Миф
Такие, вздорные, на первый взгляд, умозаключения деревенских обывателей были неспроста. За отцом ходила слава о его особенностях, которые полностью совпадали с понятиями о здоровом видном мужчине. Никакого сомнения в этом, не вызывал его громадный рост и мощное телосложение, за которым числилась невероятная физическая сила.
О силе моего отца довелось слышать не с одних уст. Об этом ходили легенды.
С особым восхищением поведал мне местный ветеринар, как посчастливилось ему ехать с отцом на «полуторке» домой по битой степной дороге после весеннего ливня. Как, не доезжая до села, машина безнадежно застряла. И как удивил его отец, закидывая зад грузовичка на твердый грунт из глубокой скользкой рытвины.
Да и сам отец рассказывал о себе фронтовые истории перед праздничным деревенским митингом на День Победы.
Воевал он на третьем Украинском в подводной разведывательной роте - туда по здоровью самых отборных брали. Для конспирации выдали им лошадей, чтобы маскировались под кавалеристов. Там, на фронте, настоящим верным другом стал ему уже не молодой вороной жеребец по кличке Туман.
Вышел отец на свое первое задание с группой разведчиков языка брать среди ночи. На каждом бойце акваланг специально изготовленный, новой, еще плохо испытанной конструкции. За спиной небольшой, но тяжелый баллон с воздухом, сжатым до трехсот атмосфер. На поясе висят свинцовые грузила и нож. По инструкции под водой должны плыть кучно, чувствуя локоть друг друга, и, если у товарища подведет дыхательный аппарат, этим ножом следовало было порешить несчастного, лишь бы операцию не сорвать. На другой стороне ремня висит мешок с песком, а это чтоб «языка» оглушить.
Вот они успешно преодолели реку, подкрались к дзоту. Кто-то из ребят бросает в проем гранату. Раздается взрыв. Под прикрытием автоматов отец забегает, одной рукой мешок с песком зажимает, а другой фонариком светит. Переступил через два неподвижных тела, видит в углу контуженый немецкий офицер лежит и медленно так на него пистолет поднимает. Расширились глаза у отца, подбежал он к оккупанту и с силой обрушил на его голову нехитрую приспособу.
Одели они на оглушенного немца запасной акваланг и снова под воду, к своим.
- Язык, что надо, офицер!- радовалось военное начальство.
И какое было разочарование, когда «язык» так и не пришел в сознание. Да и не мог он прийти, потому что череп был проломлен.
- И кто тебя только надоумил такое деликатное дело этому громиле поручать? – выслушивал старший группы. До трибунала чуть дело не дошло…
Да что там говорить, здоровый был мужик, компанейский, справедливый. За это его любили и уважали.
Хотя сама выпивка его и не привлекала - все больше для порядка, но веселью, застольного праздничного процесса был всегда рад. За стол обычно приглашались друзья из сельской элиты. Своей жизнерадостностью и дипломатичностью отец умел заводить именитых собеседников на активные интересные беседы, нередко затянувшиеся за полночь. Процесс всегда контролировала мама: она заранее подготавливала увлекшихся разговором гостей, так чтобы к полуночи все образумилось.
Но была у моего отца и ахиллесова пята: еще в детстве он желтухой переболел. А, будучи директором, затеял школу перестраивать. Нужно было за лето новый корпус и котельную построить, полы, столярку и крышу заменить.
Хватался он за все сам с большим энтузиазмом, даже в домашних делах так не отличался. Но сильно нервничал, когда что-то шло не так. Ведь нужно было в район ездить, по кабинетам кланяться, оборудование и материалы выбивать. Лето же быстро пролетает, вот и приходилось усердствовать, иногда до вечера перед бюрократами проставляться.
Приезжал с материалами поздно в сумерках, а еще нужно было освобождать колхозную машину. Жалел он своих подчиненных - сам тягал двухсоткилограммовые бочки, разгружал громадные бревна. Тут то и появилась первая трещина в непоколебимости здоровья носителя облюбованного народом образа.
Комбинация из неблагоприятных для здоровья обстоятельств, состоящая из нервов, выпивки и чрезмерной физической нагрузки очень быстро сделала свое черное дело.
А началось все с печени. Постоянный гость праздничных застолий в нашей семье, местный врач земской больницы Леонид Абрамович, взялся ее лечить, но пострадало сердце, начал лечить сердце - пострадали почки. И через год отца уже было не узнать.
Новая школа была готова к началу учебного года, но возглавлял ее уже старый директор. Сильно исхудавший отец сидел на первой группе инвалидности дома. В его глазах уже не было той лихой беспечности, которую ожидали от него люди. Но держался он хорошо, стал больше времени уделять своей семье, нам с братом. Мать очень ответственно лечила народными средствами, но состояние не улучшалось. Почти год, делая уроки в смежной комнате, я с тревогой прислушивался к дыханию больного.
Осенью, первый инфаркт забрал зрение у левого глаза, а весной, в солнечное утро поминального воскресения, мой сон прервал мамин крик: - Папе плохо!
Я подпрыгнул, словно ужаленный, и помчался в зал. Отец лежал на полу и хрипел. Пока мама, сдерживая эмоции, готовила укол, я пытался сделать искусственное дыхание. Но все было безрезультатно.
На сорок седьмом году жизни отца не стало. Потом люди будут удивляться, сочувственно ахать, но по прежнему приговаривать: - Какой видный здоровый мужчина!
Мама послала меня догонять соседей, которые уже давно проходили мимо нашей хаты, с наполненными поминальным набором корзинками, направляясь в сторону кладбища.
Пробегая по тропинке, вдоль речного берега, я невольно остановился. В голове не укладывалось: что же произошло с отцом?
- Этого не может быть. Ну как это - его нет?
Многократно прокручивая в голове один и тот же вопрос, я приходил к порогу запредельного. Вместо обычного ответа, в моей голове происходил какой-то сброс, психика отказывалась воспринимать обоснования безразличной логики. Но пытливый ум снова и снова приводил к заключению, несовместимому с границами моего понимания.
От напора этой разрушительной мысли моя голова превратилась в паровой котел с большим избытком кинутого в топку топлива.
Я стоял, упершись взглядом в землю, концентрируя все внимание на своих ощущениях. И вдруг стал задыхался: не хватало воздуха. В голову ударил жар. Давление в виски стало резко увеличиваться, я с ужасом понимал, что теряю контроль над собой, в следующий миг будет взрыв и произойдет что-то непоправимое.
С трудом оторвав зацикленный взгляд от сухой земли, выдавил из груди: - Ну и что? Подумаешь, отец умер…
Почувствовав, как жар отхлынул, уже осознанно продолжал: - У всех отцы умирают. Да! Умер отец. И что?? Ха-ха-ха! И что-о-о?! - лицо затянула улыбка, я смеялся.
- Ну, это уже слишком,- промелькнуло в голове.
Защитная реакция моего организма спасла от нервного срыва еще неокрепшую юношескую психику. После этого мне стало легко. Словно взметнув высоко ввысь, парил над происходящим, оно больше не терроризировало меня. Оглянувшись вокруг, я заметил, что Мир не рухнул, он продолжал стоять на том же месте. Но теперь все, что в нем происходило, не имело оценки ни «хорошо» ни «плохо». Передо мной явилась реальность, которая каждое мгновение вносила в окружающий Мир свои законные коррективы. И я, как любой другой человек, наделен абсолютной свободой в выборе реакции на эти изменения. И тогда я понял: хотя мы все и ходим под судьбой, в остальном, наша жизнь полностью зависит он нашего выбора.
Свидетельство о публикации №215011701454
Я, честно говоря, придерживаюсь мнения, что кому быть повешенным, тот не утонет. Кто назовёт это фатализмом - быть может. Но в тоже время принять уход близкого человека - друга, родственника - чрезвычайно сложно.
Помню, был у меня рассказец по этому поводу: Удар милосердия.
Спасибо Вам за хорошую прозу.
С уважением,
Владимир Борейшо 05.04.2015 14:37 Заявить о нарушении
Юрий Бондарь 2 09.04.2015 10:30 Заявить о нарушении
Владимир Борейшо 09.04.2015 21:09 Заявить о нарушении