О любви к животным

                "Мы в ответе за тех, кого приручаем...".
                Антуан дё Сент-Экзюпери.
               
                Глава VII
               

 "Для подтверждения своих сомнений  я расскажу об отчаянии, которым, как мне кажется, Мир наполнен доверху и приведу лишь два примера. Не знаю, стоит ли мальчику слушать».
      «Пусть, - сказал Сергей, - ещё неизвестно, что ему предстоит в будущем. Рассказывай».
      «Итак, - начал я, - в первом случае я был участником происходящего и может даже виновником его,  во втором - всего лишь свидетелем, но и там и там всё происходило на моих глазах. Первый случай тебе не понравится, - обратился я к Сергею, - но ничего не поделаешь,  это  моя жизнь. Так что слушай… те», - прибавил я множественную частичку, взглянув на рыжего мальчика, и продолжил.
       «Мы тогда только приехали с Севера. Пустая квартира, мебелью мы ещё не обзавелись, и купить её было негде, в холодных  комнатах было неуютно, топили плохо, и впервые  у нас наступило безденежье. В Средней полосе люди никогда не жили богато, не живут и сейчас. И вот жена как-то принесла домой котёнка, чёрного, худого, облезлого. Назвали его Стёпой, в честь предыдущего котейки,  жившего с нами в Надыме. Того загрызли собаки, но я тогда ещё не переживал по такому мелкому поводу, у меня тогда был другой бзик, навязчивый, но важный, и как мне казалось – неразрешимый. Девяносто процентов мужчин болеют им, а в молодости и все сто. Столкнулся с этой проблемой и я, и чуть не сломался.
      Но здешняя жизнь уже кроилась на другой лад, глупые переживания уходили в прошлое. Свобода предпринимательства, новая квартира, сын родился, и чёрный котик был как нельзя кстати. Он быстро вырос, превратившись в красивого отважного кота. За хозяина признавал только меня. Брат моей жены (до сих пор я путаюсь в шуринах, золовках и прочая…) в моё отсутствие не мог даже войти в мою комнату. Стёпа шипел, а точнее рычал на него, как маленький тигр.
       Я тогда только-только занялся бизнесом, работал по командировкам, ездил в райцентры заключать договоры на поставку товаров. Машины у меня ещё не было, и я вставал рано, чтобы успеть на первый шестичасовой автобус. Помню, попив чайку, в пять утра (я тогда ещё завтракал, но уже не так много, как на Севере), и, имея несколько минут в запасе, я позволял себе поваляться на диване.  Эти минуты были самыми сладкими.  Солнце, показав красноватый краешек, медленно поднималось из-за горизонта, его первые лучи пробивались через окно и ярко освещали комнату.  Они  доставали до моего дивана. В их золотисто прозрачных эллипсоидах плавали мелкие соринки. Это утреннее солнце не было ослепительным, на него даже можно было смотреть, не  жмурясь. Говорят, это полезно.
     Я ставил рядом на табурет будильник и заводил его на десять минут вперёд, чтобы нечаянно не уснуть. Стёпа мне тоже в этом помогал  по мере своих кошачьих сил. Он забирался ко мне на грудь и громко муркотел, преданно глядя в глаза. Он, как теперь и Элен, был абсолютно уверен, что я принадлежу только ему  и что мне приятно слушать его мурлыканье взахлёб.   
      И вот как-то на второй год нашего пребывания в Средней полосе, когда мы уже совсем освоились и почти привыкли к безденежью, наш Стёпа заболел. Сразу этого никто не заметил. Я по целым дням в командировках, жена с утра до вечера на работе, сын в детском садике, короче, когда обратили внимание и повезли в ветлечебницу, было уже поздно. Ветеринар сказал, последняя стадия мочекаменной болезни, ничего нельзя сделать. Организм полностью отравлен  продуктами выделения. Он не соглашался помочь, понимая бессмысленность любых усилий, и на всякий случай обвинил меня, ведь мы в ответе за тех, кого приручаем, но, видя моё подавленное состояние, и, ощутив в кулаке предложенные  деньги, он всё же сделал операцию, дав коту на выживание один шанс из ста. Сделал он это скорее для моего успокоения, чем для реального исправления дел. Но успокоение оказалось ложным, лучше бы он меня не послушал и усыпил кота.
    Как известно, надежда умирает последней.  Я привёз Стёпу домой и стал выполнять предписанные процедуры. Стёпа сам уже в туалет ходить не мог, и, чтобы его организм не отравлялся дальше, мне надо было из его тельца выдавливать мочу, нажимая руками на живот.
     Уединившись на кухне, я стал это выполнять. Бессмысленность и жестокость  «лечения»  я осознал позже, когда всё кончилось и достаточно трагично.   Жена с сыном, чтобы не слышать жутких криков, закрылись в спальне, а я продолжал упражняться со Стёпой, надеясь на обещанный шанс. Я укладывал его на стол и давил на живот. Он орал, как резаный, я кричал тоже, моча вытекала на стол, и я вытирал её своим полотенцем. Потом кот затихал на время, я тоже. Пока он лежал без движений, я валился на пол без сил, чтобы хоть немножко передохнуть. Через какое-то время, мой жалкий котейка начинал снова кричать, и я снова надавливал ему на живот. Так мы мучили друг друга всю ночь. Под утро Стёпа затих и умер. Затих и я, забывшись в коротком кошмарном сне.  Когда рассвело, я вынес его во двор и закопал под своим окном. Грунт был плотный, с битым кирпичом, но я не чувствовал усталости, я долбил его ломом, смахивая со щёк солёный пот. Он был смешан с моими слезами. В небо я уже не смотрел, я знал, что никого там нет.
       И это было бы всё ничего, не так трагично, если бы я сам не сыграл жуткую роль в этой истории. Незадолго до своей смерти Стёпа стал ходить мимо своего кошачьего унитаза, а  я, не зная истинной причины, тыкал его мордочкой в его испражнения. Я в этом не виноват, меня так учили в детстве, думая, что насилием можно изменить природу.
Но Стёпа не обижался на мою жестокость, он по-прежнему шёл ко мне на руки и продолжал любить меня. Он смотрел на меня своими преданными глазками и всё понимал,  он жалел меня…. убогого.  И сейчас жалеет и любит. Я чувствую это.
      Как часто в нашей жизни всё бывает поздно и непоправимо. Когда-нибудь я встречусь с ним и попрошу у него прощения, я в это верю…»
      Я замолчал, желая услышать сочувствие.
     «Бог тут ни при чём, - констатировал Сергей, - ты сам виноват. И кот не человек, не стоит по нему так убиваться. Многие вообще не любят котов, это не собаки».
     «Я знаю, - начал я горячиться, - кот не собака, собака не человек, а курица не птица. Но это моя жизнь, и я с детства люблю котов и кошек, а собак не очень. То, что я себя скверно повёл в этой истории, соглашусь, но что же Он мне не помог, не подсказал, как нужно. Выходит, Он заранее знал о плачевном финале, или Сам его подстроил. Сидел, сложа руки, а потом ими  потирал от удовольствия….
…...Ладно. Сейчас я расскажу другую историю, более жуткую».
       «У меня нет собаки, - сказал неожиданно рыжий мальчик, - а кот есть. И кошка тоже, и я их люблю. Они пушистые и мяучат».
       Мы с Сергеем раскрыли рты.
       «Франц Кафка, - подумал я, - и мальчик, и Тихий океан, и наш маленький кораблик, бегущий по голубым волнам.  Только Кафка мог описывать такие сюрреалистичные картины, но то были бредни почти помешанного, а со мной всё происходит на самом деле».
       Я закрыл рот и взглянул на небо. Тучка рассосалась, дождь так и не начался. Рыжий мальчик смотрел на меня удивлённо. Вид у него был растерянный, а в глазах стояли слёзы.

                "Из романа Созидая Бога".