Два дурака

Смеркалось. Порывистый ветер приминал хрупкие стебли сухой травы, срывал с тонких веток берёз плоские сердечки жёлтых листочков и гнал их вперёд по просёлочной дороге вслед за Гошей. Гога — большой деревенский детина двадцати шести лет от роду, безобидный и придурковатый, тяжёлой походкой шёл между тонких  стволов  кучерявых берёз, думая то про коровник, где работал, то про свой небольшой дом,  доставшийся ему в наследство от покойного отца-пастуха в деревне Белые Берёзки.  Путь Гоги лежал через берёзовую рощу до молодёжного клуба «Салют», а там через Косу по прямой от силы километра два до родной деревеньки. На дорогу великан Гоша почти не глядел. Прятался от ветра, уткнувшись круглым своим лицом в ворот куртки. Дорогой, Георгий думал про то, как придёт домой, накипятит крутого кипятка в большом «солдатском» чайнике и заварит себе ароматного чаю!
Мерный ход мыслей Гоги нарушил крикливый гомон молодёжи, столпившейся у клуба. Слов было не разобрать, да и не к чему это было Гоше, но он искренне порадовался тому, что большая часть пути осталась позади и совсем скоро мечты про уютное чаепитие дома станут реальностью!
Гога Туфеев ускорил тяжёлый свой шаг и уже почти совсем прошёл сквозь толпу гудящей молодёжи, направляясь к дороге. Среди парней,  стоявших обособленной группой чуть поодаль от основной массы, ближе к лесу,  разгорелся какой-то спор, но этого никто не замечал:

-Сам неси, если хочешь! - Переминаясь с ноги на ногу и нервно подёргивая плечами, крикливым голосом тараторил высокий худощавый человек лет двадцати — двадцати трёх, - Я что? За место идиота у вас тут? Выкуси! - Изобразив тремя пальцами правой руки дулю, молодой человек показал её широкоплечему моложавому мужику с прыщавым лицом в красной кепке на голове. Тот, скривив и без того неприятное лицо, зло оттолкнул руку худощавого парня и, сплюнув, хотел выругаться, но удержался, завидев пробивающегося к дороге сквозь толпу молодёжи Гогу.

-Твоё счастье, Перец, что Гога-Великан вовремя явился! Вот ведь везёт дуракам! - Подхалимной улыбочкой заулыбался тип в красной кепке и, распихивая своих дружков, целенаправленно двинулся к Гоше, который уже успел выйти на дорогу.

-Эй, Гога! Погодь! - Окрикнул местный авторитет Георгия, спешно нагоняя его, - Дело есть!

- Чего тебе? -  Не замедляя шага и не глядя на поровнявшегося с ним человека, пробурчал Гога.

-Погодь, говорю! - Одёрнул Крепыш Гошу за рукав куртки, желая припугнуть его, но Георгию этот жест ни о чём не говорил и он продолжал идти своей дорогой. Крепыш едва поспевал за ним:

-Да стой же ты, говорят тебе! Я ж по делу! Бабла дармового хочешь? -Заискивающим голосом пробасил незнакомец.

-Чего? - Резко остановился Гога и развернулся к Крепышу всем своим телом, точно услышав что-то обидное.

-Ну, - мужик в кепке даже растерялся и нервно сглотнул, прежде чем продолжил говорить, - денег, говорю, хочешь?

-Хочу, а сколько? - Добродушно улыбнулся Гоша во весь рот и испытывающе глянул в серые, широко расставленные, глаза Крепыша.

-Вот сто рублей, - протянул мужик Гоге мятую сторублёвую купюру, - только одно условие... Ты ведь через Косу домой идёшь?

-Ну иду... - аккуратно взяв бумажку из липких от пота рук Крепыша и положив её в боковой карман своей болоньевой куртки, пробубнил Гога.
 
-Так это... Передай сумочку моему корешу на Косе, а? Гога?

-Кому-кому-у? - Снова пробубнил Георгий, силясь понять, кому он должен передать сумку, которую поднёс ему какой-то коротышка, едва только Крепыш свистнул.

-Вот же дурак! -  Тихонько усмехнулся мужик в кепке и громко пояснил, - На Косе мой человек тебя будет тебя ждать, понимаешь?..
-Понимаю, - С серьёзным видом, ответил Гога, а потом, заулыбавшись во весь рот, спросил:  - Ты уверен, что именно меня он будет ждать?
-Ой, да не тебя, а сумку... - Нервно сплюнув, уже на ходу изъяснялся Крепыш, спешно удаляясь к своим дружкам.

А...- Разочаровано вздохнул Гога, - Ну да... Да, я понял!.. - Уже для самого себя подтвердил Георгий и молча пошёл своей дорогой. Теперь Гоша шагал быстрее и думалось ему веселее. Теперь он явственно представлял себе, как, прежде чем прийти домой, зайдёт в магазин и купит две большие плитки горького шоколада — его любимое с детства лакомство! А ещё Гога был уверен в том, что человек, который его ждёт на Косе, непременно согласиться пойти к нему домой, чтобы вместе выпить горячего чаю с шоколадом! Ведь от шоколада, по убеждениям Георгия, никто не может отказаться!
Гоша так размечтался, что даже не понял произошедших с ним событий после того, как он вышел на Косу. Одни обрывки всплывали в тёмной его памяти, опалённой необъяснимой болью...
Там, на Косе, вроде был какой-то человек и, видимо, ему он должен был отдать сумку. Но вдруг, ни с того, ни с сего, тот человек убежал, а его, Гогу, кто-то грубо схватил и затащил в машину. Теперь он сидел в следственном изоляторе и беззвучно плакал. Его грустные, широко раскрытые глаза беспомощно оглядывали холодные стены камеры, а в памяти безудержным ураганом крутились вопросы следователя, на которые он сбивчиво отвечал одним единственным словом: «не знаю».
Между тем из кабинета участкового следователя слышались громкие голоса:
-Да знаю я этого Гогу, понимаешь, знаю! - Стучал папкой по столу низкий, крепкого телосложения, человек в погонах, - Никакого отношения он к этому делу не имеет и иметь не может! Не нужно это ему! Он же... Он как младенец, пойми ж ты это наконец!.. - Швырнув папку на стол, Василенко Василий Никитич подошёл к маленькому зарешеченному окну и, отодвинув в сторону старенький тюль, уставился в окно. По стеклу,  испачканному пылью, мелкой дробью бил косой дождь и от этого постукивания уже не молодому Василию хотелось выть. Всё былое не имело теперь для него никакого значения. 

-Дядя Вася! Дорогой! - Пытался успокоить  своего коллегу другой, более молодой и осанистый, человек у стола, - Полно-те из-за дурака горевать-то! Гога — это Гога, но он взят с поличным, а кило дури - это не шутки! Нас давно уже прессуют сверху и ничего тут не попишешь, раз этот твой дурень попался с поличным!

-Всего лишь Гога?! - Вскричал Василенко, - Да что ты про него знаешь-то, капитан? Нельзя так, Петрович! - Не унимался он, совсем раскрасневшись,  - И ты, и я знаем, что Гоша... Он... Он как несмышлёный младенец и паять ему срок, всё равно что собственными руками удушить человека! И заметь, Петрович, ни в чём не повинного человека! Прессинг говоришь? - дядя Вася отшатнулся от окна и, опершись своими наряжёнными кулаками в стол, попытался говорить сдержано, - Да это наши с тобой трудности, а не Гошкины... Что? Думаешь, раз дал Бог разумения иному человеку меньше, чем тебе, так можно на него всё говно слить и пусть он утопнет в этой жиже зловонной со всеми потрохами словно и не было его никогда на свете! Так что ли получается по-твоему, а? Так?! Я тебя спрашиваю? - Человек в погонах уже почти кричал, - А ведь он, Федя Петрович, душа! Душа живая и чистая, понимаешь?! Ты хоть бы в глаза, псина ты сторожевая, ему глянул, а?  Ну какой он тебе наркобарон, а?  Хочешь по чужим головам да на вершину пирамиды, да? - Не унимался Василенко, временами постукивая обеими кулаками по столу так, что все предметы на нём прыгали, - Да только, Петрович, гляди — падать-то высоко будет! - Никитич пригрозил капитану указательным пальцем, как если бы тот приходился ему родным сыном, задумавшим недоброе, и прищурил глаза, - Чем Гошка-то виноват, скажи? Разве это он жопой плохо крутит, раз у нас под самым нашим носом дурь уже килограммами таскают без страха, а?.. Это наши проблемы, Петрович! Наши, понимаешь?! - Василенко всего трясло. Он едва сохранял самообладание:
- Понимаешь ты это, или нет? Отвечай, когда с тобой старшие.... по возрасту говорят!
- Я всё понимаю, дядя Вася! - Следователь налил седовласому собеседнику воды из стеклянного графина и тяжело откинулся на спинку стула, - Но и ты пойми... У этого твоего младенца был героин. Почти килограмм. И не мне тебе объяснять, что этот факт решает всё!
-Да неужели? - Всплеснул руками Василенко и, упавши на стул, заглотил одним большим глотком предложенную ему воду, а затем небрежно поставил стакан на место,  - Дело будет закрыто, ура! Ни в чём не повинный  Гога будет гнить в местах не столь отдалённых, а наркота полноводной рекой будет разливаться через наш район в другие — превосходно! - Дядя Вася захлопал в ладоши и, тяжело дыша, поднялся на ноги, - Браво, господин следователь! Хорошая служба Отечеству и дань профессиональному долгу! Браво!
-Да не язви ты, дядя Вася! И без тебя тошно! - Промокнув носовым платком пот со лба, следователь спрятал платок во внутренний карман пиджака и тяжело вздохнул.
-Значит недостаточно тошно, - усталым, уже успокоившимся голосом произнёс Василенко и, взяв со стола папку с делом Гоги Туфеева, с молниеносной быстротой принялся в клочья драть следственные бумаги. Петрович даже не успел  рта раскрыть, как всё было уничтожено, кроме главной улики, которая находилась у Василенко:
-Сажай меня, Петрович! - Сейчас пойду, сниму с дурака куртку, комплекция у нас с ним похожа, так что, считай, одно лицо! Нужен тебе дурак — вот он я, а Гогу выпускай! Я тебе сейчас чистосердечное признание накатаю, сразу в город переведут, ты же туда всё поглядываешь, а тут … Будь что будет! - С видом обречённого человека, Василенко опустился на колени,  собрал все бумажные клочья и поджёг их в пепельнице на глазах застывшего следователя, - Вот так! - Снова уселся он на стул, уныло поглядывая на побелевшее лицо капитана.

-Уйди с глаз моих, дурак! - Заорал Петрович, побагровев, -  Убирайся отсюда, что б глаза мои тебя не видели! Сам не лучше своего дурака! Катитесь вы оба подальше отсюда, а попадётесь мне хоть ещё раз — под суд отдам и не посмотрю, что дураки!

Больше Василия Никитича Василенко в «органах» не видели. Поговаривают, что на пенсию ушёл. А Гога в тот же вечер был освобождён и, придя домой, сидел в тесной кухоньке своего небольшого домика, поглядывал на огонёк через открытую створку пичужки и грыз плитку чёрного горького шоколада, прихлёбывая её горячим ароматным чаем из большой дедовской алюминиевой кружки, оплетённой бичёвкой. Он был рад находится дома и ни на кого не держал зла.
15.01.2015г., г.Н.-Ф., ЮНиС