Бурда

       Теплым, летним вечером, Васька Бурда, сорока семи лет от роду, экспедитор местного хлебозавода возвращался с работы домой. В руке он нес сетку с еще горячим  хлебом, прихваченным при погрузке машины. Одет Васька был в черные потрепанные брюки,  форменную армейскую рубашку. На плече  висела видавшая виды офицерская сумка. Настроение у него было паршивое. На что были весьма серьезные причины. Во первых - болела голова требуя опохмелки после большого количества  выпитого в течение дня. Во вторых  после скандала с бухгалтером,  из - за красной черты под его фамилией в ведомости на получение заработной платы, от чего соответственно Васька ожидал  выяснения отношений с женой.   У него уже сейчас в ушах стоял ее визгливый голос:               
      - Пропил! Опять все пропил! И когда ты только нажрешься ?  Циклоп
проклятый!               
      Вот это – « Циклоп »  больше всего и нервировало Ваську, временами доводя его
до бешенства. Вся причина была в том, что у Васьки был один левый глаз, второго он лишился еще по молодости лет.  После окончания училища он работал в бригаде электриков, выполняя программу электрификации отдаленных колхозов, принятую на партийной конференции  области. Выглядело это так: мастер завозил их в деревню, договаривался с колхозным бригадиром  насчет питания, разгружал материалы и уезжал к другим бригадам возлагая всю ответственность за работу на бригадира. В начале, к молодым электрикам сельские жители относились с уважением, старались пригласить в гости и угостить, чем могли, ведь от них зависело, кому раньше  подключат электричество. Это разбаловало электриков и учитывая бесконтрольность со стороны бригадира, который и сам не прочь был выпить, ежедневная пьянка по вечерам превратилась в ритуал. В таежной деревне Коргачи, куда их привез мастер, все было несколько по иному. Колхозный бригадир, серьезный мужчина пожилого возраста, видно наслушавшись о проделках электриков, забрал у мастера провод для внутренней проводки на  склад и выдавал его ежедневно по норме, согласно списку для первоочередной электрификации домов.  Список включал в себя дома коммунистов, активистов и лучших колхозников. Деньги  электрики давно пропили, поэтому кормили их под запись, на дому, за счет колхоза. Вечером, после того, как колхозный бригадир определил их на ночлег в старое здание клуба.  Васька с приятелем Серегой отправились по деревне в поисках спиртного. Пройдя по улице, они вошли во двор дома, где молодая женщина убирала высохшее белье с веревки, перетянутой через весь двор. Васька обратился к ней. Узнав намерения парней, женщина сказала, что самогонкой в деревне торгует единоличница бабка Дороха,  и  выйдя с ними на дорогу  показала в сторону старого темного, приплюснутого бревенчатого дома под такой же темной, тесовой крышей. Когда парни подошли к дому Дорохи, осеннее красное солнце спряталось за верхушки сосен, обагрив небосвод.  В сумерках дом выглядел еще мрачнее. Сергей постучал в узенькое оконце. Серые занавески внутри сразу дернулись, как  будто кто-то их ждал,  послышался хриплый старческий голос:      
         – Час.
      Немного спустя,  парни услышали звук снимаемого крючка и  скрип  входной двери. На пороге появилась сгорбленная старуха с клюкой в руке, одетая в какие-то лохмотья.  Осмотрев, колючим взглядом незнакомых  парней в рабочей одежде и не заметив ничего подозрительного, спросила:    
         - Че надо?               
         - Пузырек бы нам, бабуля -  попросил, как можно ласковее, Васька.
  Старуха, поправив на голове черный платок и постукивая клюкой, на которой выпирал длинный сучок, сказала:
         - Давай два рубля и бутылку.
    Васька, у которого не было денег, начал объяснять ей, что они электрики и если она даст им самогона - они ей завтра с утра сделают проводку и включат свет.  Дороха  внимательно выслушала его.               
        - Как сделаете, так и поставлю - резко сказала она, прикрывая за собой дверь. Ей то было известно про список бригадира, и то, что ей не колхознице вероятнее всего придется доживать свой век при керосиновой лампе.
     Парни поняли, что уговаривать старуху бесполезно, повернулись и с чувством разочарования пошли по улице. Васька шел удрученный неудачей и желаньем выпить. Сделать бабке проводку в ее пятистенке, вдвоем с Сергеем, заняло бы от силы час.  Но где взять провод? И вдруг его осенило, он остановился и рассмеялся от предвкушения лихости задуманной идеи. Сергея он отправил  за инструментом, а сам отправился к дому, где они разговаривали с женщиной снимавшей с веревки белье.
   …Через час,  при лампе, все работы по устройству электропроводки в домике Дорохи были закончены. На столе  появились соленья,  вареная в мундирах картошка и в дополнение почти полная двух литровая банка самогона. Парни пили всю ночь. Старуха, поняв, что не сможет избавиться от них, пока не кончится самогон, тихо похрапывала, сидя на лавке обхватив обеими руками клюку. Под утро Сергей опустил голову на стол и уснул. Мертвецки пьяный Васька крутил головой, ничего не понимая, пока его взгляд не остановился на бабкиной сучковатой клюке. Он потянулся за ней, но потеряв равновесие, упал на старуху ткнувшись при этом правым глазом в торчащий сучок клюки.
      Утром Ваську увезли в районную больницу, где ему удалили остатки вытекшего глаза.
     Спустя месяц,  из города приехала  бригада сетевиков подключать дома к электролинии.  Когда, наконец, дошла очередь  до дома Дорохи,  выяснилось, что вся проводка в доме выполнена вместо провода бельевой веревкой.
     Не обошлось без приключений у Васьки и в больнице,  откуда его выписали через две недели за нарушение дисциплины. Он пролежал в больнице  дней десять, состояние здоровья улучшилось, и Васька начал привыкать к существующей действительности. В один из дней, в палату  медсестра привела мужчину с воспаленными глазами, как выяснилось потом баптиста. В разговоре, узнав у Васьки, как тот  лишился глаза, баптист авторитетно заявил:
       - Это кара божья, за содеянное.
     Вечером к баптисту пришли гости, и он ушел с ними. Васька остался один.  В палату вошла медсестра и поставила на тумбочку баптиста два пузырька для анализов.               
- Скажешь Чурину,  чтоб к семи утра наполнил  и поставил в ящик возле санитарной комнаты - обратилась она к Ваське.
     Едва закрылась за медсестрой дверь, Васька взял с подоконника пустую литровую банку, оставшуюся после выпитого компота,  аккуратно снял наклеенную мылом бумажку с маленького пузырька, стоящего на тумбочке баптиста и наклеил на литровую банку.               
- Вот тебе и кара божья – сказал Васька,  поставив литровую банку на место пузырька.
    Баптист скоро вернулся, держа в руке книжку в черном переплете. Васька объяснил причину появления банок на его тумбочке, и что сестра просила передать, чтобы Чурин наполнил их до самого верха, особенно большую, где написано – «Анализ на яйца глист»,  и к шести утра поставил в ординаторскую за дверь.
     Утром, во время проведения планерки врачей, не смотря на открытые форточку и дверь, в ординаторской, стояла невозможная вонь, причину которой вскоре      обнаружили. На следующий день Ваську выписали.               
 … Несколько лет пустую глазницу Васьки закрывала черная кожаная повязка, и лишь месяц назад, побывав в областной офтальмологической больнице, он вернулся со вставленным глазом - стекляшкой, который трудно было отличить от настоящего, что его сильно радовало, ведь он теперь ни чем не отличался от окружающих.
      …. Васька, худой, долговязый,  двигался по дороге, обходя лужицы от прошедшего днем дождя, вспоминая, как прекрасно начался день.
      Рано утром на восходе солнца они с шофером на газике, груженном ящиками с пряниками, поехали по сельским магазинам. В конце восьмидесятых пряники местного хлебозавода пользовалась большим спросом у сельского населения и в конце месяца, когда на хлебозаводе не выполнялся план  реализации, ему - Василию Бурде поручалось в последний день проехать по отдаленным селам района, сдать по магазинам пряники и привезти недостающие проценты. Этим он очень гордился и если учесть, что в кузове, как правило, лежал не учтенный ящик пряников, стащенный им прямо из цеха, то кроме морального удовлетворения его ожидало материальное в виде хорошей выпивки с закуской.  Ему нравилось приезжать в сельские магазины, где его называли Василий Петрович, снимать с плеча офицерскую сумку, доставать из нее, с чувством достоинства своей значимости, накладные. Затем следовал ритуал угощения - продавец наливал  водки, которую он выпивал не закусывая, говорил:               
      - Спасибочко! Дела! Дела! - И с видом сильно занятого человека садился в машину, чтобы дремать до следующего села. Так  было  бы и сегодня, если бы Васька не перебрал лишнего, встретив старого дружка, с которым они долго и много пили. Домой возвращались быстро. Он все подгонял водителя, ведь сегодня был день получки.  При сдаче документов, бухгалтером была обнаружена недостача шестидесяти килограммов пряников. Возможно продавцы, получая товар, взяли лишку у пьяного Васьки, или стащил кто, пока сидели у дружка. Но сумма недостачи, не смотря на уговоры, была удержана из зарплаты. Расписавшись в ведомости, Васька получил двадцать три копейки.
       …Всматриваясь своим единственным глазом на дорогу, Васька старался не наступать в лужи. Самочувствие его ухудшилось, во рту пересохло, голова от предчувствия домашнего скандала и отсутствия денег на похмелку раскалывалась. Обходя очередную лужицу, он наступил  в грязь, его качнуло, и не удержав равновесия, размахивая сеткой с хлебом, он всем своим худущим телом упал в грязь, чем вызвал смех, проходивших мимо,  двух девушек пэтэушниц. В голове промелькнуло: - Вот так, из князи да в грязи. Поднявшись и отряхнув грязь, Васька осмотрел сетку с хлебом, который превратился от воды и грязи в месиво и размахнувшись, зашвырнул ее в кювет. Обмыв грязной водой из лужи  офицерский планшет, он отправился дальше, высматривая  водоразборную колонку, которая находилась в двадцати метрах от него на углу перекрестка улиц.               
     К колонке подошла крупная женщина лет пятидесяти в цветастом халате   с ведрами, болтающимися на коромысле. Сняв ведра и держа коромысло в одной руке, она стала набирать воду.  Наполнив ведро, женщина отставила его в сторону, пододвинув  другое. Повернувшись на шум, она увидела, как какой то странный  тип в грязной, серой форменной рубашке с армейской сумкой через плечо, приближается к ней.
   Увидев ведро с водой, Васька опустился на колени, обхватил ведро грязными руками, приподнял его и начал жадно пить. Хозяйка ведра, которая вначале оторопела от такой Васькиной наглости, подняла коромысло и ударила его со всей силы по спине. От удара Васька ткнулся лицом в ведро, больно ударившись лбом о его край, отчего протез глаза вывалился на землю вместе с пролитой водой. Васька, испугавшись, что его стеклянный глаз  будет затоптан или разбит и что, как раньше, его будут звать Циклопом, закричал во весь  голос:               
         - Глаз! Глаз! И поднял голову. Когда женщина увидела лицо Васьки, искаженное гримасой злости, с которого на нее смотрел один глаз, а на месте второго  красным пятном зияла пустая глазница, она побелела, затем ее затрясло.               
- О Боже! Боже!  Что ж я, дура, наделала! Миленький ты мой, родненький
запричитала она и кинулась к Ваське, прижав его голову к своему полному животу, поглаживая  рукой  мокрые волосы. Васька. Не понимая изменений, которые в течение нескольких секунд произошли с этой бабой, он мотал головой, пытаясь вырваться из ее объятий. В то же время, правой рукой  Васька судорожно рылся в грязи, ища выпавший стеклянный глаз. По дороге затарахтела пустая фляга на тележке,  которую толкал впереди себя босой, с голым торсом, молодой мужчина. 
   Появление свидетеля явно не устраивало женщину. Она  представила себе всю картину произошедшего, и какие последствия  ее ожидают. Приподняв Ваську, который успел нащупать в грязи стекляшку – глаз и сунуть ее в карман, она приговаривала:
- Пойдем родненький ко мне, я вот напротив живу.               
    Одной рукой подхватив пустые ведра и коромысло, другой, обняв Ваську за  хилые плечи, она повела его, оттесняя от колонки, в сторону рядом стоящего большого бревенчатого дома. Так они и двигались. Со стороны могло показаться, что заботливая жена ведет домой подвыпившего мужа. Мужчина, везший тарахтящую тележку, поравнялся с ними и увидев, что ведра у женщины пусты, смачно выматерился.
          - Опять воды нет? - спросил он у женщины, на что та невнятно промычала, занятая своими нелегкими мыслями. Мужчина сплюнул, повернулся  и тарахтя пустой флягой, пошел в обратном направлении. До Васьки, наконец, дошла комедийность создавшейся ситуации, он быстро сообразил, что есть возможность опохмелится, и все невзгоды сегодняшнего дня отошли в сторону. Они вошли во двор большого деревянного дома, свежеокрашенного зеленной краской. Дорогу им перекрыл, угрожающе опустив голову с торчащими рожками, лохматый козел,  во рту которого торчал растрепанный веник. Васька ретировался за калитку и зажав рукой, пустую глазницу, начал жалобно стонать и поскуливать, на что сразу последовала реакция женщины:    
         - Потерпи миленький, потерпи. - сказала она, оттолкнув ногой с дороги козла. Бросив коромысло с ведрами на крыльцо,  она провела Ваську в дом.  Зайдя в просторную кухню, женщина посадила его на табурет возле стола, а сама, не смотря на свою комплекцию, резво побежала в комнату. В доме никого не было. Женщина вышла через минуту, держа в руках  вату и чистое полотенце, тут - же,  распахнула шкафчик, висевший над столом, достала начатую бутылку водки, налила полный стакан и поставила перед Васькой. 
         - Пей миленький! Легче будет. Как звать то тебя? – спросила она.
        - Василий Петрович…  Ыуу - как бы превозмогая боль, простонал Васька, поднимая левой рукой стакан, правой прикрывая пустую глазницу.
         - Как точно она угадала, насчет - легче будет, -  подумал он.
         - Меня Нюрой зовут… Вот и познакомились. – Сказала, явно заискивая, женщина. Васька допил водку до конца, поставил   на стол стакан и вытер рукой рот.               
          - Закусили бы чего Василий Петрович? - обратилась она к нему, пододвигая, оставшийся видимо от обеда салат из свежих помидор и доставая хлеб из хлебницы.               
          - Мы в авиации после первой не закусываем! – не зная почему, брякнул Васька, не опуская руки от пустой глазницы.
 Анна взяла  клок ваты налила из бутылки на него водки.               
             - Давайте я вас перевяжу? Только приложите вату, а то мне смотреть страшно - сказала она, протягивая Ваське ватный тампон и отворачиваясь в сторону. Придерживая вату рукой, он приложил ее к глазнице, и запрокинул голову.   
  Анна взяла со стола полотенце, сложила его втрое и туго перетянула  Ваське лоб, завязав узлом концы полотенца на затылке. От выпитой водки и прикосновения  женских рук по телу Васьки медленно расходилось тепло, в голове появилась приятная легкость.
            Не смотря на внешнее спокойствие, на душе у Анны было далеко неспокойно. Был бы Егор дома, все было бы проще, он бы все уладил. Но муж Егор уехал в город к дочке. Ни одну бессонную ночь вели они разговоры о том, как жить дальше, ведь старость не за горами, да и здоровья нет. Так и порешили,  после уборки огорода  продать дом, добавить деньжат, да квартиру в областном центре  купить, чтоб поближе к дочери.               
           - Хоть будет, кому стакан воды подать – убеждал Анну Егор. Вот и поехал он в город, как бы в разведку, посмотреть, как дочь живет.
     Пока она так размышляла, Васька налил и выпил еще пол стакана водки. И тут его понесло:               
          - Ты хоть знаешь, кого изуродовала? -  обратился он к Анне, - сам, отвечая на свой вопрос: - Военного летчика дальней авиации. Тебя за это военный трибунал будет судить. – Продолжал он, высокомерно обозревая единственным глазом крестившуюся Анну. Она  оценивающим взглядом  внимательно посмотрела на Ваську, рубашка и брюки  которого были в засыхающей грязи.
         -  Какой к черту летчик – подумала она - Да и откуда ему здесь взяться?               
Но форменная рубашка и офицерская сумка тревожили ее. Чтобы развеять сомнения, теснившееся в седеющей голове Анны, Васька начал объяснять причину своего появления в их провинциальном городке:               
         - Я выполнял боевое задание, в самолете закончился бензин, видимо  механики не долили,  мне пришлось совершить вынужденную посадку своего тяжелого бомбардировщика прямо за городом на автодроме, - Беспощадно врал Васька, наливая очередную порцию водки и залпом опрокидывая ее в рот.
         - Я ведь в военкомат шел, чтоб бензин подвезли, а тут ты, со своим коромыслом – не закусывая, продолжал он.               
- Трибунал! Только трибунал будет тебя судить!               
     Не зная как загладить вину, Анна всхлипнула, и заметив, что названный летчик много пьет, призадумалась. Нужно напоить его посильней, а там видно будет. На столе появилась вторая бутылка водки.               
         - Василий Петрович! Вы бы сняли с себя одежду? Я бы постирала, пока вы отдыхаете, – сказала Анна.               
         - Почему бы и нет, - подумал Васька своей сильно захмелевшей головой -
все от жены меньше скандала будет, - и начал снимать с себя грязные рубашку и брюки. Достав из кармана протез глаза, Васька промыл его под умывальником, и вставил в пустую глазницу. После чего,  натянул повязку на место и подал хозяйке снятую одежду, оставшись в одних трусах. Все это время Анна стояла, отвернувшись спиной, но, принимая белье, мельком заметила,  на худущем теле летчика черные трусы.   Видимо форменные, – подумала она.               
   Поставив на крыльцо таз,  Анна налила дождевой воды, из стоявшей под крышей бочки. Обшарив карманы Васькиной одежды, в надежде найти какие ни - будь документы,  вытащила из кармана мелочь, пересчитала. Было двадцать три копейки. Не богато, военный летчик - подумала она. Закончив стирку,  Анна развесила белье на  веревку,  натянутую через  двор.
    Отпив из стоявшей на столе бутылки еще стакан, полуголый Васька, не в силах сидеть от нагрянувшего хмеля, улегся на старенький диван, подложив под голову офицерскую сумку. Когда Анна проходила в комнату, чтобы переодеть намокший во время стирки халат, Васька, слабо похрапывая, спал, вытянувшись своим костистым телом на диване.               
    …Егор, муж Анны, погостил у дочки всего два дня, которые показались ему вечностью. Вначале дочь, кажется, обрадовалась его приезду, но потом он понял , что радость была вызвана двумя большими сумками гостинцев, собранными Анной. Двенадцатилетняя  внучка, выглянув из комнаты, даже не подошла к нему, только процедила сквозь зубы :               
– Здрасьте! - На  его - Внученька, здравствуй!               
      Кое – как, промучившись день, слоняясь от безделья по двухкомнатной квартире дочери и чувствуя, что он здесь лишний, Егор на следующий день засобирался домой. В электричке за три часа дороги, под стук колес, отдававшийся в не выспавшемся мозгу:  - Вот - так! Вот - так!  Егор передумал многое.
      Старость подошла как - то незаметно и сразу. Организм ослаб, ночью мучила бессонница, по утрам он вставал разбитый и уставший, видимо сказывались годы работы, проведенные за рычагами трактора. Да еще этот случай, произошедший с ним весной, здорово подорвал здоровье.
    … Весна в этом году была ранней. На опытной станции, где он работал до ухода на пенсию, приступили к боронованию полей.  Хотя работали посменно круглые сутки, земля сохла под весенним солнцем. Механизаторов не хватало. Тогда и предложили пенсионеру Егору подработать, помочь хозяйству. Егор не отказался, ведь ему нужны были деньги для покупки квартиры. Трактор, который ему выделили, был  старенький, с выбитым задним стеклом, но не подводил, двигатель работал исправно. Все шло хорошо, но на четвертый день работы бригадир поставил его в ночную смену. Боронил он на своем тракторе дальнее поле, где когда-то располагался казахский аул. Лет десять назад из аула уехал последний житель, остатки глинобитных домов разровняли бульдозерами, землю удобрили, получив хлебное поле. О том, что здесь был аул, напоминали лишь минареты на сохранившемся кладбище. Ночь была темной, видимо на новолуние. Жару от двигателя разгонял свежий ночной воздух из выбитого заднего стекла. Работалось легко. Около часу ночи, Егор, сделав на тракторе очередной разворот, выхватил светом фар из темноты минареты кладбища, с бегущими от света тенями. Развернувшись на сырой от весенней грязи полевой дороге, он остановил трактор. Включив в кабине свет, Егор достал из – за сидения сумку с едой и, разложив содержимое, начал есть под  рокот работающего двигателя..    
    Темнота весенней ночи и близость кладбища навевали мысли о вечном. Как  он знал по рассказам, казахов хоронят в сидячем положении, в просторной могиле не засыпая ее землей, а перекрывая досками,  затем строят сверху минарет. Есть ли все- таки жизнь после смерти, или все это выдумки? - раздумывал Егор. - Если есть, то в такую ночь мертвецы, наверное, бродили бы по земле. Ему стало жутковато.
      В это же время, двадцатилетний Лешка Круглов, распрощавшись со своей зазнобушкой, проживавшей на хуторе, напрямую по полевой дороге возвращался домой в город на своем, видавшем виды,  мотоцикле. Голову его украшал глухой шлем,  разрисованный под череп со светящимися в темноте глазницами, руки  плотно облегали черные кожаные перчатки с обрезанными пальцами. Однажды, увидев на обложке американского журнала цветную фотографию рокера, Лешка обалдел.  На следующий день, обрезав на перчатках пальцы и разрисовав шлем, он уже разъезжал по городку в новом обличие, вызывая зависть местных подростков. 
   … Свет фары разрывал темноту, высвечивая блески  лужиц и взлетающих заспавшихся пташек. Свежий ночной весенний ветерок приятно давил на грудь. Хотелось закурить, но сигареты у Лешки кончились. Проезжая мимо казахского кладбища, он увидел свет. Подъехав ближе, понял, что стоит трактор, в кабине которого  сидит тракторист. Заглушив и поставив мотоцикл, к стойке, на которой крепились бороны, он заскочил на сцепной крюк трактора. При работавшем  двигателе,  кричать было бесполезно, и он протянул руку в своей унифицированной перчатке в разбитое заднее стекло кабины,  положив ее на плечо тракториста. Егор занятый своими мистическими мыслями почувствовал, что кто-то коснулся его плеча. Скосив глаза на плечо, он увидел черную руку с мертвенно белыми фалангами.  Тело покрылось холодным липким потом. Не найдя сил и смелости повернуть голову дальше, он перевел взгляд на лобовое стекло, в отражении которого на него смотрел череп со сверкающими глазницами. Пересилив напавшее оцепенение, Егор судорожно рванул за рычаг, трактор дернулся набирая скорость. Лешка, не ожидавший такой реакции, едва успел отскочить от быстро надвигавшейся на него сцепки борон. Мотоцикл, потеряв опору, упал на землю и зацепился за борону. Когда Лешка пришел в себя, трактор на большой скорости стремительно удалялся в ночь, утаскивая зацепившейся за борону мотоцикл.               
     Сторож тракторного отряда вызвал скорую, которая увезла Егора с сильным нервным потрясением. Егор так и не понял, что же произошло с ним в ту проклятую ночь.  Выйдя из больницы, они с Анной все чаще по ночам вели разговоры о дальнейшей жизни, строили планы, как перебраться поближе к дочери в город. Он собственно и ехал с целью присмотреть однокомнатную квартиру рядом с домом дочери.  Но, погостив у нее, Егор понял, что ни кому они с Анной не нужны, и доживать свой век им придется положась только на себя, в своем доме. Он вспомнил, как они радовались, когда родилась дочь, первая и единственная. Тяжело она далась Анне. Больше месяца после родов она пролежала в больнице, а Егор, оставив работу кормил этот маленький комочек, купал и стирал пеленки. До сих пор он помнит запах детского тела, когда он в порыве нежности целовал ее в пухленькие, розовые ягодички.
     … Электричка замедлила ход, сильно дернулась, завизжала тормозами и остановилась. Егор сошел на перрон вокзала родного городка и устало пошел домой, раздумывая, что сказать Анне. Его Анне, с которой они прожили более тридцати лет. В жизни было все, но она всегда поддерживала его как могла.  Анна была моложе его на десять лет и еще не утратила, не смотря на годы, своей привлекательности.
    Егор подошел к дому, открыл калитку. На душе стало немного легче. Во дворе, жуя рукав, какой то форменной рубашки, висевшей на бельевой веревке, стоял козел. Этот козел приносил много неприятностей семье. Но Анна вязала платки на продажу, а пух у него был хороший. После того, как неделю назад, козел открыв калитку, зашел в огород,  уничтожил подрастающую капусту и вытоптал грядки помидор, его постоянно держали на привязи во дворе. Но он, видимо, сумел отвязаться. Егор снял с веревки рубашку, и пиная козла ногой попытался высвободить рукав изо рта бородатого животного, но тот явно не хотел лишать себя удовольствия. Так они и стояли, не желая уступать друг – другу, растянув рубашку. Вдруг козел резко мотнул головой, раздался треск разрываемой ткани и Егор с рубашкой, потеряв равновесие, упал на спину, больно ударившись о валявшееся на земле ведро. Козел отошел в сторону и с наглым видом победителя продолжил жевать оторванный рукав.               
         -Даже скотина и та против меня - подумал Егор, поднимаясь с земли и чувствуя боль в боку от удара о ведро. На душе его опять появилась тяжесть. Подняв валявшееся ведро и набросив остатки рубашки на веревку, он подошел к окну. 
        - Где Анна, спит что ли?  И во дворе без меня непорядок – подумал Егор, заглядывая в окно.  Анна стояла посреди комнаты в нижнем белье и надевала халат на свое еще не совсем увядшее тело.               
      - Хороша все - таки она у меня! – подумал он, поднимаясь на крыльцо. Поставив ведро на веранде, Егор увидел  через полуоткрытую дверь кухни то - отчего ноги его подкосились. В следующий момент его бросило в жар.  На диване в кухне лежал мужик в одних трусах с полотенцем на голове, на столе стояла полупустая  бутылка и закуска.               
        - Вот Анна, сволочь! То- то она зарядила всю неделю – съездий к доченьке, съездий…. А я то лопух, поехал жизнь устраивать… Да никому я здесь не нужен, нужен был пока работал, деньги в дом носил.               
 Его начала бить дрожь. Повернувшись и выйдя во двор, Егор сел на крыльцо, уставившись в пустоту. Взгляд его постепенно становился более осмысленный и тут на глаза ему попалась веревка, на которой раньше был привязан козел. Решение Егор принял мгновенно. Отвязав веревку от забора и быстро связав ее в петлю, он подошел к перекладине соединяющей забор огорода с верандой.
- Пусть без меня поживут, - кипело у него в мозгу, – Пусть попробуют.   
      Козел, стоял возле калитки и внимательно наблюдал за действиями хозяина.  Увидев  в руках его веревку, на которую был привязан ни один день, решил действовать. Положение затворника его, явно, не устраивало. Тем временем Егор, выдернув из стоявшей у забора поленницы большую чурку, согнулся, устанавливая ее под перекладиной. В следующий момент сильнейший удар в зад опрокинул его на землю. Душевная, скопившаяся за день, и физическая боль прорвались  наружу. Раздался вопль боли и отчаяния, от которого козел прекратил нападение и заскочил в открытые двери сарая.
  Дикий вопль застал Анну на кухне, когда она убирала со стола, после Васькиной трапезы. От пронзительного крика проснулся даже пьяный Васька, он замахал руками, сбрасывая слезшую на глаза повязку и, подскочив с дивана, уставился непонимающим взглядом на Анну.  Увидев  лицо Васьки, смотревшее на нее вытаращенными целехонькими глазами, Анна, вцепилась в стол руками, пытаясь удержать свое грузное тело, медленно сползла на пол теряя сознание. Такое положение дел Ваську, явно, не устраивало. Быстро обувшись, он схватил сумку, в которую воткнул недопитую бутылку и вышел на улицу. Снимая подсохшую одежду с веревки, в глуби двора он увидел мужика, лежащего на земле и издающего стоны. Увидев Ваську в одних трусах, мужик  поднялся, схватил лежащее на земле полено и направился к нему. Васька, сильно покачиваясь, держа в руках одежду и сумку, выскочил на улицу, захлопнув калитку, в которую глухо ударилось  полено. 
      Часто спотыкаясь, отбежав на почтительное расстояние от дома, Васька оделся. На рубашке не хватало рукава, но это его уже мало беспокоило. Допив остатки водки, и швырнув в кусты пустую бутылку, он перебросил ремень офицерской сумки через голову и сильно покачиваясь, отправился домой. Но видимо не суждено было ему сегодня вернуться домой. Когда его подобрала машина медицинского вытрезвителя, он уже ничего не помнил. Утром его разбудил старшина милиции, дал расписаться в  протоколе, пообещав сообщить на работу и высчитать штраф и стоимость услуг из заработной платы. А ведь как хорошо вчера начинался день, подумал Васька.
                Николай Титов.