котором живет Майки. Он берет ключи от своего пикапа, мы садимся внутрь и после уезжаем куда-то. На часах всего лишь пол шестого, а город скоро накроют сумерки. У меня резко обострилась ностальгия по длительным и жарким летним ночам. Солнце заходит, а значит, и температура воздуха понижается. Мурашки уже пробегают по телу от легкой прохлады.
Ехали мы по дороге, которая ведет из города — на самом деле, таких дорог много, но лишь эта уже давно закрыта. Мост, который перекинут через реку, давно ремонтируют, но никак не закончат его реконструкцию. Доехав до ограждения, объявляющего о конце дороги, мы просто проигнорировали его и продолжили путь дальше. Мост, по правде, лишь на одну треть был разобран, остальные две его части были в целости. Остановившись на безопасном участке, мы вышли из машины. Ждать было не долго.
Забравшись на крышу пикапа, мы наблюдали за закатом. Вода стала отливать золотом, затем побурела. Глаза начинали болеть от того, что очень внимательно следила за заходом солнца. Когда я начинала замерзать, Майки достал из кабины одеяло, и мы укутались в нем. Парень подвинулся к краю, чтобы я поместилась, и я положила голову ему на ноги, свои поджав под себя. Он перебирал пальцами мои волосы.
— Очень красиво, — произнесла я, все еще наблюдая, как день заканчивался у меня на глазах.
— После закрытия сюда никто не ходил, кроме меня. Да и вообще, сюда редко кто ходил понаблюдать за закатом или рассветом, хотя место здесь очень красивое.
— Да, — подтвердила я.
Майки все еще перебирал левой рукой мои белые и розовые пряди волос, которые в закатном свете казались и золотыми, и пурпурными, и серебряными. Правую руку он положил мне на талию, я накрыла её своей рукой. Теперь он всегда будет со мной, а всегда буду с ним: шепотом листвы, дуновением ветра, первой снежинкой или первой весенней птицей.
Я счастлива. Черт возьми, как я счастлива. Чувствуя тепло человека, в которого я влюблена, который обнимает тебя, совершенно ничего не говоря, — да слова для чувств и вовсе не нужны — смотря на теплый-теплый закат, я подумала «Вау, кто бы мог подумать, что это возможно — быть счастливой».
Небо стало фиолетово-синим, а река вновь обрела свой темно-синий цвет. Тишину нарушает лишь ветер, шевелящий ветки деревьев, и журчание воды. Темно — фонарей здесь нет. А из-за наползших откуда ни возьмись серых тучек выглядывает молодая луна. Никто не нарушит красоту этого дня, и никто не помешает нам. Это самая прекрасная тишина и темнота в моей жизни.
Двадцать шесть
Я не люблю этот день, никогда не любила. А может, и любила, но это было так давно, что уже и не правда. Что мне родители подарили в этот день за последние два-три года? Только боль, разочарование и еще большее отчаяния. Но ведь сейчас должно быть все по-другому. Надеюсь.
Меня начали посещать странные сны — воспоминания о прошлом. Они ужасно красочные и эмоциональные, что после них я просыпаюсь вся в холодном поту, а слезы бурной рекой стекают по щекам и подбородку. Такие сны снятся почти каждую ночь, и мне постоянно приходится менять простыни и наволочки; простыни потому, что пот льется с меня ниагарским водопадом и проступает даже сквозь футболку, а наволочки из-за того, что они все пропитываются моими солеными слезами. Самое страшное в таких снах — их красочность, они настолько кажутся мне правдоподобными, что после пробуждения не могу разобрать, где правда, а где вымысел.
Сегодня мне снился отец. Пьяный. Он вновь и вновь избивал меня, бормоча что-то про Тома. Он хватал меня за волосы и отбрасывал в сторону, к стене, по которой я без сил скатывалась на пол. Только что полученная ссадина на лице щипала, а из разбитой губы шла кровь. Я не могла шевелиться от страха. Каждый такой его приступ наводил на меня бурю ужаса. Он хватал меня за ноги, хотел подтащить к себе поближе, чтобы вновь ударить, а я пыталась ухватиться за что-нибудь, хоть за что-нибудь. Когда на мою спину пришелся удар ремнем, я вскрикнула; ноющую боль в спине я старалась заглушить новой: соскребала пол ногтями, раздирала руки в кровь. А мама сидела на кровати в соседней комнате, закрыв руками уши, чтобы ничего не слышать, она бормотала себе что-то под нос и смотрела на фотографию Тома. Снова удар и еще один мой крик…
Проснулась я из-за того, что Кристи трясла меня. Я снова кричала во сне. Мама уже по обычаю стояла в двери, держа постельное белье. А затем, когда вся суматоха закончилась, я лежала в холодной кровати и смотрела на кусочек неба, который был виден через мое окно. Сон совершенно покинул меня, а душа болела из-за неприятных воспоминаний. Это, конечно, не первый мой кошмар, но и не последний. Я уже привыкла не спать ночами, потому что именно ночью возвращаются эти ужасные воспоминания. Смотря на пустую сторону кровати, я удивлялась — сколько же всего я могла ему рассказать, если бы он лежал рядом со мной.
Заснула я только под утро. Радует то, что, если я чувствую себя нехорошо, могу прогулять школу. Родители все устроят. Таким образом, за неделю я посещаю школу три-четыре раза. Сегодня я вновь осталась дома, да и проснулась я всего ничего в три часа дня. Спустившись по лестнице, увидела, что на диване сидит Джер. Он смотрел какую-то передачу по ТВ. Мама сидела на кухне и попивала кофе — вероятно, тоже плохо спала. Кристи, безусловно, была где-то в доме, ведь Джеральд не пришел бы к нам домой, если бы моя сестра была вне дома. А вот папа, скорее всего, работает.
— Доброе утро, дорогая, — произнесла мама, когда увидела, как я спускаюсь вниз.
— Утро? — удивилась я. Скорее всего, вечер. — Ничуть оно не доброе, — буркнула я.
— Как же не доброе? — удивился Джеральд. — А мы тут подарки приготовили. — Подмигнул он.
— Не стоило этого делать. — Возмутилась. — Кристи разве не сказала? Я не хочу отмечать!
— А мы и не собираемся праздновать, — сказала только что появившаяся сестра. Она была в душе — волосы у сестры мокрые и собраны в небрежный хвостик. — Мы просто хотим сделать тебе приятно, подарив подарки. Не больше.
Я насупилась. Как бы мне хотелось, чтобы никто, совершенно никто, не знал про сегодняшний день, даже я сама. Но, тем не менее, я ждала от него чего-то. Не знаю… Быть может, перемен?
— А вот и наш подарок! — воскликнул Джеральд.
Он взял в руку коробочку, внезапно появившуюся ни откуда, и поднес её ко мне. Кристи держалась за его руку. Длинная, продолговатая коробочка была обвернута подарочной упаковкой. Посередине красовался маленький белый бантик.
— Что это? — спросила я, аккуратно держа подарок на ладони, словно боясь сломать его.
— Я знаю про твою одержимость различными вещами с атрибутикой звездного неба и планет, — проговорила сестра, — а также про твою любовь к Дейенерис Таргариен и кхалу Дрого…
— Ты выучила их имена, неужели! — перебила я, и мы рассмеялись.
— Да… Надеюсь, тебе понравится, — продолжила Кристи.
— Сделали на заказ, — вмешался Джер, — это половина всего комплекта. — Улыбнулся.
Мне не хотелось портить подарочную обертку, потому я аккуратно, чтобы не порвать её, начала расклеивать по краям. Сняв её, я увидела, что у меня в руке оказалась бархатная коробка. Все внутри сжалось от неимоверной благодарности, ибо я уже поняла, что это будет что-то крайне дорогое. Открыв её, увидела тоненький серебряный браслет, собранный из маленьких частичек-чешуек, по своей форме напоминающих полумесяцы. А также внутри были сережки-гвоздики в форме полумесяца, тоже сделанные из серебра.
Я почувствовала, как глаза наполняются слезами. От чего я плачу? Черт возьми, от чего? Подняв взгляд на сестру и её возлюбленного, я улыбнулась, хоть у меня и потекли слезы. Я так растрогалась тем, что ко мне проявили внимание, ведь никто давно не вспоминал про мой день рождения. А о подарках так вообще и нечего было грезить. Но он, Джеральд, который знает меня всего-ничего, тоже сделал мне подарок, что удивляло еще больше.
— Ты что? — недоумевая, произнесли оба.
— Спасибо, — тихо сказала я и, прикрыв коробочку, бросилась их обнимать. — Не нужно было, это дороговато, — сквозь слезы, говорила, шмыгая носом.
— Пустяки, — произнес Джер.
Затем я попросила застегнуть на моей руке браслет и надела сережки. Я не могла нарадоваться такому прекрасному подарку, но меня ждал еще один. Мама стояла рядом и улыбалась, следя за мной. У неё тоже была маленькая коробка в обертке.
— Вторая часть. — Она все улыбалась. — Хотели, конечно, с отцом вместе подарить, но раз тут такое дело. — Пожала плечами.
Внутри второй коробочки оказался медальон. Он был круглый, позолоченный, на его верхней части была выгравирован серебряный полумесяц и сделана надпись «Моя луна». Он был тяжеловат, на первый взгляд, но немного подержав в руке, я привыкла к весу медальона.
— Открой, — посоветовала мама.
И я открыла. Как я была удивлена тому, что случилось! Вероятно, внутри медальона был какой-то механизм, потому-то он и был такой тяжелый. Открыв его, заиграла музыка! Внутри была звезда, на которой было написано еще одно слово: «Всегда». Смотря на подарок в упор, я удивилась: да ведь это почти что крохотное чудо!
— Спасибо, мама! — воскликнула я и надела медальон. — Я с ними не расстанусь. — Держа руку на медальоне и смотря на Джера и Кристи, на маму, говорила я.
— Тут еще кое-что есть. — Джеральд ушел в прихожую, а затем вернулся с большой коробкой в руках. — С утра принесли.
Раскрыв записку, которая была привязана к ленточке, я прочла то, что было в ней написано вслух:
— Прости, что не провожу с тобой этот день. Но ведь ты знаешь, как дорога мне, да? Это то, чего ты так давно жаждала, я знаю. Лорен. — На имени подруги мой голос дрогнул. Что могло такого случиться с ней, чтобы она собственноручно написала его?
— А что с ней? — поинтересовалась Кристи. — Вы снова поссорились?
— Нет. Она болеет.
Поставив подарок на кофейный столик, я принялась его раскрывать. Это был граммофон… Лондон смогла отыскать такую старинную вещь и купить ради меня! Я была безгранично счастлива!
— Ух ты! — Издала восхищенный вздох мама.
Я схватила эту довольно нелегкую вещицу и понесла в свою комнату. Поставив граммофон на столик, принялась искать пластинку, которую хотелось бы послушать прямо сейчас. Дэвид Боуи — определенно, это то, что нужно. Пластинка началась с композиции «As the world falls down». Я плюхнулась на кровать и стала смотреть в потолок, изредка, на самых любимых моментах песен, я закатывала глаза и представляла себе различные картинки. Музыка этого певца меня очень вдохновляла и успокаивала. Я даже совсем забыла о ночных кошмарах. Я вставала лишь для того, чтобы перевернуть пластинку другой стороной или вовсе поменять её на другую, и снова погружалась в свои мечты.
Меня разбудил телефонный рингтон. Кто-то звонил. Оказывается, я ненадолго уснула. Взяв трубку, я услышала тот самый голос, который будоражит моё сознание только при одной мысли.
— Давай сбежим вместе? — произнес он.
— И куда же? — задала вопрос я.
— В еще одно моё тайное место.
— Я согласна.
Сбежать — это значит уйти из дома так, чтобы тебя никто не заметил, чтобы никто не знал, куда ты ушла и где ты сейчас. Мне пришлось вылезти из окна своей комнаты, иначе меня бы, безусловно, увидели. А лезла я по трубе, которая была рядом с окном. Было очень страшно, ведь она могла не выдержать моего веса, но нет — все обошлось. Свои белые волосы, которые я, кстати, на днях снова решилась покрасить, я собрала в небрежный хвост, несколько прядей падали на лицо — но это не страшно. В бледном свете луны волосы отсвечивали нежно розовым цветом. Похолодания не было, а если и было, то но не слишком значительное, ведь сейчас за окном почти двадцать градусов Цельсия. Довольно душно. Зима в этом году выдалась очень теплой. Потому я надела бежевое гипюровое платье длиной ниже колен и накинула на себя сверху кардиган, обула оксфорды. Телефон я решила оставить дома. Знаю, если родители не обнаружат меня дома, они будут очень волноваться, и я оставила на столе записку, что все хорошо.
Было пять часов вечера. Майки уже ждал меня, когда выбралась из дома. Мы, по обыкновению, направились куда-то на его стареньком пикапе.
— И куда мы? — спросила.
— В одно не менее красивое место, чем мост, — ответил Майки.
Вся поездка была не очень продолжительной, от силы минут тридцать. Но Майки успел завязать разговор сразу же.
— Знаешь, я давно не видел твою другую подругу. Ну, блондинка которая.
— Лондон, — произнесла я.
— Да. Что с ней? — задал вопрос парень.
— Не знаю, говорит, что серьезно заболела. — Я пожала плечами и поежилась. Нужно будет на днях навестить её.
— Понятно. — Минутное молчание. — А почему именно Лондон? Ведь это не её имя, так?
— Нет, конечно. — Я слегка улыбнулась и вновь пожала плечами. — Просто в сложный для неё период в жизни она посетила Лондон. Этот город круто изменил её, и, чтобы начать все с чистого листа, она придумала себе другое имя.
— А почему она, девушка, у которой богатенькие родители, общается с такими людьми, как мы, а не с элитой, более подходящей ей? — Майки задал еще один вопрос.
— Ты думаешь, что она похожа на них? — Я взглянула на Майки, чтобы увидеть его реакцию, но ничего… в его глаза ничего не отражалось. Он не ответил, и я продолжила: — На самом деле, она не любит, когда вокруг неё вертятся лишь те, кто хочет воспользоваться её положением. — Я ушла в воспоминания. — Мы с ней познакомились в средней школе, попали в одну группу. Первое время мы совсем не общались, у меня было немного друзей, но больше мне нужно было, вокруг Лондон же вертелось много-много людей. Мы взрослели, Лондон все больше разочаровывалась в своем окружении, а я в своем — ибо они хотели быть популярными. И после мы сошлись с ней. Стали защищать друг друга и горой стоять. Все её проблемы были моими, а мои — её.
— Тогда с такой поддержкой как так получилось, что ты попала в больницу? — Такого вопроса я не ожидала. — Или, быть может, такая подруга не смогла прийти тебе на помощь в нужный момент? — Он спросил это как-то грубо, что мне не понравился его тон.
— Нет! — твердо возразила я. — Она бы помогла мне, если бы я попросила! Но она ничего не знала о моих проблемах, я не говорила, не хотела, чтобы меня жалели. — Опустила голову вниз, смотря на свои острые колени. Я схватилась за край платья и сжала его, от чего оно еще больше приподнялось и оголило мои коленки. Я очень разозлилась. Зачем он портит такой приятный день своими вопросами?!
— Прости. — Он положил руку на мою. — Я не хотел портить тебе настроение. — А затем: — О, вот мы и приехали!
Майки привез меня к морю. Белый-белый песок хрустел под ногами. Темно-зеленое море маленькими волнами накрывало берег, принося с собой маленькие ракушки, водоросли и прозрачных медуз. Оно шумело так громко и одновременно так тихо, хотя, возможно, это от того, как сильно я обращала внимание на шум прибоя.
Мы расстелили небольшое покрывало и смотрели, как солнце снова скрывается за горизонтом. Мой второй закат с Майки. Сумерки сгущались над морем. Погуляв по берегу, мы отыскали несколько больших ракушек, в которых слышится море. Еще мы слепили кривой и не очень аккуратный замок из песка, умыли себя грязью, а затем окатили морской водой друг друга.
— Эй! — воскликнула я. — У меня же кофта промокла!
— Сейчас все исправим. — Майки взял меня за руку, и мне пришлось бежать следом за ним. Впереди был дом, как видно, пустой, возможно, заброшенный. Там мы и остановились на крыльце.
— Мы что, просто так вломимся туда? — удивилась я, видя, как Майки ищет способ, как же попасть внутрь.
— Ну, формально — да. Хозяева милые люди, — сказал он, — приезжают сюда только летом, потому волноваться не о чем. Да и сигнализации здесь нет. — Он увидел открытую форточку и воспользовался случаем: просунул руку и нажал на защелку. Спокойно открыл окно и пролез в дом, затем открыл дверь изнутри и пригласил меня войти.
— Откуда ты все это знаешь?
— Я здесь частенько бывал, вот и познакомился с хозяевами. — Пожал плечами.
Дом был небольшой, хоть и двухэтажный, но из-за того, что здесь отсутствовала какая-либо мебель и декор, он казался просто огромным. Огромным, мрачным и пустым.
— Может быть, здесь найдется что-нибудь из еды? — спросила я.
— Не знаю, поищи на кухне. Я спущусь в подвал, вдруг там есть дрова. — Сказал Майки и скрылся за дверью.
Нет, все-таки дом был не совсем пустым, кое-где была мебель, но лишь та, которую нельзя забрать с собой. Например, найдя кухню, я увидела, что плита и тумбы там есть. Хотя плита и не будет работать — здесь нет электричества или газа. Раскрыв шкафчики, я удивилась, когда обнаружила там пару баночек с консервами. Быть может, те, кто здесь живут, подумали, что это и забирать с собой не стоит, а может, просто забыли. Две стеклянные банки тушенки, у которых еще не истек срок годности. А внизу, у раковины, я обнаружила немного картошки, она, конечно, была уже немного вялая и вся покрылась ростками, но еще сгодится в пищу. Все свои находки я принесла в большую комнату, которая, скорее всего, служит гостиной. Там у стены стоял небольшой пыльный камин. Майки вернулся совсем быстро. Он бросил пару бревен рядом с камином, произнеся: «Немного отсырели, но сгодятся», и пошел в машину за спичками. Также он нашел пару восковых свечек и принес с собой немного бумаги для того, чтобы развести огонь.
Майки разровнял угольки, лежавшие в камине, скатал бумагу и положил на угли, сверху поставил тоненькие бревнышки шалашиком — как бы мини-костер. Он поджег только краешек бумаги, а через пару секунд она вся вспыхнула, угольки стали загораться вслед, а из сырых дров уходить влага, совсем скоро и они загорелись.
Мне нравилась атмосфера, которая стояла здесь и сейчас. Когда Майки сказал, что нужно просушить одежду, а то я простыну, я послушалась. Мы сняли ботинки и поставили рядом с огнем, чтобы они просохли. Рядом разложили наши носки. Принеся из соседней комнаты старый стул со спинкой, я поставила его рядом с камином и повесила на него кардиган. Теперь я осталась в одном платье. На Майки же была футболка и джинсы, его скомканная куртка лежала рядом. Зажженные свечи мы поставили на камин, чтобы они освещали комнату, хотя и света, исходящего от огня тоже хватало. Мы согрелись и начали шутить, говорили о всяких вещах: о море, о солнце, о траве. Затем огонь начал потихоньку утихать, и мы бросили в него картошку — просто так — и банки с тушенкой, крышки которых предварительно были сняты нами с помощью ножа. Если все получится, то на ужин будет картошка в мундире с тушенкой.
Пока мы ждали, я легла на деревянный пол. Дерево пахло очень приятно, запаха затхлости, гнили или сырости не было совсем, лишь приятный запах хвои. «Как странно», — подумала я. Майки лег рядом, не прикасаясь ко мне, словно боялся нарушить мой покой. И я вновь смотрела на небо, которую ночь оно чистое, и я могу наблюдать за прекрасными звездами. Шкворчание прослойки жира, которое было на самом верху банки, меня успокаивало — звук дома. Я смотрела на Майки украдкой, а он не замечал этого — увлеченно следил за тем, как готовится наш ужин.
Банка нагревалась, жир в ней начинал закипать, а значит, и само мясо в целом потихоньку разогревалось. Через некоторое время мы проткнули клубень вилкой, которую я нашла на кухне — вроде бы приготовились. Выкатив из костра клубни картофеля, кожица которых почернела и кое-где полопалась, мы стали ждать, пока они остынут. Банки с тушенкой мы достали с помощью какой-то железяки, которую где-то достал Майки.
— Здорово, да? — восторгалась я, когда чистила картошку от кожицы. Руки, правда, были все в саже после, но ведь это пустяки.
— Угу, — сказал он. — И съедобно.
После мы сидели рядом и просто молчали. А возможно, каждый из нас боялся что-то сказать и нарушить эту атмосферу. Я-то уж точно. Внезапно Майки придвинулся ближе и положил голову мне на плечо, стал слушать моё дыхание и прерывающееся сердцебиение. Я же смотрела как его волосы блестят, когда на них падает свет костра. Потянувшись, чтобы поцеловать меня, Майки немного привстал, опираясь на руки. Когда наши губы соприкоснулись, я почувствовала себя наркоманом. Медленно, очень медленно я шла ко дну; падала в бездну; срывалась с утеса — так сильно я была влюблена.
Внезапно мне показалось, что я ничего не боюсь, ничего больше так не важно, как он. Я позволила себе коснуться кончиками пальцев его живота; они вспыхнули, и я почувствовала, как кровь приливает к моим губам, щекам, к кончикам ушей. Наши глаза были темнее самой ночи, так сильно мы были поглощены друг другом. Такое громкое и частое дыхание. Такие горячие прикосновения, что внутри меня разгоралось пламя.
Я расхохоталась, легонько, чтобы не напугать Майки. Это ситуация показалась мне такой забавной. Черт возьми, кто бы мог подумать, что я буду тонуть от чувств, испытываемых к этому парню. Ведь я совершенно не думала, что вообще смогу влюбиться. Я на секунду остановилась и задумалась: «А что было бы, если бы я не встретила этого человека? Какой была бы тогда моя жизнь?». Безусловно, совершенно другой.
Я утопала, и течение уносило меня все дальше от берега, все глубже в море; и ничто и никто не в силах мне помочь. Это все он, тот самый странный парень, так действует на меня. И я, всего лишь бедная девушка Эмили, которой нужна была помощь, сейчас так сильно притягиваю его, что он не может оторваться от меня.
— Как бы я хотела всегда быть рядом с тобой, — внезапно для себя произнесла я.
Мы вновь заглянули друг другу в глаза, в них сияли звезды. Поцеловав меня, мягко, нежно, Майки стал расстегивать мое платье. Я вздрогнула, но не заставила себя убрать его руки. В первый раз в жизни мне этого хотелось, хотелось, чтобы он расстегнул моё платье.
Да, раньше до всех этих событий, которые перевернули мою жизнь, я даже и не целовалась с парнем. А затем я впервые попробовала, что же это за ощущение. Если бы я знала, что он появится в моей жизни, я бы никогда ни к кому не прикоснулась. Да, возможно, у меня и должна быть какая-нибудь особая фобия к близости после того, что чуть не сделал Брэд. Но ведь я сбежала, а это значит, что я должна сейчас забыть о том, что кто-то может существовать кроме нас двоих.
— Майки… — прошептала я. — Я никогда… — и остановила себя на полуслове.
Он целовал меня в шею, спускаясь ниже к ключицам, в ямочку между ключицами, осторожно переходя на плечи, целовал еле заметные белые ниточки на них. Его совсем не заботило, насколько я костлява, насколько я уродлива или искалечена; вероятней всего, он думал, что я совершенство в то время, как я уже считаю его своим идеалом.
— Мне остановиться? — услышав мои слова, спросил он.
— Нет. Я не хочу останавливаться, — я выдохнула эти слова в его волосы.
Майки встал на колени передо мной, и я сделала то же самое. Взяв мои руки в свои, он поцеловал их. Я не могла сейчас ни о чем думать, внутри меня все глухо звучало.
— Уверена? — задал вопрос парень. Я кивнула.
Майки поцеловал меня в губы, а затем протянул свои руки за мою спину и полностью расстегнул молнию, спустил рукава моего платья. Дальше мы вместе его сняли. И вот на мне осталось всего ничего: две вещи. Бледно-лиловый кружевной лифчик и точно такие же трусики.
Я снова коснулась его живота и почувствовала, как парень вздрогнул. Он боится спугнуть меня, боится сделать что-то не так — такой вывод я сделала для себя. Провела пальцами по его ребрам, по спине и коснулась пряжки его ремня на джинсах. Аккуратно, легонько я начала его расстегивать. Так, словно я никуда не тороплюсь. Хотя куда мне торопиться? Следующим был черед футболки. Парень слушался меня, как мальчишка, и мне это очень нравилось. Я задрала его футболку, а он поднял руки, и я сняла с него эту вещицу. Меня охватывало желание.
Не знаю, как описать то чувство, когда он касается своими губами моих плеч, а его распыленное дыхание жжет мою кожу. Когда я прикасаюсь к нему, а он вздрагивает, и я чувствую, как он тает из-за моих прикосновений.
Мне хотелось, чтобы ему было приятно, и я целовала его шею, гладила спину. Я чувствовала его сердцебиение, оно было похоже на звук барабана — такое же глухое и частое. И я знала, что дальше выбор только за мной.
Сняв джинсы, Майки остался в трусах. Он присел рядом со мной, и меня охватило жгучее желание показать ему свою грудь, хоть и у такой худышки, как я, её почти нет. Расстегнув лифчик, я позволила парню его с себя снять.
Теперь он всегда будет для меня первым; ничто, даже забвение, этого не изменит.
Мы одновременно улыбнулись. Казалось, что мы две половинки, выточенные так, что идеально подходили друг другу, как ключ к соответствующему ему замку. Мы дополняли друг друга. Мы одно целое. Мы — это Майки. И Мы — это Эмили.
— Ты плакала, — произнес Майки и коснулся моей щеки, стирая с неё уже почти высохшие слезы. Я кивнула и поджала губы.
— Не нужно было? — Закрыла лицо ладонями.
— Я совсем не это хотел сказать… — он опешил.
Жмурясь от неловкости своих фраз, я почему-то спросила еще кое-что. И за это мне стало в двойне стыдно.
— Был ли ты так близок с другими девушками? — Лицо Майки как-то изменилось. Мне показалось, что это ответ на мой вопрос. И я почувствовала, как что-то меня укололо. Где-то внутри. Глубоко-глубоко. — И много их у тебя было? — Неожиданно произнесла я следом.
— Что? — Удивился. — Нет, немного.
— Прости. Я просто глупая. — Прикрыла глаза и мысленно укоряла себя за свою глупость.
Я замолчала. Майки немного привстал и поцеловал меня. Я взяла его руку и в полутьме пыталась разглядеть его красивые пальцы, длинные и тонкие, как у музыканта. Еще у него были изящные запястья. Огонь погас в камине, лишь красненькие угольки трещали. Я коснулась белой полоски, которая проходила вдоль запястья; парень посмотрел на меня, как будто ожидал вопроса и уже прокручивал в голове, что же ответить, но я молчала. Просто положила голову ему на грудь и стала искать место, где же сильнее всего будет слышно его сердце.
— Что ты делаешь? — задался вопросом Майки.
— Хочу слышать, как ты дышишь. И знать, как бьется твоё сердце. — А билось оно неровно, прерываясь, словно спотыкаясь обо что-то. Я знала этот звук — таким же ритмом бьется моё сердце.
Он провел своей рукой по моему боку, останавливаясь лишь на шрамах, ведь они очень сильно выделялись на моей гладкой коже. Затем погладил кончиками пальцев спину, и я полностью растворилась в нем, в его ласках. Он спускался по спине все ниже и ниже и, не дойдя до ягодиц, остановился.
— Мне нравятся твои ямочки на спине, — выдал он. И я смутилась.
А затем через некоторое время он вновь спросил:
— Расскажешь мне о своих шрамах?
— Если ты расскажешь мне о своих взамен.
— У меня их немного, всегда два. — Он взял мою руку и провел моими пальцами по шрамам на своих запястьях.
— Это из-за какой-нибудь девочки? — Задала вопрос. Я так подумала, потому что Фо очень сильно стоит за него горой, и она не хотела, чтобы мы общались.
— И да, и нет, — ответил он. Я не совсем поняла, но того, что я услышала, было достаточно.
Я села перед ним, а Майки привстал на локтях. Но когда я попросила его руку, ему тоже пришлось сесть. Кончиками его пальцев я провела у себя по животу, затем прижала его руку к спине, плечам; провела ею по ногам, обвела пальцами коленку; затем указала на руку и прижала его ладонь к голове. Нащупав у меня на голове еще один шрам, Майки удивился.
— Мотоцикл, — произнесла я. На большее я не решилась. Незачем ему знать о том, как бил меня отец. Ведь что было, то прошло. Не стоит держаться за прошлое. Важно лишь то, что происходит здесь и сейчас.
Майки поцеловал меня в лоб, его губы коснулись моих век и подбородка. Волна мурашек прошлась по моему телу.
— Пожалуйста, не останавливайся, — прошептала я. — Поцелуй меня.
И он поцеловал меня. Везде.
«С днем рождения, Эмили», — проговорила я про себя.
Я знаю, что еще рано говорить о чем-то подобном. Наши чувства еще не зрелы, мы-то знакомы всего три месяца. Но я чувствую это всем сердцем. Да, этого еще не произошло, но произойдет. В скором будущем. Любовь.
Двадцать семь
Мне нужна тишина. Я хочу полнейшую тишину. Как же невыносимо слушать, как кто-то внизу так сильно топает ногами. Я сворачиваюсь клубочком на кровати и надавливаю пальцами на виски. Когда так делаешь, то боль проходит — всего на пару секунд, правда, но это что-то.
Сколько времени прошло с того момента, как я тут разлеглась? Не знаю. Час? Два? Сутки? А может быть, даже и десяти минут не прошло? Зарываюсь лицом в одеяло. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, прекрати меня мучить, боль. Но она меня не слушает, а лишь с каждым мгновением усиливается — кажется, что моя голова вот-вот взорвется. Руки сразу же заледенели.
Я поворачиваюсь на другой бок, чтобы лечь поудобнее — вдруг голова перестанет болеть? Но это не помогает. Как только я делаю малейшее резкое движение, пронзительная боль поражает меня. Я всхлипываю. Это не выносимо… Пожалуйста, пожалуйста… И снова всхлипываю. Начинаю плакать, сама того не осознавая. Почему не может быть легче? Почему это должно быть так больно?
Аккуратно, не поворачивая голову, стараясь вообще не делать даже малейших движений ею, я начинаю шнырять рукой по прикроватной тумбочке. Где-то здесь должны быть таблетки… Открываю первый ящичек, который высовывается со скрипом, — я морщусь от такого громкого звука — и стараюсь нащупать пузырьки. Вот он! Но открыв пузырек, я прихожу в еще большее отчаяние: он пуст. Иного выхода нет…
— Мама! — кричу я, и из глаз прыснули слезы.
Я кривлюсь и хватаюсь руками за волосы. Больно! Но на самом деле, я не кричала. Мне так показалось. Сейчас любой звук у меня в голове усиливается во много раз.
— Мама… – шепчу я, а мне вновь кажется, что из меня вырывается ужасный утробный крик.
Это невозможно. Мне нужны таблетки, иначе эту боль не остановить. Уж лучше бы умерла сразу, чем терпела такие пытки! Держась за голову, я медленно встаю с кровати. Та скрипит, и я что-то мычу себе под нос. Мелкими шажками я приближаюсь к двери, хватаясь за все возможные вещи, держась за них, чтобы не упасть. У меня совсем нет сил, словно эта головная боль высасывает из меня жизненную энергию. Толкаю дверь, но она заперта, нужно повернуть ручку. Опершись головой о дверь, я стараюсь собрать все силы, чтобы правильно отпереть дверь, а то она может заблокироваться, и я уже совсем не выйду отсюда. Руки, потные, соскальзывают с гладкой поверхности. Один поворот по часовой стрелке, второй… Щелк. И кто-то протыкает мою голову насквозь, я тихо взвизгиваю и успокаиваюсь. Толкаю дверь и выхожу из комнаты. Но впереди еще более страшная вещь — лестница. Стоя у самого края, держась за перила, я произношу:
— Мама… — мой голос похож на шепот. Половицы скрипят, я жмурюсь, но продолжаю идти. — Мама!
Одна ступенька. Вторая. Я шагаю так медленно, словно стараюсь научиться ходить, как в младенчестве.
— Мама, — вновь проговариваю.
— Эмили? — я слышу её голос с кухни. Она меня услышала наконец-то. Но меня пронзает боль — слишком громко. Сразу море звуков накатывает на меня: голос, скрип половицы, сильный ветер за окном, чьи-то шаги.
— Мама… — Я становлюсь на следующую ступеньку, но нога подгибается. Я не выдерживаю. Чувствую, как дерево больно вонзается мне в спину и руки, голова кружится еще больше. Звук — он настолько громкий, что я не могу ничего слышать. Уйдите, оставьте меня умирать! Споткнувшись, я скатываюсь кубарем по лестнице и падаю лицом на пол.
Слышу, как мама подорвалась с места и очень быстро — вероятно, бежит — приближается ко мне. Шум. Моё лицо все зареванное, я не могу сдержать поток соленой боли.
— Эмили! — Я слышу в её голос страх. Она подбегает и трясет меня за плечи, а я хватаюсь за голову, ничего не говорю, но, думаю, мама все понимает.
Мама помогла мне подняться и усадила возле лестницы. Что-то внутри разрасталось и приносило мне неимоверную боль.
— Сейчас, сейчас… — шептала мама, убирая с моего лица налипшие волосы. — Они уже едут.
Затем она принесла мне стакан воды и горстку таблеток, но мне ничуть не стало легче. Когда за окном послышался звук сирены, я еще больше расплакалась и, кажется, потеряла сознание, потому что кроме носилок я больше ничего не помню.
Две недели. Целых две недели я пролежала в больнице — пол февраля. И самое странное — никто меня не посетил, кроме родных: ни Майки, ни Лондон, ни Ив. Неужели я ошиблась в этих людях? Нет. Быть такого не может. Значит, у них есть причины.
— Ну как, тебе лучше? — спрашивает папа, который сидит рядом. Я киваю. Голова не болит, что еще можно просить?
По коридору бегают дети… Какой ужас! Кто бы мог подумать, что в онкологическом отделении в нашем городе может быть так много детей. Доктор задерживался.
— Привет, — говорит подбежавшая ко мне девочка. У неё большие-большие серо-зеленые глаза. — Ты тоже болеешь? — спрашивает она.
— Да. А ты? — Девочка кивает. — Серьезно?
— Доктор сказал, что у меня девяносто процентов на то, что я поправлюсь. — Она улыбнулась. Её золотые растрепанные волосы шевельнулись.
— А вот у меня нет шансов. — Почему-то я делюсь с этой маленькой девочкой всем. Почему? Не знаю. — Сколько тебе лет?
— Мне восемь. А тебе?
— Семнадцать.
— Ого! — восклицает она. Затем подбегает к своим друзьям, берет у них из рук фломастеры и бежит ко мне. Хоть мне и безумно жаль этих детей, я рада, что они могут радоваться. Им можно рисовать на стенах специальными фломастерами, которые после смываются; у них есть специальные наклейки на стены в палату; а еще им дают бусы — чем бусы длиннее, тем больше шансы на поправку. У этой девочки бусы довольно длинные. — Ты похожа на принцессу из мультика, — произнесла она. — Можно я нарисую что-нибудь? — Девочка уже приготовила фломастеры.
— Можно, — я кисло ей улыбнулась.
Девочка нарисовала на моей щеке снежинку, немного корявенькую, но она очень мне понравилась. А на другой щеке нарисовала солнце. Также она успела осмотреть мои украшения, музыкальный медальон ей безумно понравился, и потому к солнцу дорисовала еще и луну.
— Поправляйся, — на прощание сказала девочка и убежала.
Еще минут через десять пришел доктор. Он извинился за то, что задержался; сегодня он дежурный доктор, нужно было сделать обход. Я, мама и папа сели на стулья возле стола. Доктор Фитч разложил бумаги перед собой, стал смотреть их, перебирать. Не нужно было слов, чтобы понять этот жест, он тянул время, хотел собраться с мыслями. Затем он положил руки на стол, глубоко вздохнул; снял свои очки и стал протирать тряпочкой, которая лежала рядом, вновь одел их и пристально посмотрел на нас.
— В общем, как я и говорил раньше, опухоль будет прогрессировать. Звездчатые клетки глиобластомы перешли на ствол мозга, — проговорил он и выдохнул.
— Что это значит? — спросил папа.
— Помимо нарастающей головной боли будут частые головокружения, тошнота. Через некоторое время будет наблюдаться нарушение координации. Возможны нарушения слухового и зрительного центра. Но самое главное — это то, из-за чего ты, Эмили, вновь пролежала здесь так долго. Голова. Из-за увеличения размеров опухоли, боль будет просто невыносимой, и с каждым разом она будет все сильнее, словно кто-то будет бить в бубен у тебя в разуме. — Он вновь поправил очки.
Что ж, я ничего другого и не ожидала. Даже думала, что будет намного хуже. Но меня волновал другой вопрос.
— Сколько еще? — твердо спросила я.
Маму передернуло от моего вопроса. Она в первый раз со мной в больнице. В прошлые разы со мной была Кристи и один раз — папа. Она должна знать, какова реальность, даже несмотря на её ужасную боязнь больниц. Ничего не мешало ей сидеть с отцом, когда тот был болен, теперь пришла моя очередь.
— Не думаю, что стоит говорить об этом, — ответил доктор Фитч.
— Мне кажется, я должна знать сроки. У меня еще есть незаконченные дела.
— Понимаешь, я считаю, что надежда — это лучше, что можно было придумать в мире. Это самое эффективное лекарство. Не стоит отнимать её у пациента. — Доктор Фитч взял бумаги и стал их складывать в ровную стопку. — Тебе стоит верить в лучшее, Эмили.
— Всех нас ждет одно, доктор Фитч: все рано или поздно закончится. Пожалуйста, доктор, — умоляла я.
— Эмили, не стоит, — жалобно произнесла мама.
— Нет, пусть скажет. — Папа сжал кулаки. Он тоже хотел знать.
— Пожалуйста, — повторила я. — Это моя жизнь.
Доктор снова снял очки и посмотрел куда-то вниз. Всегда тяжело выносить посмертный приговор, верно? Он встал и подошел ко мне, положил руку на плечо и произнес:
— Не больше трех сезонов.
И вот тут меня как громом ударило. Не больше девяти месяцев. Как мало.
Мама не выдержала и разрыдалась. Папа обнял её. «Вы сильные, — думала я. — Вы справитесь. Вы должны». А у самой сердце разрывалось на кусочки.
— Ну, что, тебе еще недельку тут побыть, чтобы мы убедились, что приступа не повторится, и домой поедешь, — сказала медсестра. Она так приветливо улыбалась, что, на самом деле, было очень противно. К чему это фальшивая приветливость?
— Ага, — произнесла я. И девушка ушла.
Но я не собиралась сидеть здесь просто так. Я одна, никто ко мне не приходит. И я должна выяснить, почему. Беру рюкзак, который еще давно привезли мне родители, и собираю туда все вещи: запихиваю, не следя аккуратно или нет, лишь бы поскорее справиться. Снимаю с себя больничные вещи и надеваю свою одежду, привожу в порядок волосы и накидываю на плечи сумку.
Выйдя из палаты, я подумала, что, скорее всего, в таком виде уйти отсюда мне не удастся. Но другого способа у меня не будет. Я оббежала центральный коридор, оглядываясь по сторонам, — не заметил ли кто меня — и направилась к запасному выходу. Там есть пожарная лестница. По ней я спустилась вниз и уже спокойно продолжила свой путь.
Стоя у дома Лондон, я ждала, пока мне откроют. Сейчас, скорее всего, родители подруги на работе, следовательно, здесь только она и дворецкий. Я еще раз нажала на кнопочку звонка. Дверь открыла Лорен, но она не была похожа на себя: засаленные, сбитые в комок волосы, мешковатая одежда и тапочки. В руках она держала платок. Когда она увидела меня на пороге, то попыталась что-то сказать, но вместо этого высморкалась в платочек и прокашлялась. Она болеет уже так долго, не уж то никто не может её вылечить?
— Привет, — произнесла я.
— Привет, — прохрипела подруга. — Я же просила: не нужно приходить; я в порядке.
— Да я вижу, — смотря на ботинки, ответила я. Интересно, она слышит сарказм у меня в голосе?
— Прости, но я не могу тебя пригласить, вдруг заражу тебя. — Её голос был такой усталый и грустный.
Я кивнула. Нет, ей не до моих проблем, по крайней мере, сейчас. Я не винила Лорен за то, что она не может мне помочь; у каждого человека могут быть сложности в жизни, и сейчас такие трудные времена у нас обеих.
— Угу, — произнесла я. — Мне просто хотелось тебя увидеть. Выздоравливай. — И, отвернувшись, я зашагала прочь. Лондон тихонько захлопнула дверь.
Еще один дом. Я стучусь в надежде, что хоть здесь мне поднимут настроение. Черт возьми, выслушайте меня хоть кто-нибудь! Но нет.
— Майки болеет, — твердо сказала Фелиция, как только увидела меня на пороге. У неё в глазах было что-то такое… Не знаю, как объяснить. Словно она снова хочет меня за что-то отчитать.
— Ты врешь. — Я нахмурилась.
— Зачем мне лгать? — Она удивилась. — От тебя не было вестей две недели, и тут ты заявляешься, как ни в чем не бывало. Откуда тебе знать, правду я говорю или нет?
— От Майки тоже не было вестей, — упрямилась я.
— Я тебе говорю: болеет он! — грубо ответила Фо.
— Можно мне с ним поговорить? — Настаиваю.
— Пожалуйста, только учти, он спит. — Девушка отошла в сторону, уступая мне дорогу.
Я поднялась на второй этаж и повернула налево. Первая комната справа. Я стучусь. Тихо. Тогда приоткрываю дверь и тихонько захожу в комнату. Майки лежит на кровати, закутавшись в одело. Его грудь тихонько приподнимается и опускается, он сопит. На столе стоит стакан с водой, еда и упаковки лекарств. Нет, Фо не лгала, он правда болеет. Тогда ясно, почему он тоже не мог навестить меня…
— Убедилась? — спросила брюнетка, когда я закрыла за собой дверь. Я кивнула. — Тогда можешь идти. — И я молча стала спускаться вниз.
Домой мне нельзя идти, пока нельзя. Шагая по улице, где люди даже не замечали меня, мне становилось еще более одиноко. Я пинала ногами камушки, которые попадались мне на пути, от чего мои кеды еще больше пачкались — недавно был дождь, и на улице ужасная грязь.
Доктор сказал, что из-за того, что опухоль поразила правое полушарие, у меня могут быть проблемы с общением, да с самим социумом в целом. Я только начала привыкать к людям, и вот они снова покидают меня. Лондон, Майки… Они не виноваты, но это мысль все равно не радует меня.
Зайдя в телефонную будку, я облокотилась об ее стенки и села. Положив голову на колени и обхватив их руками, я старалась не расплакаться. Не стоит, Эмили, ты чего. Вот выздоровеют они и помогут мне, как бы плохо мне не было сейчас. Стоит всего немного потерпеть. Я стала искать монетки в карманах и нашла несколько центов, вставила их и набрала знакомый номер.
— Абонент не отвечает, — говорит оператор, — продолжать набирать?
— Да.
Гудки, гудки, гудки. Снова те же слова, и я снова отвечаю «Да». На четвертый раз кто-то снимает трубку.
— Ив! — восклицаю я. — Ив, как же я соскучилась.
— Извините, но у телефона не Ив, а её мама, — звучит женский голос.
— Что? — Я в смятении. — Это Эмили, её подруга.
— А-а-а, Эмили, добрый день, — произносит мама Ив.
— Здравствуйте, а можно позвать Ив?
— Эмили… — Она вздыхает, и это слышно в трубке. — Мы в больнице.
— Что?! — Меня словно ударяют в самое сердце.
— Все плохо, Эмили. Приходи, пока еще есть время.
— Я уже в пути, — выкрикиваю.
Вылетаю из кабинки, неся в руке рюкзак, и очень быстро, как никогда, бегу на остановку. «Слишком долго, — думаю я, когда увидела расписание». Выбегаю к краю тротуара и начинаю голосовать, авось подвезет кто-то. И я не ошиблась. Рядом со мной остановилась машина, в которой находился мужчина средних лет и еще один — пожилой. Вероятно, это отец и сын.
— Можете меня до городской больницы довезти? — Мужчины переглядываются между собой. — Пожалуйста, мне очень срочно нужно туда попасть, моя подруга умирает! — Пожилой что-то сказал своему сыну, и тот открыл дверь.
— Присаживайся. Мы постараемся поскорее туда попасть, — сказал водитель.
— Спасибо, огромное спасибо! — Закидываю рюкзак внутрь и сама залезаю на задние сидения. Хорошо, что есть еще добрые люди на свете.
Я спешу, Ив. Дождись меня, пожалуйста.
Двадцать восемь
Говорят, что когда человек на грани, когда у него остаются последние минуты жизни, перед его глазами проносится вся его жизнь. Я думаю, что это возможно. В моей голове проносятся тысячи образов — воспоминаний о прошлом, но я еще не умираю, хотя чувствую, как внутри груди что-то с огромной силой давит на меня. Смерть близко, но не моя, наверное, поэтому-то меня и мучают все эти отрывки из жизни.
Вспоминая о прошлом, я думаю о Томе. В детстве он частенько играл со мной и Кристи, постоянно проявлял заботу и любовь. Но так как я была младше Кристи, забавы брата радовали меня больше. Мне кажется, Том и любил меня больше, хотя у него с Кристи было много общего, ведь у них всего лишь в три года разница; у меня с Кристи — четыре, а с Томом — семь.
Уткнувшись лбом в стекло, я все вспоминала. Мы с братом постоянно играли в прятки и салочки, а с Кристи мы любили читать различные книги. Том учил меня кататься на велосипеде и приводил домой, когда я разбивала коленки. Помню, он доставал из аптечки зеленку и неуклюже пытался её открыть, а открыв, запачкал руки; дуя на мои ранки и приговаривая детские скороговорки, он аккуратно мазал мои коленки, а я морщилась и взвизгивала от боли. Тогда приходила Кристи, садилась рядом и говорила успокаивающие слова, стирая с моих щек слезы. И в конце они оба обнимали меня.
Затем это воспоминание сменяется следующим: папа, схватив меня под мышки, поднимает вверх в воздух, подбрасывает, и на мгновение мне кажется, что я лечу, расставив руки в стороны; сильные руки отца вновь ловят меня, и, прижимая к своей груди, он начинает щекотать меня. Мне пять, и я безумно смеюсь от счастья.
О, я запомнила, как в первый раз пошла в школу, как за одну руку меня держал отец, а за другую — мать; впереди шли старшие в семье дети, и я, безусловно, знаю, как родители были горды своими отпрысками. Помню прощальные речи, когда Том и Кристи заканчивали школу. Тому как прилежному ученику и капитану футбольной команды была представлена возможность сказать речь за всех. Мне было одиннадцать, и я тогда еще не понимала всю глубину его слов. А вот заключительная речь Кристи меня очень тронула, сама же сестра расплакалась, читая её; а еще она плакала, прощаясь с учителями и своими друзьями; родители тоже не смогли сдержать эмоций, а мы с Томом, улыбаясь, смотрели на всю эту картину. В то лето, когда мне было четырнадцать, брат был еще жив. Но к концу июля… Одним словом, наша счастливая жизнь была закончена. И я осталась одна.
Помню, как некогда черные волосы отца покрылись легкими перышками седины, хотя ему всего-то было сорок семь лет — в самом расцвете сил. А глаза матери покрылись прозрачной пеленой боли, лицо — глубокими морщинами. И порой её состояние напоминало кататонический приступ: глаза становились круглыми то ли от испуга, то ли от горя, лицо было бесстрастным, и она, не двигаясь, смотрела в одну точку — настолько могла обезуметь от горя. Иногда же она была похожа на сумасшедшую женщину: постоянно что-то нашептывала себе, смотрела часами на фотографии Тома, проговаривая эпитафию снова и снова, снедаемая внутренней болью и поглощенная ею настолько сильно, что совершенно не замечала никого и ничего вокруг себя, сколько бы я ни пыталась привести её в чувства. Хотя нет, она была больше похожа на слишком молодую старушку в сорок пять лет; и где-то в боку, чуть-чуть левее виска, у неё тоже легонько прокрадывалась седина.
И только осознание собственной вины по отношению ко мне, понимание, что это их ошибка, привели родителей в чувства. Хотя это не их вина — не напрямую, но отчасти.
В груди все неприятно кололо от нахлынувших под конец воспоминаний. Мне, если честно, захотелось немного поныть, выплеснуть эмоции, но я подумала, что это еще не самое худшее — впереди ждут еще более сильные испытания. Да и к тому же, вряд ли те добрые люди, которые согласились подвезти меня до центрального мемориала, смогли бы меня понять. Моё сердце вновь упало, когда я вспомнила об Ив.
— Думаешь, жизнь специально преподносит тебе испытания, да? — мысленно я спросила сама себя.
— О нет, жизнь и есть испытание, — ответил мой внутренний голос.
А теперь мои родители, которые кое-как оправились от потери после стольких лет горя, (Мама стала вновь улыбаться. И от неё снова приятно веяло запахом мускуса и ванили — её любимыми духами. А руки её так сладко пахли свежей выпечкой. Папа же вновь устроился на работу и постоянно хлопотал по дому, ища, что же можно еще починить или же отремонтировать.) снова должны столкнуться с тем же горем — с горечью потери.
Мне казалось, что в раздумьях я провела много времени, но, на самом деле, нет — мысли очень быстро сменяли друг друга, хотя, в действительности, мне показалось, что я тону в бесконечности. Но те двое, сын и отец, не тревожили меня до самой остановки, видимо, заметили на моем лице бесстрастное выражение. И вот я стою перед мемориалом, откуда сбежала сегодня утром. Черт возьми! Если бы я знала, что Ив находится совсем рядом, я бы, безусловно, пришла бы её навестить сразу же. Какая ирония.
Больница состоит из нескольких корпусов — я сбежала из центрального. Но Ив, вероятно, лежит в отделении для безнадежно больных, доживающих свой век и вот-вот собирающихся отойти в мир иной. Иными словами — хоспис. Стоп! О чем я думаю?! Ив не умрет, нет, ни за что! Я же дала себе слово опередить подругу!
С жутким сердцебиением я направилась к правому корпусу. Интересно, поймают ли меня, если узнают во мне сбежавшую пациентку? Хотя навряд ли. Ведь я и так в скором времени должна была быть выписана.
— Здравствуйте, я к Ив Одэйр. В какую палату мне пройти? — спросила я у регистратора, немного замявшись у стойки.
— Добрый вечер. А кем вы, собственно, ей приходитесь? — ответила молодая девушка.
— Близкая подруга.
— Хорошо, палата 213. Поспешите, время посещения на исходе! — предупредила она.
Поприветствовав миссис и мистера Одэйр, я стала переминаться с ноги на ногу. Волнение брало надо мной верх, и я ничего не могла с этим поделать.
— Иди, она давно ждет тебя. — Легонько подтолкнула меня мама подруги.
И я пошла. Лишь на мгновение задержалась в дверном проеме, чтобы взглянуть, как она там, и чтобы заранее быть готовым к увиденному. Хотя, в действительности же, мне было все равно, как выглядела подруга, лишь бы она была жива. Меня страшил страх смерти. Не столько своей, как чей-то.
Ив была бледна как никогда раньше. На выразительном лице теперь не осталось ничего, что раньше могло бы показать жизнерадостность данной девушки — лишь глубоко посаженные глаза в обрамлении иссиня-черных ресниц придавали хоть какие-то эмоции её лицу. Впалые щеки еще больше выделяли контуры широких скул, а некогда кругловатый милый подбородок заострился, придавая лицу Ив форму сердечка. Девушка лежала под несколькими одеялами — вероятно, сильно мёрзла. Понимаю её: когда смерть поджидает за любым углом, невольно чувствуешь это, и тебя начинает пробирать немыслимая дрожь.
Увидев меня, она улыбнулась, а её губы, такие же бледные, как и все лицо, теряющиеся на фоне этого цвета, растянулись тонюсенькой ниточкой; и я боялась, что они вот-вот и лопнут, настолько тонкой казалась её кожа в этой смертельной бледноте.
Раньше её лицо было приятного нежно-персикового оттенка, как румянец на её щеках. Она была похожа на нежный лепесток лилии с озорным, вселяющим надежду в людей, очень живым и жизнелюбивым огоньком в глазах. Сейчас же от прежней лилии ничего не осталось, кроме еле-еле заметной, угасающей искорки во взгляде девушки.
Присев рядом с постелью подруги на стульчик, я взяла её за руку — ужасно холодная! — и принялась растирать её между ладонями. Быть может, если я её согрею, хоть чуток, ей станет лучше?
— Привет, — кисло произнесла я.
— Я ждала тебя постоянно. Особенно после звонка, — пролепетала Ив.
— Прости, если бы я знала, пришла бы раньше. — Мне хотелось рассказать ей обо всем: о моём дне рождения, о Майки, о головных болях и ухудшении. Но потом мне в голову пришла мысль, что все-таки не стоит забивать головушку подруги моими проблемами. Они только мои — ничьи больше.
Кивнув, как бы намекая, что она прекрасно это понимает, девушка продолжила:
— Я копила силы для этого разговора, — еле слышно проговорила она. — Если начну засыпать или, быть может, отключусь, толкни меня, пожалуйста.
— Ив, не стоит…
— Послушай: не перебивай меня, хорошо? — серьезно спросила она. Я кивнула.
И Ив начала свой монолог:
— Спасибо тебе, Эмз. Спасибо за всё. Ты дала мне насладиться последними лучезарными днями жизни, помогла осуществить мою заветную мечту. Знаешь, и чтобы ни говорили другие по поводу твоего характера, ты чудесный человек.
— Я ужасный человек, Ив. — Внезапно перебила её я, но ни сердитого взгляда, ни какого-нибудь возмущения по этому поводу я не услышала. Лишь ответ.
— Я не верю… — Она легонько потрясла головой. — Как человек, который создает такие прекрасные песни, может быть ужасным?
Но я ничего не ответила, лишь смотрела в упор на подругу и чувствовала, что вот-вот расплачусь, разревусь белугой. Неприятный комок подкатывал к горлу, а глаза начинало щипать от слез, которые я сдерживала.
— Я знаю тебя. Я узнала тебя так глубоко за короткий промежуток времени. Знаю, Эмили, как ты будешь убита этим, но, пожалуйста, прислушайся. Начинай жить на полную катушку, пока еще есть время, делай то, что хочешь, исполняй желания, твори немыслимые вещи, которые только могут прийти в твою голову, получая от этой жизни все. Да, пусть тебе, возможно, будет стыдно за эти поступки, но знаешь, жизнь стоит того, чтобы их совершать. Делай всё, что только сможешь, и не бойся этого; все что ни делается — все к лучшему. Плюнь на мнения людей, на страхи, на запреты; только прошу тебя, не потеряй себя и свою прекрасную душу в таком ритме жизни. Живи нормальной жизнью: так, как живут обычные люди. Будь счастлива, как все люди. Люби. Будь свободной. Живи так, словно в тебе две жизни — твоя и моя, потому что я всегда буду в твоем сердце. И забудь про свою чертову болезнь, не морочь себе ею голову. Когда придет твоё время, ты это поймешь. И, пожалуйста, не сваливай всё на судьбу. Не нравится твоя судьба? Ну же, сотвори другую! Ты сама меня научила этому, Эмз, вспомни. Сражайся за жизнь, за любовь, за дружбу… и надежду. Ведь если нет надежды, то зачем тогда жить? — Ив приостановилась после столь длинной речи, сглатывая слюну, чтобы хоть немного промочить пересохшее горло. А я почувствовала, как на мою руку закапали слезы. Оказывается, я уже давно реву. — И я люблю тебя, Эм. Я так сильно тебя люблю. Моя любовь даже сильнее чувства благодарности к тебе, которое меня переполняет.
— Ив… — хмыкая носом, пролепетала я. — Ив! А я-то как тебя люблю!
Я уткнулась лицом в её ладонь, которую держала в руках, и старалась унять накатывающую на меня с новой силой боль. Другая её рука легонько легла мне на голову и ласково стала поглаживать волосы в надежде, что это успокоит меня.
Сняв со своей руки браслет, который подарили мне на день рождения, я сунула его в мокрую ладошку девушки, сжав её в кулак.
— Возьми это, прошу, — умоляла я.
— Я не могу это принять, Эми…
— Сохрани его до следующего моего прихода и обещай, что не умрешь. — Требовала. Хотя прекрасно знала, что этого требовать невозможно.
Ив кивнула и раскрыла ладошку, поднеся её к лицу, стала рассматривать подарок.
— Красиво. — Она измученно улыбнулась.
Когда же Ив уснула, я, разбитая, направилась домой. Никто не спрашивал меня о причинах побега, или где я была весь этот день, или почему ничего не сообщила, ведь они так волновались. Я подумала, что домашние не стали устраивать мне разнос, видя моё состояние.
Зайдя в свою комнату, я просто плюхнулась на кровать и зарылась лицом в подушку. Волосы липли к моему мокрому лицу и шее. Мне казалось, что я теряю себя. Нет, точно теряю. Без Ив эта жизнь больше не будет казаться мне такой яркой. Но мне нельзя убиваться, я обещала — не словами, но мысленно.
Не знаю, сколько прошло времени. Казалось, оно замедлило свой ход, и я часами лежала на кровати и просто плакала. Плакала, потому что разваливалась на кусочки. Плакала, потому что понимала: прежней жизни не будет. Не знаю, слышал ли меня кто-нибудь, но, зарывшись глубоко в одеяло и уткнувшись в подушку, я позволила себе хмыкать, выть и скулить так сильно, как у меня скребло в груди. Меня била просто ужасная трясучка; хотелось кричать. Кричать так сильно, чтобы услышал весь мир. Но даже когда я потихоньку начала успокаиваться, с собой ничего поделать не могла — я просто лежала и чувствовала, как слезы медленно стекают по щеке, и живот сводило от таких страданий.
Я молила, чтобы с Ив все было в порядке, и она поправилась.
В моменты отчаяния, как бы человек ни верил в высшие силы или же отвергал их, каждый молит о помощи кого-то незримого в надежде, что его услышат и ему помогут, когда уже никто не может помочь ему, даже когда человек не может помочь сам себе.
Каждый день я ходила в гости к Ив, и каждый день я вновь и вновь повторяла, чтобы она сохранила мой браслет до следующего моего прихода. Однажды, мне даже удалось уговорить подругу примерить его; браслет так и остался на её запястье. Каждый день я говорила всем, что всё хорошо, старалась быть сильной ради родителей, ради Ив, даже ради самой себя. Но каждый день я ломалась и плакала во сне, пока во мне еще были слезы.
Так продолжалось в течение еще двух недель. И однажды Ив улыбнулась мне своей улыбкой, очень трудно дающейся её теперь, в последний раз. И, наверное, её рука обмякла, свисая с края кровати, а может, она спокойно покоилась на её груди. Ив растворилась в обезболивающем и во снах.
В последний день февраля её не стало.
Помоги мне исполнить мечты. Часть 6. 22-28 главы
© Copyright: Таисса Либерт, 2015
Свидетельство о публикации №215011600462
Свидетельство о публикации №215011600462
Рецензии
Дочитал все, рецензия просится, поэтому постараюсь коротенько, но конструктивно.
Первое и самое главное: язык у вас нечто потрясающее. Скажу честно, дочитал до конца только потому, что нравился сам процесс чтения. Абсолютное погружение в объем.
Второе. Задумка романа отличная, проблематика актуальная, а значит потенциал огромный. Но надо доводить до ума.
Третье. Теперь критика. Основная проблема лежит в области сюжета и его развития. К началу романа никаких вопросов нет, но потом что-то пошло не так.
Во-первых, теряется драматизм болезни Эмили. Она просто как бы есть фоном и все.
Во-вторых, очень много пустых сюжетных ходов, которые для развития общей идеи не делают ничего. Может про это интересно писать автору, а читатель испытает задумчивость. Я было даже подумал, что просто не являюсь целевой аудиторией произведения... Может, конечно, так оно и есть.
В-третьих, плохо показано психологическое и эмоциональное развитие Эмили. Она почти статична от первой главы к последней. А я уверен, что по задумке автора, это не должно быть так.
В четвертых, я понимаю, что произведение не законченно, но пока целостность идеи сюжета не прослеживается. Отдельные картинки в статике.
Ждать продолжения буду. В-первую очередь потому, что после прочтения у меня появились мысли о том, как бы я написал на эту тему. Очень любопытно, куда придет автор.
В целом, скорее понравилось, чем нет. Пишите больше, вас интересно читать.
Артем Фатхутдинов 14.03.2015 22:52 • Заявить о нарушении
Первое и самое главное: язык у вас нечто потрясающее. Скажу честно, дочитал до конца только потому, что нравился сам процесс чтения. Абсолютное погружение в объем.
Второе. Задумка романа отличная, проблематика актуальная, а значит потенциал огромный. Но надо доводить до ума.
Третье. Теперь критика. Основная проблема лежит в области сюжета и его развития. К началу романа никаких вопросов нет, но потом что-то пошло не так.
Во-первых, теряется драматизм болезни Эмили. Она просто как бы есть фоном и все.
Во-вторых, очень много пустых сюжетных ходов, которые для развития общей идеи не делают ничего. Может про это интересно писать автору, а читатель испытает задумчивость. Я было даже подумал, что просто не являюсь целевой аудиторией произведения... Может, конечно, так оно и есть.
В-третьих, плохо показано психологическое и эмоциональное развитие Эмили. Она почти статична от первой главы к последней. А я уверен, что по задумке автора, это не должно быть так.
В четвертых, я понимаю, что произведение не законченно, но пока целостность идеи сюжета не прослеживается. Отдельные картинки в статике.
Ждать продолжения буду. В-первую очередь потому, что после прочтения у меня появились мысли о том, как бы я написал на эту тему. Очень любопытно, куда придет автор.
В целом, скорее понравилось, чем нет. Пишите больше, вас интересно читать.
Артем Фатхутдинов 14.03.2015 22:52 • Заявить о нарушении
Благодарю огромное за столь конструктивный отзыв!Читать его было очень волнительно,честное слово.Даже до сих пор волнуюсь,думая,что же ответить)
В данный момент,я серьезно больна,потому пока не могу выкладывать продолжение и писать его,но думаю,что к скорому времени это будет сделано.
Теперь улажу маленькие недопонимания.
На счет драматизма - да,скорее всего,так и есть.Но нужны такие вот отвлекающие повороты сюжета,чтобы она,ну,как бы снова вписывалась в жизнь,чтобы она забывала о своей болезни.
Эмили немного трусиха,потому сама что-либо сделать она не может,даже несмотря на то,что она также немного эгоистка,а эгоисты же,наоборот,делают всё сами и для себя.Именно из-за этого,её болезнь кажется прозрачной,Эмили просто-напросто забивает себя обычными проблемами,надеясь на волшебный исход,хотя и сама знает,что этого быть не может.
Психическое развитие тоже будет ближе к концу,как и высшая точка развития болезни.Да и весь сок,как говорится,будет ближе к концу.Вообще,по моей задумке,развитие её болезни должно быть на протяжении всего повествования,но ведь на то,она и опухоль мозга,что проявляет свои самые ужасные стороны под конец,когда уже совершенно поздно что-либо делать.
А взяла именно эту болезнь,потому что она довольно сложная,страшная,но одновременно безобидная,пока не настанет её час.Проявляется некими скачкообразными изменениями: вот тебе хорошо столько времени было,а затем раз - и ты уже при смерти.
Но думаю,кое-что в ней все-таки изменилось,надеюсь,что удалось это показать - любовь к жизни.Ведь в начале она её ненавидела.
А поворот сюжета(наверное,вы об Брэде и окружающих)нужен был,чтобы героиня познакомилась с другими людьми.Нужен был толчок.Как и ситуация с Ив.
Ну,я думаю,что немного пояснила сюжет.Да,возможно,на мой взгляд,мне кажется,что сюжет целый,а на деле - нет,ведь читателю видно лучше.Но надеюсь,что всё это немного подправлю,когда доведу дело до конца и когда сяду за исправление погрешностей текста.
И еще раз хотелось бы сказать спасибо,что потратили время и написали столь длинный,развернутый отзыв!Мне всегда очень приятно читать их и следовать советам других,ведь так могу совершенствоваться.
Таисса Либерт 15.03.2015 09:55 Заявить о нарушении
В данный момент,я серьезно больна,потому пока не могу выкладывать продолжение и писать его,но думаю,что к скорому времени это будет сделано.
Теперь улажу маленькие недопонимания.
На счет драматизма - да,скорее всего,так и есть.Но нужны такие вот отвлекающие повороты сюжета,чтобы она,ну,как бы снова вписывалась в жизнь,чтобы она забывала о своей болезни.
Эмили немного трусиха,потому сама что-либо сделать она не может,даже несмотря на то,что она также немного эгоистка,а эгоисты же,наоборот,делают всё сами и для себя.Именно из-за этого,её болезнь кажется прозрачной,Эмили просто-напросто забивает себя обычными проблемами,надеясь на волшебный исход,хотя и сама знает,что этого быть не может.
Психическое развитие тоже будет ближе к концу,как и высшая точка развития болезни.Да и весь сок,как говорится,будет ближе к концу.Вообще,по моей задумке,развитие её болезни должно быть на протяжении всего повествования,но ведь на то,она и опухоль мозга,что проявляет свои самые ужасные стороны под конец,когда уже совершенно поздно что-либо делать.
А взяла именно эту болезнь,потому что она довольно сложная,страшная,но одновременно безобидная,пока не настанет её час.Проявляется некими скачкообразными изменениями: вот тебе хорошо столько времени было,а затем раз - и ты уже при смерти.
Но думаю,кое-что в ней все-таки изменилось,надеюсь,что удалось это показать - любовь к жизни.Ведь в начале она её ненавидела.
А поворот сюжета(наверное,вы об Брэде и окружающих)нужен был,чтобы героиня познакомилась с другими людьми.Нужен был толчок.Как и ситуация с Ив.
Ну,я думаю,что немного пояснила сюжет.Да,возможно,на мой взгляд,мне кажется,что сюжет целый,а на деле - нет,ведь читателю видно лучше.Но надеюсь,что всё это немного подправлю,когда доведу дело до конца и когда сяду за исправление погрешностей текста.
И еще раз хотелось бы сказать спасибо,что потратили время и написали столь длинный,развернутый отзыв!Мне всегда очень приятно читать их и следовать советам других,ведь так могу совершенствоваться.
Таисса Либерт 15.03.2015 09:55 Заявить о нарушении
Прошу, не оправдывайтесь. Во-первых, вы ни в чем не виноваты ))) во-вторых, вы же не будете разжевывать сюжет каждому читателю, когда издадите свой роман.
Я что хотел сказать: любое произведение, хоть короткий рассказ, хоть трехтомный роман, должен иметь некую главную идею, общий стержень, вокруг которого развивается сюжет. И каждый эпизод так или иначе должен вносить вклад в это развитие. И читатель должен идти за этим, наблюдая, как кусочки пазла складываются в общую картинку. А помогает ему в этом автор, направляя в сторону развития идеи.
Выздоравливайте )))
Артем Фатхутдинов 15.03.2015 10:37 Заявить о нарушении
Я что хотел сказать: любое произведение, хоть короткий рассказ, хоть трехтомный роман, должен иметь некую главную идею, общий стержень, вокруг которого развивается сюжет. И каждый эпизод так или иначе должен вносить вклад в это развитие. И читатель должен идти за этим, наблюдая, как кусочки пазла складываются в общую картинку. А помогает ему в этом автор, направляя в сторону развития идеи.
Выздоравливайте )))
Артем Фатхутдинов 15.03.2015 10:37 Заявить о нарушении
Спасибо,я это учту и кое-где подправлю,чтобы хоть в одной части было что-то,связанное с болезнью)
Таисса Либерт 15.03.2015 10:54 Заявить о нарушении
Таисса Либерт 15.03.2015 10:54 Заявить о нарушении
На это произведение написаны 3 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.