Красносельские рассказы. Тит-Иоанн

Меня зовут Тит-Иоанн, но мне нравится, когда меня называют просто Титан, - это придаёт мне силы. Отец мой умер, когда мне шёл четвёртый год, но его помню, у меня хорошая память, помню, как он меня носил на руках, как целовал и улыбался. Мать вечно занята делами. Иногда она спорит со мной, но потом сдаётся. Она часто меня называет «Мамай», когда не может преодолеть моё упорство, мою волю. Она любит власть.  Поэтому на меня не хватает времени, хотя видит, что я её единственная надежда. Я больше общаюсь с няней, Сильвестром и тёткой Татой, татарской родственницей матери. По отцу я происхожу от хана Александра (Невского) из Рюриков, а по матери – от Мамая. Тётка Тата разговаривает со мной на татарском языке, Сильвестр – на русском, греческом и латыни. Я бы хотел ещё читать и писать по-китайски, по-немецки, по-французски, по-аглицки, по-санскритски, прочитать египетские и шумерские начертания. Ещё бы познать законы природы, законы вселенной…Обо мне рассказывают всякие лестные истории, но я чувствую корысть рассказчиков. Мне легко угадать, чего хотят люди вокруг меня. Я могу читать их как открытую книгу. Окружающие клянутся в любви ко мне, но я вижу их ненависть, зависть и грязные помыслы.
           С одной стороны, мне всех жалко, всех хочется жалеть, прощать, любить, особенно, когда они на расстоянии и не могут сделать ничего дурного, с другой стороны, я вижу, что большинство представляет собой не достойное моего внимания полное ничтожество, злых и алчных хищников, готовых растерзать, предать тебя в любую минуту, когда им будет это выгодно.  Но других нет. Именно с ними придётся иметь мне дело.  Надо просто не обольщаться и правильно их использовать. Не поддаваться чувствам: они обманывают. Холодный расчёт, разумность, мера. Но с мерой у меня не получается. Я вспыхиваю от возмущения, я гневлив. Тётка говорит, что это у меня татарская кровь вскипает страстью.  Сильвестр ревнует, когда мы с Татой смеёмся и говорим на татарском. «Син  бит  бик  тэти (т ы ведь очень хороший)», - говорим мы шутя друг другу. Для не знающих языка это звучит по-китайски. А вообще, русичи, как и другие славянские племена, склонны к рабству, потому вытеснялись на окраины Римской империи, а воинственные татары стали вытеснять их и из Киева. Московские земли оказались русским удобными тем, что находятся в середине, между иными княжествами, меньше средств можно тратить на защиту от набегов. Конечно, знание языков помогает понимать все тонкости поведения людей. Так много татарских названий вокруг! «Кияв» - жених, Киев – город женихов. «Мас кияв, маскяв» - пьяный жених, город пьяных женихов. «Тула» - наполнение (в половодье),  «Урал» - кручение, «казак, казык»-  кол для юрт кочевников, «Сибирь» - метель, «Тюмень» - тумэн (десятитысячное войско), «казан» - котёл, «Самара» - граница … Правда, тут недавно были китайские и индийские купцы, которые в татарских словах нашли  много китайских и санскритских корней и созвучий. Но, видно, так и должно быть. При строительстве Вавилонской башни единый язык расщепился на множество языков.
         Князья тверские никак не могли понять истинного положения дел и два века назад всё ещё считали, что нужно воевать против татар, освоивших огромные пространства от Китая до Балкан, я же легко покажу, что выгоднее воевать  вместе с татарами. В 1327 г. тверской князь Александр Михайлович со всем городом Тверью поднялся на татар и истребил находившихся тогда в Твери татарских послов. Потом долго  и дорого пришлось расплачиваться.
         От татарского разгрома оконча¬тельно опустела старинная Киевская Русь. Вслед за населе¬нием на север ушел и высший иерарх русской Церкви, киевский митрополит. Летописец рассказывает, что митрополит Максим, не стерпев насилия татарского, собрал¬ся со всем своим клиросом и уехал из Киева во Владимир на Клязьме. Митрополит из Владимира часто ездил в южнорусские епар¬хии. В эти поездки он останавливался на перепутье в  Москве. Так, бывал часто и живал подолгу в Москве преем¬ник Максима, митрополит Петр. Благодаря тому у него за¬вязалась тесная дружба с местным князем Иваном Калитой. Оба они вместе заложили соборный храм Успения в Москве. Преемник Петра, Феогност, не хотел жить во Владимире, поселился на митрополичьем подворье в Москве у чудотворцева гроба.
Московские князья были поумнее и похитрее соседей. Они вовсе не думали о борьбе против татар и русичей, они хотели усилиться, создав косвенные формы зависимости окружающих; видя, что на Орду гораздо выгоднее действовать деньгами, чем оружием, они усердно ухаживали за ханом и использовали его расположение в достижении своих целей. Благодаря этому московский князь, по генеалогии младший среди своей братии, добился старшего великокняжеского стола. Хан поручил Калите наказать тверского князя за восстание. Тот исправно исполнил и в 1328 г. получил в награду великокняжеский престол, который с тех пор уже не выходил из-под московского князя.
      Татарского я в себе и в окружающих  вижу много в воинственности и неприхотливости в быту, в походах, славянского – в  рабском терпении, в земледелии, ремёслах и жизни  в лесу.  Но хотелось бы объединить в себе это всё с римским величием.  После Рима и Константинополя создать бы новую мощную империю. Москва – третий Рим.  Для этого надо изменить людей вокруг. Убедить или заставить.  «Цесарь, император Объединённых земель Великой Тартарии, Руси, Рима, Египта, Китая, Индии, Азии, Европы и заморских держав, Великий жрец, наместник Бога для всех народов, для всех религий, для веры всякой, но Единой на Небесах» - вот моё истинное предначертание!  Об этом мечтали Кир Великий  и  Александр Великий. К этому должен стремиться великий правитель.
      Меня обуревает нетерпение. И раздражают картины и предсказания будущего.  Кто позволил пророчествовать кому не попадя?!  «Пророчествуйте», - писал, конечно, Святой Павел. Но он-то имел в виду меру и соответствие. Великому – великие пророчества, мелкому – мелкие. Я знаю, что мне трижды, через каждые четыреста лет, надо будет являться на эти грешные земли правителем, пока мир не станет единой страной. Но мне хотелось бы поскорее, сейчас и за один раз! Почему не могу изменить будущее? Кто-то или что-то есть сильнее меня, сильнее моих желаний, сильнее моей воли, моих мыслей? Нет, я должен быть сильнее всех, я должен быть явлением Бога, олицетворять его в этом мире. Бог живёт во мне, диктует мне, проявлен во мне, наполняет меня. Всё мелкое и иное мне неинтересно.  Поэтому я и есть Бог. Я определю будущее.
Добро и зло. Разум и глупость. Вред и благо. Бог и Сатана. Мрак и свет. Ложь и истина. Чёрное и белое. Да и нет. Жизнь и смерть. Всё в жизни перемешано. И каждый раз я сам должен решать, что стоит выбрать. И мне будет виднее, потому что я умнее. Вижу и слышу больше и дальше, чем другие. Простые задачи мои ровесники и старшие не могут решить. У них нет понимания. Есть только немного памяти у них, у меня же – много. Подобно Пифагору, помню все мироявления свои. Тогда через каждые три-четыре тысячи лет являлись в теле, теперь мой нетерпение позволило каждые четыреста лет являться. Но я изменю будущее. Я сам напишу, предначертаю его. Я должен понять, как задумывается  и как закладывается будущее этого мира, будущее Луны, Солнца, звёзд. Должен быть путь к познанию и пониманию этого. Пониманию нельзя научить. Понимание дано свыше. Осознание тоже.
Я откуда-то всё знал и знаю без книг. Сильвестр и тётка, мать и бояре полагают, что Бог является всемогущим существом, создавшим всё и живущим на небе. Но они заблуждаются. Бог – это необходимость и причина, природный закон, а не человекоподобное и не звероподобное существо. Бог – это Я, а Я – это Бог. Я люблю молиться, но в молитвах я у него ничего не прошу, я соединяюсь с ним в любовном экстазе, а он соединяется со мной, наполняет меня своим прозрением, откровением, мудростью. Я слышу его музыку. Я вижу его картины, его красоту. Он меня наполняет Знанием, Истиной. Поэтому после молитвенного бдения я могу сказать, что будет, чем закончится любая последовательность событий. Я знаю, сколько я проживу. Я знаю, что буду равен Цезарю. Я знаю, что через два года лишусь матери. Я знаю, что отомщу. Я не нуждаюсь в людской любви и людском признании. Они не будут любить – они будут бояться. Животные должны бояться и преклоняться перед силой! У меня есть воля, воля к власти, воля к божественности и силе! Могу быть Богом, могу быть Сатаной. Я знаю, что мне не будет равных в истории! Но это будет позже…
Но сейчас я не хочу подчиняться предначертанию Будущего – я хочу определять и чертить узоры будущего сам. Я верю, что это можно сделать, слившись с Богом в любви, непрестанной, страстной, всепоглощающей, всепознавательной!
Скорей бы приехал Саин-Булат, сын хана. Он единственный, с кем интересно, у кого есть память и разум. Хочется поиграть с ним в империю и войны, в шахматы. Потом пойти в баню и поговорить о Боге, о Любви. Потом мечтать в гармонии и любви, засыпая в кровати…Я вдруг увидел гневного царя, передающего власть Саин-Булат хану… Так, это же я! Я буду таким в 45 лет?! Вот это да! Кто придумал старость и смерть? В будущем этими явлениями я буду управлять сам. Как-то я пытался объяснить Саин-Булату, что наша связь с ним неслучайна, что мы, когда мыслим разумно, испускаем, излучаем свои идейные копии, которые, согласно Пифагору и Платону, пребывают вечно и сотворяют материальный низменный телесный мир, в этом смысле Саин-Булат – это я сам, моя копия, моё расщепление, а я есьмь он, его произведение, и мы более похожи в своей высшей ипостаси на волны, чем на отдельные или отделённые предметы; мы не атомарны, а волнообразны, впрочем, и атомы волнообразны, но если любить и взаимопроникать слабо, то мир распадается на атомы, всё кажется раздельным и разделённым. Единство – от любви, а разделённость - от вражды, непонимания и холодности, смерти чувств. Саин сказал, что он тоже так думает и чувствует, только не может выразить так ясно, понятно и красиво, как это делаю я. Оно и понятно: я же на два года старше. Он в этом своём теле переживёт меня на тридцать два года, но будет ему очень тяжко без меня. Ему выколют глаза, умрёт забытый и одинокий. Ему буду являться я в его видениях. И только это его утешит…
А пока я в Красносельском дворце, сидел, глядя на Великие Красные пруды, на золотую осень на деревах и прозрачное синее небо, теперь гляжу на Переяславскую дорогу. Когда-нибудь она приведёт в космос, к звёздам. Хотелось бы тут построить новый, превосходящий Соломонов, всемирный Иерусалимский храм веры, наук и искусств, отняв это право у жидов. Ведь это место благое и находится под покровительством Юпитера и звезды Альтаир – Глаза Орла, Всевидящего Ока! Но много препятствий вижу. Главное из них - невежество, мрак в головах, незнание, неосознание, непонимание. Ещё тысячу лет нужно, чтобы просветить. Но надо бы ускорить. Как?  Просто: я воздвигаю тут мысленный Небесный град и Храм, вечный, нерукотворный и благодействующий, просветляющий. Отныне это место соединено с Небесами, с Амуном, с Единым, с вселенским Духом-Творцом. Аминь, Амун, ИМН, МН, МММ…!
И вижу, что мой дух будет тут витать и диктовать аж через 477 лет в дату моего воцарения (ровно через 468 лет после моего воцарения). И дух мой всесилен! И вижу, как в прошлом три тысячи лет назад был в Оне юным жрецом Бога Амуна и смотрел на западный берег Хапи на дворец царицы Хатшепсут, увитый цветами и зеленью под журчание струй фонтанов. А ночью над Хапи вращался оригинал – звёздная река с Саху и Сотис – вокруг маленькой звезды, по которой легко вычислить место Красносельского дворца. И мой дух будет витать вечно, принимая все формы, какие захочу…