Глава 26

Йерахмиэль забрался на бугор и удивленным взглядом обвел окрестности. После цепи заснеженных вершин с крутыми обрывами и узкими ущельями потянулись ровные овеянные ветрами холмы и глубокие синие заливы. Гийом сидел внизу, задрав голову, и ожидая сигнала от брата. Но Йерахмиэль никак не мог решиться в какую сторону им держать путь. Совет, данный Маем, не помог, а наоборот завел их в непонятную местность, лишенную жизни. Ни одного человека, ни единого поселения, не говоря о городе. Только залитое солнцем плато, свирепые ветра и стылые воды. Монах еще раз осмотрел местность на наличие меток о пограничных территориях, но не нашел ни одной. Он тяжело выдохнул, неприятно поморщившись. Молодого анахорета точила печаль, которая не могла найти успокоения ни на взгорьях, ни у берегов. Гийом. Брат, в которого Йерахмиэль безоговорочно верил, чьи обеты ценились равносильно словам самого приора, изменился. А быть может, изменил вере. Монах, не смотря на молодость и неопытность в вопросах исповедания и толкований, чувствовал, что Гийом неправ. Каждое движение, взгляд, слово, все пропиталось ложью. И спросить совета у верных мужей обители невозможно. Задать же сокровенный вопрос брату недопустимо. Йерахмиэль остался один, чтобы пройти весь путь до конца, не позволив Гийому помешать ему. А подозрения брат заслужил. Не раз уже молодой анахорет наблюдал, как его старший товарищ уединяется в ночи и однажды в его руках блеснул нож.    
- Это гиблое и безлюдное место,- посетовал Йерахмиэль, присаживаясь рядом с братом.
- Почему?- переспросил Гийом, поправляя рукав схимы.
- Горы, конечно, остались позади, но впереди теперь новые преграды – заливы. Причем река, что мы пересекли той ночью, покажется ручейком, который перешагиваешь незаметно. Но я видел леса, где можно будет укрыться от ветров.
- Куда же нам идти?- нерешительно взглянул на брата Гийом.
- Вдоль берега,- ответил Йерахмиэль, поднимаясь.- Без лодки нам не добраться до этого города, потому что вода здесь везде. К тому же нет больше этих тягучих перевалов, мы должны передвигаться быстрей.
- Тогда пойдем,- согласился анахорет.
Они взяли свои палки, что раздобыли в пути и неспешно направились вперед между холмами к блестящей на солнце водной глади.
- Как вы думаете,- начал привычный разговор Йерахмиэль, заполняя время,- Май заранее планировал отделаться от нас.
Гийом удивился такому вопросу. С той ночи, когда они расстались с проводником, минуло уже два неполных дня, и все это время о парне никто вслух не вспоминал.
- Он ненадежный и подозрительный, разве тебе так не показалось?- ответил монах.
- Он неплохой человек. И по опыту моего народа скажу, если он действительно лежал в специальной больнице, о которой вы рассказывали, то он еще молодец. Подобные больницы разжижают головы и души только так.
В отсутствии посторонних людей монахи чувствовали себя уютней и свободней. Они могли спокойно рассуждать о Боге и его акте творения, не боясь быть услышанными чужаками. Спорить о гнозисе и казаться абсолютно откровенными.
- А откуда ты?- поинтересовался Гийом.- Только не думай, что я нарушаю клятву…
- Вы правы, - согласился Йерахмиэль.- Я не вижу ничего опрометчивого или дурного, чтобы другие братья знали, кто живет рядом. Ведь, покаяние перед равными, перед братьями по вере, есть великий путь смирения духа и прощения.
- Ты говоришь, как заклятый христианин-безбожник,- рассмеялся монах.
- Вы, конечно, можете смеяться, но в этой ереси на Бога есть здравое зерно.
- Интересно какое?
- Грех, а главное его неизбежность. Все догмы христианства построены на том, что человек грешен и желает в этом постоянно каяться. Ведь если вдруг человек не совершил ничего дурного, то и в церковь к алтарям, к кресту ходить не надо. Их ересесловы расширили понятие греха так широко, что даже просыпаться поутру, становиться поводом, навестить священника в храме. Слово – грех, взгляд – грех, мысль – грех, еда – грех, желания – грех, поступок – грех. Остается только умереть и то определенным образом.
- Так что же здесь здравого?- удивился Гийом.
- А то, что грешить можно бесконечно! Семьдесят раз семь, так, по-моему, говориться в их Библии? Прощается все! Можно спокойно красть, убивать, насиловать, издеваться, врать: все проститься. Замечательная религия!
- Странно, что-то я не очень понимаю, о чем ты говоришь?
- Вера должна менять человека, преображать его! А христианство способствует становлению человека, как вечного грешника! Даже понятие первородного греха взяли. Мол, как не вертись, а ты церкви нашей клиент! Приходи, денежку положи, и живи спокойно еще неделю, пока новую подать платить время не придет.
- Йерахмиэль, похоже, ты путаешь веру и религию,- заметил Гийом.- Вера она исходит от человека и направлена к Богу без всяких посредников. Религия же институт людей, она создана для стабилизации отношений внутри общества и формирования единого мнения в вопросах этики межличностного общения.
- Нет, я четко понимаю границы этих двух понятий,- не согласился анахорет.- Я хочу сказать, что христианин не может быть праведным человеком. Его святая обязанность найти в себе грех, чтобы совершить таинство покаяния, которое сближает его духовно и физически с посредниками их псевдо-Бога на земле. Все порывы заблудших душ направлены на всепрощение, понимание и покаяние. И это великолепно!
- Если бы не семьдесят раз семь,- добавил Гийом.
- Именно. Великое деяние – простить, когда не хочется.
- Так все-таки, откуда ты родом?- вернулся к своему вопросу монах.
- Я – кореец,- ответил Йерахмиэль.- Я думал, вы в курсе.
- Почему?- удивился Гийом.
- Вы просто однажды обронили фразу про корейца и турка, вы ведь из Турции, как я понял.
- Ах, да,- вспомнил монах разговор у костра.- Действительно, но я не знал, честно.
- По мне видно, что я не индус,- улыбнулся Йерахмиэль.
- Я не из праздного любопытства спросил,- признался Гийом.
- В чем же истинная причина?- изумился анахорет.
- Твой рассказ о том, что ты пытался покончить с собой…
Повисло тягостное молчание.               
- Да, было такое желание,- повинно опустив голову, произнес Йерахмиэль.
- Но что произошло, раз ты ступил на этот путь самоуничтожения?- не унимался Гийом, желая знать подробности.
- Ранний брак,- ответил анахорет.- Надеюсь, вы не заставите меня опять возвращаться назад в те годы?
- Если тебе это доставит боль, то я не смею настаивать.
Йерахмиэль мучительно выдохнул.
- Гм… Мне было семнадцать лет, когда я вступил в брак. В двадцать у меня родилась дочь, но меня это в тот момент уже не очень интересовало, потому, что в девятнадцать я встретил любовь, которой не мог сопротивляться. Я чтил и уважал свою супругу, но чувства, настоящие чувства взяли вверх. Она была замужем, я женат, оба несчастливы. И мы решились на побег от условностей и ханжества, так как ни о каких разводах в моей стране не могло быть и речи, особенно с беременными женщинами. Но все провалилось, нас схватили вместе с другими «предателями» режима и верховного Бога нищеты и рабства. Мы попали в тюрьму и нас, наверное, расстреляли бы, но не успели. Мы предприняли контрмеры, отравив себя сами. Я почему-то выжил, а она нет. Потом был побег из лазарета и скитания по трущобам, пока…
- Не встретили одного проповедника,- заключил Гийом.- Спасибо за рассказ.
- Как видите, я не так уж и далек от Мая с его вечным бегством,- грустно улыбнулся Йерахмиэль.
- Сходства незначительные,- не согласился внезапно остановившийся монах, растягивая слова и всматриваясь вдаль.- Мне кажется или я вижу лодку у того островка?
- Жаль вы не видите, кто в этой лодке,- восхищенно улыбнулся Йерахмиэль.
- Этого только не хватало,- неожиданно резко отозвался Гийом, о приближении блудного проводника.