Улыбка ангела

Эту   историю, я услышала от нашего гида. Мы коротали время в ожидании  туристов разошедшихся по магазинам и магазинчикам, окружавших площадь Конкордия.  Голуби лениво клевали крошки из наших ланч-пакетов,  а мы, разомлев на весеннем солнышке, слушали эту историю.   Потом, выезжая из Ниццы в сторону Монако, нам показали дворец на вершине утеса, окруженный роскошным парком – виллу Готовцевой.

                Часть 1.
 

               
Барселона,  август  1994г.

Август в Испании мало похож на конец лета в средней полосе России. Сегодня, рано утром, когда Оля вылетела из Шереметьева,  вдруг задул противный холодный ветер, и сразу запахло приближающейся осенью. А в Испании еще было лето в полном разгаре. Такси   домчало ее в  порт минут за двадцать, и она с рук на руки сдала родителям великовозрастного балбеса Петю, которого родители вдруг пожелали иметь при себе в круизе, оплатив все расходы и хлопоты по доставке своего чада из Москвы к борту лайнера. Она помахала рукой Пете, который поднимался по трапу, и с легким сердцем зашагала по причалу к выходу в город. Рейс, которым она возвращалась в Москву, будет только поздно вечером и у нее впереди целый день свободы.

Утро было просто восхитительным. Солнце, поднимаясь из воды, ласково гладило своими лучами все на земле.  Невысокие пальмы, росшие возле колонны Колумба  и вдоль широкой   набережной, и знаменитый бульвар Рамбла все пробуждало в ней чувство радости и ликования. Никогда еще, а Ольга работала в турфирме уже третий год, она не испытывала такой радости. Она много читала об этом городе, и мечтала здесь побывать, и вот она, мечта. Сняв совершенно ненужный в здешнем климате свитер,  забросив его за спину, Оля поправила сумку на плече. Вперед,   она не хотела терять ни минуты.
 
На бульваре Рамбла торговцы уже выставляли клетки с птицами, экзотических рыбок в маленьких аквариумах, картины, цветы, книги. Она задержалась в этом сувенирном раю, засмотревшись на диковинные раковины. На Ольгу обращали внимание, ее облик был непривычен для местных жителей, да и туристы так рано не появляются, мужчины оборачивались ей вслед, цокали языками, но и только.  Ольга легко шагала в сторону собора Саграда Фамилия, справляясь по карте купленной в первом же открытом магазинчике. Ей хотелось осмотреть его до наплыва туристов.  До чего же ей повезло с этой поездкой, столько мелких случайностей сложились именно так, что ехать кроме нее было просто некому.  Несколько лет назад, когда она еще работала в школе,  она едва не поругалась с мужем из-за этого города: по телевизору показывали Олимпийские игры, и она, расстроенная, ушла на кухню мыть посуду, а он все звал ее, «иди-иди, твою любимую Барселону показывают». Она отчего-то вспылила, обиделась, дескать не дразни, я там никогда не буду, на что он вполне резонно заметил, «кто знает?», и вот она вышагивает по плитам этого города, стараясь  все увидеть,   все запомнить. На площади Каталунья, она свернула направо, и вот уже  в лучах  солнца сверкнули разноцветные шпили собора.
 
Сердце ее от восторга дрогнуло,  а потом вдруг сжалось в тревожном предчувствии: за все хорошее в жизни приходится не просто платить, а расплачиваться. «Не будь дурой, ты просто боишься лететь самолетом», сказала она себе, она тряхнула головой, отгоняя тревожные мысли, и убыстрила шаги.   
День пролетел незаметно. Она обошла Парк Гуэль, осмотрела его весь, поражаясь и восторгаясь  полетом фантазии Гауди. Побродила по городу, в летнем кафе   выпила кофе с рогаликами, и, ближе к вечеру, уже не чуя под собой ног, забрела в крошечный ресторанчик на площади возле Университета.  Заказала  салат и какое-то рыбное блюдо, которое ей порекомендовал пожилой официант, плохо говорящий по-английски. Она смотрела, как он грациозно лавирует между столиками, подняв поднос, и на секунду представила его тореадором. Она   поела, усталость вдруг сменилось сонливостью, и она попросила принести ей кофе покрепче, и   сидела до тех пор, пока заходящее солнце не окрасило облака на западе во все оттенки  красного.  Потом попросила вызвать ей такси и поехала в аэропорт.
Когда самолет набрал высоту, и море огней осталось позади, ей стало грустно, что все хорошее кончается, что впереди  холодная, дождливая Москва,   слякотная осень. Она сняла кроссовки и  с наслаждением вытянула ноги, они гудели, словно она весь день гуляла по раскаленным углям.  Она уснула, да так крепко, что проспала посадку в Мюнхене. 
           - Смолякова, Оля, - вынул ее из объятий сна насмешливый голос. Оля открыла глаза.    
           - Витка, ты, какими судьбами? – она узнала свою институтскую подругу. 
           - Да вот, домой еду родителей навестить, мне из Мюнхена лететь дешевле. 
   - Сто лет тебя не видела, как ты?

Оля смотрела на подругу и подмечала в ней перемены: и цвет лица, и умелый макияж, и прическа делали ее похожей на картинку из модного каталога. Очень скромно одетая, она производила впечатление обеспеченной женщины. Твердый взгляд прямо в лицо, все выдавало человека, знающего чего он хочет от жизни и как этого добиться. Вита Павлюк после аспирантуры два года проработала в  представительстве швейцарской фармацевтической компании, а потом, на зависть подругам, вышла замуж за вице-президента. На шее у мужа Витка не сидела, у нее была своя фирма, она работала с новыми русскими, желающими обосноваться в Швейцарии,  помогала им устраивать детей в пансионы, приобретать недвижимость и открывать счета в надежных швейцарских банках.   
          - Ты чего такая сонная?   
          - Устала, я сегодня, наверное, всю Барселону  пешком обошла, вдоль и поперек.   
          - Каким же это ветром тебя туда занесло? 
          - Попутным, счастливый случай. А я рада, давно мечтала побывать в Барселоне. 
          - А ты, что же из школы  ушла?
          - Да, уже года три, наверное. Я в турбюро работаю.   
          - А на личном фронте как, с Борькой своим  еще не разбежались? Вот повезло же мужику!
 
         Витка была в курсе. Оля вышла замуж незадолго до окончания института. Вначале решили не заводить детей, пожить для себя; потом она подумала, что бесплодна. Год ушел на хождение по врачам, все без толку. Борис согласился пройти обследование, и тут стало ясно, что дело именно в нем. Для Ольги это был удар. Ей стало жаль Бориса, а он смеялся. Что теперь может гулять, не боясь алиментов. Оля уговаривала Бориса согласиться на усыновление несколько лет. Но Борис не соглашался. Ему нравилось жить так, как он жил, и ничего менять он не собирался.  Вот тогда в ней что-то сломалось, стали всплывать старые обиды, незабытые и непрощенные, ей стало жаль себя. Но в тридцать лет жизнь заново не начнешь, и все катилось, как и раньше. Вот именно это и имела в виду Витка, когда говорила, что повезло мужику. Она не любила Олиного мужа, называла его пентюхом. Почему именно так, Ольга понять не могла: Борис за собой следил, жирком не обрастал, как многие тридцатилетние мужики, занимался спортом, правда любил выпить, но во хмелю лишнего старался не позволять. Впрочем, душевные симпатии такая тонкая материя, что не всегда знаешь, почему именно отдаешь предпочтение тому, а не другому. 

         С самого раннего детства, а Оля помнила себя  чуть ли не с двух лет, она считала себя невезучим человеком. В общем-то, было за что. Ее отец овдовел, когда ей было четырнадцать лет.  Через два года отец привел в дом мачеху. Отношения с ней не заладились с самого начала. Оля отказалась называть Марию Матвеевну мамой, и та сделала все, чтобы отдалить отца от дочери. Мучился ли Павел Кузьмич или нет, он этого не показывал, но в присутствии новой жены с дочерью был строг и сух. Мачеха оказалась очень властным человеком. Она подавляла одним своим присутствием. Ее величавая уверенность в себе, в собственной непогрешимости, какую бы глупость при этом она не несла, придавали поведению Марии Матвеевны, в ее собственных глазах, значимость. А презрительно-спокойное выражение лица наводило на Олю ужас. За короткий период она разогнала всех друзей Павла Кузьмича, перессорилась с их женами. Для Оли всегда было загадкой, что ее отец, сильный и умный человек, нашел в этой агрессивно-невежественной женщине, - неужели только  умение держать дом в чистоте и умение готовить, хотя в последнем  ощущался явный дефицит. Мария Матвеевна была не просто скупа, а до истерики жадна. Приготовленные ею блюда были мало съедобны, а порции микроскопически малы, и Ольга, бывая в гостях у отца старалась не есть. 
    
         После его смерти  она нечасто виделась с мачехой, стараясь  встречаться с ней пореже.  Но та, словно нарочно, загружала Олю какими-то нелепыми поручениями, просьбами. Ольге неловко было отказать, но она старалась свести пребывание в доме до минимума.  Этот дом перестал быть ее домом, после того, как не стало бабушки. Отец, всю жизнь прослуживший военным врачом, был человеком очень мягким и сдержанным, внешне он совершенно не был похож на свою мать. Оля очень любила свою бабушку Полю, простую, малограмотную, деревенскую женщину с удивительным внутренним чувством собственного достоинства. Она умерла через три года после смерти Олиной матери. Мать была гораздо моложе отца, он познакомился с ней в блокадном Ленинграде, и встретившись после войны, они поженились. Конечно, ей не надо было рожать, но желание подарить мужу наследника, было сильнее, и она рискнула. Блокадное детство, тяжелые роды и привели к ранней смерти. Удивительно, но Оля не помнила маму болеющей: худенькая, бледная, белокурая женщина запомнилась Оле улыбающейся счастливой улыбкой, она вся просто светилась счастьем. Именно такой Оля помнила свою маму.
 
         Через два года после её смерти в доме появилась Мария Матвеевна. Конечно, легче всего было бы представить ее демонической личностью. С ее появлением стала вянуть бабушка Поля, да и отца она как-то подмяла под себя. Дом их, всегда хлебосольный и полный гостей, стал пустым и холодным.   Когда Оля  поступила в институт, дома она практически только ночевала, подрабатывая репетиторством.  С Борисом она познакомилась в Питере. Оля подрабатывала экскурсоводом в Петергофе, когда училась на последнем курсе. Это давало ей некоторую материальную свободу, и, хотя отец старался ей помогать, она все больше ценила свою независимость. 
 
          С Витой Павлюк они учились в одной группе. Внешне девушки дополняли друг друга - Ольга, невысокая, хрупкая, белокурая, и Вита, крупная брюнетка, склонная к полноте, с которой успешно боролась. После института подружки разъехались, Витка осталась в аспирантуре, а Оля взяла свободный диплом - отец после инсульта нуждался в уходе.  Свадьбу сыграли скромную; родители Бориса разменяли свою большую квартиру на две поменьше, чтобы у молодых было свое жилье. Так у Оли появился свой дом.    


          В аэропорту Олю никто не встретил, а за Витой приехала роскошная иномарка. Оля, кутаясь в высокий ворот свитера от утреннего холода, вопросительно глянула на Виту, и та от души рассмеялась.   
          - Познакомься, это мой брат. А ты что подумала? – тихо спросила она, приблизив свою голову к Олиной. 
          - Очень приятно, Максим, - голос у него низкий  и звучный.  Он поцеловал Ольге руку и заглянул в глаза. Оля улыбнулась, глаза у него были насмешливые, но добрые. 
          - Давай, мы тебя подбросим, – предложила Витка. Оля не соглашалась, она боялась, что разминется с Борисом. Но, прождав минут десять, поняла, что ждать просто бессмысленно, и согласилась.

          Бориса дома не было. Она так устала, что ни о чем кроме постели думать не могла. Наскоро приняв душ, она поставила будильник на одиннадцать часов,  отключила телефон и завалилась в постель.
 
          Звонок будильника вынул  ее из небытия.  «Чтоб тебя!» - в сердцах подумала Ольга, нажимая кнопку.  Она поставила чайник на огонь, включила телефон   и пошла в душ.  Оттуда ее и вытащил телефонный звонок. Обернувшись полотенцем, босая, она побежала к телефону. Звонил Борис. 
          - Боря, если ничего срочного, перезвони через десять минут, я в душе, - попросила Ольга. 
          - Да нет, срочного уже ничего нет, Мария Матвеевна умерла вчера, -  огорошил ее Борис.
 
          Она опешила: еще три дня назад они виделись, Ольга забегала предупредить, что ее пару дней не будет, та была совершенно здорова. И вот такая новость.   
          - Боря, мне на работу надо заскочить, отпроситься, я через час освобожусь. Где встретимся? – Ольга не могла сразу сообразить, что надо делать. Первое, это отчитаться за командировку  и отпроситься. Второе, ну это она уже обсудит с Борисом. Оля завтракать не стала и помчалась на работу.   



         На похороны почти никто не пришел, хотя Оля добросовестно обзвонила всех, кого могла. Кто-то еще был на даче, кто-то болел, кто-то просто под благовидным предлогом вежливо отказался. На поминки пришли только несколько  соседей, да два мужичка  из   тех, что несли гроб.   
         Оля сидела за столом и думала, это как же надо прожить свою жизнь, чтобы тебя в последний путь провожали два алкаша.  Соседка баба Груша, которая помогала приготовить поминальный обед, глядя на них, шепнула Ольге на ухо: «Доча, ты прибери-то водку со стола, а то, неровен час, упьются мужики».
         Но было уже поздно, мужики «свое» взяли, и тихо спорили о чем-то своем. Ольга терпеливо ждала, когда они уйдут, но они долго мялись в дверях, бубнили что-то про какого-то Серегу, и что если что надо, то только скажи. Баба Груша тоже засобиралась, начиналась «Дикая Роза».
         Оля устала за эти дни ужасно. Проводив всех, она стала собирать со стола. Помыв посуду, она заварила себе чай и села одна в кухне. Борис спал, его богатырский храп доносился и сюда. Ольга подперла щеку рукой и задумалась. Что дальше? Она пошла в спальню и прикорнула на кровати. Проснулась она оттого, что дуло в спину из форточки.  «Так и заболеть недолго», - она завернулась в плед и посмотрела на часы. Было без пяти три. Она пошарила взглядом по книжным полкам, ее внимание привлекла старая книга с золотым  обрезом. Сочинения графа А.К. Толстого «Князь Серебряный». Она повертела книгу в руках. На титульном листе завитушками было написано «Из книг А.П. Готовцова». Какая-то мысль смутно промелькнула у Оли  в мозгу и исчезла, оставив смутное ощущение тайны. Она отложила книгу и задумалась. Потом встала и начала перерывать книжные полки. Она сама не знала, что ищет. В одной из книг ей попалась фотография. Ольга с удивлением разглядывала ее. Это было похоже на парадный портрет. Мужчина, в мундире со звездами на ленте, наискось лежащей на груди, и женщина  в красивом кружевном платье, со сложной прической на высоко уложенных волосах  и брошью в виде овала с бантом наверху, приколотой на высоком корсаже. Оля вспомнила эту брошь: маленькой она пыталась выковырять голубой камешек из оправы, чтобы сменяться на чудесную игрушку, стеклянный шар, с домиком и елочкой внутри, над которыми, если немного потрясти, идет снег. У мужчины было лицо отца. Оля перевернула фотографию и прочитала: «Алексей Павлович и Елизавета Николаевна Готовцовы. 18 июня 1913г.» Еще на полке Оля нашла небольшого формата книжку, переплетенную в сафьян. Записи в ней были сделаны  по-французски. «Жаль, - подумала Оля, - где же у нас был словарь?». Она бросила книжку на кровать, из нее выпал сложенный листок  пожелтевший газетной бумаги. Оля развернула, - «Известия» за девятнадцатый  год.  На первой странице список расстрелянных заложников.
Седьмым в списке был  А.П. Готовцов.   
 

Борис считал себя неглупым и привлекательным. Не то, чтобы бабы липли к нему, но их взгляды доставляли ему удовольствие. Он был единственный ребенок, у родителей, поздний и балованный. Женился он случайно и, как он сам считал, удачно, жена ему досталась на пять с плюсом, Борис резонно считал, что ей об этом знать не нужно, еще избалуется, частенько поругивал Ольгу. Правда, были и неприятные моменты, когда Ольга узнала, что детей у него не будет. Он испугался, что она его бросит, но вовремя спохватился и сделал вид, что это страшный удар для него. Олька  засуетилась, стала обхаживать его, долго ныла про усыновление, но ведь он не дурак, вешать такой хомут себе на шею, пеленки и коляски не для него. Ему стоило больших трудов уговорить Ольгу  отказаться от этой мысли. Он подключил к этому мать, внушив ей, что от здорового ребенка не откажутся, а зачем им больной или дебил. Удивительно, но мать горячо поддержала его. Так, под мощным натиском  Ольга и сдалась. Правда, отношения у них разладились. Ольга стала холоднее к нему, у нее чаще болела голова, ну  и всякие другие женские штучки. 
Борис сначала делал вид, что переживает, но потом, то ли из желания наказать ее, то ли просто из глупого  самолюбия переспал со своей сотрудницей. Он сам себя уговорил, что делает это из жалости к бедной женщине, обойденной мужским вниманием. Он даже попытался подвести под это теорию, дескать, моногамия не в природе нормального мужчины, напрочь забыв, что нормальным его можно назвать, разве что с большой натяжкой.
НИИ, где работал Борис, уже давно ничем путным не занималось,   денег платили мало, хорошо еще, что Олька неплохо получала в своей конторе. Правда, она торчала там с утра и до вечера, но все это можно превратить в плюс, - больше свободного времени у него, меньше у нее  на всякие глупости. Он записался в тренажерный зал, и со временем неплохо накачался. Во всяком случае, на пляже он все чаще ловил завистливые взгляды мужчин и вопросительно-призывные  женщин. Этим летом он собирался на отдых на юг, вот уже лето к концу подходит. Оля поехать не могла, у нее отпуск будет зимой, да какой же дурак в Тулу со своим самоваром едет?  Но теперь его отпуск под вопросом, пришлось потратиться на похороны. Правда эту квартиру можно будет сдать  или продать, две им ведь не нужны, тогда и машину можно будет обновить, да еще и останется. С этими приятными мыслями Борис повернулся и увидел свет в спальне. 
- Оль, спишь? – негромко позвал он. 
- Не сплю, - отозвалась Ольга, - слушай, я тут такое раскопала.   
- Давай, собирайся, после расскажешь, -  перебил ее Борис.   
После выпитого, Борис за руль не садился, не хватало еще неприятностей по дороге.   
- Так  ты теперь ваше благородие? – насмешничал Борис, когда Ольга рассказала ему о своих догадках.  Неужели это так? Но думать над этим у нее не было желания, да собственно, какое это может иметь значение  сейчас? Она молча покрутила ручку настройки,  «Don’t worry, be happy», пел Бобби Макферин.  «Вот это  то, что нужно», - улыбнулась она про себя.