Плутос

Ему можно молиться денно и нощно,
но так и не добиться его расположения.
Он свободен в своем выборе. Он – бог богатства. 


свадебные сполохи

   А если в окрасках: он – бледно-желтый. Как пламя, вспыхнувшее алым и тут же погасшее, слизанное до едва-цветного. У Василисы Егоршиной была такая привычка – раскрашивать людей. Не в прямом смысле, к счастью, – до прикладного бодиарта эта странность все же не простиралась, по причине весьма банальной – как говорится, всем сестрам по серьгам: кому медведь на ухо, кому дятел в голову, кому слон по пальцам. Словом, с художествами, как Высоким искусством, было покончено еще в нежном детстве на истерзанных обоях, поэтому весь эмоциональный запал повзрослевшей Егоршиной достался исключительно фантазиям. Однако девушка не предавала убеждения в том, что каждый человек обязательно выпущен в большую жизнь в лакмусовом коконе, который окрашивается владельцем собственными флюидами, и чтобы различить его достаточно не страдать умственным дальтонизмом. Близкие Василисы называли эти «радужные видения» синдромом Наташи Ростовой – если помните, хрестоматийная героиня тоже использовала виртуальную палитру для внутренних характеристик знакомых. На подобные замечания Егоршина, смеясь, парировала: «Значит у меня гениальные толстовские способности!»
   Вот, например, Катерина, ближайшая подруга, обладательница седьмого дана по их обоюдолюбимому айкиджитсу, была для Василисы ярко-синей: типа, вся такая воздушная... Словно для пущей убедительности в правильном цветодиагнозе Катюха недавно сделалась почетным завсегдатаем модного заведения на Варварке с дивным названием «Синюшка», где в свободное время поглощала свой любимый коктейль «Трещина в небе».
   Или вот шеф – заместитель главного редактора «Московских Хроник», по совместительству возглавляющий криминальный раздел, – у Василисы стойко вырисовывался сочно-зеленым. Все точно – у него даже животное любимое лягушка, парочка таких вот пузырчатых, словно распухших от зоба квакушек живет у господина Шишковского прямо в кабинете, в большом аквариуме. Бр-рр!
   Сидящего же напротив молоденького мальчика Егоршина сразу выкрасила желтоватым. Его было искренне жаль – одного, не слишком внимательного, взгляда оказалось достаточно, чтобы понять, как спешно угасает он изнутри. По всей видимости, этот мальчик, действительно, очень любил свою несостоявшуюся жену. И потом, она так жутко умерла, эта бедняжка. На собственной свадьбе. В туалете. Да еще на девятое мая. Некоторое время после того, как невеста вдруг исчезла из поля зрения, все – и жених, и гости полагали, что она просто задерживается в уборной по своим девичьим необходимостям, потом, когда уже обнаружилась пропажа, стали шептаться о побеге с другим мужчиной. А когда все же нашли ее…
   Василиса напрягла память. Когда-то они общались с ярко-рыжей Вероникой Литейкиной достаточно часто. Вероника училась в политехническом, а ее предыдущий бойфренд, Толик Поташев, был Василисиным однокурсником на журфаке. Скорее всего, великого журналиста из этого Толика никогда и не выйдет, но он, однозначно, неплохой малый – начитанный, остроумный и беспредельно веселый. Весь поток умирал со смеху, когда Толику была охота пошутить. Надо сказать, что природа щедро наградила его тем, чем мужчине принято гордиться. Поговаривали даже, что наградила сверх меры, а скорее – именно в той мере, в какой собственное самолюбие позволяло потешаться на подобные темы. Как-то в курилке Толик устроил представление – гонки электрических фаллоимитаторов. Вибрируя на полу под ногами студентов, две черные латексные «игрушки» необычайно шустро преодолевали сантиметр за сантиметром. Надрываясь от хохота, парни и девушки делали ставки. Зайдя на второй круг, один из резиновых органов неожиданно захлебнулся жужжанием и замолк, несколько раз дернувшись, словно в приступе тошноты. Скорость оставшегося в живых в это время пытался замерить очкастый первокурсник, невесть откуда раздобывший секундомер. Латексный победитель поразил всех присутствовавших среднестатистических особей мужского пола своей прытью, воодушевив на организацию второго тура… Короче, с Толиком всегда было очень весело.
   Именно благодаря Толику, без которого, естественно, не обходилась ни одна посиделка на их факультете, Василиса Егоршина и сошлась с красавицей Вероникой. И искренне расстроилась, когда та неожиданно бросила весельчака Толика, да еще почти тут же объявила о своем намерении выйти замуж за какого-то Иванушку. Иванушка этот на поверку оказался совершенным юнцом, но, однако, уже вовсе не дурачком, даже на принца пытался претендовать, поскольку имелся в его наличии самый настоящий «Мерседес». Пятисотый и белый – как и положено коням порядочных принцев. Тут следует добавить, что и Вероника вовсе не слыла бесприданницей, папуля ее к тому времени имел собственный, весьма рентабельный фарфоровый завод и заслужил в столичном социуме уважительный титул одноименного короля. Правда, в последнее время отец отчего-то часто раздражался на дочь, иногда и вовсе избегал ее, но Вероника списывала изменения в его поведении на кризис среднего возраста и не сгущала краски. В общем, какие там чары использовал Иванушка в качестве тяжелой артиллерии, осталось неизвестно, но свадьба была назначена в рекордные сроки. И вот – пожалуйста! Судя по тому, что случилось, своим воздушно-белым платьем Вероника успела насладиться всего восемь часов – в десять утра, перед загсом, надела, а в шесть вечера это платье уже задралось неровными складками на своей мертвой хозяйке. По словам гостей, невеста отсутствовала в большом, украшенном розовым банкетном зале не больше получаса, поскольку ее довольно быстро принялись искать. Изуродованное тело молодой нашла в кабинке туалета подружка. Она же вызвала милицию.
   На страшной свадьбе в ресторане «Таис» случайно оказалась и подруга Егоршиной Катерина. Именно она заставила Василису, которая только что, наконец, стала штатным криминальным репортером «Московских Хроник», заняться этим убийством, успевшим наделать шума в Москве. Егоршина, пережившая много жутких минут во время своего последнего расследования, долго не соглашалась на уговоры Колобочка (это она так Катюху свою величала, в поощрение за умную голову), но подруга умела быть настойчивой. Даже предложила свою бескорыстную помощь в подготовке сенсационного материала.
   Теперь они обе сидели за одним столом с бледно-желтым Иванушкой на кухне какой-то съемной квартиры и пытались восстановить хронологические подробности свадебного кошмара двухдневной давности.
- Ваня, сколько было времени, когда Вероника еще была возле тебя? Только поточнее, по минутам вспомни! – настойчивый голос Катерины придавил несчастного жениха своей тяжестью, и его ответ застрял где-то в бронхах.
   Юноша закашлялся.
- Понимаешь, это очень важно – знать все досконально, – Василиса интонацией попыталась смягчить разговор.
- Я же… говорил все это милиции, – охрипшим шепотом запричитал Иванушка, – не могу больше вспоминать… этот ужас.
- Мы ведь хотим тебе помочь, понимаешь, – Василиса даже протянула вперед руку, движимая желанием погладить молодого человека по голове, но, опомнившись, тут же одернула ее и растормошила собственный ежик пепельных волос.
- Как вы мне можете помочь… никто не может, – Иванушка уронил свою кудрявую голову в ладони и беззвучно затрясся.
   Девушки переглянулись. Катерина в раздражении дернула губами, внутренне борясь с собой.
- Ну что ты разнылся, блин?! Не знаю, как Васька, а я, например, устала как мышь под метлой, у меня нет сил тебя успокаивать.
- Катя! – умоляюще протянула Василиса, а молодой человек судорожно хватанул воздух, борясь с подступавшей икотой. Внутреннее напряжение проявилось на его шее неровными красными пятнами. Он еще глубже зарылся в мокрые ладони и перестал вздрагивать.
- Ладно-ладно… – попробовала исправиться Катерина, разлив в голосе озеро дружелюбия. – А тебе ничего не показалось странным, когда ты увидел Веронику там, в этой кабинке?
- М-мне? – юноша помолчал немного, не меняя положения. – Что еще странного?! Она была мертвая! – неприятно прошипел он. – Моя Вероника! – Иван вскинул голову, и неуклюжие блики от люстры заплясали на его мокрых ресницах. – Ничего мне не показалось…
- М-да… – Катерина задумчиво почесала подбородок, – а ты не заметил, что…
- Так ты припомнил, сколько было времени, когда Вероника еще… была жива? – Василиса перебила подругу и, выразительно посмотрев на нее, обернулась к Ивану.
- Нет, все смешалось… Я уже говорил… По-моему, это было в половине шестого… или в шесть. Мы танцевали вальс, потом пришли тетя и дядя Вероники, они опоздали… поздравили нас. После этого Вероника вроде пошла покурить на улицу… Я не смотрел на часы, не знаю, сколько было времени. Ее не было минут двадцать-тридцать. Гости все норовили поднимать тосты, и я попросил подружку, Иру, сходить за Вероникой… Какое-то время ее нигде не могли найти, начались всякие разговоры… Потом… в туалете… – подбородок Ивана задергался, и он умолк.   
- Когда я вошла в этот туалет, – уверенно заявила Катерина, – было десять минут седьмого, – она ткнула пухлым пальчиком в блокнот, где Василиса делала пометки, – Ваня уже был там.
- Не знаю… – он закачал головой, – я не знаю…
- А может быть, ты заметил, кто из гостей отсутствовал в то же время, что и Вероника? – Василиса заметила, как набухла и запульсировала синяя жилка на лбу юноши.    
- О Боже, Василиса, неужели же я должен был следить за гостями на своей собственной свадьбе! Кто-то постоянно уходил-приходил, все курили, дышали воздухом, оправлялись, в конце концов!
- Вот с оправлениями было очень странно, – застучала мизинцем по кружке Катерина, – я, например, несколько раз безрезультатно пыталась попасть в уборную, но дверь перманентно оказывалась закрытой. Другие барышни тоже жаловались. Будто все заранее было подстроено.
- Ну ладно, с гостями ясно, – Василиса сделала глоток уже давно остывшего кофе, – а о причинах ты думал? Ну… кому смерть Вероники могла быть выгодна?
- Да еще таким чудовищным манером! – вызывающе вставила Катерина.
- Колобочек! – Василиса просительно нахмурила лоб. – Пожалуйста!
- Да ладно, – Катерина отвернулась к раковине и демонстративно принялась мыть кружки. Иван тем временем рассматривал на столе лужицу пролитого кофе.
- Вань… – тихонько позвала Василиса.
- Я ничего не предполагаю… Кому это может быть выгодно, сама подумай!
- Ну… может какие-то твои давние поклонницы…
- Ага! И пробрались на свадьбу, чтобы убить счастливую разлучницу – как романтично! Ты бы поменьше бабских романов читала! – громко прошипела от раковины Катерина.
- Вот именно! – поддержал ее Иван.
- Хорошо, не поклонницы… – спешно поправилась Василиса, – завистницы…
- А чему завидовать-то было? – Иван  оторвал взгляд от лужицы.
- Ну как же – такого прынца отхватила, – пробубнила себе под нос Катерина, а Егоршина сакраментально изрекла:
- Если знать ответ на этот вопрос, то можно ответить и на несколько других.
   Катерина как раз домыла кружки, и девушки стали собираться домой. Иван прощался с заметным облегчением. Едва они вышли из подъезда, Василиса взяла подругу под локоть и шепнула в самое ухо.
- Так что там было странного, когда ты увидела Веронику мертвой? Ты что-то заметила?
- Да! – насупилась Катерина. – А ты меня перебила.
- Просто не нужно было при нем говорить о деталях, он мог потом что-то домыслить. Так что ты там увидела?
- Ты когда-нибудь замечала, что у Вероники плохое зрение?
- Плохое зрение?! – Василиса сузила свои дымчатые глаза. – Мы однажды случайно оказались вместе у окулиста в студенческой поликлинике, где-то полгода назад. Тогда, по крайней мере, у нее все было отлично. Не думаю, чтобы за это время у нее развилась близорукость, понять, что у человека не все в порядке со зрением не так сложно – если он не носит очков, то часто прищуривается. Я бы заметила.
- А если она носила линзы? – Катерина ускорила шаг.
- Что ты хочешь сказать? – Василисе пришлось двигаться почти вприпрыжку, чтобы нагнать подругу.
- И еще. Иванушка не сказал самого важного! – Катерина, казалось, не слышала вопроса. Выразительно округлив глаза, она неожиданно замерла на месте.
- Чего? – Егоршина тоже остановилась, недоумение дернуло ее верхнюю губу неровной волной.
- Кому была выгодна смерть Вероники!

***
 Золотая модерновая Ручка 

   Она не уставала повторять о себе известное высказывание Бодлера о том, что женщина – это приглашение к счастью. А где вы сегодня видели такой бесплатный талончик? Счастье нынче товар элитный, потому стоит дорого. Красивая рыжая Сонька не зря носила прозвище своей знаменитой тезки. Однажды ей даже удалось почти в точности повторить самую громкую аферу Золотой Ручки. Она сумела очаровать одного старого московского ювелира не только своей природной обольстительностью, но и огромной суммой, на которую набрала колец с изумрудами и сапфирами в первый же визит в его магазин. На изумленные замечания о легкости таких дорогих приобретений красотка, близоруко сощурив волнительную черноту глаз, лишь изящно махнула рукой, мол, муж – известный психиатр – может себе позволить тратить на любимую жену и не такие деньги. Во второй раз выбор прелестницы пал на бриллианты. Стоимость драгоценностей превышала предыдущие приобретения в несколько десятков раз, однако, теперь Сонька платить не собиралась. Ювелир не мог не оценить ее изысканного вкуса и то, как хорошо она разбирается в камнях. Познания Соньки и вправду простирались до бескрайности, причем не только о золоте и опалах. Она всегда была очень любопытна и начитанна, а, кроме того, Господь наградил ее магической пленительностью, бездонными черными глазами-впадинами и огромным актерским талантом. Отдавая должное последнему, Сонька даже попыталась учиться во ВГИКе, но ее отчислили с третьего курса за систематические прогулы и подозрение в краже. Никто тогда еще и не догадывался, что подозрение это было оправданным, а сама кража являлась  лишь следствием очередной дани служения Идее... Как бы то ни было, но провинциалку-Соньку выгнали из студенческого общежития на промозглые и равнодушные московские улицы. Тот весенний день случился ровно за два года до второго Сонькиного визита в ювелирный магазин благонравного старичка. Выбрав в магазине несколько бриллиантовых колец, браслетов и пару колье, клиентка попросила выписать счет и вместе с ним через два часа принести драгоценности в клинику ее мужа. Очарованного ювелира уговаривать пришлось недолго. Когда он появился в лечебнице, Сонька встретила его в холле, проводила до кабинета психиатра и уже у самой двери попросила примерить камни, чтобы сразу и продемонстрировать их супругу, пока будет обсуждаться финансовый вопрос. Старичок сначала вежливо отказал, но кокетливая Сонька включила свое обаяние на полную мощность, и ему пришлось уступить. Забрав коробку с драгоценностями, девушка завела ювелира в кабинет доктора и, представив мужчин друг другу, оставила их одних. Очень нескоро золотых дел мастер понял  до конца, что же, собственно, произошло. Однако к тому времени, когда и он, и психиатр (которому Сонька представилась, как, вероятно, вы уже догадались, женой ювелира, обеспокоенной душевным состоянием супруга, якобы, бесконечно твердящего о том, что у него украли какие-то бриллианты) поняли, что их обоих одурачила эта худенькая черноглазая красавица, воровка уже сидела в купе «Красной стрелы» и мчала в Пулково, откуда потом благополучно улетела в Париж. Это был ее первый визит в благословенную Европу. Увидев красоты Монмартра, Нотрдам де Пари, Эйфелевой башни, всех двадцати трех парижских мостов и попробовав настоящих французских круассанов, Сонька и не подумала умирать, даже разрумянилась. Умудрившись при этом практически не потратить привезенных денег. А зачем – если вокруг так много кудрявых сластолюбивых простачков и добродушных старушек?! В последний день, проведенный в Париже, девушке особенно повезло. С утра она познакомилась в гостиничном лифте с профессором-кардиологом из Одессы, прилетевшим во французскую столицу на международную конференцию. Довольно быстро и непринужденно Сонька выяснила, что с собой у профессора имеется большая сумма наличными. Дальше все было делом элементарной для последовательницы Золотой Ручки техники. Вечером Сонька осталась в номере одурманенного юными прелестями профессора. Когда пожилой Дон Жуан уснул, насыщенный щедрой любовью и снотворным, девушка забрала все деньги и кредитки кардиолога и быстро спустилась на улицу, где ее уже ждало такси.
   Вернувшись в Москву, Сонька сняла двухкомнатную квартиру в Сокольниках и осуществила давнюю мечту – купила себе белый «Мерседес». А потом… Сонька влюбилась. Отчаянно. Непростительно. Прямо на «работе».   
   Это было банальное воровство. Из тех, что не стоили Соньке ни малейшего напряжения, ни работы мысли. Девушка просто заехала в кафе попить в обед кофейку и с порога увидела свою жертву. Ей, в общем-то, не нужны были тогда деньги, да и мелким карманным воровством она уже давно не промышляла, но мгновенно включившийся азарт сделал свое обычное дело. Все произошло автоматически – Сонька улыбнулась молоденькому симпатичному юноше за соседним столиком, и когда он пересел к ней, глаза-впадины стали медленно поедать парня. Несколькими минутами позже он впал в тот же транс, что обычно погружал в свои объятия незадачливых Сонькиных ухажеров. Вытащить из его пиджака все деньги было уже легче легкого. Однако потом случилось странное. Не успела девушка покинуть кафе, как ограбленный юноша тут же вышел из ступора и выскочил на улицу. В три коротких прыжка нагнал Соньку и мягко схватил за руку выше локтя.
- Подождите!
   Она обернулась в искреннем недоумении и несколько секунд пыталась зацепиться за мысль, мгновенно воспалившую мозг. Как мог случиться такой промах? «Вот сейчас, – поджала нижнюю губу Сонька, – он начнет кричать, чтобы вызвали милицию». Однако в бархатном взгляде юноши не пряталось и капли негодования. Он смотрел заискивающе.
- Вы можете вернуть мне письмо?
- Письмо? – рот Соньки искривился в раздраженном непонимании. – Какое еще письмо?
- Там… – молодой человек помедлил, – в бумажнике… кроме денег еще есть письмо. Верните мне только его.
   Сонька с силой дернула свою руку и, высвободившись, отступила на два шага.
- У тебя все в порядке с головой?
- Это очень важное письмо. Если вам… так нужны деньги – берите, Бог с ними. Не бойтесь, я ничего вам не сделаю, только отдайте письмо и все.
   По всему было видно, что молодому человеку неловко. Сонька даже внутренне усмехнулась, когда неровный румянец проступил на его застенчивых ямочках.
- А с чего ты решил, что я у тебя что-то взяла?
- Я… – он опустил взгляд, словно ему самому предстояло признаться в воровстве, – видел, как вы вытащили бумажник из моего пиджака.
- Да?! – Сонька вспыхнула от обиды на саму себя. Неужели же она начала терять бдительность, если даже такие малокососы замечают, как она чистит карманы?! И как теперь быть? Где гарантия, что, забрав свое письмо и завернув за угол, этот милашка не позвонит в милицию?
   Словно прочитав ее мысли, «милашка» застрочил высоким речитативом.
- Я не буду никуда звонить, никому не скажу об этом. Только отдайте письмо.
- Как тебя зовут? – помолчав, спросила Сонька.
- Иван.
   Спустя несколько дней она поняла, почему парень сдержал слово и не выдал ее правоохранительным органам. И еще – к своему ужасу – убедилась, что готова умереть за этого мальчишку. За двадцать пять лет Сонька научилась разбираться в своих влюбленностях. Теперь она могла расстаться с жизнью на полном серьезе.

***
живая покойница   

   Антон Сергеевич Панов считался в Москве одним из лучших патологоанатомов. Он мог с такой точностью устанавливать время и способы убийств, с какой немногие эскулапы определяют причину болезни по одному взгляду на белки глаз. Антон Сергеевич был очень принципиальным. За те двадцать с лишним лет, что он проработал в судмедэкспертизе, его не один раз пытались бессмысленно подкупить, бесполезно запугать, безрезультатно уволить, но Панов, как и все его принципы, оставались непоколебимы. Несмотря на род своей деятельности, Антон Сергеевич не очень дружил с органами, поскольку не раз становился свидетелем их грубой и противоречащей его выводам работы. Майор из «убойного» отдела МУРа Богдан Денисов, пожалуй, составлял практически единственное и самое приятное исключение. Они с самого начала – как только Богдан Маркович пришел в органы и занялся расследованием убийств – нашли общий язык. Денисов отличался такой же фанатичной преданностью делу и немодной ретро-честностью. Его узкое лицо, въедливые серые глаза, испещренный морщинами лоб выдавали в нем глубокую, интеллектуальную и в чем-то сентиментальную личность. Денисов был не из тех мужчин, что сражают наповал одним нахальным прищуром и щелкают девчонок как семечки, пару лет назад его даже бросила жена, влюбившись в какого-то мачонесносного самца. С тех пор он сам воспитывал 13-летнюю дочь Машу, был повышен в звании и работал еще самозабвеннее.
   Последний раз Денисов встречался с Антоном Сергеевичем месяца два назад, когда занимался расследованием тройного убийства в частной клинике пластической хирургии. Панов тогда сразу определил, что все трое были убиты разными людьми, разным орудием и в разное время. А следствие упрямо настаивало на одном мотиве и одном преступнике, в результате чего довольно быстро зашло в тупик. Потом Денисову пришлось в авральном режиме вытаскивать из этого тупика несчастные трупы.
   Теперь Антон Сергеевич должен был поделиться с майором своими выводами по поводу убийства 23-летней Вероники Литейкиной – красивой рыжеволосой девочки, погибшей на собственной свадьбе. Богдан, конечно, давно привык к виду крови и обезображенных тел, но когда он увидел эту бедняжку в туалете ресторана «Таис» – в белом платье, с обезображенным лицом и застывшим отчаянием в смоляных глазах – он невольно съежился. Казалось, выключенный чьей-то жестокой рукой фонтан энергии, бивший в красивом, молодом теле этой девушки, оставил брызги на кафельном полу и стенах. Лицо своей жертвы убийца зачем-то до неузнаваемости исказил серной кислотой, но было ясно, что она слишком красива для смерти, эта девочка. Богдан тряхнул головой, чтобы страшная картинка разбилась в его голове, рассыпалась в памяти осколками, и взялся за ручку двери. По другую сторону майору тут же открылся вид на светлую кафельную комнату с рядом длинных белых столов. На одном из них лежал большой, завернутый простынею куль, из которого торчала бордовая пятка. Богдан поморщил носом и услышал знакомый голос.      
- Ладно кривиться-то, ты как в первый раз здесь. Все мы так будем пахнуть, – патологоанатом Панов быстро подошел к майору и протянул руку для приветствия. Оглядев Денисова, с сомнением спросил: – спирту, что ли налить?
- Да нет, Антон Сергеевич, у меня еще куча дел сегодня. – Богдан снова дернул крыльями носа. – Как можно работать в этой вони?
- Люди ко всему привыкают, знаешь ли.
- Ну что, Антон Сергеевич, с нашей невестой?
- Да странно все с ней, дорогой ты мой майор, – патологоанатом быстрым шагом подошел к столу возле окна, взял с него несколько бумаг. – Вот заключение. Смерть наступила в результате асфиксии. По всей видимости, душитель был неопытный: жертва сначала просто потеряла сознание, и уже в этом состоянии ее и прикончили. А вот… – эксперт поднял на майора глаза поверх очков, – самое интересное: девушка умерла примерно в пять часов, тогда как все опрошенные гости, да и сам жених, если не ошибаюсь, утверждают, что в половине шестого эта невеста еще точно была жива.
- Вы не ошибаетесь… – удивление собрало брови Денисова в высокие треугольники. – Подруга обнаружила убитую в пять минут седьмого. Перед тем как невеста ушла, молодых поздравляли опоздавшие родственники – по их показаниям это было в половине шестого. Остальные гости также видели Веронику в это время и сказали, что она отсутствовала двадцать-тридцать минут, не больше. Как же тогда она могла умереть в пять? Может вы…
- Не может! – бойко отрезал Панов. – Она умерла между четырьмя сорока и пятью часами. Точка. Это я тебе говорю. А что там все остальные рассказывают или сочиняют – это ты сам устанавливай. Твоя работа, а я в своей еще ошибок не делал!
- Да я вроде тоже, – сквозь зубы процедил Денисов.
- Да, еще… Девушка была на первом месяце беременности.
- Однако…
   Майору не дал договорить резкий скрип открывшейся двери. На пороге появилась высокая худая девушка с растрепанным ежиком пепельных волос. Бегло оглядев вереницу столов, белый куль с выбившейся бордовой пяткой, мужчин возле окна, она зажала рукой нос, спасаясь от трупного запаха, и громко спросила:    
- А где мне можно найти Антона Сергеевича Панова? Я Василиса Егоршина, репортер из «Московских Хроник».


***
   последняя страсть коллекционера

   Леонид Никодимович Тащеев был потомственным коллекционером. И отец его, и дед и прадед считали картины смыслом жизни. 36 полотен Шишкина, Коровина, Васнецова, Репина пережили царственный беспредел, революцию, сталинский кошмар, войну, крушение социализма и двоих хозяев. Много раз за последние годы Леониду Никодимовичу делали всевозможные предложения, но он не прельщался никакими суммами, намереваясь, как и его предки, передать фамильную коллекцию своим внукам. Купить эти картины у него было невозможно, а вот…
   Сонька познакомилась с Леонидом Никодимовичем на пробежке. Она вычислила время утренних моционов спортивного коллекционера и догнала его уже на втором круге. Весенний утренний сквер выразительно настраивал своей свежестью на игривый лад. Леонид Никодимович даже замурлыкал себе под нос какую-то песенку. И в этот момент сзади на его шею легло горячее дыхание, смешанное с тонким, горьковато-душным ароматом духов. Он обернулся на бегу, и взгляд тут же запутался в длинных шелковистых ресницах. Спустя мгновение ресницы эти дернулись вверх, и Леонид Никодимович провалился в черный бархат невероятно глубоких чарующих глаз. Все остальное пронеслось в его восприятии вихрем: рыжая копна волос, сочно-розовый румянец высоких скул, красная нитка кораллов, надвое перечеркнувшая тонкий ствол горла. Голова у 58-летнего Леонида Никодимовича, давно отвыкшая от любовных головокружений, неожиданно потерялась где-то среди кружев нахлынувшего очарования, и искры 30-летней давности закружили в ней свои огненные пляски…
   Через неделю почтенный коллекционер отправил свою жену с внуками за город и тут же, с Казанского вокзала, укатил на другом поезде вместе с юной возлюбленной в Питер на выходные. В то же самое время к подъезду дома Леонида Никодимовича подъехала «Газель», и полчаса спустя трое молодых людей принялись грузить в нее какие-то вещи. На любопытствующие вопросы соседей парни отвечали, что Тащеевы внезапно надумали переезжать. А три дня спустя домой благополучно вернулся престарелый ловелас, и не помышлявший ни о каком переезде. Когда он понял, что за время его любовных утех из квартиры похитили все картины, с Леонидом Никодимовичем случился обширный инфаркт. Мертвый, он пролежал в своей спальне еще несколько дней, пока не вернулись жена с внуками. Сраженная горем, вдова не сразу заметила кражу, а когда все-таки сообщила о похищении оперативникам, все полотна великих русских мастеров XIX века уже были успешно проданы в личную коллекцию одного богатого англичанина. Следствию удалось лишь узнать, что грузчики и та злосчастная «Газель» были, действительно, настоящими – из частного предприятия по перевозкам «Успех». «Успешные» предприниматели показали, что в то утро в их фирму обратился молодой человек и заказал грузчиков с машиной по известному адресу – ничего странного. Звали молодого человека Иваном…
   
   Рудольф Оганезович Левонов не собирал картин. Он ничего не понимал в искусстве. Рудольф Оганезович коллекционировал романы. Нет, не художественные повествования (по причине вышеозвученной), а жизненные – красивые, пошлые, стремительные, душераздирающие. В общем, свои собственные. Женщин в судьбе темпераментного брюнета было много. Хотя, иначе он вряд ли смог прослыть среди сведущих людей коллекционером. Когда-то знойный товарищ, а теперь вальяжный седовласый господин Левонов имел и мог похвастать, как и любой уважающий себя коллега, несколькими жемчужинами в своей коллекции. Первая появилась лет сорок назад – маленькая, очень тоненькая девочка с влажными испуганными глазами. Последняя – когда Рудольф Оганезович уже собрался уйти в заслуженную отставку и, быть может, даже засесть за мемуары. Позднее чувство, говорят знающие люди, часто бывает мучительным. Рудольф Оганезович начал страдать с первого же дня своего знакомства с Сонькой. Он не мог безболезненно даже смотреть на нее – красота подарка благосклонной и жестокой судьбы вызывала у мужчины ноющую боль под ложечкой – слишком хорошо было понятно, что радость обладания этими прелестями бесконечно коротка. Еще не успев насладиться ими, Рудольф Оганезович представлял, как отправится божественная Сонька распалять их в свои бесшабашные дни. Однако даже тогда не мог он предположить, что боль явится к нему троекратной. Одним нарождающимся утром Рудольф Оганезович застал свою ненаглядную Сонечку роющейся в сейфе, где уже много лет господин Оганезов хранил все свои сбережения и фамильные изумруды, помнившие еще распухшие пальцы и дряблую шею его давно покойной жены. На полу, возле копошащейся Сонечки стояла красивая сумка из черно-бисерного ската, в которую перманентно отправлялось извлекаемое из сейфа.
- Что ты делаешь, деточка? – дрожащим шепотом прошелестел от двери растерявшийся спросонья ловелас.
- Насколько я помню, ты не жаловался на зрение, – девушка даже не повернулась к нему, продолжая свое занятие.
- Я не… не понимаю. Что ты хочешь там найти?
- Я уже нашла все, что мне нужно. Твои драгоценности и деньги.
   Щеки Рудольфа Оганезовича самопроизвольно раздулись и громко выпустили воздух, издав непристойный звук пукающей лягушки. Сонька, оглянувшись на противный хлюп, не сдержалась от смешка.
- Ты очень глупо выглядишь так, Рудик. Закрой рот.
- Объясни, к чему тебе нужно все это? – голос мужчины, казалось, силился мелкими каплями собраться в небольшую лужицу. 
- Боже, ну нельзя же быть таким идиотом! Зачем ты поднялся так рано? Спал бы – не пришлось дурацких вопросов задавать.
- Что… ты говоришь, девочка моя?
- Ох, да не твоя я девочка, балда перерослая! Твоей я буду после бананового заговенья! У меня таких Рудиков – ты даже представить себе не можешь сколько!
   Рот Рудольфа Оганезовича жалко задергался.
- Неужели ты… только из-за денег? Я бы сам тебе все отдал – ты бы попросила…
- Что?! – Сонькины брови возмущенно взлетели до середины наморщенного лба. – Да ты, блин, жмот каких мало! И потом… – девушка махнула рукой, не окончив, и снова отвернувшись, пробубнила: – все равно не поймешь.
- Так ты решила… меня обокрасть? – догадался, наконец, раздавленный Дон Жуан.
- Ага, – согласилась Сонька через плечо, не отвлекаясь от сейфа, – ну что, милицию теперь вызовешь?
- Ты вообще что-нибудь… Как ты… Что теперь… – запутался Рудольф Оганезович в формулировках.
- Я-то по любому лучше, чем ты, так что о себе позаботься, роднулечка моя, – прохихикала Сонька. – А в милицию, если можешь, позвони завтра, ладно? – девушка захлопнула дверцу сейфа, быстро дернула молнию на сумке и перебросила ее за спину.
- Уходишь? – престарелый любовник хныкнул так жалостливо, что Сонька нахмурилась.
- Слушай, может у тебя климакс? Вдруг у редких мужчин тоже случается? Ты понимаешь вообще, что происходит?
- Я понимаю, что ты бросаешь меня, – покорно ответил Рудольф Оганезович и снова принялся раздувать щеки.
- Ой, – поморщилась Сонька, вспомнив ужасный звук, произведенный этим движением, – только не надо сцен! Я не только ухожу от тебя, я еще уношу все твои сбережения, ничего? – съехидничала девушка. 
   Он только неопределенно махнул рукой и промолчал. Сонька оценила мужество этого коллекционера женских прелестей. Лет двадцать назад он непременно схватился бы за кинжал (которому теперь-то откуда взяться?!), ну, на худой конец – надавал пощечин и отобрал награбленное, может быть, даже при помощи органов. А теперь… Он устал от всех напастей, что сыпались на его голову долгую разгульную жизнь. Уже не однажды Рудольф Оганезович размышлял о том, что когда-то придет этот день. Расплаты. День явился ему в облике очаровательной воровки, в которую на старости своих скучных лет господин Левонов влюбился так по-адски, что готов был предать все свои принципы. Он ни секунды не сомневался в том, что не станет препятствовать Соньке и не заявит на нее. Она в этом тоже почти не сомневалась. На прощанье чмокнула в высокую скулу, обдав его щемящим запахом ландышевых духов, и навсегда унесла его с собой. Весна исчезла, и жизнь Рудольфа Оганезовича потеряла краски. Он знал, что черная паутина очень скоро затушует теперь даже этот серый пейзаж…


***
   семейные тайны

   Пепельница была слишком полной, и последний отправленный в нее окурок вытряхнул наружу целую горстку серой пыли. Красивая дама, поморщившись, размазала длинным ухоженным ногтем пепел прямо по стеклянной столешнице и тут же закурила новую сигарету. Майор Денисов несколько секунд, не отрываясь, смотрел на нервно подрагивающие пальцы женщины, потом перевел взгляд на журналистку Егоршину. Василиса задумчиво отбивала какой-то ритм карандашом. 
- Боже мой! Боже мой! Ну как же все это случилось?! Бедная моя девочка! Прямо на своей свадьбе! И пожить-то толком не успела, красавица моя… А как она была прекрасна в свадебном платье! Мы ей и серьги специально к этому платью подбирали – изумительные бриллиантовые слезы… Вот и пришлось нам поплакать…– красивая женщина в лиловом шелковом платье промокнула влажные глаза платком, подсела к майору на диван и взяла его за руку. В ее удлиненных васильковых глазах ясно была видна мука. Денисов утешающе погладил ее пальцы, они дрогнули, и сигарета упала на ковер.
- Ох, простите, – Богдан тут же поднял дымящийся окурок и, оглянувшись на переполненную пепельницу, выбросил в открытую форточку. Женщина заплакала в голос, закрыв рот руками. Василиса принесла ей воды.
- Вы сильно любили свою племянницу, Любовь Сергеевна? – майор внимательно оглядел ее воспаленные глаза.
- Что за глупые вопросы? – всхлипнула она. – У меня нет своих детей, а после того, как… умер Павлик, Вероника стала мне самым близким человеком.
- Павел Сергеевич умер?! А я все думала – почему его не было на свадьбе! И никто ничего не сказал! – Василиса удивленно вскинула ресницы.
- Да. Четыре месяца назад.   
- Павел Сергеевич – это?.. – Денисов вопросительно собрал складки на лбу в сморщенный пучок.
- Отец Вероники. Он был директором фарфорового завода, я говорила вам, а мать при этом вынуждена была нищенствовать… – Василиса вдруг выразительно посмотрела на хозяйку квартиры, и от внимания майора не ускользнуло то, как женщина нервно куснула губу, – и умерла, отравившись какой-то самопальной водкой...
- Василиса, – громко перебил девушку майор, – можно попросить вас на секунду. Выйдем на кухню. Извините, пожалуйста, Любовь Сергеевна, это деловой вопрос.
- Да, да… – неопределенно махнула рукой хозяйка квартиры.
   Как только Егоршина и Денисов вошли на кухню, майор сразу закрыл за собой дверь и заговорил горячим шепотом.
- Василиса, вы же криминальный репортер, неужели не понятно, что такие вещи, действительно, имеют значение! Вы же ни черта мне не рассказали! А теперь при важной свидетельнице начинаете все это вываливать. Про мать Вероники почему наврали, типа не знаете где она и что с ней? Чему вас только учат в ваших университетах?!
   Егоршина вспыхнула нервозным румянцем, но говорить постаралась как можно приглушеннее. 
- Неужели вы не понимаете, майор, что мы могли применить эффект неожиданности?! Вам нужно было только немного подыграть мне. Ведь эта Любовь Сергеевна может знать что-то такое, чего не станет говорить нарочно, но о чем может просто проговориться. Отец Вероники был очень богатым человеком, и она могла быть лакомой добычей. Я не знала, что Павел Сергеевич умер… Он производил впечатление здорового мужчины…
- Знаете что, журналистка Егоршина! – возмущение запылало в глазах Денисова. – Вы должны были сообщить мне все это вчера, у Панова!
- Я думала опираться на свои методы. Я… хотела помочь вам! – защищалась Василиса, отчетливо понимая, что допустила ошибку, существенно недооценив майора Денисова.
- Все! Теперь, пожалуйста – опирайтесь на эти свои методы, раз вы такая у нас самостоятельная. Я с собой вас больше не возьму, и ко мне тоже не являйтесь. По этому делу вы не услышите от меня ни слова, можете натравливать своего шефа сколько угодно! Прощайте!
- Ну, Богдан Маркович, – протянула Василиса, пытаясь спасти ситуацию, – не сердитесь, я не хотела…   
- Мне показалось, что мы с вами уже попрощались, – майор открыл кухонную дверь и громко крикнул вглубь квартиры, – Любовь Сергеевна, Василиса уже уходит.
- Ну ладно, Денисов, – прошипела себе под нос Егоршина.
   Красивая дама в этот момент выплыла в коридор, попыхивая очередной сигаретой, и изобразила на заплаканном лице вежливое сожаление. 
- До свиданья, Василисушка, заходи, я тебе всегда рада.   
   Закрыв за Егоршиной дверь, Богдан оглядел прихожую, словно только что впервые увидел ее. Взгляд майора внимательно скользнул по лепному потолку, шелковым обоям, картинам в богатых рамах и зацепился за удивительно красивые фигурные канделябры.
- Это XVII век, серебро, – проследив за взглядом майора, безучастно просветила Любовь Сергеевна.
   «Неплохо они должны стоить», – отметил про себя Денисов и, резко развернувшись к женщине – так, что уткнулся взглядом в ее переносицу, спросил:
- От чего умер ваш брат, Любовь Сергеевна?
- Может попьем кофе?
   Денисов отчетливо понял, что она замешкалась, и ей понадобилось время для того, чтобы обдумать ответ. Любовь Сергеевна, не дожидаясь реакции майора, вошла в кухню и принялась насыпать кофе в кофеварку. Богдан последовал за ней, остановившись в проходе. Женщина стояла к нему спиной, медленно и молча возилась за длинным столом зеленого мрамора. Денисов заметил, как на ее длинной белой шее проступили два красных пятна. Отчего-то Любовь Сергеевна сильно нервничала.
- Вы не ответили на мой вопрос, – майор зажал кулак одной руки в другую и громко хрустнул суставами. Любовь Сергеевна вздрогнула от неприятного звука.
- Я?! На какой?
- Я спросил – отчего умер ваш брат?
- Его… убили, – не поворачиваясь, прошептала женщина, и пятна на ее шее стали еще выразительнее.
- Убили?! – майор снова невольно хрустнул пальцами. – Ни черта не понимаю!
- Я вас умоляю! – сорвалась в приглушенный крик Любовь Сергеевна. – Не трещите вы своими суставами! С ума можно сойти от этого хруста! – она передернула плечами.
- Как его убили? Когда? Почему не заявляли в милицию? И с чего вы решили, что это именно убийство? – вопросы оперативника заглушили шум кофеварки. Вырвавшийся наружу аромат сварившегося кофе наполнил большую светлую кухню и отозвался  в громко и неуместно заскулившем желудке майора. Денисов смутился и, шумно оторвавшись от косяка, сел на плетеный венский стул возле окна. Любовь Сергеевна успела разлить кофе в прозрачные синие чашечки и поставить одну из них перед майором. Он заметил, что ее лицо утратило размытость и напряглось, собрав широкий рот в пухлую точку, а глаза сухо поблескивали. Красивая Любовь Сергеевна сделалась еще более выразительной. Солнечный луч прыгнул от подоконника на ее мочку, и кромка уха стала почти прозрачной. Богдан неожиданно поймал себя на мысли, что разглядывает подсвеченный розовый пушок маленького женского ушка и уже пропустил почти половину из того, что сказала его обладательница.
- …но они не знали об этом. Они думали, что он подписал завещание Веронике.
- Кто – они? – почти автоматически переспросил Денисов.
- Предполагаемые убийцы, кто же!   
- А почему вы думаете, что их было несколько?
- Ну… не знаю, так… к слову просто пришлось… – женщина сделала большой глоток кофе и чуть закашлялась. – Наверняка, они полагали, что смогут завладеть деньгами, если найдут подход к девочке. Видимо, ее убили, как и отца. Но они, очевидно, не знали, что завещание Павлик написал совсем на другого человека…
- На вас?
- Почему на меня?! – вспыхнула Любовь Сергеевна и громко стукнула чашкой о блюдце. – На свою любовницу!

***
день всех святых ужасов

   Маша перечитывала записку уже четвертый раз. В ней было всего три простых слова, но их смысл никак не укладывался в голове. Этот мальчик с голубыми глазами, длинными руками и повадками заправского хулигана нравился всем девчонкам не только в Машином классе, но и во всей гимназии. Он отменно матерился, прогуливал уроки, спорил с учителями и рвал девчонкам цветы в соседнем сквере. Маша сохла по Володьке уже второй год, с седьмого класса, но только теперь отважилась написать ему письмо о своих чувствах. Как она трепетала от одного звука его хриплого голоса, как краснела, мельком уловив его взгляд! Как ждала ответа, от которого зависела вся ее жизнь, и как жизнь эту разорвали в клочья тремя словами: «Ты мне надоела!»
   Где-то в подсознании, между строк рокового послания противной трелью загудел дверной звонок. Судя по настойчивости, гудел он уже давно. Маша размазала по щекам черные струйки туши и поплелась в коридор.   
- Ты чего, спишь, что ли? – с порога прохрипел отец и стряхнул на Машу холодные капли с куртки. – А на улице дождь вовсю хлещет, еле доехал – дворники какие-то собаки прямо на Петровке стащили… – он вдруг замолчал, внимательно посмотрев на дочь. – А на сегодня что, перенесли празднование Хэлоуина? 
- Почему? – спросила Маша, отвернувшись и пытаясь отыскать в кармане носовой платок.
- Маска на тебе хорошая! – отец стянул ботинки и, прижав дочь затылком, поцеловал в макушку. – Володька оценит!
   Маша дернулась и ткнула отца острым кулачком в живот.
- Вы, майор Денисов, самый противный человек на свете!
- И в наказание ты лишаешь меня ужина? – Богдан изобразил на лице притворную скорбь.
- И завтрака тоже! Навсегда! Питайся теперь у своих милашек! – взревела Маша и, метнувшись по коридору, громко хлопнула дверью своей комнаты.
- Чего ты несешь, каких еще милашек?! – улыбнулся ей в спину отец.
   Голодному майору пришлось полчаса выпрашивать прощения у закрытой двери непреклонной дочери и обещать всякие немыслимые вещи вроде покупки горнолыжного снаряжения. Неизвестно сколько и чего еще Маша могла потребовать в качестве искупления, но майора спас телефон. Богдан поднял трубку и недовольно буркнул в нее не совсем членораздельно. 
- Что? – непонимающе отозвались на другом конце.
- Алле, говорю! Что! – голос Денисова стал четко-раздраженным. Зажав трубку плечом, он пытался переодеть майку.
- А, теперь я вас узнала, Богдан Маркович, – усмехнулся голос оппонента, – это Егоршина вас беспокоит.
- По-моему… – в этот момент голова майора застряла в горловине стягиваемой майки. Он дернулся, трубке достались треск и чертыхания. Голос в телефоне снова хихикнул.
- С вами все в порядке, майор?
- По-моему, я просил вас не звонить мне! – Богдан высвободил голову из трикотажного плена. – Тем более домой! Что вы себе позволяете, Егоршина?!
- У меня очень важные новости! Вы не представляете! – не обращая внимания на повышенный тон Денисова, захлебнулась трубка. – Вероника Литейкина жива!
- Что?! – если бы в этот момент было чем, майор непременно подавился бы.
- Мы можем встретиться?
- Выкладывайте сейчас, у меня нет времени.
- Но это не телефонный разговор, Богдан Маркович. Мне удалось узнать кое-что очень-очень важное!
- Опять эти ваши собственные методы? – уже совсем не сердито спросил майор.
- Ага! – согласилась трубка. – Завтра в десять вас устроит? Я бы могла к вам подъехать.
- Ну вы, барышня, поспать горазды. Давайте-ка в восемь и не у меня в кабинете, а в сквере напротив нашего здания. Знаете?
- Знаю, – выдохнула журналистка – значит, до завтра.
   «Что там эта девчонка могла узнать? Что еще за спиритические сеансы?!» – едва успел подумать Денисов, положив трубку, как телефон затрезвонил снова.
- Журналистка Егоршина? Забыли чего? – позлорадствовал Богдан, не дав ожить голосу на другом конце.
- Нет, Богдан Маркович, это всего-навсего я, – мигом включился в неведомую ему игру капитан Шанкин – самый смышленый и веселый из подчиненных Денисова, – звоню сообщить, что час назад в Химках обнаружен женский труп. Опознать пока ничего не удалось – тело сильно обожжено. Я уже еду за вами.
- Боже, сколько радости в голосе, Шанкин. Я же только домой зашел. Ты через сколько будешь?
- Я уже по Кутузовскому еду, так что минут через пять.
- Черт, не мог пораньше позвонить?
- Так вы же с журналисткой Егоршиной изволили общаться, – не унимался Шанкин, – а мобильник, судя по всему, вообще вырубили.
- Ладно, разговорчики! Выхожу, – буркнул Денисов.
   На этот раз телефон позволил майору отойти от себя на три шага, прежде чем снова заголосить. «Чтоб тебя!» – огрызнулся на него Богдан, но ответить пришлось. Теперь вежливый мальчишеский голос попросил пригласить Машу. 
- Эй, царевна Несмеяна, – крикнул из коридора Денисов, на ходу обуваясь, – иди к телефону, принц тебя сейчас смешить будет! А я на убийство поехал. Ложись, меня не жди! 
   …В широком мокром логу лежало сильно обгоревшее тело. Трава была примята так, будто труп откуда-то приволокли в это место и с силой швырнули вниз. Вокруг никаких следов пожара. Закончив все необходимые формальности, майор Денисов распорядился отвезти тело к Панову и попросить патологоанатома сообщить о результатах экспертизы как можно скорее. Шанкину дал специальное задание – узнать все подробности о гибели директора фарфорового завода Павла Литейкина. Звонок от Антона Сергеевича застал Богдана уже утром, по пути на работу.
- Знаешь, хочу тебя пошокировать немного, – красноречиво начал доктор, – этот обгоревший труп девушки очень походит на нашу убитую невесту. Причем по нескольким параметрам. Одинаковый возраст – примерно 20-25 лет, антропометрические характеристики, и самое важное – один способ убийства: смерть наступила в результате асфиксии.
- Вы хотите сказать, что она умерла не от ожогов?
- Нет, тело подожгли, когда девушка уже была мертва. Похоже, убийца просто пытался сделать труп неузнаваемым. Личность так и не удалось установить?
- Пока нет. А когда наступила смерть, Антон Сергеевич?
- По предварительной экспертизе – около десяти часов назад. Завтра скажу точно.
- Ладно, спасибо, – Денисов отключился, припарковал машину возле работы и перешел через дорогу. За широкой асфальтной лентой неспешно просыпался весенний сквер. Едва уловимо пахло зацветающей сиренью. Денисов выбрал дальнюю от дороги скамейку, присел на нее и посмотрел на часы. До встречи с журналисткой оставалось 10 минут.


***
дедукция любви
    
   Подъезжая к условленному месту, Василиса вспомнила, как вчера, выйдя с Катериной от Иры Медведевой, которая была подружкой Вероники на свадьбе, она вдруг поймала себя на странной мысли. Даже вздрогнула, испугавшись ее, и долго теребила свой лохматый ежик. Подумав о майоре, она еще провела аналогию с чеховской Душечкой, которая постоянно любила кого-нибудь и не могла без этого. Как хрестоматийный Пустовалов, Денисов ровным счетом не сделал ничего для того, чтобы произвести хоть малейшее впечатление, но Василиса его полюбила, так полюбила, что и спать пару ночей не могла. «А ведь совсем недавно, какой-то месяц назад, я так убивалась из-за Андрея. Он, правда, оказался убийцей и негодяем, но ведь как я его любила! А теперь вот этот грубый майор. Что-то из крайности в крайность – то преступники, то менты… Не зря Катюха считает меня магнитом для уродов!»
- Чего там Катюха считает? – теперь Василиса и сама улыбнулась, вытянув из памяти вчерашнюю насмешку подруги. Оказалось, что последнее рассуждение она произнесла вслух. Катерина ждала ответа, посмеиваясь.
- Да ничего! – Егоршина помнила, что разозлилась больше на саму себя. И еще трясла головой, пытаясь избавиться от назойливых глупостей. – Скажи лучше, что ты обо всем этом думаешь?
- По крайней мере, ясно самое главное – вместо Вероники убили какую-то другую девушку. Я лично ничего теперь не понимаю, но одно могу сказать абсолютно точно – живой на свадьбе была сама Вероника, невозможно ведь найти такую точную копию, чтобы даже никто из родственников не узнал.
- Да… – задумчиво протянула Василиса самой себе, восстановив дословно вчерашний разговор с подругой. – Каким образом оказался там труп незнакомки? – спросила девушка вслух, и водитель такси, в котором она ехала, удивленно покосился на свою пассажирку. Егоршина не обратила на него никакого внимания, продолжая рассуждать. – Судя по свадебному платью и всему остальному, выходит, что они зачем-то договаривались о подмене, а потом случилось… В общем, это все нужно сначала обсудить с майором.
   В этот момент машина остановилась, девушка выбралась и практически сразу разглядела среди раскидистых кустов сквера знакомую квадратную спину. Шагов за десять от нее ботинок надрывно разломил ветку, майор обернулся.
- Опаздывать, девушка, – крайне плохая привычка, вам никто не говорил об этом? – пробасил Денисов через плечо, не обернувшись на Егоршину.
   Василиса злобно поджала губы. Каких-то двадцать минут назад она раздумывала о своей внезапной влюбленности в майора и сбивала ее внутри себя как белок с сахаром, а этот… с позволения сказать, объект с амурной меткой, ведет себя просто как последний хам! 
- Нет, не рассказывал. Может, просветите? – она стремительно явилась пред очи грубого оперативника и недовольно плюхнулась рядом с ним на скамейку. 
- Василиса, – очень серьезно произнес Денисов с особенным выражением, от которого у нее потянуло внизу живота, – по-моему, вы тарахтели вчера о срочных делах, а теперь еле вышагиваете по скверу как самка павлина!
   Это было уже слишком! Егоршина захлебнулась возмущением. Тарахтела! Что еще за словечко! Она, блин, про этого… обдумалась вся, а он… Гад! 
- Я опоздала всего на десять минут! – выпалила девушка вне себя от негодования.
- Смею напомнить, – съехидничал майор, – что мы не на свидании! Ладно, выкладывайте – что там стряслось?
- Вероника живая, – буркнула Василиса недовольно, отчего-то в эту минуту ей не хотелось говорить ни о каких посторонних вещах. Все казалось сейчас не стоящим внимания. Все, за исключением собственных переживаний. Однако, Денисов, похоже, не разделял ее приоритетов.
- Ну, выкладывайте же, черт возьми! Не тяните кота за … за хвост! – закипел он. Если бы майор был чайником, с его носика уже начала бы капать вода.
- Вчера, – демонстративно проглотила обиду Василиса, – я разговаривала с Ирой Медведевой, которая была на свадьбе Литейкиной подружкой. Она сказала совершенно потрясающую вещь – Вероника звонила ей позавчера откуда-то из другого города. Она и не собиралась умирать.
- О, Господи! Что еще за чушь?!
- В том-то и дело, господин майор, что нисколько не чушь! Мне, например, в отличие от ваших чудо-сыщиков, – девушка елейно улыбнулась собеседнику, – удалось заметить несколько мелких, но очень важных деталей. Я и до разговора с Ирой предполагала, что убитая девушка была вовсе не Вероникой!
- Вот как?! – раздражение задергалось в крыльях носа Денисова. – И на чем это ваше предположение основывается?
- Во-первых, – волна осязаемой важности разлилась в дымчатом взгляде Егоршиной, – у Вероники было отличное зрение, а возле трупа моя подруга Катерина, которая тоже была на той свадьбе, увидела глазную линзу. Вторая, по всей видимости, осталась на теле.
- Почему эта ваша подруга не отдала линзу оперативникам? – вконец посуровел Денисов.
- Да вы не перебивайте, имейте такт выслушивать до конца. Или вас этому не учили? – девушка попыталась скопировать тон майора.
   Денисов дернул губами.
- Ну, дальше!
- Помните, тетка Вероники – Любовь Сергеевна – рассказывала нам с вами, какие чудные сережки они подарили племяннице на свадьбу? А у нашего с вами трупа уши не были проколоты!
- Откуда вы это знаете? – оторопел Денисов от того, что упустил эту мелочь из вида.
- Оттуда же, откуда вы – от патологоанатома.
- Даже беря во внимание вашу чертовскую наблюдательность, все это полный абсурд, Василиса! Тело опознал жених! Неужели он не смог бы узнать свою невесту пусть даже в изуродованном трупе?! К тому же мы допросили всех родственников, бывших на свадьбе, никто из них не высказал сомнений в подлинности невесты.
- Нет, то, что живой на своей свадьбе была сама Вероника, сомнений нет, но труп в туалете был не ее! Хотя, конечно, очень странно, что Иван опознал в нем Веронику! – выпалила на одном дыхании Егоршина. – Но главный вопрос в том – что случилось за те полчаса, что невеста отсутствовала в банкетном зале, и как произошла подмена. Я бы посоветовала вам вновь заняться экспертизой и доподлинно установить – чей же труп обнаружили в туалете ресторана «Таис»!
- Знаете что, госпожа журналистка! – повысил голос майор. – Это я посоветовал бы вам не лезть со своими советами куда не следует!
- А я-то надеялась, что вы меня хотя бы поблагодарите, – обиделась Василиса и отвернулась от Денисова.
   С минуту он хранил молчание, отвратительно похрустывая своими шарнирными суставами, затем в его кармане ожил мобильник – майор долго слушал кого-то, потом хрипло попросил:
- Ты мне еще про любовницу его узнай.
   Отсоединившись, хлопнул широкими ладонями по коленям, неловко поднялся со скамейки и тронул Егоршину за плечо.
- Хорошо, я все проверю. Мне сейчас нужно идти, но я позвоню вам после обеда – договорим. Кстати, дайте-ка мне телефон этой Иры Медведевой, которой звонила наша покойница.
   Василиса продиктовала номер, и майор, попрощавшись, быстро зашагал в сторону своего управления. Девушка минут пять глядела вслед его удаляющейся широкой спине, а потом еще двадцать пять пыталась сосредоточиться на собственных мыслях. Осознав всю бесполезность этого занятия, Василиса прищурилась теплому утреннему солнцу и потарабанила кулачками по своей раскисшей голове. Любовь – эмоция, прямо противоположная холодному рассудку. Это элементарно, Ватсон!
    
   
***
художественный киндер-сюрприз

   «Неужели при такой корпуленции, как у этой коровы, возможно какое-то вдохновение?» – злорадно подумала Сонька, разглядывая, как крупногабаритная тетка расплескивает по холсту свой азарт сразу двумя кистями.
- Я знаю, что я – ее мать, – тем временем весело отозвалась от мольберта увесистая художница и подалась вперед всем телом, – а кто ее отец мне совершенно безразлично. Ленька или Монька…
- Мне, в общем-то, тоже, – устало повела высокой бровью Сонька, – меня интересуют не ошибки вашей бесславной юности, а деньги.
- Интересно! – так же бесшабашно бухнула, словно в барабаны, тетка. – А я-то причем? Вам этот сукин сын за девчонку должен – вот пусть и расплачивается!
- А вам, значит, судьба вашей дочери по фигу? – презрительно фыркнула Сонька.
- Точняк! – согласилась художница и широкой лентой располосовала на холсте малиновый сгусток. – Уход солнца! – прокомментировала она вслух свои действия.
- Что? – не сразу поняла Сонька, но тут же сообразила: – А, эта заплесневевшая бурой слизью кишка… Вы, что – абстракционистка?
- Чего еще! – расстроилась тетка. – Все предельно натурально. Вы видели когда-нибудь водное отражение кровавого заката?
- Мне, знаете ли, и без того страшилок хватает. Давайте-ка лучше вернемся к нашим баранам. Revenons a nos moutons, – после своего победоносного шествия по Парижу Сонька иногда любила вставлять в речь известные ей с тех пор французские изречения. – Значит, платить не будете?
- Не-а, – протянула тетка. – Еще чего! У меня и денег-то таких отродясь не было!
- Плохо рисуете, значит! – отрубила Сонька. – Говорю же – абстракционизм уже не в моде. Вяло за него нынче платят.
- Елки, блин! – тетка швырнула кисти. – Что прилипла-то? Говорю – нет у меня денег!
- Значит, надо поискать, – тихо сказала Сонька, теряя терпение.
   Когда утром они с Иваном ехали к этой упертой мадам, она была уверена, что долго уговаривать не придется. План извлечения денег на этот раз самой Соньке казался эффективным и вместе с тем очень простым. Около семи лет назад на свет появилась дочь габаритной художницы и неустановленного Леньки-Моньки. Разгульной матери не было до нее дела с самого рождения – девочка все время скиталась по чужим рукам, а однажды на какой-то очередной шумной тусовке любителей искусства дородная художница познакомилась с женщиной, всю жизнь мечтавшей, но не сумевшей родить ребенка. Женщина эта оказалась на мероприятии залетной, потому, в отличие от присутствовавшей вечно нуждающейся «богемы», зажиточной. Художница быстро смекнула, как можно открутить хвосты сразу обоим зайцам. «Клиентка» сияла от предложения и две недели активно бегала по знакомым занимать деньги. А через месяц дамы отмечали удачную сделку, и четырехлетняя Диночка, проданная за десять тысяч долларов, обрела новую маму. Однако счастливого финала у этой истории не случилось. Не прошло и года, как деньги у громоздкой творительницы малиновых закатов закончились, и она решила, что вполне может попросить у облагодетельствованной ею женщины добавки. А спустя еще два года на поверхность жизни малевальщицы всплыл тот самый плодовитый Ленька-Монька. Причем не просто так, а отягощенный памятью, в которой сохранились воспоминания об отцовских правах. К тому времени вышеозвученный господин, внезапно воспылавший родительским чувством, успел отбыть наказание за хулиганство, поэтому ему не составило никакого труда, узнав, где находится его дочь, просто выкрасть девочку. Новая семья Диночки потребовала у художницы вернуть двадцать хорошо на тот момент конвертируемых тысяч. Мадам и ухом не повела на все требования, и лишь когда в ход пошли компетентные угрозы, начала разыскивать своего горе-сожителя. К моменту обнаружения тот успел привыкнуть к дочурке, да и вообще подавал нешуточные надежды стать показательным папашкой. Потому на новости, которые принесла ему на своем объемном хвосте бывшая любовь, отреагировал, вопреки ожиданиям последней, очень серьезно и, как следствие – не на шутку озадачился поиском денег. На описание не совсем праведного способа добычи отвлекаться не станем – в общем, деньги были найдены. Художница вернулась довольной столь скорым решением проблемы, однако на следующий же день настроение ее резко ухудшилось – приняв за завтраком бодрящих грамм водки, она внезапно осознала, что отдать столько денег совершенно не способна. Припрятав доллары в стиральную машинку, мадам занялась художественным вымыслом. Съедая каждый день по килограмму вранья, семья, удочерившая Диночку, дожидалась ее появления. Вот в этот-то момент Сонька и познакомилась с Ленькой-Монькой, оказавшимся на самом деле ее «коллегой» по имени Станислав. Выпив с Сонькой на брудершафт и почуяв в прелестнице родственную душу, Стас выложил ей свою невеселую историю, высказав заодно уверенность в том, что природная мать девочки наверняка решила прикарманить денежки. На следующий же день сметливая Сонька, не теряя времени, отправилась к художнице и застала ее за очередным «шедевром». 
- Нечего мне искать! Понятно?! – окрысилась на Сонькины слова тетка.
- Чего ж непонятного, – недобро усмехнулась девушка, – а если мои мальчики помогут?
- Послушайте, – художница явно теряла нервное равновесие, – не знаю, что вам наплел этот гад, но он забрал девчонку, вот к нему и шуруйте!
- А этот ваш гад говорит, что деньги вам отдал, – спокойно продолжала атаку Сонька.
- Врет!!! – заорала тетка и для пущей убедительности саданула кулачищем по столу. Стол шатнулся в сторону и, жалобно пискнув, покосился.
- Хорошо, – Сонька медленно двинулась в сторону двери, – сейчас я позову своих ребят, они здесь немножко приберутся, ну а найдут что ненароком – не огорчайтесь, если мы несколько видоизменим ваш фейс. С него водички не мешает слить…
- Чего?! – побагровела художница, поняв степень отпущенного только что «комплимента».
- Короче, у тебя три минуты на размышление! – вдруг резко повысила голос Сонька. – Не выложишь денег сама – тебе же хуже!
   Через три минуты в квартире колоритной художницы оказались двое крепышей совершенно нешуточного вида, и стиральную машинку пришлось-таки опустошать... Выйдя через полчаса из подъезда и отпустив братков, Сонька заторопилась. Оказывается, она потратила на строптивую абстракционистку больше времени, чем рассчитывала, и ее новый любовник уже минут двадцать как ждал ее. Опаздывать Сонька не любила. Тем более на такие свидания. Павел появился в ее жизни две недели назад, но уже успел произвести неизгладимое впечатление. Он был рыцарски галантен, безмерно обаятелен, по-царски щедр. И он был так чертовски богат! Сев за руль своего «Мерседеса», девушка сразу набрала номер Павла. 
- Милый, я опаздываю, – пропела она в трубку масляным голоском мультяшной лисички.
- Ничего, радость моя, я подожду, – ласково отозвался баритон на другом конце, – ты скоро?
- Вообще-то, – Сонька огляделась по сторонам – бурный поток машин, в который она только что вписалась, неожиданно остановился и замер, – не думаю – я, кажется, попала в нешуточную пробку.
- Сонечка, лапонька, но у меня через час срочное совещание, я же говорил тебе – завтра мы запускаем новую линию на заводе.
- Да-да, – притворно вздохнула Сонька и капризно процедила: – ты же у меня фарфоровый король. Эта дребедень тебе дороже меня!
- Эта, как ты выражаешься, дребедень, Сонюшка, – усмехнулся баритон, –  будет неплохим капиталом для королевы!
- На меня намекаете, Павел Сергеевич? – не удержалась от самодовольной улыбки девушка.
- На кого же еще! – радостно поддакнула ей трубка.
- Ладно, совещайся, – вмиг раздобрилась «королева», – а я буду торчать в этой чертовой пробке до вечера! Как выберусь – позвоню. Целую! – отключившись, Сонька обвела тоскующим взглядом огромную вереницу машин, остановила его на последнем номере «Men’s Health», который читал водитель в соседнем джипе, и поняла, что про вечер она нисколько не загнула – пробка была такой же прочной, как во вчерашней бутылке «Саперави».       
 
 
***
врач-невидимка

- Что еще за болезнь такая? – нахмурился Денисов.
- Еще по пятьдесят? – патологоанатом Панов, не дожидаясь ответа, разлил по рюмкам «Столичной» и подвинул тарелку с мелко нарезанными лимонами. – Ну, это вроде болезни Альцгеймера – прежде всего у больных нарушается память – они могут забывать сначала какие-то мелочи, а потом с трудом припоминают даже собственное имя.
- От нее умирают?
- Ну, как тебе сказать, ох… – скривился Панов, зажевывая водку лимоном, – непосредственно от нее нет, но человек с ослабленной памятью, как ты понимаешь, может найти сам себе сотни причин для гибели.
- Эта болезнь наследственная?
- В большинстве случаев – да.
- А в каком возрасте она начинает проявляться? – Денисов вынул из кармана пачку «Парламента» и, предложив собеседнику, чиркнул зажигалкой.
- Ну… – патологоанатом затянулся сигаретой. – В основном, конечно, в пожилом, хотя есть масса случаев развития болезни в юности и даже детстве. Твоему фарфоровому королю сколько лет-то было?
- Сорок пять, молодой еще. Наследственности плохой, насколько мне удалось узнать, у него не имелось. Однако, его лечащий врач, некто Роман Жуковский, утверждал, как сказал мне главврач больницы, в которой тот работал, что болезнь начала внезапно и быстро прогрессировать и срубила больного всего за месяц. И еще… – вздохнул майор, – его сестра уверена, что Павла Литейкина убили. Антон Сергеевич, можете быстро узнать мне домашние координаты этого Жуковского?
- А что, в той самой больнице его нельзя найти?
- Да вот нет. Он, оказывается, вдруг уволился из больницы два месяца назад, и никто не знает, где этот Жуковский сейчас. Пропал как сквозь землю. Прямо не врач, а какой-то человек-невидимка. 
- Лады, попробую узнать. А ты еще хотел что-то по обгоревшему трупу девушки подбить?
- Есть у меня некоторые соображения. Никак не установим ее личность. Можете провести сравнительный анализ?
- На тему? – патологоанатом вновь скривился после отправленного в рот желтого ломтика.
- Проверить бы надо – не похожа ли эта наша обгоревшая находка на Веронику Литейкину.
- В смысле? – Панов изобразил на своем сморщенном лице недоумение.
- В том смысле, что есть предположение о подмене трупа невесты.
- Ну дела… – попыхивая сигаретой, Антон Сергеевич разлил оставшуюся в бутылке водку и причмокнул языком.
   …Квартира номер шесть в обшарпанном доме по Волгоградскому проспекту неожиданно оказалась за очень дорогой дверью красного дуба. Денисов долго теребил кнопку домофона, прежде чем из него, наконец, послышался заспанный девичий голос:    
- Ну кто там еще?
- Из милиции. Дверь откройте, пожалуйста.
   В образовавшийся через полминуты проем выглянуло недовольное веснушчатое лицо молодой девушки.
- Опять забрали? – раздраженно потерла она глаза, внимательно оглядев майора.
- Кого? – удивился Богдан.
- Кого-кого! Батьку Махно! – злорадно цыкнула девушка, зацепившись взглядом за третью складку на лбу Денисова.
- Может, вы меня впустите? – майор попытался наладить контакт и деланно улыбнулся.
- Ща! – вконец посуровела девица и тут же сузила дверное пространство до угрожающих сантиметров.
- Послушайте, – Богдан сунул в проем ногу, – мне нужно поговорить с Романом Жуковским, вот мое удостоверение.
   Веснушчатая девушка покосилась на вынутую милицейскую корочку и, надув губки, наградила майора взглядом-изумлением.
- А как же Юрка?
- Какой еще Юрка? – теперь был черед удивиться Денисову.
- Мой, блин, Юрка! – в голосе девушки что-то пискнуло. – Куда его? Что он опять натворил?   
- Девушка, – как можно спокойнее выговорил майор, – включите хотя бы минимальное внимание. Я не в курсе, что там натворил ваш Юрка, не имею даже малейшего понятия – кто это такой. Я совершенно по другому поводу. Мне нужен Роман Жуковский.
- Так значит, Юрку вы не забрали? – какое-то подобие радости расслабило напряжение на лице девушки и сделало яркими веснушки. Однако тут же она вдруг снова надулась. – А где тогда он всю ночь прошлялся?!
- О Боже! – тяжело выдохнул майор и решил, что пора переходить в голосовую атаку. Повысив тон на две октавы, он, подавшись для устрашения вперед всем телом, отчеканил: – Вы способны воспринимать русскую речь? Я в третий раз спрашиваю вас о Романе Жуковском. Или вы, милая барышня, предпочитаете общаться на нашей территории?
- Чего? – непонимающе вытянула губы девица. – Какой еще территории?! Ты чо приперся? Опять Варан натравил? Так вам за место уже платили! Я щас Дрыну звякну, он тебе быстро на портретике-то распишется – будешь тогда в территориях хорошо разбираться. – Она резко дернула дверь на себя, и майор почувствовал боль в зажатой ноге.
- Эй, ты! – рявкнул он, уже совсем не сдерживаясь, и попробовал навалиться на косяк плечом.
   Девица завизжала внутри квартиры, и тут же послышались быстрые удаляющиеся по коридору шаги. От внезапно устраненной опоры изнутри дверь легко, со стуком, отлетела к стене, и Денисов не устоял на ногах. Оказавшись на скользком паркете, он успел заметить пухлые лодыжки, скрывшиеся за последним углом длинного коридора. Резко вскочив, он нагнал девушку в четыре прыжка, схватив ее сзади за волосы.
- Саня! – неожиданно успела крикнуть она в откуда-то взявшийся в веснушчатой руке мобильник.
  Денисов потянул голову девушки на себя, намотав волосы на кулак, выхватил трубку, швырнул ее вглубь комнаты и резко развернул истеричку к себе.
- Послушай меня, дура! – вскипел он. – Мне пока нет дела до того, что творится в твоей жизни! В этой квартире должен жить Роман Жуковский. Мне нужно знать только одно – где он?
- А… – испуганно протянула девушка и неловко потянула скрученной головой. От этого ее тонкий шелковый халатик съехал на одно плечо, оголив весьма округлое плечико. – Что ж сразу-то нормально не сказал? Испугал до смерти.
   Денисов скрипнул зубами, но сумел промолчать.
- Так он уехал! Навсегда. Голову-то пусти.
- Что?! – от поразительной новости майор автоматически дернул рукой на себя, и девица громко охнула.
- Больно же! Вот идиот! Пусти, блин!
- Извини. – Богдан убрал руки. – Как так – уехал? Куда? Когда? – он рассеянно вынул пачку сигарет. – Я покурю?
- Еще спрашивает, умора! – потерла шею девушка. – Ты тут, по-моему, можешь без спроса сделать что угодно.
- Ну, говори!
- Уехал месяц назад. Простыл сильно, что ли, и лечиться укатил. Вроде климат сменить ему нужно было. Куда – не знаю…
- А ты ему кто?
- Да никто. Это квартира Юрки, моего любовника. А ему этот Роман квартиру за долги переписал.
- Нормальная история! – качнул себе головой Денисов.
- Что? – не расслышала девушка.
- Да нет, ничего. Тебя как зовут-то? – он перевел дух и присел на табурет.
- Нина.
- Ладно, Нин, ты извини, если что не так, – попытался растянуть рот в подобие улыбки майор, – ты вообще-то очаровательная девочка, так что не сердись.
- Да ладно, – девушка развела руками, оттолкнув в воздухе воображаемый шар и, качнув бедрами, присела перед майором на корточки, явив ему роскошный бюст в глубоком декольте шелкового халатика.
   Денисов улыбнулся от нечаянной приятности.
- Будь на моем месте Милан Кундера, он непременно сказал бы, что твоя грудь вездесуща, как Господь Бог!
- Какой еще Мундера? – насупилась девица, не оценив комплимента. Майор усмехнулся.
- Да ладно, я так, лирикую иногда, – Богдан поднялся со стула и прошел до окна. – Ты что-нибудь про эту историю с долгами знаешь?
- Не-а, Юрка мне такие вещи не докладывает.
- А когда Юрка-то твой обычно заявляется?
- А что? – недоверчиво нахмурилась Нина.
- Да поговорить бы мне с ним – чего напугалась? Не трону я твоего хахаля, – дружелюбно хмыкнул Денисов, – если… конечно, он не успел снова чего натворить.
- А с чего ты взял, что он уже что-то творил? – девушка все еще продолжала растирать шею.
- Так сама же ляпнула, – беззлобно заворчал Богдан.
- Это я так… – замялась Нина, – ничего он такого не делает, траблов с ментами у него нет!
- Тем более – чего тебе переживать? Когда он придет?
- Не знаю, его со вчерашнего дня где-то болтает. Он мне никогда не докладывается.
- Хорошо, позвони мне, когда он заявится – я подъеду, – Денисов быстро нацарапал номер своего мобильного на обложке лежащего на столе журнала. – О кей?
   Нина молча посмотрела на собранный треугольник бровей майора и безучастно кивнула.
      

***
божественное искушение

- Это надо есть руками! – Катерина вплотную подвинула Василисе еще дымящуюся тарелку, наполненную ее любимыми горячими тайскими кушаньями.
- Ничего, что я пока не внесла пожертвования в ожоговый центр? – улыбнулась Егоршина, отложив вилку.
- Ладно, разведем как-нибудь, – пробубнила Катерина, давясь усмешкой и мидиями, – в любом случае какое-то время можно обходиться прикладными средствами в виде запасной пары заботливых рук лучшей подруги.
   Василиса громко рассмеялась с набитым ртом, и тут же с соседнего столика девушкам приветственно замахали лепешками два черноглазых парня.
- По-моему, мы произвели нешуточный фурор в этом заведении! – кокетливо заулыбалась Катюха. – Гляди-ка, мы им точно понравились больше этих мидий и кокосового супчика! Не зря я потащила тебя в свой любимый ресторанчик! Ну, Васька… – проныла распалившаяся Катерина не разделяющей ее восторгов подруге. – Мальчики-то какие – там южный темперамент из ушей лезет!
- Ой, Колобочек! – скрутила губки Василиса. – Давай поедим спокойно.
- Ну, конечно, – притворно застонала Катерина, – у нас же теперь только майоры в чести! Нам без формы мужики и не люди!
- Да брось ты!
- А этот твой майор хоть как-нибудь проявляется?
- Нет… – вздохнула Василиса и сделала большой глоток компота из алычи. – По-моему, он слишком востребован.
- Кто?! – Катерина оторвала взгляд от парней, похоже, вознамерившихся выражать нахлынувшую пылкость, бросаясь виноградинами, и захлебнулась возмущением. – Да кому нужен этот неудавшийся Дон Жуан?! От него даже жена сбежала!
- Да ну? – оживилась Василиса. – Обожаю тебя – все ты у меня знаешь! За эту новость, Колобочек, стоит выпить. Жаль, что мы не в твоей пакостной «Синюшке», а то хлопнули бы по «Трещине в небе» за такую новость!
- Балда! – нежно пролепетала Катерина. – Оглянись лучше по сторонам. Прямо за твоим левым плечом наидостойнейшая замена твоей жалкой влюбленности. Молодой, темперамен… – ей не дала договорить увесистая фиолетовая виноградина, громко шмякнувшаяся в кокосовый супчик и обдавшая девушку белесыми брызгами.
   За соседним столом послышались извинения, сбивавшиеся на дружный смех.   
- Вот, гляди, сколько страсти! – не растерялась Катерина. Промокнув лицо салфеткой, она повернулась к настойчивым ухажерам. – Мальчики, понятно, конечно, что вы способны спалить нас пламенем взбесившихся чувств, только не вздумайте заливать его кокосовым супом. Это не эстетично! – она эффектно отвернулась, и юноши в восхищении умолкли.
- Вау! – не сдержалась Василиса. – По-моему, они уже способны слизывать пыль у тебя под ногами!
- Слушайся меня, – деловито нравоучала подруга, – и таких прытких мальчиков у нас будут тонны!
- Ты бы лучше Денисова так осадила! – Расстроено пролепетала Егоршина.
- Ой, Васька, а уныние-то какое искреннее! – захлебнулась смехом Катерина. – Анекдот помнишь: налево пойдешь – голову потеряешь, направо – штаны, и у всех дорог один конец!
- Уже можно смеяться? – съерничала Василиса.
- Нужно!
   В это время официант принес девушкам десерт. Огромную глыбу непонятной зелено-желтой массы украшали пальмовые заросли, усеянные кокосовыми шарами с шоколадной крошкой.
- Что это? – уважительно оценив сладкую гору, спросила Василиса.
- Прикольная вещь. «Искушение тайских богов»!
- Искушаться тоже нужно исключительно руками? – улыбнулась Егоршина.
   Подруга ничуть не растерялась.
- Нет, дорогая моя, вот тут вообще без рук! С этим блюдом работает только язык. Начинаешь с верхушки и до самого основания. Немного шея, правда, затекает с непривычки, но ты у нас девочка способная!
   Они закатились дружным смехом. Перебивая радостные трели, на столе настойчиво стал извиваться вибросигналом мобильник Василисы. Задыхаясь от смеха, девушка ответила, и тут же по засветившемуся лицу подруги Катерина прочла, что звонит майор Денисов. Правда, уже через минуту одухотворенное выражение сменилось озадаченным расстройством. Пролепетав в трубку «хорошо», Василиса закинула ее в сумку.
- Что там стряслось? – сощурила глаза Катерина. – Он спел тебе серенаду на плохом испанском?
- Что-то странное, Колобочек. Ирка пропала.
- Какая Ирка?
- Ну Медведева, подруга Вероники. Я рассказала Денисову о том, что Вероника ей звонила, он собирался поговорить с Иркой… Странно все… Мы договорились встретиться через час у него дома.
- Неплохое начало, – приободрила подругу Катерина, – а с чего он взял, что Ирка куда-то пропала?
- Сегодня ее родители заявили в милицию.
- Во дела!
   В этот момент еще одна виноградина приземлилась с соседнего стола, подпортив вершину «Искушения тайских богов». Несколько капель желто-зеленого десерта угодили на белую майку Василисы. Девушка в негодовании обернулась, но Катерина успела первая:
- Все мальчики, карнавал закончен! Сегодня у нас все равно неприемный день, так что не растрачивайте зря весь запал. А кофту так устряпать каждый дурак способен – не оправдали вы наших ожиданий!
   Отмыв пятна в туалете и подсушив майку, подруги вышли на улицу. Свежий вечерний воздух разрезала короткая молния. Небо сотряслось грохотанием. С востока угрожающе быстро надвигалось внушительное месиво туч. Нешуточный дождь обещал накрыть Москву с минуты на минуту. Расцеловавшись, девушки побежали в разные стороны – Катерине было рукой подать до дома, а Василиса, не захватившая, несмотря на утренние предупреждения мамы и Гидрометцентра, зонт, спешила заскочить в нужную маршрутку. Когда через полчаса она выбиралась из нее возле дома Денисова, на улице вовсю хлестал ливень. Добежав до подъезда, промокшая насквозь Василиса, обнаружила очень неприятную в таких погодных условиях вещь – парадная дверь была закрыта, а кода Денисов ей не сказал…
   

***

балетные легенды   

   Вечер, накинув на город темную дырявую шаль, гонял сквозь прорехи ветер. Баловник шумел, причудливо выгибал деревья, бил ветками в окна и путал слова. Не расслышав ответа, Сонька закрыла окно в машине.
- Какой дикий ветер сегодня! Такое ощущение, что он хочет раздуть этот город по крупицам. Что ты сказал, милый, я не поняла?
- Не хочу больше! Я устал от всего этого!
   Девушка теребила на пальце кольцо с огромным желтым бриллиантом.
- Я же сказала – последнее дело, – устало выдавила она.
- Ты это уже обещала. Впрочем, как и многое другое… – молодой человек взял с хорошо отполированной панели пачку «Давидофф лайтс», изящным жестом выбил из нее длинную сигарету и медленно закурил. Легкое облачко выпущенного дыма повисло в салоне шикарного темно-серебристого «Лексуса» вместе с затянувшейся паузой.
- Я сдержу свое обещание, – наконец, тихо произнесла Сонька.
- Я не верю тебе больше, – еще одно сизое облако завернулось в тонкую трубочку.
- Ванечка, но ведь тебе все это нравилось…
- Мне никогда это не нравилось, Соня. Я помогал тебе все это время только потому, что безумно люблю тебя.
- Я тебя тоже очень люблю, ты же знаешь, – она попробовала дотронуться до его виска, завешенного темным вьющимся локоном, но он уклонился.   
- Я не знаю этого, Сонечка, действительно, не знаю. Ты все время говоришь, но ничего не делаешь для нашего счастья, наоборот – ты его методично разрушаешь.
- Ваня! – умоляюще протянула девушка.
- Почему ты до сих пор не вышла за меня замуж? Это ведь ты мне тоже обещала! Не один раз!
- Мы сделаем это дело и сразу поженимся.
- Прошлый раз ты говорила то же самое… – молодой человек вздохнул, – впрочем, как и позапрошлый.
- Клянусь всем, чем хочешь!
- Ты, действительно, не понимаешь или придуриваешься?
   Иван приоткрыл окно, чтобы выкинуть окурок, и ворвавшийся на секунду ветер взметнул рыжую копну Сонькиных волос. Молодой человек обернулся к девушке, чтобы продолжить, но, увидев черные глаза, блестящие в растрепанном огненном облаке, в бессилии сжал кулаки.
- Ты слишком хороша для всего, – обреченно прошептал он, в который раз отчетливо понимая, как безжалостно изломал свою жизнь в тот далекий день, когда эта божественная чертовка пыталась украсть его портмоне.
   Видит Бог, он старался избавиться от этого безумства. Тысячу раз давал себе слово оставить Соньку, но всегда нарушал его, и ужас продолжался дальше: кражи, бесконечные любовные истории, горы притворства, лжи, подлости… Три года он жил в кромешном аду, в котором не мог и не хотел жить и который… был для него слаще любого рая. На Соньку не действовали ни уговоры, ни угрозы. Однажды, совсем отчаявшись, Иван почти решился сдать любимую и себя милиции – он уже готов был пожертвовать несколькими годами Сонькиной красоты и молодости, полагая, что тюрьма – единственный для них способ остановиться. Потом, думал он, выйдя на свободу, они смогут-таки обрести настоящее счастье друг с другом… Однако духу у него не хватило, и молодой человек озадачился другим вариантом. Что если Сонька забеременеет? – думал  он. Может, ради ребенка она сможет остановиться? Но роковая красавица не хотела и слышать об этом. Она не нуждалась в семье, потому и Ивана кормила бесконечными и бесплодными обещаниями насчет свадьбы. «Умная женщина, – смеялась Сонька в ответ на предложение руки и сердца, – никогда не будет хорошей женой, потому что она не выходит замуж». Жизнь этой необыкновенно красивой и взбалмошной женщины была замешана на адреналине. Прирожденные гонщики черпают его, едва вписываясь в поворот на бешеной скорости, летчики – играя со смертью в кошки-мышки, в опасных пируэтах, когда крыло петляющего самолета почти касается земли, Сонька же накачивалась им, как героином, во время опасностей. Она крала не только от жажды красивой жизни – больше денег ей нужен был этот азарт хождения по острому краю лезвия. Иногда с предельным ужасом Иван понимал, что планка опасности специально поднята самой Сонькой до крайности – там, где вполне можно было обойтись простым воровством, она нагромождала на него еще добрую кучу неприятностей и бросалась в них вниз головой как с тарзанки…       
- Для чего же я так хороша? – холодно спросила Сонька, вернув Ивана в реальность.
- Прежде всего для меня, – молодой человек отвернулся, – я уже не в силах быть тебе опорой... – Он долго молчал. Потом снова закурил и натужно продолжил: – Ты знаешь, что отец этой девчонки, с которой мы нагрелись на двадцать штук, опять выкрал ребенка, а приемные родители жестоко избили эту художницу, требуя денег?
- И правильно сделали, – Сонька и бровью не повела, – такую мамашу вообще прибить нужно было еще до беременности.
   Иван удивленно обернулся к ней. Он впервые услышал от Соньки озвученные проблески материнского сострадания. В этот момент она протянула сквозь дымную завесу свои тоненькие руки и обвила ими его шею.
- Ну перестань хандрить, последнее дело и завязываем!
- Последнее дело у нас было пять дней назад, когда ты в очередной раз крутила своим ошеломительным задом перед этим богатым ублюдком! У  меня тогда даже голова разболелась, когда я наблюдал за теми бесконечными идиотскими спиралями, которые выписывали твои неутомимые формы, – зло процедил Иван.
- Ты опять принялся изрыгать ревность? – усмехнулась Сонька. – А он, кстати, если ты помнишь, оказался не так уж богат, свинья!
- Зато своей жене он обошелся ой недешево… – хмыкнул молодой человек, – обширный инфаркт часто требует длительного и дорогостоящего лечения.   
- Ну брось канючить! – Сонька одернула руки. – Я не стану больше тебя уговаривать! Можешь пнуть псу под хвост нашу любовь и все, что нас связывает. Ты свободен, обойдусь как-нибудь…
- Нашу любовь! Ха! – Иван делано искривил рот. – Да ты когда-нибудь любила меня?! Только использовала! Я ведь как хороший козлик на поводке.
- Дурак! – она потянулась к дверце машины, но Иван успел остановить ее.
- Сонечка… Не могу без тебя… – он уронил голову в ее колени и вдохнул тепло волнительного тела. – Нас ведь поймают когда-нибудь, и потом тюрьма… надолго… Сонечка! У нас же много денег, и я… я все для тебя буду делать. Милая, родная моя, давай бросим все, уедем куда хочешь… родим детей…
- Сколько ты хочешь? – вдруг твердым голосом спросила Сонька.
- Что? – Иван непонимающе поднял голову.
- Сколько детей ты хочешь? – тон ее и не думал отдавать усмешкой. Девушка была предельно серьезна.
- Я… милая моя… – он сжал ее руки и покрыл спешными поцелуями. – Неужели ты… серьезно… Девочку и мальчика! Да?! Сонечку и Мишу – в честь твоего папы?!
- Мой папаша не заслужил такой чести! – фыркнула Сонька.
- Почему?
- Он был нищим…
   …Михаил Семенович Грановский в многодетной самарской семье появился первым. Родился он во время войны. Биологический отец Миши значился в жизни его матери всего три дня, но за эти семьдесят два часа умудрился изрядно наследить не только в душе девушки. Оставленный след через девять месяцев пищал синим кулечком на руках худенькой черноглазой медсестры Арины. Война прощала в то время любые грехи, потому капитан Грановский и не подумал больше объявиться в судьбе двадцатилетней любовницы, а может и не смог – кто знает, остался ли жив Семен. Бедняжка Арина, как и тысячи других советских женщин, закрутивших шальную фронтовую любовь, следовала тем же принципам и никогда не обвиняла Семена. Единственное, что она решила себе позволить – дать сыночку настоящее имя его родного отца. Уже после победы, в 46-м, Арина вышла замуж и произвела на свет четверых погодок. Нищета в послевоенные годы была в Советском Союзе настоящей царицей. А многодетные семьи почти всегда подчинялись ей полностью и безоговорочно. Муж Арины сутками работал на химическом заводе, и вредное производство быстро спровадило его в могилу. Оставшись одна с пятью детьми, бедная женщина сначала пахала на заводе в три смены, а потом случайно познакомилась с Виктором. Через год у Арины родился шестой ребенок, а затем в доме вдруг появились деньги. Виктор оказался карточным шулером, и Арина, получившая возможность нормально кормить своих детей, стала молиться на нового сожителя. Помимо еды и шмоток в доме появилась выпивка, и дети все чаще наблюдали маму подшофе. Достаток семьи рос как на дрожжах – от шулерства Виктор перешел к более прибыльному воровству, но однажды погорел по собственной глупости и отправился красоваться сибирскими просторами. Эстафету приняла Арина, понявшая к тому времени, что иначе прокормить весь свой выводок теперь просто не сможет. Женщина оказалась примерной ученицей загремевшего любовника и довольно скоро овладела воровским ремеслом в совершенстве. Арина и сама не подозревала в себе такого яркого криминального таланта – непонятно откуда возникали в ее голове все новые изобретательные способы мошенничества. Войдя в раж, Арина специально поднимала для себя планку сложности, и с блеском справлялась с труднейшими вариантами. К моменту признания ее в воровских самарских кругах на счету Арины-балерины было более сорока крупных краж, двенадцать из которых произошло в магазинах. Балериной Аришу прозвали из-за фигурной тщедушности – несмотря на то, что она произвела на свет шестерых детей, формы ее сохранили почти подростковую тонкость. Благодаря своей конституции Арина в случае необходимости легко залазила в форточки или пробиралась сквозь тонкие заборные щели. Однажды эта почти мальчишеская худоба спасла Арине жизнь. Она заранее наметила для кражи зажиточный дом и забралась в него, когда хозяева должны были уехать в гости к родственникам. Однако расчет внезапно дал сбой – уже собрав почти весь наваристый скарб, воровка услышала, как заскрипела входная дверь. До окна было слишком далеко – отходных путей больше не оказалось, и чужая хата стала западней. Бог весть зачем вернувшийся хозяин с порога понял, что к нему забрался вор, не успевший ничего вынести из-за его внезапного появления. Рассвирепев не на шутку, здоровенный мужик схватил ружье и принялся обшаривать дом и двор. Неизвестно, что было бы с Ариной тогда, найди ее здоровяк, но ему и в голову не могло прийти, что человек, пытавшийся его обокрасть, как и человек вообще, мог поместиться в стоявшем на кухне большом чугуне. Просидев в своей тесной засаде целую ночь, Арина выбралась на рассвете, когда злой мужик и его жена успокоенно храпели, захватила попавшиеся под руки ценные вещи, и беспрепятственно выбралась в окно. О том, что случилось наутро с обокраденным-таки здоровяком, история умолчала…
   В общем, когда подросли дети, их авторитетная мать надумала приобщить выводок к своему ремеслу. С тремя сыновьями и двумя дочерьми, родившимися после Миши, никаких проблем не возникло, а вот с ним самим вышла промашка. Мать, бесславно отдавшаяся его отцу прямо на поле боя, любила старшего сына меньше других, может, поэтому не вкладывала в его обучение души – в общем, из пацана ничего путного не вышло. Уже спустя много лет, когда умерла ставшая самарской воровской легендой Арина-балерина, и когда братья и сестры Михаила успешно пошли по скользкой фамильной дорожке, сам он едва тянул появившуюся у него семью, честно работая на двух фабриках слесарем. Через все детство пронесла Сонька чувство зависти к двоюродным братьям и сестрам, которые жили в сплошном шоколаде. У них всегда было все, Сонька же пробовала конфеты только два раза в год – на дни рождения: свой и младшего брата. Вместе с завистью в душе девочки поселилась ненависть к собственному отцу, который не мог обеспечить им достойного существования. Ненависть эта усилилась после того, как двенадцатилетняя Сонька узнала семейную тайну о легендарной бабке-воровке и ее таланте, переданном пятерым младшим детям, который кормил и поил их от пуза. Старший же сын, ее собственный отец, казался с того дня Соньке полнейшим неудачником и глупцом – вместо того, чтобы подключиться к успешным и пронырливым родственникам, Михаил Семенович каторжно вкалывал за копейки. Девочка стеснялась своего честного отца и боготворила его среднего брата – вора в законе Жору. Когда умерла мать Соньки, четырнадцатилетняя девочка бросила ненавистного нищего отца с братом и ушла жить к дяде Жоре. Именно он стал для красавицы-Соньки гуру, все его умения, навыки, осторожность и расчетливость унаследовала азартная племянница. Очень скоро девчонка заслужила в большой семье уважение и восхищение. Родственники искренне радовались ее таланту и красоте, распускающимся одновременно подобно дивному, редкому бутону. Соньку начали сравнивать с ее бабкой, и это было для девочки лучшей похвалой. К шестнадцати годам она уже была искусной воровкой. Никто кроме нее в районе так шустро не чистил карманов. И никто не мог так пленять своей магической глубиной бархатистых смоляных глаз, тоже доставшихся в наследство от бабки Арины. Тогда-то она, прихватив на случай паспорт на чужое имя, и отправилась завоевывать столицу…
- Мы назовем нашего сына Жорой, – отозвалась, наконец, Сонька после долгой паузы.
- Как ты захочешь! – радостный блеск снова оживил глаза Ивана.
- Я рожу тебе Сонечку, потом Жору… Только при одном условии! – Глаза Соньки наполнились озарением – так всегда бывало с ней накануне исполнения уже задуманного дела: синяя поволока туманила ее взор, смоль становилась почти плюшевой. Она была необычайно красива в такие минуты. – Мы вместе делаем то, о чем договорились!
- Соня! – радость тут же погасла в глазах Ивана. – Я умоляю тебя! Это слишком рискованно!
- Если все тщательно продумать, то ничего особенного. Подумай, сколько  там денег! Тем более я столько времени окучивала этого дуралея, и все пошло прахом из-за какой-то сучки! Деньги уже должны были быть нашими, если бы этот старый козел не переписал завещания! И ведь как умудрился – за несколько часов до смерти! А Жуковский столько старался…
- Вот именно, Сонечка, он умер почти из-за нас! Мы уже дошли до убийства!
- Не говори ерунды! Мы тут ни при чем!
- Но девчонка может не согласиться!
- Она уже согласилась. Все, Ванюша, хватит. В любом случае, я должна отомстить этому гаду – подумай только, как противно мне было столько времени прикидываться любящей овечкой!
   Иван передернулся от этих слов. Он всегда слишком болезненно переживал Сонькины «командировки», как она это называла. Пока девушка «готовила почву», он напивался в их квартире до беспамятства, чтобы воображение не рисовало помимо воли чудовищные картины утех всех этих богатых стариканов с его Сонькой… Она злобно отчеканила в этот момент:
- Эти деньги все равно будут моими! Все очень просто, тебе нужно только жениться на этой дурочке. Она ведь уже влюблена в тебя! И как тебя можно не полюбить? – Сонька взяла его подбородок двумя пальцами. – Мальчик мой…
- Соня, ну, хорошо, я женюсь на ней, но как ты уговоришь ее потом переодеться?
- О, Боже, да я уже это сделала!
- Как?! – Иван дернулся на сидении, и почти докуренная сигарета выпала из рук. – Вот, черт! – он долго возился под креслом, наконец, нашел тлевший окурок и выбросил на бушующую улицу. Словно поджидавший снаружи ветер мигом наполнил пространство в салоне запахом мокрой листвы и забрызганной пыли. Сонькины волосы снова раздулись рыжим факелом. Она улыбалась, когда Иван обернулся к ней. Пригладив огненные локоны, он поцеловал ее в кончик носа. – Милая, что ты уже успела натворить?
- Не волнуйся, все замечательно продумано. Так ты решился?
- Поклянись мне!
- Я клянусь, – она потупила взгляд и незаметно сжала кулачок в правом кармане. Дядя Жора всегда говорил, что достаточно туго собрать пятерню и врать можно сколько душе угодно.
- Ты клянешься, что мы сразу уедем?
- Да.
- И никогда больше не станем заниматься этим?
- Да.
- И ты родишь мне сына и дочь?
- Двоих сыновей и двух дочек!
- Клянись!
- Я клянусь, милый! – Сонька крепче сжала кулачок в кармане. – Клянусь!      
         
    
***
властелин девиц   

   Промокшая до мозга костей Василиса, вероятно, именно поэтому временно утратила способность реагировать на элементарные вопросы. Еще раз взглянув на стоящую перед ней девочку лет пятнадцати с большим красным зонтом, Егоршина, шмыгнув носом, переспросила:
- Что, простите?
   Девочка внимательно оглядела лицо Василисы, по которому злорадно извивались ручейки туши, поникший жалким кустом начесанный и налакированный с утра ежик пепельных волос и, справляясь со своим здоровенным зонтом, понимающе повторила:
- Вы случайно не в двенадцатую квартиру?
   Неожиданно до Егоршиной дошел весь радостный смысл заданного вопроса и она, смахнув с кончика носа длинную каплю, кивнула.
- Вы журналистка? – удивленно хлопнула немного раскосыми глазами девочка.
- Д-да, – стуча зубами, ожила Василиса, – просто мокрая. Мы разные бываем. Вообще-то очень холодно, может, дверь откроете? 
- А меня папа предупредил, чтобы я вас встретила – он задерживается по делам. Я, правда, сама тоже не совсем вовремя подоспела. Меня Маша зовут, – веселой скороговоркой протараторила девчонка, шустро нажимая кнопки на кодовом замке.
   Через минуту они уже были в лифте.
- А что вы пишете в своей газете? – сразу полилось Машино любопытство.
- Я занимаюсь криминальной хроникой.
- А, это мне знакомо! – со знанием дела изрекла школьница. – Сама уже могла бы опсусы кровавые строчить!
- Опусы, – поправила Егоршина, поежившись от мокрой майки.
- Однофигственно! – бойко парировала девчонка. – Главное – содержание! А у меня с этим был бы полный зашибец. Я точно буду либо ментовкой, либо писарчужкой.
- Прикольное словечко, – улыбнулась журналистка. – Да, а меня Василиса зовут, – запоздало представилась она. – Так ваш папа – майор Денисов?
- Так точно! – улыбнулась Маша и предложила: – Давай на ты?
- Давай! – радостно согласилась Егоршина, подумав о том, как расскажет Катюхе о внезапной легкости сближения с дочкой объекта, как говорит подруга, вожделе-обоже.
   Двенадцатая квартира оказалась весьма стилизованным двухкомнатным гнездом, в котором с порога окутывало уютом. Общительная Маша предложила Василисе горячую ванну, свой халат и вкусный кофе с ватрушками. Разрумянившаяся журналистка оценила кулинарные способности девчонки по достоинству.
- Вау! Дико вкусно! Сама пекла?
- Угу, – деловито кивнула Маша, набив полный рот.
- Папа научил? – решила аккуратно прощупать почву Егоршина.
- Как же! – растянулась на удобном стуле девочка. – Спроси, когда он дома вообще бывает! Он же у нас настоящий полковник! Вечно со своими трупешниками и всяким дурьем насается, нас даже мать из-за этого бросила!
- Да ну? – Василиса придвинулась ближе. – Что ж она отца не любила, раз терпеть не стала?
- Ха! Да никто этого терпеть не станет, одна я – мне деваться некуда. А матери, как любой женщине подавай внимание, цветы, сюсю-мусю. Вот она и нашла себе такого пупсика. Он, правда, ее больше не цветами одаривает… – засмеялась болтушка, – это как в анекдоте, помнишь: привози любой букет – сейчас все лечат!
   Василиса грустно улыбнулась в ответ хохочущей девчонке. Сальность в устах этого совершенного еще ребенка заскрипела как соль на зубах.
- А почему она тебя с собой не взяла? – тихо спросила Егоршина.
- А на фига я ей, ты подумай! – дернула крыльями носа Маша. – У нее же вторая молодость началась – этот ее хахаль на пятнадцать лет моложе! Представляешь?! Мне четырнадцать, а отчиму – двадцать! Офанареть! Мне девчонки давно предлагают отбить – это же явно мой калибр, а не мамочкин! – девчонка смеялась, не переставая.   
- А отец сказал, на сколько задержится? – решила сменить тему Василиса.
- Не-а, да ты сиди, придет – никуда не денется. А хочешь – посмотрим последнюю часть «Властелина колец»? Только на компе придется, у меня диск.
- Ну, давай, – согласилась Егоршина, хотя никогда не относилась к армии толкунов (это почитателей шедевров Толкиена так величают).
   С начала фильма не прошло и двадцати минут, как завопил дверной звонок. Оторвавшись от передряг с кольцами, Маша пулей метнулась из комнаты. Одновременно с радостью Василиса почувствовала внутри себя напряжение, которое толчками пробивалось откуда-то снизу и пыталось вырваться из горла. «Вот сейчас я его увижу!» – клокотало оно. Однако, выйдя вслед за Машей в коридор, Егоршина увидела в проеме незнакомое широкоскулое лицо коренастого мужчины.
- Вы кто? – Маша внимательно оглядывала незваного гостя. 
- Олег. Богдан Маркович попросил меня забрать вас, Маша, и вашу гостью и привезти к нему, так что собирайтесь по-быстрому, – тихий, но резкий голос, будто, разрезал каждое слово по буквам.
- А что случилось? – вступила в разговор Василиса.
- Я не знаю, майор приказал – я выполняю. Собирайтесь, барышни.
   Егоршина с сомнением оглядела висящее в дверном проеме круглое лицо незнакомца, обильно покрытое на лбу растекшимися блестящими каплями, и позвонками почуяла что-то неладное.
- Но он просил передать что-нибудь конкретное?
- Он сказал только привезти вас, без разговоров! – отрезал крепыш.
- У пахана иногда случаются такие задвиги, – вздохнула Маша, – пойдем одеваться.
- Нет, сначала мы позвоним майору и уточним все! – не унималась Василиса, подогреваемая непонятными ощущениями.
   Девушка вытащила из сумки мобильник, но не успела даже снять блок с клавиатуры, как трубка оказалась в руках навалившегося из-за двери здоровяка.
- Не надо никуда звонить, деточка! – прохрипел он. – Тебя же попросили по-хорошему – одевайся и поехали.
- Кто вы? – в ужасе пролепетала Василиса.
- Твой ангел-хранитель, – в усмешке круглолицего блеснули немодные теперь золотые зубы, – я пришел уберечь тебя от неверного шага. Давай, блин, хватит рассуждать, и так время потеряно! – он схватил Егоршину за руки и с силой дернул на себя.
   В этот момент за головой крепыша послышался гулкий стук и хруст. Глаза мужика медленно закатились наверх, но тут же вернулись в прежнюю позицию и налились кровью от лопнувших сосудиков. Здоровяк обернулся и схватил Машу за горло. Из рук девочки выпала скалка.
- Тебе разве не объясняли, маленькая, – процедил круглолицый, – что это оружие годится исключительно для неверных мужей? – он улыбнулся от понравившейся самому себе шутки и, словно играя, вынул из-за пазухи пистолет. – Ну, быстро, девчоночки, а не то в халатах поедем – неприбранные, непричесанные. Что нам папаня-то скажет?! – и заскрипел ржавым смехом.   
 
***
картежник-гипнотизер

   Василиса оторопело посмотрела на него. Но сомнения тут же исчерпались: нет, он нисколько не издевался, наверняка он просто был идиотом!
- …А хочешь покопаться в гнойных ранах, оцарапать иглами сморщенные ягодицы? У тебя есть завидная возможность познать человеческую суть, так сказать, во всем ее метафизическом проявлении! – спокойно продолжал вещать этот самый идиот.
- Откуда вы слов-то таких понахватались? – не удержалась от сарказма Василиса. – Вам бы лекции в меде читать, а не с нами тут возиться.
- Вот тут права! Бесконечно права, моя деточка! Я ведь когда-то бросил писать докторскую только из-за одной особи прекрасной половины больного человечества. Правда, сначала я ее вылечил, эту особь. И что же ты думаешь – благодарность?! Нет! Сто раз нет! Она продемонстрировала чудовищную черствость. В ответ на мой бесценный подарок – что может сравниться по цене со здоровьем?!! Я собственноручно делал ей уколы и клизмы, вытаскивал из под нее судно, избавлял от пролежней, забросив свою диссертацию, а она, едва поднявшись на ноги, тут же стиснула их на плечах первого попавшегося санитара… Ну да я простил ее. Не стал профессором, но посвятил всего себя практической медицине. Я столько видел на своем профессиональном веку, что мои лекции могли бы пользоваться бешеной популярностью среди студентов-медиков…
   Василиса внимательно оглядела немолодого, весьма помятого жизнью человека. В этот момент, не замечая наблюдения, оратор замолчал и снял очки с толстыми линзами. Взгляд его тут же, как и у всех очкариков, сделался беззащитным. Светло-карие глаза сощурились теплыми складками, которые, казалось, занялись поисками опоры. Девушка опустила ресницы и увидела мягкий нос и безвольный подбородок мужчины. Этот человек очень несчастен – вдруг подумалось ей. Да и не идиот он совсем. Просто очень странный.
- Давайте отложим на потом мое будущее, – попробовала улыбнуться Егоршина, – возможно, под вашим чутким руководством я когда-нибудь, действительно, стану Склифосовским… то есть –ской…
- Ты сначала научись держать шприц в руке! – добродушно прошамкал несостоявшийся профессор от медицины, довольный тем, что его нравоучения не прошли даром.
- Конечно, я всему научусь, – Василиса поняла, что в данном случае лучше всего поддакивать, – только сначала скажите, что вообще происходит, и что мы здесь делаем?
- Хороший вопрос! – отозвалась из угла задремавшая было Маша. – Я бы тоже хотела знать, ради чего мы черт знает сколько часов сидим тут в вашем дурацком обществе и слушаем какие-то кошмары про оторванные члены и пришитые задницы!
- Маша! – усмирительно шикнула Василиса и с испугом покосилась на своего собеседника, к которому относилось замечание про «дурацкое общество». Однако тот, казалось, и не подумал напрягаться.
- Во-первых, барышня, оторванные члены, о которых я таки и не думал вам рассказывать, – действительно кошмар для их бывших владельцев, как и упомянутые вами же пришитые задницы! Попробуйте-ка жить с такой нашивкой! Да еще справляться с нуждой!
   Василиса с Машей прыснули смехом в один голос. Однако странный дядька говорил чрезвычайно серьезно.
- Вот-вот! – кивнул он головой на девичий смех, протирая краем рубашки свои толстенные линзы. – Представили подобную глупость?! А, во-вторых, для облегчения общения я хотел бы все же представиться – меня зовут Роман Алексеевич. Кстати, насчет оторванных конечностей, я тут припомнил один случай. Однажды к нам в больницу прибежал молодой человек, руки все в крови. Кривясь от боли, протянул нам в окровавленной ладони собственный безымянный палец, оттяпанный аж на три фаланги! Подумайте только – он сам отрезал его кухонным ножом, потому что в приступе бешеной ссоры с женой не мог снять с пальца обручальное кольцо. Наш главврач изрек тогда гениальную фразу: «Дорогие коллеги, вот вам доказательство того, что большего несчастья, чем счастливый брак, быть не может, потому что он не дает ни малейшей надежды на развод!» – Перебивая девчоночий смех, неугомонный Роман Алексеевич продолжал: – Но это еще не конец истории. Палец благополучно пришили – благо парень сразу опомнился и, схватив обрубок, помчался в больницу. На следующий день несчастного пришла навестить та самая скандальная жена. Муж в этот момент был накачан снотворным и храпел без задних ног, поэтому дама отправилась пообщаться с врачом, узнать – что же такое случилось, отчего благоверный даже не удосужился вчера доругаться с ней. Услышав печальную историю об изуродованной конечности, женщина пришла в ярость: «Ах, он хотел снять кольцо! Ну что ж, вы зря пришивали, он должен навсегда лишиться возможности опять надеть его!» С этими словами она ринулась назад в палату благоверного и снова оторвала украденным в перевязочной инструментом многострадальный забинтованный палец. Проснувшийся от боли муж орал благим матом, персонал метался в недоумении, зато женщина была очень довольна собой!      
- Сильная тетка! – смеясь, выговорила Маша. – Вроде грустная история, а смешно… – она снова прыснула. 
- Ну так, Роман Алексеевич, – просмеявшись, продолжила Егоршина, – скажите нам, вы знаете – что здесь происходит, где мы вообще?
- Мы… – он сощурил свои близорукие глаза. – В подвале частного дома где-то в районе Балашихи.
- А чей это дом?
- Понятия не имею. Наверное, наших похитителей.
- Наших… п-похитителей?! – остатки смеха застряли где-то глубоко в горле и тут же свалились на дно желудка.
   В Василисиной памяти всплыли обрывки случившегося несколько часов назад: под дулом пистолета их с Машей усадили в черный джип, сразу завязали глаза и разрешили снять повязки только здесь, в этой длинной темной комнате с четырьмя кроватями, одним столом, телевизором и маленьким зарешеченным окошком, возле которого сидел взлохмаченный полный мужчина в очках… С ними не разговаривали, ничего не объясняли и не требовали. Причина их пребывания в этом месте оставалась неизвестной. 
- Значит, все это, действительно, очень серьезно? – тень пробежала по лицу Василисы. 
- Похоже на то… – вздохнул чудаковатый доктор. Он снова водрузил на свой обмякший нос очки, почесав под ними переносицу. – Меня, к сожалению, держат здесь, как и вас, не по собственной воле... Правда, я так и не понял до конца – кто они, мои похитители. Я здесь уже месяц, меня хорошо кормят, дают книги, и телевизор у меня есть. Сегодня вот вас привезли, мне приказали присматривать – мол, девочки, несмышленые.
- Ну-ну, – цыкнула Маша, – несмышленыши, блин.
- Ну а с чего все у вас началось-то? – попыталась ухватить нить логики происходящего Василиса.
- А с дурацких угроз, которым я сразу не придал значения. Предполагаю, что это может быть связано с тем кошмаром, что случился совсем недавно. Моими руками и при моем частичном неведении убили моего пациента. Я попал в капкан. За долги лишился квартиры, а затем оказался здесь. В общем, совершенно жалкая история… – странный дядька почесал отросшую щетину на шее. Голос его казался ровным и бесцветным – будто он говорил не о собственной поломанной жизни, а пересказывал сцену из увиденного недавно фильма.
- Как же это вашими руками могли кого-то убить, да так, что вы об этом и не подозревали? – заинтересовалась Василиса.
- К сожалению, такое случается не так уж и редко. Я, знаете ли, не только неудачный дамский угодник, есть у меня еще более плачевный недостаток. Я игрок.
- Развлекаетесь со своими больными? – съехидничала Маша. Но Роман Алексеевич, похоже, относился к той редкой породе людей, которой совершенно не свойственно обижаться.
- Да нет же, я выразился в самом что ни на есть прямом смысле. Я играю. В карты. На деньги. Мне уже не дают в долг друзья и родственники, поэтому я периодически становлюсь заложником своих случайных кредиторов. При всем этом я патологически невезуч – за всю мою карточную карьеру, а это больше десяти лет, я выиграл всего четыре раза. Проигрыш же настолько нешуточный, что о нем страшно говорить. Из-за своей порочной страсти я потерял не только все свои сбережения, я потерял жену… Однажды я проиграл все – квартиру, машину, деньги, а именно в этот момент нужно было платить за операцию тещи, которая лечилась в Германии… В общем, операцию не сделали, теща через некоторое время скончалась, а жена получила инсульт. Правда, спустя несколько месяцев она поправилась, но тут же ушла от меня, не сказав куда. Я мучительно погибал от своих бед. Мой брат оказался тогда великодушным в последний раз – купил мне квартиру, которую, в конце концов, я снова отдал за карточные долги.
- Да вы точно ненормальный! – воскликнула Маша. – Как же вы можете работать врачом? Да вы за игру спокойно укокошите не одну парочку своих пациентов!
- Да, деточка, к сожалению, так и вышло… – удрученно закивал головой Роман Алексеевич. – Не так давно я в очередной раз поклялся себе никогда больше не брать в руки карт, в очередной раз благополучно нарушил клятву и проиграл огромную кучу денег… Правда… – вдруг задумался странный доктор, – я подозреваю, что там не обошлось без подставы… Со мной играла такая роскошная женщина, что я едва успевал следить за сдачей карт… Ну да теперь это уже не важно. В общем, продулся я в пух и прах, стал просить оформить долг, поскольку отдавать тогда было, естественно, совершенно нечего, но моя сногсшибательная партнерша по игре ни в какую. Я долго уговаривал ее на разные варианты, а потом она сама предложила мне способ расчета. Поскольку я врач, суть договора состояла в том, чтобы лечить одного человека. Но лечить его следовало тем лекарством, которым меня снабдит мужчина, сопровождавший тогда мою прелестную госпожу. Деваться было некуда. Когда я впервые увидел своего пациента, то крайне удивился – по всему было видно, что этот человек очень богат, люди такого ранга обычно лечатся в частных клиниках и заграницей... Он был крайне обеспокоен несколькими странными симптомами. Я сделал полное обследование и понял, что все эти симптомы ложные, и мужчина абсолютно здоров.
- Как это ложные? – округлила глаза Василиса.
- Очень просто. Люди такого склада, как мой несчастный пациент, несмотря на всю свою социальную значимость и весомость, очень впечатлительны и внушаемы. Кто-то вдолбил ему в голову несуществующие недуги, он поддался и начал культивировать их в себе, в результате совершенно здоровые органы откликнулись на болезненные команды мозга и прикинулись захандрившими. Господи, все это элементарно, девочки, вот сейчас я за две минуты могу внушить вам все, что угодно. Наш народ вообще очень податливый в своей общей массе. Знали бы вы, сколько бездарных врачей и гениальных психологов в одном лице излечивают всевозможные, порой запущенные болезни абсолютно бесполезными травками – одной силой внушения! Выписывают такие врачи пациенту, больному, скажем, даже язвой двенадцатиперстной кишки, мать-и-мачеху под видом супер-пупер-эффективного лекарства «Пинтульгенферрон», тот пьет две недели, каждый день подбадриваемый умелым проходимцем-врачом, и… выздоравливает. Это же прабабушкин способ! Все знахари и народные целители пользуются только им. Ваши мамы случайно не заряжали несколько лет назад воду перед телевизором, когда страна чумела от Кашпировского? 
   Девочки отрицательно покачали головами.
- Ну а тысячи семей этим занимались и потом делились друг с другом происходившими после принятия этой воды чудесами: бесследно рассасывались швы, аппендициты, беременности…
- Ни фига себе! – цокнула Маша. 
- Но ведь надо быть полным олигофреном, чтобы  поверить в целебную силу воды, двадцать минут простоявшей перед телевизионным экраном, на котором жуткий дядька с пугающей челкой размахивает руками! Ну так вот, все это длинное отступление к тому, чтобы вы поняли, о какой силе самовнушения я тут фонтанирую. Мой больной оказался как раз в чудовищной стадии зависимости от заблуждений. Но моей кредиторше это как раз было на руку, возможно, что именно она довела бедного, хотя и богатого мужика до такого состояния. В общем, сделав обследование, я поставил пациенту заранее указанный мне диагноз.
- И что же это было? – Василиса поджала губы, рассказ доктора ей все больше не нравился.
- Название этой довольно редкой болезни вам, еще даже не начинающей медсестре, не скажет ровным счетом ничего. Это очень похоже на болезнь Альцгеймера, сопровождается похожими симптомами – расстройством памяти, нарушением координации и прочим. Единственная разница в том, что она очень быстро прогрессирует, и смертельный исход может наступить довольно скоро. Я начал лечение…
- Вы же сказали, что пациент был абсолютно здоров?! – воскликнула Маша.
- Вот именно! Я лечил его от здоровья…
   Девушки испуганно переглянулись и уставились на своего собеседника в явном недоумении – не сошел ли он все же с ума на самом деле? Но доктор, видимо, не нашел в своих словах ничего удивительного.
- Правда, я узнал об этом не сразу. Сначала после инъекций мужчина чувствовал себя хорошо, к нему даже вернулось оптимистичное настроение. Однако довольно быстро состояние его изменилось, и все те симптомы, которые имелись у выдуманной моими преследователями болезни, на самом деле стали проявляться у него. Он угасал стремительно. Где-то через две недели я все же отважился спросить у молодого человека, снабжавшего меня неизвестным лекарством, что за препарат я ввожу в кровь моего больного, но тот сразу поставил меня на место, напомнив о чудовищной сумме долга. Я продолжил «лечение». Мой пациент стремительно несся к вечной пропасти, а я врал ему про то, что резкое ухудшение состояния говорит о том, что процесс выздоровления идет так как надо, просто побочный эффект сильного медикамента… Через месяц он умер…
- Да вы… вы… – от негодования и злости Маша не могла подобрать слова.    
- Вы же могли сделать анализ того препарата, узнать, насколько он опасен, и предотвратить смерть несчастного! – строго выговорила Василиса.
- Конечно… я мог сделать не только это… – пробубнил доктор.   
- А вы не боитесь, что я, выйдя отсюда, заявлю на вас? Это ведь уголовная ответственность! – наполнила свои слова ядом Егоршина.
- Я не боюсь. Сделайте это, деточка, я заслужил наказания…
- Вот идиот! – не сдержалась Маша.
   Роман Алексеевич промолчал. Снова стянул с пухлого носа очки, промокнул большим платком потерянные увлажнившиеся глаза и тихо простонал:
- Жалко его… Богатый такой был, да весь его фарфор не принес ему счастья…
- Какой фарфор? – встрепенулась Василиса.
- Да такой, какой он делал на своем заводе, – выдохнул Роман Алексеевич.
- Что вы говорите?! – кровь запульсировала в висках девушки. Уши загорелись лихорадочным пламенем. – Как его звали, знаете?
- Да. Павел… Литейкин.       

***
штормовое предупреждение

   Его грудь, а вернее то, что под ней пряталось, несмотря на устоявшуюся социальную оценку, накладывающую на обычного мента довольно четкий стандартный образ бесчувственного грубияна, была чутким инструментом, достойным, как ввернули бы классики, мастерской Страдивари. Обычно, когда грудь Богдана распирала именно такая, наполненная ощущениями волна, он был уверен, что она прочит ему неотвратимый приход чего-то очень важного. Майор бывал опьянен и оглушен этой волной, плохо понимая, чего же собственно ждать. Однако теперь вновь разбушевавшийся внутренний шторм плескался ясным пониманием того, что ждать нужно нехорошего. Слушая сидевшего напротив друга-патологоанатома и втягивая сигаретный дым, Денисов пытался сосредоточиться на разговоре, откинув дурацкие предчувствия. Ему даже пришлось стукнуть себя кулаком по этой самой таинственной груди.   
- Ты чего? – приподнял в этот момент Панов кустистые брови. – Валерьяночки пятьдесят грамм?
- Обойдусь пока, – нахмурился майор, – вы уже оформили опознание?
- Уже.
- Что же у нас теперь получается, Антон Сергеевич?
- Экспертиза неопровержимо доказывает, что обгоревший труп, который вы нашли в Химкинском логу, Вероники Литейкиной. Так что наше предположение оказалось точным – на свадьбе в платье невесты была убита какая-то другая девушка. Данные по ней у тебя все есть…
- Да, но личность никак не установим. Черт! – Богдан треснул кулаком по грубо отесанному столу в своем кабинете.
- Ты уже наверняка все занозы с него собрал, – усмехнулся Панов.
- Вообще все это дело какое-то больно запутанное, – не обращая внимания, продолжал Денисов. – Во-первых, почему жених этой Вероники опознал тело, если оно принадлежало совсем другому человеку?
- Ну… судя по фотографиям настоящей невесты, девушки очень похожи! – патологоанатом пытался размотать клубок логики.
- Факт! – согласился майор, собрав в подвижный пучок губы. – Но это плохое объяснение. Как бы они ни были похожи, они все-таки не близнецы! Как вы думаете – возможно не отличить свою будущую жену от другой женщины?
- Может, у парня этих женщин было так много, что он и в самом деле запутался? – дернулся в усмешке Панов. – А если серьезно, может быть несколько причин: во-первых, лицо девушки было изуродовано кислотой, во-вторых, пережитый парнем стресс. С родственниками то же самое, тем более что жених был главным опознавателем.
- Вы забыли еще одну возможную причину, Антон Сергеевич, – хмыкнул Денисов.   
- Интересно.
- Банальное вранье… Хотя, в данном случае, не совсем банальное.
- Но зачем жениху было врать?
- Вопрос! – причмокнул пучком губ майор.
- А на опознание настоящего трупа Литейкиной вы его вызывали?
- Он испарился. Нигде не можем найти этого парня, что опять же заставляет задуматься…
- А тетя девушки, которая тогда тоже подтвердила, что убитая невеста – ее племянница?
- Она в какой-то деловой поездке, – уголки рта майора опустились, отчего лицо его сразу осунулось. – Итак, что мы имеем… Мотив для убийства Вероники вроде есть: покойный отец – богатый промышленник, по нашим данным одной только недвижимости в Москве и на Лазурном берегу у него больше чем на три миллиона зеленых, акций еще на полтора лимона. Однако, вот в чем странность – перед смертью этот самый богач успевает написать завещание, и оно никак не представляет интересы его дочери. То есть, Вероника не наследует ничего. Все состояние переходит какой-то неизвестной любовнице Павла Литейкина. Бумага хранится у его личного адвоката, и узнать имя этой миссис Икс пока никак не удается. Я уже обратился к руководству – обещали применять свои силы. Ладно, это вопрос времени… Теперь, смерть этого самого фарфорового короля – еще одна загадка. Молодой, здоровый мужик внезапно заболевает и умирает за какой-то месяц от странной болезни…
- Кстати, ты нашел этого врача Жуковского?
- Вот вам еще одна тайна. Опытный врач, много лет проработавший в одной больнице, внезапно увольняется и исчезает в неизвестном направлении, о котором не знают ни друзья, ни родственники. При этом он умудряется наделать долгов и отдать за них свою квартиру какому-то чуваку, перманентно наскакивающему на проблемы с органами. Ладно, с ним я еще разберусь… Дальше. Почти за сутки до настоящего, как мы теперь знаем, убийства Литейкиной наша общая знакомая журналистка Егоршина рассказывает мне о том, что Вероника жива и она, якобы, звонила своей подруге Ире Медведевой. Я не успеваю встретиться с этой Ирой, но через некоторое время ее родители заявляют о пропаже дочери… А мы проводим экспертизу и устанавливаем, что на этот раз Вероника уж точно мертва…
- Да… – протянул Панов. – Дай-ка закурить. Что же такое произошло тогда на той свадьбе? И ведь как эти убитые девушки похожи! Ты думаешь, что это все-таки был сговор?
- Наверняка. Вот только зачем?
- Во всяком случае, одно объяснение есть: обычно такая подмена нужна, чтобы обеспечить алиби по времени.
- В общем, вы правы. Это классический способ. Но алиби – кому? Гибели девушек разделяют несколько дней. Кому-то было необходимо, чтобы во время разыгранной смерти настоящая невеста была жива – это понятно… Она явно не зря звонила тогда своей подруге… Но зачем?..
- Ты дашь мне сигарету или нет? – прервал Панов рассуждения майора.
- Да, простите, – Богдан потянулся за висящим на спинке стула пиджаком. Не успел он вытащить пачку, как в кармане заворочался мобильный. Волна неприятных ощущений обдала изнутри с новой силой. Едва Богдан услышал голос в трубке, как понял, что изводящие уже несколько часов предчувствия не обманули его.

***
страдания пьющего элемента

   Во время пьянки чувствуешь себя личностью, наутро – организмом. Эту расхожую истину Толик усвоил давно, но каждый раз снова и снова поражался ей. Вот и теперь он с удивлением ощущал, как агонизировали, словно в известной песне, вены-руки, аорта-голова, сосуд-печень, капилляры-нервы. И еще странно болел язык. «Опять начесал три тома без абзацев» – с усмешкой подумал Толик и вспомнил, что обжог его вчера горячей водкой с перцем. Это спор такой вышел – сможет ли весельчак-Толян опрокинуть в себя подряд три стакана, наполненных этой обжигающей гремучей смесью… Молодой человек поднялся с постели, мельком взглянув на ту, что, разметавшись, лежала на другой половине. Искривившись в оскомине, Толик решил, что хотя в этот утренний час он и организм, причем весьма близкий к разложению, но все же совсем не способен к продолжению своего органичного рода. Он прошел, не одеваясь, до большого коридорного зеркала и принялся внимательно рассматривать обожженный речевой орган. Язык распух бордовым и покрылся справа какой-то белесой корочкой. Шевелить им было больно. «Надеюсь, я ошпарил своего вездесущего оратора еще до того, как успел наболтать лишнего» – подумал Толик, отправляясь за холодной водой. На кухне царил устойчивый беспорядок: горы грязной посуды закрывали перевернутые и поднятые зачем-то на стол табуреты. Отчаявшись найти чистый стакан, парень решил хлебнуть живительной влаги прямо из чайника, но ему помешал грянувший тяжелым маршем дверной звонок. Организм-Толик ожил надтреснувшей болью в барабанной перепонке.   
- Черт! Кого еще притащило? – не сдержался он, шагая по коридору и натягивая на ходу халат. – Зачем выписывать такие громкие рулады? Да иду, блин! – хрипло крикнул парень невидимому гостю. – Катерина?! – удивление прочистило голос, едва открылась дверь. – Ты что, не могла потише звонить?
- Ты меня вот так сходу узнал? – поразилась в свою очередь незваная визитерша.
- А чего там узнавать-то, поди не сильно ты изменилась за последнее время. По крайней мере, подтяжек не видно. Привет!
- Привет. Ты, как всегда, сама любезность! Я тут просто речь готовила, пока по лестнице карабкалась – как о себе напомнить в случае твоей амнезии. Мы же не виделись тысячу лет – с самого выпускного, по-моему! Может, впустишь?
   Толик сделал шаг назад и развел рукой пригласительным жестом.
- Известно ли тебе, Катерина, что утренний гость гораздо хуже не только татарина, но даже его тещи?! – не замедлил съязвить парень, пытаясь одновременно отыскать среди нагромождения обуви тапки.
- Ну, если брать в расчет часовые пояса, – не растерялась девушка, – то я, пожалуй, даже лучше жены того татарина с правом первой ночи! Четырнадцать ноль-ноль куранты пробили только что!
- Ого! – мигом развеселился Толик, прекратив свои тщетные поиски. – Да ты, я смотрю, развиваешься не по дням! Тапок я тебе не нашел – так что, в чем есть, не обессудь, – он плотнее запахнул халат и пригласил девушку на кухню. – Там, правда, тоже бордель, не обращай внимания. Так ты чего вдруг объявилась?
- У меня к тебе пара важных вопросов, – посерьезнела Катерина. Опустив со стола один из стульев и забравшись на него, девушка с сомнением оглядела следы буйного пиршества и неуверенно попросила кофе.
- Ты правильно сомневаешься, – понял ее тон хозяин, – вряд ли в этом бедламе я смогу найти пакет с кофе и турку. Может, просто воды? – Катерина не успела утвердительно кивнуть, как Толик осекся: – Знаешь, я думаю, что и это плохая идея – чистой посуды тут не найдешь. Не стану ведь я заставлять мыть ее столь редкую в моем доме гостью! – несмотря на свой весьма помятый вид, Толик засветился радостью как начищенный самовар. Он был в своем амплуа самого веселого парня на свете.
- Да… – не сумела не улыбнуться в ответ ему Катерина. – У тебя, видимо, был обильный тусняк…
- Гудели, гудели… – согласился Толик. – Так что там стряслось?
- Ты же наверняка знаешь, что случилось с Вероникой? – посерьезнев, начала Катерина.
- Ну… – парень немного замешкался, – в общих чертах. Жалко… Красивая была девочка… Хоть и стерва!
- Я понимаю, конечно, что после вашей э-э… размолвки… – гостья попыталась подобрать слова, но Толик тут же перебил.
- Да что ты несешь, Катька, ты же все прекрасно знаешь! Размолвки! Ха, какая деликатность, елки! Она нашла себе разбитного Ванятку – так и говори все своими словами. Ванятка лучше меня мог ее…
- Ну, хватит! – остановила его Катерина. – В общем, это не относится к сути. Короче, есть серьезные подозрения, что на свадьбе убили не Веронику.
- Прикольно! – Толик вновь вошел в свое обычное состояние. Ему было прикольно в этой жизни решительно все! – А кого тогда? Ее Иван-Болван любил наряжаться в женские платья и пал жертвой свадебного маньяка?
- Слушай, Толик! – мигом рассвирепела Катерина. – Ты хоть в таких случаях можешь не кощунствовать?!
- Так ты же говоришь – никого не убили! – усмешка не сходила с его лица.
- Я сказала – Веронику не убили. Вернее, убили, но не там…
- Интересно, а где же? – уголки губ Толика расползлись еще шире.   
   Катерина набрала побольше воздуха, чтобы потушить разгоравшийся внутри пожарчик.
- Короче, ты ведь хорошо знал подругу Вероники – Иру Медведеву?
- Какую еще Иру? – хрипнуло вдруг что-то в дверном проеме, и Катерина, обернувшись, увидела голую девицу с распухшим лицом и растерзанным гнездом вороны на голове.
- Э-э…
- Это Настя, – пришел на помощь Толик. – А это Катя. Знакомьтесь.
- Очень приятно, – дружелюбно улыбнулась Катерина.
- А мне не очень, – отрезала девица и, вибрируя всем своим немаленьким крупом, подошла к столу, за которым умостилась гостья. – Что надо?
- Собственно, от вас – ничего, – грубость этой голой Насти просто выводила из себя.
- Что за уродинка, Толик? – капризно протянула пассия и потерлась о спину молодого человека обнаженной грудью.
- Знаете, – улыбнулась Катерина так мило, как только могла, – такие почесывания, вопреки распространенному убеждению, абсолютно неэффективны для восстановления формы груди, лучше всего помогает вытяжка из конского каштана. Ее продают в любой аптеке, думаю, вам потребуется не меньше трех тюбиков…
   Взрыв смеха заглушил ответ Насти. Только по ее исказившемуся лицу можно было угадать слова, адресованные Катерине. Толик же надрывался во все горло.
- Ну ты, Катька, молоток! Уважаю! – хохотал он. – Настя, дай нам поговорить, чего ты завелась, в самом деле?
- Значит, ты ее уважаешь, да? За то, что она меня обхамила?! – взвилась девица.
- Да ты же сама нарвалась, а Катька правильно не спускает.
- Ладно! – прошипела Настя и вышла, громко хлопнув дверью.
- Где ты нашел такую? – хмыкнула Катерина.
   Толик отмахнулся:
- Да мало их, неотложек, что ли…
- Ну ладно, давай быстро, чтобы твоя гюрза не захлебнулась своим ядом. Я хотела тебя про Ирку спросить.
- Валяй, – бесцветно отозвался Толик. Эта тема интересовала его откровенно меньше предыдущего шоу.
- Давно ты последний раз с ней общался?
- Что значит – общался?! Она не в моем вкусе.
- Ну хватит ерничать, ты же понимаешь, о чем я. Когда видел?
- А зачем мне с ней видеться? – Толик явно не был расположен к излияниям.
   Катерина отметила, что ему отчего-то неприятно говорить о том, что касается Вероники. «Видимо, до сих пор больно» – решила она.
- Ну вы же были друзьями, – сделала еще одну попытку девушка.
- Да не были мы никаким друзьями, – кромсал ответ за ответом всегда разговорчивый Толик. – Подожди-ка, схожу посмотрю – чего-то Настька там подозрительно притихла.   
   Он вышел, и Катерина озадаченно вздохнула. Она так надеялась, что Толик сможет помочь узнать что-нибудь об Ирине, даже предполагала, будто Медведева поделилась с ним своим последним телефонным разговором с Вероникой. Увы… Зря рассчитывала порадовать Василису, которой тщетно пыталась дозвониться целый день, собственным маленьким расследованием. От злости девушка пнула ножку стола и оглянулась вокруг в надежде отыскать все же хоть одну чистую кружку. Взгляд скользнул по стеклянному шкафу, еще хранящему следы свежей посуды, и вдруг остановился на второй полке. С нее, плотно прижимаясь к стеклу, на Катерину весело глядели две сфотографированные пары глаз. Девушка открыла дверцу и вынула снимок. Небо, море и пальмы выглядели на нем слишком красочно. Толик и его спутница в темных очках демонстрировали прекрасный загар. Катерина усмехнулась: «Вот кобель!» – женщина на фотке была явно не дикобразом-Настей. Более красивая и еще более взрослая. Неожиданно она показалась Катерине знакомой. Девушка пригляделась внимательнее. «Ну на фига ты очки нацепила!» – цыкнула она на фотографическую тетку. Та не отреагировала, и Катерина вернула ее вместе с Толиком за стекло шкафа.    
          
***
полный расколбас

- Какие еще колбаски?
- Да это я Козьму Пруткова передрал: чем колбасы начинят, то они в себе и носят.
- Это, я так понимаю, вы на дерьмовую начинку намекаете?
- Нет, деточка, обычно, по законам физиологии носить в себе упомянутое вами вещество можно только в течение некоторого времени, потом оно просится наружу. Если, конечно, нет каких-нибудь страшных патологий. А я говорил, так сказать, без аллегорий. Абсолютно предметно.
   Василиса прыснула, не в силах больше сдерживаться. Разговор, длившийся вот уже несколько минут между доктором и Машей, изрядно отдавал какими-то лубочными шутками.
- И зря смеетесь! – тут же осадил ее Роман Алексеевич. – Я, конечно, в вашем понимании совершенный чудик, но иногда я чрезвычайно логично мыслю!
- Чудик-юдик! – тихо передразнила Маша.
- Ну или даже так, – услышал ее необидчивый доктор, – не в этом дело. Я пытаюсь сказать вам, милые барышни, о том, что если вы не собрались сидеть в этом сарае до конца своих дней, то колбаски нам очень помогут.
- Ну да – не от голода же теперь окочуриться! – продолжала словесную дуэль Маша.
- Подожди-ка, – осадила девочку Василиса, начавшая за два дня, проведенных в неволе, привыкать к странным фразам доктора. – Так о чем вы, Роман Алексеевич?
- Сегодня нам принесут колбаски с железной начинкой! – заговорщическим тоном сообщил чудик.
- Мы их съедим и превратимся в Железных Дровосеков! – снова захихикала Маша.
- Нет, – парировал доктор, – в белых лебедей! Полетим – куда захотим.
- А если подробнее? – напряглась Егоршина.
- Пожалуйста. Вместе с колбасой мы получим ключ от этого чулана и ночью выберемся отсюда!
- Какой ключ?
- От кого? – наперебой заголосили девушки.
- Один из наших похитителей выбросил вдруг белый флаг и захотел нам помочь.
- Первый раз в жизни слышу такую чушь! – фыркнула Машуня. – У меня есть план получше – нужно дождаться моего отца, он нас обязательно найдет и расправится с этими уродами, которые нас сюда притащили!
- Бесспорно, деточка, бесспорно, – уважительно согласился доктор, – но мы не знаем, как скоро это случится. Мы можем помочь вашему папе.
- А как вы вдруг нашли общий язык с этим перебежчиком? – заинтересовалась Василиса.
- Это он нашел его со мной. Тот парень, что завел вас сюда и снял повязки с ваших глаз.
- Этот здоровый кретин с круглой мордой? – тут же нарисовала вслух запечатлевшийся образ похитителя с пистолетом Маша.
- Ну… мне трудно подтвердить эту характеристику, – дипломатично хмыкнул доктор, – возможно, тот самый. Решил встать на путь исправления, – заулыбался он собственной шутке.
- Так сегодня бывает? Что-то больно уж быстро он стал другим! – сдвинула тонкие бровки девочка.
- Хорошие люди никогда не переведутся, поверьте мне, строптивый ребенок. Даже среди бандитов нет-нет, да и найдется человек, склонный внезапно измениться к лучшему.
- Ха-ха! – искривилась в злорадной усмешке Маша. – Держу пари, что если он и вправду все это затеял, то только для того, чтобы нагреть своих дружков и поживиться единолично!
- Вы еще слишком молоды, Мария, – достойно поддерживал спор мужчина, – но когда доживете до моих лет, поймете, что хороших людей все же гораздо больше, чем плохих.   
- Да вы оптимист! – не удержалась от сарказма Егоршина. – При вашей-то обильно запятнанной репутации!
- На статью мою в уголовном кодексе намекаете? – печально качнул головой Роман Алексеевич. – Так ведь я и сам не против, чтобы меч правосудия как следует саданул мне по затылку! Но я все же надеюсь на вашу доброту, милая журналистка.
- С одним условием! – Василиса тут же решила зацепить его на крючок.
- Даже с двумя, – грустно улыбнулся доктор.
- Как только мы выберемся, вы пойдете со мной к майору Денисову и все ему расскажете – о Литейкине, о тех, кто вас шантажировал долгами, в общем, обо всем!
- Я обещаю вам, – Роман Алексеевич сказал это таким тоном, не поверить которому Егоршина не смогла.
- Хорошо. Теперь рассказывайте о вашем колбасном плане.
- Парень принесет нам запасной ключ от этой комнаты вместе с едой. В четыре часа утра, когда все в доме будут спать мертвецким сном, мы должны будем выйти во двор, откуда он выведет нас за ворота. А там и до трассы недалеко – доберемся как-нибудь до города.
- А что потом будет с этим парнем, когда откроется наш побег? – проявила участие Василиса.
- Ну ты даешь! – поразилась Маша. – Он меня за горло хватал, твой мобильник спер, хамил и пистолетом стращал, а ты его жалеть взялась? Да я еще перед уходом записку его подельникам напишу, чтобы уж точно не промахнулись с выбором виновника!
- Машуня! Он же решил нам помочь, можно его за это простить...
   В этот момент с наружной стороны двери заворочался ключ, дверь распахнулась, и на пороге возник герой разговора. Он молча поставил на стол кастрюлю, тарелки, чайник, банку с кофе, хлеб, чашки и, не глядя ни на кого, также молча вышел. Доктор тут же схватился за крышку кастрюли.
- Вот и ключик! – обрадовано сообщил он, с минуту порывшись в колбасных изделиях. – И план выхода! Так, деточки, быстро есть и спать – вставать нам предстоит рано.
   Однако забыться коротким сном удалось ему одному. Девушки шептались, улегшись под одним пледом.
- Ну, ладно, расскажи, мне ведь можно, – упрашивала Маша. – В экстремальных ситуациях люди сближаются, так что мы почти сестры теперь.
- Отстань, Машуня, ты все выдумала, – отбивалась от любопытной девчонки Василиса.
- Это ты моей бабушке расскажешь, – не унималась Маша, – у тебя даже голос меняется, когда ты об отце говоришь! И по глазам сразу видно – влюбилась, как кошка!
- Н-нет, я… – запнулась Василиса и умолкла в смущении. Как же можно было объяснить все то, что творилось в ее душе этому настырному ребенку?! ЕГО ребенку!
- Да ты не дрейфь, это же классно! – ободряла тем временем Маша. – Если отца правильно в оборот взять, он быстро сломается – мужик ведь!
   Василиса вспыхнула румянцем, которого из-за липкой темноты разглядеть было невозможно: «Что она говорит! Что несет эта глупая мудрая девочка?!»            
- А что! Если бы у вас все получилось, было бы здорово! Ты мне нравишься! Я научу тебя, как с ним себя вести!
   Егоршина погладила ее теплую голову.
- Нам бы сначала отсюда выбраться.
- Выберемся!
- Ты молодчина! – не удержалась от похвалы Василиса. – Любая другая девчонка на твоем месте уже умерла бы от страха. Ты очень смелая!
- Вся в папу! – со значением шепнула Маша в самое ухо своей новоявленной подруге. – И ты тоже! – она чмокнула Василису в щеку и тихонько усмехнулась: – А вообще мы весело проводим время, не находишь? Будет, что девчонкам рассказать!          

***
таинство завещания

   Лихорадочный поток мыслей Денисова прервал телефонный звонок. Он ждал этого звонка весь день: пока общался с начальником ГУВД, разговаривал по его протекции с известным адвокатом Фридманом и рассматривал в шикарно обставленном кабинете юриста важные бумаги, пока осмысливал важные новости и проводил совещание. Майор сделал много дел за этот нескончаемый день, но думать все время мог только об одном. Дернув желваками, Богдан схватил трубку.
- Ну что, ты подумал? – раздался в ней сдавленный мужской голос. Было похоже, что неведомый оппонент говорит, прикрыв рот платком или рукой.
- Да, – скрипнул майор зубами.
- Отлично. Значиц-ца, когда наш глухарь отправится в архив?
   Денисова передернуло от этого двойного ц, вывернувшего слово.
- Как договорились. Где моя дочь?
- В надежном месте.
- Дайте хотя бы поговорить с ней по телефону – я должен знать, что с ней все в порядке.
- С ней все в порядке, майор, не в наших интересах наживать проблемы с вами. От вас нам нужно только прекращения нашего дела.
   Внезапно Денисова озарила догадка.
- Значит, вы узнали, что я докопался до изменения в завещании Литейкина?
- Изменения в завещании?! – сильное изумление вдруг сделало голос в телефонной трубке резким и совершенно отчетливым, видимо, человек удивился до такой степени, что забыл о конспирации. – И… что же там изменено?
- Самое главное, я так понимаю – имя того, кому все завещалось! А вы… не знали?
   Ответом ему послужила длинная очередь гудков. Денисов задумался. Изумление его собеседника было неподдельным: что, если он, действительно, не имел понятия – кому предназначалось все богатство фарфорового короля Павла Литейкина. Ведь богач изменил свое первоначальное решение всего за несколько часов до смерти! Но тогда это меняет очень многое… От размышлений майора отвлек капитан Шанкин. Едва просунув свою кудрявую голову в кабинет, он громко выдохнул:
- Нам удалось, наконец,  установить личность девушки… ну, этот труп невесты из ресторана «Таис», – запыхавшись, сбивался Шанкин.
   Денисов не сразу понял смысл сказанного. Хмурое лицо майора с полминуты изучало четвертую пуговицу на рубашке подчиненного.
- Богдан Маркович! – не вытерпел капитан. – Вы в порядке?
- Д-да… – неопределенно протянул Денисов и, хлопнув несколько раз ресницами, поднял глаза на Шанкина.
- Что ты говоришь, Володя?
- Труп, говорю, удалось опознать.
- Ну-ну, из ресторана… – качнул головой майор. – Так кто она, эта невеста?
- Соня Грановская. Известная самарская воровка!
- Та самая? – изумился Денисов и на секунду забыл о своих несчастьях.
- Ага! Нормально, да? Вот подарочки судьба подкидывает!
- Ты пока особо не расходись, Володя, придержи темперамент. Что дальше?
- Вы же знаете, что согласно медэкспертизе, это убийство совершенно идентично убийству Вероники Литейкиной. Объединяем трупы в одно дело.
- Погоди.
- А чего годить-то! – с запалом отозвался Шанкин. – Тут еще одна пикантная деталь всплыла.
- Ну что у тебя за манера, Володя! Все с предисловиями. Ты же не роль репетируешь. С пикантностями – это в театр!
- Да тут похлеще театра получается, – нисколько не смутился капитан. – Мы ведь чего выяснили – эта самая Грановская была любовницей Литейкина!
- Что?!! – брови Денисова заволновались и уперлись в нависшую со лба складку. – Ни черта не понимаю!
- А, по-моему, все ясно! – радостно отчеканил Шанкин. – Вы же говорили утром про завещание магната. Наверняка там фигурирует то же самое имя! Удалось вам узнать что-нибудь у этого адвоката Фридмана?
- Знаешь, Володя, кто злейший враг адвоката? Его клиент! Мне удалось выяснить все детали, касающиеся интересующего нас завещания, не только благодаря влиянию начальника ГУВД, но и благодаря многим разногласиям между господином Фридманом и господином Литейкиным… – Денисов вытащил пачку «Парламента» и, закурив, глубоко задумался. – Думаю, что мне нужно будет еще раз пообщаться с этим юристом, – добавил он совсем тихо, самому себе.
- Вот глядите, – рассуждал тем временем Шанкин, – эта воровка очень красивая, она окручивает магната, тот подписывает ей свое состояние, а потом ее убивает подельник из-за денег.
- Как у тебя все просто! – раздраженно буркнул Богдан. – Только если ты собрался объединять в одно дело оба убийства, порассуждай на тему – кто и почему убил еще и дочку этого самого магната!
- Грановская! – не задумываясь ни на минуту, выдал Шанкин. – Потому что боялась, что отец все оставит ей.
- Не складывается, капитан, – всерьез рассердился на непрофессионализм подчиненного Денисов, – ты хоть иногда серым веществом ворочай! Литейкин умер за несколько месяцев до гибели дочери, и завещание, что естественно, было уже написано! Если он оставил все своей любовнице, то на кой той сдалась его дочь?!
- А чтобы не оспорила завещание! – не сдавался Шанкин.
- Интересно, что бы ты сказал, если б узнал, что в интересующей нас бумаге значится совсем другое имя?.. Так, ладно… узнай-ка мне лучше, вернулась ли из своего делового турне сестра нашего магната Любовь Жаткина.
- Так точно! А с…
- А с остальным я сам разберусь, – отрезал Денисов. – Иди, Володя.
   Не успела закрыться дверь за капитаном, как на столе ожил телефон. Майор настороженно покосился на белый обшарпанный аппарат. Что-то с силой толкнуло его под лопаткой. Сняв трубку, Денисов ожидал услышать все, что угодно, только не то, что он услышал…               

***

подмосковный вестерн

   Около половины четвертого утра Роман Алексеевич шепнул девчонкам – пора. Осторожно вставив ключ в замочную скважину, беглецы убедились, что она смазана маслом – их странный помощник позаботился даже о том, чтобы ничего не издавало и малейшего скрипа. Выбравшись на цыпочках в темный пустой коридор, доктор внимательно огляделся по сторонам, осторожно чиркнул зажигалкой и развернул план подвала, на котором красным маркером был обозначен путь к выходу. Изучив смятую бумажку, Роман Алексеевич махнул девочкам, чтобы они тихонько следовали за ним. Василиса с Машей сняли обувь и двинулись вперед. Скрючившаяся тень доктора медленно плыла впереди. Одной рукой Егоршина держала туфли, другой сжимала Машину похолодевшую кисть. Обе старались дышать через раз, почти не выдыхая воздуха. У Василисы возникло ощущение, что их снимают в кино – все: и само пленение, и побег и они сами, крадущиеся за маленьким, то и дело гаснущим фитильком зажигалки, казалось ей азартной задумкой неведомых сценаристов. Уже добравшись до конца виляющего коридора, все трое вдруг услышали шаги, спускающиеся откуда-то сверху. Беглецы замерли, прижавшись к стене. Недалеко, в левом крыле расширившегося к выходу фойе, зажегся свет. Скрипнула дверь, кашлянул сиплый бас, брызнула вода. Василиса ощутила дрожь Машиных пальцев. В натянутой тишине, сквозь которую лившаяся неподалеку струйка воды казалась настоящим водопадом, еще одним шумовым эффектом отражалось горячее дыхание доктора. Егоршина уже хотела было дотронуться до него и жестом объяснить, чтобы он потише дышал, как вдруг раздался глухой стук. Благодаря тонкой полоске света, выбившейся из левого крыла, Василиса увидела согнувшегося в три погибели Романа Алексеевича, который шарил ладонями по полу в поисках упавшей зажигалки. В голове девушки вихрем пронеслась страшная картина всего предстоящего: вот сейчас из ванной выйдет громила, схватит их троих в охапку и… Однако предполагаемый громила, похоже, оказался туговат на ухо. Как ни в чем не бывало, он зевнул, так, что хрустнуло за ушами, снова вышел в коридор, погасил свет, и через минуту его тяжелая поступь стала неразличима. Подождав минут пять, беглецы снова тронулись. Остальной путь до тяжелых металлических ворот во дворе большого, скрытого в безлунной ночи дома, был проделан благополучно. В указанном в плане месте они перелезли через забор и бросились бежать, не разбирая дороги. Буйные заросли тонких березок то и дело мешали бегу, девочки оцарапали себе руки и ноги, Маша несколько раз падала, запинаясь о торчащие со всех сторон ветки. Остановившись через некоторое время отдышаться, все трое попытались сориентироваться в географии. Роман Алексеевич первым сообразил, в какой стороне может располагаться близлежащая трасса. Подгоняемые страхом возможного преследования, они добрались до нее, когда почти рассвело. Пустынная дорога навела на уставших беглецов уныние. Энергия, согревавшая во время бега, иссякла, и раннее утро окутало пронизывающей свежестью. Несмотря на холод, передвигаться с прежней быстротой уже не было сил, и троица медленно поплелась вдоль трассы, молясь о попутной машине. Их молитвы скоро были услышаны…
   В салоне жигуленка было сильно накурено. Двое мужчин, сидевших в машине, дымили безостановочно. Василиса решила приоткрыть окно, но, нащупав какой-то штырек, поняла, что ручка сломана под самый корень. Вздохнув, она уставилась через стекло на красную маечку в телефонной будке. Минуту спустя маечка подбежала к машине и юркнула внутрь разрумянившейся Машкой.
- Все! – радостно сообщила она. – Отец чуть с ума не сошел! Сказала, что будем у него через пятнадцать минут.
- Так мы что, сразу на Петровку? – заволновался на переднем сидении Роман Алексеевич.
- Как на Петровку? – заголосил и водитель. – Мы так не договаривались. Это вам обойдется…
- Да отец заплатит, не волнуйтесь, – перебила девчонка, – он нас встретит.
   …Денисов внимательно слушал, не перебивая эмоционально-сбивчивого рассказа Василисы и Маши. Вестерн стараниями девушек был выдержан в нужном стиле: помощь раскаявшегося бандита, побег на рассвете, темный лес, ледяной ужас от возможной погони, спасительная трасса, сердобольный водитель жигуленка… Сидевший за столом капитан Шанкин делал пометки в блокноте, иногда переспрашивая: где примерно располагается особняк, как он выглядит, сколько метров до трассы, как долго ехали на пойманной «копейке». Потом он ушел допрашивать в соседнем кабинете водителя и доктора.
- Не представляете, девочки, какой камень упал с моей шеи! – выдохнул Денисов.
- Так с тебя причитается, папуля! – Маша повисла на плечах отца. – Мы избавили тебя от необходимости затевать штурм!
- Вы избавили меня от гораздо худшего, Манечка! – он потрепал дочь за щеку и поцеловал в нос.
- А что требовали похитители? – Василиса уютно устроилась за столом с горячей чашкой кофе.
- Прекращения расследования убийства Вероники Литейкиной.
- Да?! И вы что-нибудь…
- Василиса, – мягко перебил девушку майор, – давайте обо всем позже, вам нужно пока прийти в себя, успокоиться. Вы, кстати, домой позвоните – ваша мама, наверное, уже с ума сошла.
- Не сошла, она в командировке, к счастью. А вот подруге нужно позвонить. Можно попросить еще кофе? – очаровательно улыбнулась Егоршина.
- Попросите, – усмехнулся Денисов ей в ответ, – сейчас принесу.
- По-моему, он готов! – шепнула Маша на ухо Василисе, едва за отцом закрылась дверь. – Надо действовать, пока тепленький!
- Машуня!
- Ну чего время-то тянуть? – не унималась девчонка. – Я же тебя учила. 
- Ладно, я… – Егоршина не успела договорить – в открывшемся снова дверном проеме показались две дымящиеся чашки. Одна из них тотчас оказалась перед Василисой. Отпив из другой, Денисов сел за маленький стол в углу кабинета и подозвал к себе дочь. Василиса набрала номер Катерины.   
- Куда ты пропала? – прокричала та, едва услышав голос подруги. – Почему отключен мобильный? Ты где?
- У Денисова, – прикрыв трубку рукой, тихо ответила Егоршина.
- Где?!
- Колобочек, тут такое случилось! Расскажу тебе все вечером.
- Лучше прямо сейчас! У меня есть очень важные новости! Дуй ко мне.
- Я тебе перезвоню, ладно? И мы договоримся.
   Положив трубку, Василиса осторожно взглянула на Денисова. Разговаривая с дочерью, он нервно отбивал сбивчивый ритм карандашом. Егоршина залюбовалась его пальцами. До спазма в животе ей захотелось ощутить на себе их тепло.
- Богдан Мар…кович, – выдохнула, запнувшись,  Егоршина и увидела, как заплясали веселые бесята в глазах Маши, – мне нужно идти. Встретимся завтра?
- Да, нам нужно многое обсудить, сегодня я как раз закончу с вашим доктором Жуковским – он очень интересные вещи рассказывает. Кое-что уже начинает проясняться… – майор заглянул в глаза Василисе и, увидев плеснувшуюся в них нежность, интерпретировал это выражение по-своему, – вам нехорошо?
- Нет-нет, все нормально, – попыталась улыбнуться Егоршина.
- Бедные девочки! – майор приблизился к Василисе и прижал к себе ее голову. – Что вам пришлось пережить! Вы очень отважные!
   Василиса подняла глаза на Денисова. Он смотрел так выразительно, что девушка легко сумела бы озвучить все те слова, что он еще мог сказать ей. Подсознание уловило, как хлопнула дверь за деликатно удалившейся Машей. Василиса привстала на цыпочки и коснулась губами колючей щетины майора, от которой пахло табаком и остатками какого-то резкого одеколона. Таким родным показался ей этот запах! Девушка потянулась и, вдруг решившись, достала губами его губы… У поцелуя оказался такой восхитительный вкус, что Василисе показалось, будто она попала на облако из сладкой воздушной ваты. Достаточно было вытянуть язык, и сладкая патока обволакивала рот…
- Богдан Мар… – вошедший в кабинет Шанкин осекся. Майор тут же отстранился от Егоршиной и смущенно закряхтел.
- Что…там, Володя? – он быстро подошел к столу и начал рыться в разбросанных на нем бумагах, избегая глядеть на капитана.
   Шанкин подавил смешок, приветственно кивнул раскрасневшейся журналистке и отчеканил совершенно серьезным тоном:
- Труп на Котельнической, Богдан Маркович.
- Кто?
- Парень. Ребята уже там работают. Криминала, похоже, нет, но – черт знает…Он, вроде, оставил записку, думаю, с установлением личности проблем не будет. Едем?
- Да, сейчас. Подожди меня внизу.
   Скрипнув дверью, Шанкин исчез, и майор тут же развернулся от стола.
- Василиса, что происходит? – сдавленным полушепотом спросил он.
- Я… не знаю. Нет, знаю… – девушка подошла к Денисову вплотную. Он отвел взгляд.
- Мне нужно ехать. Поговорим вечером… – Богдан замолчал и через несколько секунд неуверенно продолжил: – Может, ты поедешь вместе с Машкой к нам? Вас отвезут на дежурной машине, и сержант побудет с вами до моего приезда. Я постараюсь не задерживаться…
- Правда? – радость уже не могла помещаться внутри. Губы девушки самопроизвольно расползлись в самой глупой из женских улыбок.
- Правда, – майор обнял Василису и поцеловал в макушку.
- Ну вот и славненько! – загромыхала от двери вернувшаяся в эту минуту Машуня. – Мне все нравится!

***
кармическая неизбежность

   Восемнадцатая квартира в высотке на Котельнической набережной оказалась роскошными четырехкомнатными апартаментами. В светло-голубой гостиной, напоминающей шатер Шамаханской царицы, на обитой парчой софе, неловко поджав руки, лежал молодой человек в белом спортивном костюме. Глядя на него, можно было подумать, что парень просто спит в неудобной позе. Спокойное лицо осунулось и почти слилось по цвету с футболкой.
   Все в убранстве зала кричало об идеальном порядке, единственным ярким пятном в этой до блеска вылизанной комнате-шатре была газета на низком столике возле дивана с трупом. Целый разворот перечеркивал выделенный красным маркером заголовок: «Изменение кармы возможно!» Прочитав его, Денисов качнул головой.
- Боюсь для тебя, парень, уже ничего изменить нельзя… – Богдан с сожалением оглядел тело в белом костюме. – Ну, что установили? – повернулся он к старлею Винокурову.
- Соболев Иван Иванович, 26 лет. Жил тут с женщиной, по свидетельствам соседей, около полугода.
- Так вы и с соседями уже побеседовали?
- Так точно, товарищ майор! – отчеканил старший лейтенант.
- Молодца, – похвалил Денисов, – а чья квартира еще не выяснили?
- Обижаете! – самодовольно вытянулся оперативник. – Хозяйка – некая Соня Грановская, уроженка Самары. Квартира куплена и оформлена на нее шесть с половиной месяцев назад неизвестным лицом.
   Услышав знакомое имя, майор немного опешил. Уже второй случайно обнаруженный труп дополнял печальный список в его деле. Богдан дернул ноздрями от запаха начавшего растлевать тела и еще раз оглядел его. На бледном лице Ивана будто остался след от четкой грани между настоящим и вечным. Мягкие черты заострились, но не потеряли юношеской прелести. Его молодость стала только выразительнее после смерти. 
- Хорошо, – кивнул головой майор Винокурову, – что еще?
- Смерть предположительно наступила из-за принятия большой дозы радедорма.
- Думаете, он сам нажрался таблеток?
- Есть основания так полагать. Вот предсмертное письмо. Мы, конечно, пошлем его на экспертизу.
- Да уж, сделайте милость, – хмыкнул Денисов. Он взял протянутый старлеем тонкий белый лист, исписанный мелким торопливым почерком. Следы впечатления, производимого по ходу беглого чтения, накладывались на лице майора один на другой. Он почесывал подбородок и хмыкал от лившегося со страниц потока информации.
- Товарищ майор, – отвлек Богдана старлей, – из дежурки сейчас звонили, вас разыскивает некто Ирина Медведева.
- Медведева?! Бог ты мой! Откуда ж она взялась?! – запричитал Денисов. – С ней все в порядке?
- Не знаю, товарищ майор.
- Ладно, – Богдан свернул письмо и сунул его во внутренний карман, – вы работайте, я поеду в контору, как закончите тут – сразу ко мне. Да, труп к Панову отправьте…
   Возле кабинета в самом конце длинного местами облупившегося коридора майора ждала очень худая девушка со слишком выпирающими ключицами и испуганными глазами.
- Вы Ирина? – подойдя к ней, спросил Денисов.
- Да, – тихо прошелестела девушка и поднялась со стула, на котором провела уже почти два часа.
   Взгляд Богдана самопроизвольно скользнул вниз, где из туфель на высоченных каблуках уносились ввысь слишком худенькие ножки-палочки. Было даже страшно за них, угрожающих вот-вот надломиться. Вероятно, про таких вот Ирочек и пелась попсовая песенка про девочек-веточек. Богдан смерил бедняжку жалостливым взглядом, и судорога в гландах напомнила ему о бывшей жене – такой же вечно худой и очень бледной. Он шутил когда-то, что по супруге можно изучать кровеносную систему человека – так хорошо были видны под ее тонкой кожей все сосуды и капилляры. Подруга жизни не разделяла шутки, впрочем, она вообще не любила юмора. Она любила серьезных, красивых, накачанных антонио бандерасов – в общем, полную противоположность ему, Денисову. Богдан же с тех пор, как худосочная женушка бросила его, не испытывал симпатии к подобной природной худобе, напоминающей спущенный до последней капли воздуха шарик. Майор постарался быстрее открыть дверь кабинета, ввести внутрь худышку и усадить ее на стул. Наблюдая за ее неменяющимся испуганным взглядом, Денисов решился предложить девушке коньяка, припрятанного в сейфе на экстренные случаи.
- Это было ужасно, – хныкнула Ирина, сделав глоток ядреной коричневой жидкости, – она угрожала мне… мне пришлось уехать… но я больше не могла… я вернулась и… – всхлип заглушил путаницу слов.
- Успокойтесь, пожалуйста, все уже хорошо. Главное, что вы нашлись и с вами все в порядке. Сначала мы позвоним вашим родителям и успокоим их…
- Мне надо было сразу идти к вам и все рассказать… – голос девушки все отчетливее срывался на плач. – Может, все не зашло бы так далеко. Знаете… – она громко шмыгнула носом, – все это началось с того момента, когда выяснилось – Вероника не родная дочь Павла Сергеевича… 

***
наглядное фотоизображение

- Ты себе представить не можешь, – взволнованно тараторила Катерина, уплетая овсяное печенье, – меня как обухом по голове долбануло! Я сразу-то даже не узнала ее, а потом дома меня вдруг шарахнуло! Я – тебе звонить, а ты у нас, оказывается, была в это время в плену!
   Катерина час назад приехала в квартиру майора Денисова и, выслушав Василису с Машей, успела выдать оду их смелости и выложить собственные ошеломительные новости.
- Как ты думаешь, что их связывает? – дорассказав, спросила она, хрустнув очередным шариком печенья.
- Не поверишь, Колобочек, но буквально два часа назад я еще не знала бы, что тебе ответить, а теперь у меня есть основательный паззл в твою мозаику. Машуня, – повернулась Василиса к своей новой подружке, – нам нужно съездить с Катей в одно место, ты поговори с сержантом, пусть он папе ничего не докладывает.    
   …Звонить в дверь пришлось долго. Прошло не меньше пяти минут, прежде чем внутри квартиры послышались шаги.
- Кто там еще? – раздраженно осведомился заспанный женский голос.
- Это Василиса Егоршина, Любовь Сергеевна.
   Замок заворочался, и на лестничную клетку вырвался изумительный запах свежесваренного кофе. Красивая Любовь Сергеевна появилась в проеме в черном шелковом халатике, едва скрывавшем внутреннюю часть бедра. Она поддерживала на голове высокий тюрбан из махрового полотенца. Увидев перед собой Василису, женщина не сумела скрыть удивления. Пару секунд она оторопело глядела на девушек, затем догадалась натянуть на лицо радушную улыбку.
- Ах, Василисушка, здравствуй. Какими судьбами?
- Можно мы войдем? – осторожно спросила Василиса, подумав, что Вероникина тетка смущена чем-то или ошарашена – может у нее любовник там, или она обкурилась?
- Конечно… – хозяйка отступила на шаг, – проходите, девочки.
   Через минуту они расположились на просторной кухне, за большим венским столом.
- Что-то случилось? – Любовь Сергеевна неспешно разливала ароматный кофе по синим фаянсовым чашечкам.
- Вы уезжали? – ответила вопросом на вопрос Василиса.
- Да… – легкое удивление послышалось в голосе женщины. – Деловая поездка. Только вернулась. Что-то случилось? – повторила она.
- В общем-то нет, – вступила в разговор Катерина, – просто милиции понадобились фотографии Вероники. Можно, мы пороемся в альбомах?
- Да, пожалуйста, – изящно повела своими наманикюренными пальчиками Любовь Сергеевна, – они в нижнем ящике, в зале. Допейте кофе и поищите. Не возражаете, если я пока высушу голову? – и женщина быстро вышла, захватив со стола мобильный телефон.
- Интересно, – склонилась к уху подруги Катерина, – кому она побежала звонить?
- Это нам вряд ли удастся узнать, пойдем поищем фотки.
   Пересмотрев все фотоальбомы и не найдя нужного, девушки озадаченно убирали все в ящик в тот момент, когда в прихожей раздался звонок. Было слышно, как, шлепая сланцами, хозяйка прошла по коридору, открыла дверь и поцеловала вошедшего.
- Так она здесь? – услышала приглушенный мужской шепот Василиса, прильнувшая ухом к двери, ведущей из зала в коридор.
- Да. Ничего не понимаю, – так же тихо отозвалась Любовь Сергеевна.
- Значиц-ца так… – начал незнакомый собеседник хозяйки и перешел на совсем неразличимое шушуканье.
- Ни черта не слышно! – ругнулась про себя Василиса и осторожно потянула ручку двери. Аккуратно просунув голову, девушка уперлась взглядом в большое коридорное зеркало, отражавшее шепчущуюся у порога парочку. Спина высокой Любови Сергеевны, обтянутая черным шелком, почти полностью закрывала фигуру мужчины, руки которого сомкнулись на ее талии. Однако, словно уловив мысленное пожелание Василисы, женщина внезапно нагнулась, и Егоршина увидела лицо гостя. Обомлев, девушка, втащила голову назад в комнату, прикрыла за собой дверь и тихо охнула.
- Что там? – нахмурилась Катерина, увидев опрокинутое лицо подруги. И тут же догадалась: – Он?
   Василиса кивнула.
- Ну вот вам и фотка нашлась! – резюмировала Катерина. – Во весь, так сказать, рост!         
   В этот момент в ее сумке предрассветными трелями цикад залился мобильник. Едва Катерина поднесла трубку к уху, как звонившая Маша скороговоркой выпалила, что вернулся отец, успел разозлиться на улизнувшую Василису и уже послал за ними машину. Катерина пообещала, что они выйдут на улицу через пять минут, нажала клавишу отбоя, и тут же в коридоре хлопнула входная дверь.
- Он ушел, – шепнула Василиса.
- Ничего, теперь он все равно наш! – приободрила подруга. – Ты давай пока собирайся, твой майор уже полгорода на уши поднял. Экипаж у ворот! 
 
***
разгадка: часть первая

- Весь из себя важный такой. «Значиц-ца так!» – передразнила Василиса подслушанное выражение.
   Только что они с Катериной спешно распрощались с Вероникиной тетушкой и, усевшись в подъехавшую прямо к подъезду милицейскую «Ниву», принялись рассказывать Денисову о ее разговоре со своим гостем. 
- Как? – живо переспросил майор, повернувшись с переднего сидения машины всем корпусом. – Он так говорит – значиц-ца?
- Ну да, – недоуменно кивнула Егоршина, – а что?
- Ничего. Лишь бы он не успел уйти. Сейчас я отвезу вас к себе и оставлю на этот раз с Шанкиным, который страсть как не любит юных самостоятельных сыщиц.
- И что? – жалобно отозвалась Василиса.
- И ничего. Будете ждать меня.
- А можно с вами, Богдан… – она запнулась и решила все-таки добавить: – Маркович? 
- Исключено! – он снова отвернулся и попросил водителя ехать к нему домой.
- А вы надолго? – спросила Василиса полустоном, отчего сидевшая рядом Катерина ткнула подругу в бок. А майор сурово отрезал:
- Надолго. Дел больно много. Нужно повидать нескольких человек.
- Но ведь я тоже участвовала в этом деле, я хочу знать…
- Василиса! – оборвал девушку Денисов. – Вам мало было всего того, что вы пережили?! Не беспокойтесь, вы все узнаете. Я вернусь и все вам доложу, госпожа журналистка. А сейчас вы с Катей едете к нам домой. Все, разговор окончен! 
   Высадив девушек и сдав их на руки капитану Шанкину, Денисов умчался в азартном ощущении предстоящего. Он уже знал, что ему нужно делать…
- А кто же тогда убил эту Соню? – много часов спустя расспрашивала Василиса вернувшегося, наконец, домой майора Денисова.
   Он завалился помятый, уставший и дико довольный. Еще с порога стало ясно, что теперь майор знает все! Катерина и капитан Шанкин храпели по разным комнатам, Машка, громко плюхаясь, мыла посуду, и Василиса, открывшая Денисову дверь, тут же проявила смелость – повисла у майора на шее и прижалась к холодным губам… Потом они пошли на кухню, сели за стол и сумбурный поток вопросов посыпался на Богдана. Этот как раз был одним из них: «А кто же тогда убил эту Соню?»
- Вероника! – выдохнул вместе с ответом сигаретный дым Денисов.
- Как?! – в один голос вскрикнули девушки. 
- Вот так, – привычно хрустнул суставами Денисов. Василиса поморщилась, а Маша стукнула отца кулачком по плечу.
- Ну прекрати это делать, папа! На-ка лучше, поколи нам орехи – хоть руки займешь, – девочка подвинула майору чашку, наполненную грецкими орехами.
- А как же тогда они могли договориться? – все еще пребывая в изумлении от услышанного, спросила Василиса.
- А никакого договора, как оказалось, не было. Влюбленная в своего жениха Вероника не могла знать, что все его ухаживания – лишь умелая игра, разыгранная совсем другой женщиной. Богатая наследница Вероника Литейкина представляла интерес для давно и успешно промышлявшей парочки только своим состоянием. Чтобы все было понятно, небольшой экскурс в их историю. Грановская – родом из потомственной воровской семьи. Ее бабка была известной самарской налетчицей. Соня рано познала воровскую науку и отточила ее до блеска. После нескольких блестяще проведенных ею, двадцатипятилетней (!) девушкой краж, Грановская знакомится в Москве с Иваном Соболевым.  Он влюбляется, и… начинается их совместная эпопея. Больше трех лет им удавалось безнаказанно грабить богатых людей в Москве и Питере. В особой чести были престарелые ювелиры. Со стареющими мужчинами вообще проще иметь дело красивым, молодым и пронырливым барышням.
- Да? – хитро мурлыкнула Маша. – Так с тобой, папик, тоже все просто?
- Маня! – нарочито серьезно сдвинул брови Денисов.
- Да ладно, ладно. Продолжайте, ваша милицейская светлость, я пока салат заварганю, – девочка дружелюбно потерлась о нос отца, забрала у него очищенную горку орехов и принялась тереть сыр.
- Так вот, – продолжил майор, раскалывая очередную скорлупу, – однажды на пути сладкой парочки появился Павел Литейкин. Его жена умерла незадолго до этого, отравившись самопальной водкой. Вот люди! – хмыкнул Денисов. – Ворочают миллионами, а родной жене водки приличной купить не могут! Зато любовниц содержат по полной программе!
- Это вы об этой Соне? – Василиса подвинулась на стуле ближе к майору.
- А что если вам уже на «ты» перейти? – внесла предложение Маша, закончив с сыром и водрузив на терку вареную свеклу.
- Машуня! – потупилась Василиса, а Денисов пропустил замечание дочери мимо ушей. По крайней мере, сделал вид. И продолжил:   
- Да я о Грановской. Литейкин задаривал молодую любовницу украшениями, нарядами, купил ей машину и квартиру на Котельнической, в которой и покончил с собой ее подельник и возлюбленный Соболев.
- Покончил с собой? Соболев? – Василисины глаза приняли красивую форму кофейных блюдец. – Так это наш Иванушка? Он же… он же был женихом Вероники… И одновременно любовником этой самой Сони?!
- Давай обо всем по порядку, – незаметно для себя Денисов ухватился за предложение дочери перейти на «ты». Василиса отметила это фамильярное обращение к ней, и смущенная радость разлилась у нее в груди. Майор тем временем продолжал вещать: – Красивая до умопомрачения Грановская довела влюбленного фарфорового короля до такой кондиции, что он готов был забыть обо всем и обо всех. Здесь надо оговориться, что девушка к тому времени была уже очень богата и… беременна. Она обещала своему любимому Соболеву, что это будет их последнее дело.
- Откуда такие волнительные подробности? – не переставая, частила вопросами Василиса.
- Из его предсмертного письма.
- Соболева? – казалось, Егоршина давно исчерпала лимит удивления, но не переставала каждый раз поражаться. – Он еще и письмо написал?!
- И самое подробное. По всей видимости, парню давно претила их преступная жизнь, но он слишком сильно любил свою Соню, чтобы оставить ее.
- Что же там за фря такая?! – громко отозвалась Маша от своего салата. – Все прям любили ее без ума!
- Манька, выбирай выражения! – постарался довести свое возмущение до полукрика Денисов. Однако получилось как-то вяло. Маша поняла это раньше отца.
- Да… – делано надула девочка губы, – не очень-то у тебя убедительно вышло на любимую дочку поголосить. Надо тренироваться. 
- Я видел фотографии Грановской, – Богдан пропустил замечание дочери мимо ушей и вновь щелкнул орехом, – она, действительно, была очень красива. Но, я думаю, дело даже не в этой потрясающей красоте. Скорее всего, у нее была очень сильная энергетика – эта девушка умела воздействовать на людей и манипулировать ими. Вкупе с ее несомненным талантом мошенницы этот внутренний дар поистине творил криминальные чудеса. Короче, поскольку Соня обещала подельнику, что дело с фарфоровым королем – последнее, расчет был по полной программе.
- То есть, они надумали заставить Павла Сергеевича написать Грановской завещание и убить его? – предположила Василиса.
- Завещание – да, но убивать его они не собирались!   
- Да, но значит это они подставили на картах доктора и манипулировали им?!
- Они, – кивнул Денисов.
- И они заставили Жуковского поставить Павлу Сергеевичу ложный диагноз, а потом колоть убийственным лекарством?!
- Ну почти… – уклончиво протянул майор, поднялся и налил в две чашки кофе.
- А мне? – тут же заголосила Машуня.
- Ты давай салат стругай, – отрезал отец.
- Что значит почти? – увлекшись рассказом, Василиса даже забыла поблагодарить майора за появившийся перед ней кофе.
- А то и значит: Соня внушила богатому любовнику, что у него опасные симптомы и отправила, якобы, к своему лечащему врачу – Жуковскому. Затем подельники, действительно, заставили доктора поставить страшный диагноз и лечить пациента специальным препаратом. Но! – Денисов со значением поднял вверх указательный палец правой руки. – Смертельный для Литейкина медикамент каждый раз оказывался в шприцах из других рук! Жуковский не сказал тебе, Василиса, что его шантажировали с двух сторон!
- Что?!! – девушка едва не подавилась сделанным в этот момент глотком кофе.
- Соболев давал врачу шприцы с сильным нейролептиком – вводя магната в  полубессознательное состояние, они с Грановской думали добиться от Литейкина подписи на нужном тексте завещания. А между тем, другое лицо меняло в кабинете Жуковского эти шприцы на те самые – смертоносные, с «Тамбиононом», воспроизводящем симптомы недуга, очень похожего на болезнь Альцгеймера и стремительно укорачивающем жизнь вполне здорового человека. Наш доктор при этом успешно отрабатывал обе повинности в одном, удобно для него сложившемся деле.
- А кто же был этим другим лицом?
- Сестра Павла Литейкина.
- Любовь Сергеевна? – Василиса не заметила даже, как шарахнула чашку об стол.
- Она самая, – Денисов приподнялся со стула, чтобы вытереть образовавшуюся маленькую лужицу.
- Ничего не понимаю, – потерла лоб Егоршина, – она же сама говорила вам о том, что ее брата убили! Ведь милиция даже не подозревала там никакого криминала.
- Это она старалась отвести от себя подозрения. Говорят же – хочешь что-то спрятать, положи на видное место. Просто в ее случае этот метод не сработал. Хотя, справедливости ради, надо сказать, что сначала ей все удалось, вот ты до сих пор поражена, что эта женщина причастна к убийствам.
- Убийствам? Так она все-таки… имеет отношение не только к гибели брата? Кстати, зачем она была нужна ей?
- Ну как – все те же пресловутые деньги. Алчность – самый страшный из человеческих пороков!
- Кстати, у меня уже салат готов, – снова вмешалась Маша, тронув за плечо Василису.
- Тащи! – Денисов достал вилки и расставил на столе тарелки с веселыми оранжевыми цветочками.
- Я помогу, – Василиса быстро смахнула разбросанные по всей поверхности стола скорлупки от орехов. – Теперь я совсем запуталась, – продолжила она разговор, – Любовь Сергеевна что, ничего не знала об изменении в завещании?
- Вы можете говорить по-человечески? – вместе с большим салатником уселась за стол Маша. – Я вообще ничего не понимаю с этим вашим богатеньким престарелым Буратино! Так кому он подписал свое состояние?
- Сестре, – протянула девочке тарелку Василиса.
- Идиотизм какой-то! – фыркнула Машуня. – Вы же только что говорили о том, что она убила брата, чтобы отобрать его деньги!
- Именно! – подтвердил Денисов, уже хрустящий салатом. – Но она не знала о том, что все и так принадлежит ей!
- А как же эта его любовница, Соня?         
- В этом вся соль ребуса, Маня. Грановская была уверена, что все богатство магната достанется ей. Во время выдуманной болезни девушка убедила любовника на всякий случай написать завещание, естественно, на ее имя.
- Но ведь вы сказали, что Соня не собиралась убивать Павла Сергеевича! – непонимающе изогнула брови Василиса.
- Поэтому, – терпеливо продолжал объяснять майор, – в первоначальном, весьма своеобразном варианте завещания был очень важный пункт о том, что половину состояния наследница может забрать себе еще до смерти завещателя!
- Ни фига себе! – возмутилась Маша. – Это как же так можно было чувака обработать, чтобы он в здравом уме отдал столько деньжищ посторонней тетке!
- Ну, не совсем в здравом – этого магната специально же обкалывали сильнодействующим нейролептиком, а потом и вообще почти стирающим память препаратом.
- Кстати, а кто же доктора Жуковского похитил и целый месяц держал в том загородном особняке?
- Тот же, кто поселил туда и вас! – Денисов дернул желваками от неприятного воспоминания. – Пришло время выхода на сцену еще одного героя этой трагедии. Акт второй.
- Тебе бы сценарии писать на подработку! – хохотнула Маша.
- Подумаю, – улыбнулся ей в ответ отец. – Так вот, одна пара у нас уже есть: Грановская-Соболев. Но имелся и еще один дуэт, ставший для первого серьезным и очень опасным противником: Любовь Сергеевна Жаткина, сестра магната и… – Денисов выдержал эффектную паузу, во время которой Василиса успела подумать, что Маша, возможно права насчет сценариев, и Богдан вполне годится для театра… Между тем, он продолжил заговорщическим шепотом: – весельчак Толик Поташев!
- Первая это поняла Катерина, – в тон Денисову продолжила Василиса, – когда увидела в квартире Толика его фотографию с Вероникиной теткой. Правда, она не сразу ее узнала. Потом, уже дома у Любови Сергеевны мы хотели найти еще какое-нибудь документальное подтверждение их отношениям, нам повезло – и мы увидели самого Толика.
- Да уж! – крякнул Богдан. – И чуть его не спугнули.
- Но мы тогда не понимали до конца, что их связь имеет такие страшные последствия!   
- Они стали любовниками еще в период отношений Толика с Вероникой, собственно, через нее они и познакомились, – с полным ртом продолжал открывать карты Богдан.
- Какой кобель! – не удержалась Егоршина. – Так он все время врал Веронике?! К тому же, эта Любовь Сергеевна ему в матери годится!
- От такой матери ни один мужчина бы не отказался, – ухмыльнулся Денисов. – Она очень красивая.
   Василиса вспомнила, каким взглядом провожал майор Вероникину тетушку, и укол ревности ткнул ее под лопатку. 
- Потом, как известно, – продолжал, как ни в чем не бывало Богдан, – Вероника влюбилась в некоего молодого человека, оказавшегося Иваном Соболевым. Некоторое время это увлечение никого не трогало – весельчак-Толик был поглощен тетушкой, а та и не подозревала о подвохе. К тому же, сладкая парочка была занята более важным делом – прихватив уже известного нам врача на крупной взятке, она сводила в могилу богатого братца Любови Сергеевны, который так «удачно» уже лечился у Жуковского. Женщина была уверена, что после его смерти все состояние достанется ей. Ни о каком завещании речи не велось, жена умерла, о молодой любовнице, пользующейся неограниченным влиянием, Любовь Сергеевна не знала, так что, казалось, все шло гладко – она должна была стать единственной наследницей!
- Что за бред! А Вероника? – изумилась Василиса. – Насколько я понимаю, дочь первая наследует имущество отца.
- Вот мы и подошли к разгадке очередного ребуса в нашей головоломке, – многозначительно произнес Денисов. – Вероника не была родной дочерью Павла Литейкина!
- К-как это? – заикнулась от неожиданной новости Егоршина.
- Он узнал об этом незадолго до смерти. Сначала долго мучился, а потом даже решился на дорогостоящий анализ ДНК. Ему помогла в этом подруга Вероники Ира Медведева, которая работала у Павла Сергеевича секретарем. Девушка каким-то образом сумела взять у подруги кровь и сдать на анализ. В общем, опасения магната подтвердились – его жена-алкоголичка изменила ему двадцать три года назад и родила ему чужого ребенка! Память, как говорится, живо восстановила образ покойной вечно запойной супруги, отравлявшей последние годы жизнь своему состоявшемуся мужу, и Павел Сергеевич, увидев этот отвратительный портрет в лице Вероники, тихо возненавидел ее. Сестра знала о несчастье, свалившемся на голову брата, и потому была спокойна за свое материальное будущее. Между тем, опасность нарастала. Прекрасная любовница Литейкина с помощью иглы и нечистоплотного врача добилась от своего стареющего ловеласа согласия поставить подпись на нужной бумаге. И допустила оплошность, стоившую ей в итоге жизни.
- На этой драматической ноте, – внезапно заголосила Машка, – предлагаю перейти в зал, завалиться на диваны и попить чаю. Володя Шанкин притащил нам пирожных! Кстати, хоть бы одна наглая мордочка спела дифирамбы моему салату, – капризно добавила девчонка.   
- Он был неподражаем! – Денисов притянул к себе дочь за талию и, задрав майку, громко чмокнул ее в живот. – Тебя пора отправлять на конкурс кулинарок! – рассмеялся он. – Ты, Манька, победишь еще в салатной номинации!
- Ладно, – улыбнулась ему дочь, – хватай чайник и вот эту коробку с пирожными, господин майор. Я беру тарелки с ложками, а Василиса – чашки. Идемте.
- Есть! – расшаркался перед ней Денисов.

***
разгадка: часть финальная

   Уже устроившись в мягких креслах с чаем и эклерами, майор продолжил.
- Тем вечером, когда почти невменяемый Павел подписал Грановской нужную бумагу и попросил прислать утром адвоката, чтобы лично передать ему важный документ, Соня допустила промах. Она согласилась. Ей бы не уступать любовнику, забрать тогда самой бумагу и встретиться с юристом… Короче, наутро решение Павла Сергеевича внезапно изменилось. Видимо, рок, действительно, неумолим – тем же фатальным вечером Любовь Сергеевна узнала о том, что у брата есть любовница. Этот факт очень сильно портил ее планы. Она явилась в больницу и стала плести искусную паутину вокруг неверной и расчетливой пассии. Любовь Сергеевна старалась от души, но реакция надломленного внутренней болью брата, ошеломила ее. Он закричал, чтобы сестра убиралась вон, и что теперь он, действительно, напишет нормальное завещание, но оставит все… Веронике!
- Как Веронике? – Василиса приподняла рукой челку, отделившуюся от свалившегося жалким блином ежика и щекочущую ей лоб, другой запихнула в рот золотистый шарик пирожного.
- Это он кричит в гневе – первое, что приходит в голову, чтобы позлить сестрицу, знавшую о неродной крови. Он очень убедителен в своей истерике, и Любовь Сергеевна верит ему. Утром фарфоровый король, чувствующий близость конца, просит никого не пускать к нему, кроме известного адвоката Фридмана, и пишет-таки это чертово завещание! Бумага остается у юриста, явившейся вечером Грановской магнат говорит, что знает о ней всю правду, рвет отношения и не даст ей ни гроша, а следующим утром он умирает! В итоге никто, кроме адвоката, не знает, что завещание все-таки существует и тем более – кому оно предназначается. Юрист не огласил бумагу после смерти Павла Сергеевича, потому что тот дал по этому поводу специальные распоряжения… – майор затянулся очередной сигаретой. – Да, вот так. Все отписано Любови Сергеевне, а она до сих пор этого не знает. И как пришлось наследить из-за этого незнания: убитая Вероника, загнанный в угол Жуковский, перепуганная до смерти Ира Медведева, покончивший с собой Иван Соболев. В любом случае… – Денисова прервал звонок мобильного. Он слушал говорившего минуты три, попрощался до завтра и отсоединился. – Только что наши ребята побывали в том особнячке, где вас прятали. Задержали Толика, Любовь Сергеевну и работавших на них ребят.
- Они были там? – тихо отозвалась из угла Маша.
- Думали отсидеться, – хмыкнул Денисов и снова хрустнул суставами.
- А тот парень… который помог нам бежать? – просительно напомнила Василиса.
- Я помню, помню, – кивнул Богдан, – все, что в моих силах сделаю. Завтра буду с этими красавцами разговаривать. 
- И не забудьте, пожалуйста, забрать у них мой мобильный, а то я как без рук.
- Я по нему тоже скучаю, Василиса, – усмехнулся Богдан, – как же я буду тебя разыскивать!
- Так Любовь Сергеевна убила Веронику, думая, что ее брат все завещал ей? – продолжила, между тем, прерванное повествование Маша.
- Именно. Умирает Павел, Любовь Сергеевна окольными путями узнает, что завещание брата вроде как должно вступить в силу только через год, и, уверенная, что знает имя соперницы, начинает действовать. В это время Иван по указанию обожаемой им Сони Грановской делает Веронике предложение. Влюбленная девушка тут же соглашается, и ее тетка, испуганная появлением еще одного совершенно нежелательного родственника, решает убрать племянницу до свадьбы. Вместе с Толиком они разрабатывают план убийства его бывшей возлюбленной. Однако он срывается из-за странной причины – за день до бракосочетания Вероника объявляет, что оно не состоится. Гости в недоумении, тетка с любовником радуются, но оказывается – преждевременно. В обед следующего дня Любовь Сергеевна узнает причину непонятного поведения племянницы и одновременно еще более поразительное известие – свадьба все-таки состоится! Вернее, уже состоялась, как и планировалась, просто любимую тетю никто не соизволил предупредить. Любовь Сергеевна в авральном порядке собирается, хватает под руку своего только что вернувшегося из длительной командировки мужа и мчится в ресторан «Таис», где веселье в самом разгаре. Если помнишь, Василиса, они опоздали и явились около шести. А где-то через полчаса случилась трагедия. Увидев в туалете изуродованный труп в платье невесты, Любовь Сергеевна сначала не поверила своему счастью – соперница была мертва и, ей не пришлось прикладывать к этому ни каких усилий! Она даже предположила, что обожаемый Толик постарался в одиночку, оградив ее от неприятных моментов, но, приглядевшись, умная женщина поняла, что убитая девушка в платье невесты – вовсе не ее племянница!
- В отличие от всех нас! – вставила Василиса. – Мы-то не сразу все поняли. А как же Иван? Ведь на месте Вероники лежала убитая Соня Грановская, которую он любил больше жизни?! Тоже купился на обещанные деньги?
- Нет, конечно. Он, действительно, в тот момент и не подозревал ничего. Он просто не знал, что у Вероники назначена в этом туалете встреча с Соней! По стечению невероятных обстоятельств девушки были очень похожи: ярко-рыжие длинные волосы, черные глаза, один тип лица, почти одинаковая комплекция тела и рост. К тому же лицо убитой было обезображено кислотой, что значительно затрудняло опознание.
- Но какая встреча могла быть запланирована у этих похожих девушек? – Василиса поджала под себя ноги, чувствуя, что разгадка уже совсем близко. Она даже начала мысленно представлять – какую врезку напишет она к этому материалу в «Московские Хроники».   
- Похоже, у Грановской был на счет Вероники свой собственный план, но все вышло иначе. И куда проще. Накануне свадьбы Вероника узнала, что любимый Иванушка все время изменял ей, хуже того – что он любит другую, и любит безумно. Сначала, истеризируя, она заявила, что не выйдет за Ивана. Кричала, плакала, но не говорила о причине своего внезапного решения. Потом, успокоившись, сказала жениху, что вновь передумала, и праздник состоится – мол, просто приступ истерики перед свадьбой… Однако, у нее уже был план мести. Еще древние говорили, что обманутая женщина способна на все, тем более такая женщина – решительная, избалованная и… любящая безмерно. Вероника вычислила в мобильном Ивана номер его пассии, позвонила и назначила встречу. Назавтра, на своей свадьбе, в туалете ресторана. Просила прийти тайно, не говоря ничего Ивану. Не знаю до тонкостей – какой уж у них там разговор состоялся, но Грановская явилась, как и просила Литейкина, соблюдая полную конспирацию – ни один человек ее не видел. У Сони был и свой мотив – не зря же она затеяла эту свадьбу! Соскользнувшего с крючка любовника должна была заменить его дочь. Грановская продумала весь дальнейший план с Вероникой до мелочей – та должна была переписать все любимому мужу. Расстроившись из-за первой в своей работе крупной неудачи, Грановская допустила опасную оплошность – не подумала, что деньги, которые она уже по праву считала своими, может увести у нее вовсе не Вероника. Сестра умершего любовника не представлялась Соне достойной соперницей. Она, кстати, так и не узнала, что именно Любовь Сергеевна отправила на тот свет Павла, списав это на непрофессионализм доктора. В общем, воровка не могла допустить, чтобы сорвалась свадьба. Выслушав ревнивицу-невесту по телефону, Соня была уверена, что знает, как успокоить ее. Однако Вероника и не думала вести с разлучницей переговоров. Она не собиралась уступать никому своего счастья. Тонкий капроновый шнурок девушка накинула на шею своей жертвы сзади и, с силой рванув на себя концы, сразу лишила Соню сознания. Потом принялась душить яростно, до конца. Однако, убив девушку, Вероника испугалась. Но видимо не настолько, чтобы отключился мозг. Наоборот, он начал лихорадочно соображать – что теперь делать, и внезапно убийцу озарила чудовищная, на первый взгляд, но, в общем, спасительная мысль! В закрытом туалете она…
- Переодела Соню в свое платье! – почти взвизгнула Василиса.
- Точно, – Денисов снова потянулся за сигаретами, – но сначала, предварительно закрыв туалет, она вернулась к гостям и еще немного поиграла роль взволнованной невесты – этим и объясняется разница во времени между настоящим убийством и подстроенным. Полчаса Вероника как ни в чем не бывало веселилась на своей свадьбе после страшного убийства. Потом вернулась в туалет, переодела труп, облила лицо убитой заранее припасенной серной кислотой и незаметно исчезла из ресторана. Видимо, она собиралась через какое-то время разыскать любимого жениха и рассказать ему страшную правду, но не случилось… Да… – майор вздохнул, выпуская дым, – ловко эта девочка навела нас на ложный след! Наверное, долго радовалась своей случайной догадке.
- Ну очумели все! – вставила Машка.
- Иван не мог тогда даже предположить, – хрустнул суставами Богдан, – кто на самом деле одет в платье невесты. Поэтому спокойно опознал труп как Веронику Литейкину.
- Ему вполне удалась роль скорбящего жениха, когда мы говорили с ним через два дня после того кошмара, – вздохнула Егоршина, подумав о чудовищном мужском притворстве.
- Он столько времени провел с несостоявшейся актрисой Грановской! – усмехнулся Денисов. – К тому же, все его переживания первые дни неведения были продиктованы испугом за то, что Соня решилась на убийство и беспокойством за ее судьбу. И еще – Иван никак не мог понять, куда же девалась любимая. Он понял все только спустя несколько дней и, описав их печальную историю на двух листах бумаги, опрокинул в себя три упаковки радедорма. Жить без Сони он отказался…
- А Веронику убила эта тетка, – просопела из кресла Машка, – но как?
- Любовь Сергеевна, как я уже сказал, не в одну секунду, но поняла еще там, в туалете, что случилось. Правда, опознать в трупе племянницу было ей на руку. Она же заставила молчать заподозрившую неладное Иру Медведеву и, угрожая ей, велела исчезнуть, не говоря ни слова даже родителям. Девочка перепугалась основательно, однако, спустя несколько дней, нашла в себе силы вернуться и прийти в милицию. Любовь Сергеевна же тем временем занялась поисками Вероники. Узнав, что племянница скрывается у друга детства в Химках, она отправила туда Толика. Девушка не подозревала бывшего возлюбленного ни в чем плохом, поэтому, не узрев ничего странного в якобы случайной встрече, согласилась поехать с ним на машине… Любовь Сергеевна наказала любовнику сделать все так, чтобы труп было сложно опознать, и Толик, задушив Веронику, причем практически так же, как она сама расправилась с соперницей, сжег тело в подмосковном леске. Потом вернулся с ним в Химки и выбросил в первом попавшемся логу… – Денисов остановился, чтобы закурить новую сигарету.
- Слушайте, – мгновенно воспользовалась паузой Маша, – может, хватит на сегодня ужастиков. Тошнит уже! Все получили по заслугам – все в этой истории друг друга стоили! Спать, блин, пора, любители приключений.
- Действительно, что-то я сижу, а на дворе ночь, – сразу забеспокоилась Василиса, – я пойду. Мне еще с утра статью писать…
- Ночь же на дворе, – улыбнулся ей Денисов, – куда ты пойдешь? Будешь ночевать у нас. 
- Сами себе постелите? – хитро покосилась на отца Машка. – До утра вы полностью в распоряжении друг друга. Я сплю крепко.
- Маша… – окончательно смутилась Егоршина и потупила глаза, а Денисов радостно рассмеялся:
- Иди уже, маленький диктатор. Без тебя справимся!
- Справитесь, как же! – буркнула, уходя, Машка, – а с вашими сопливыми детьми кто сидеть будет?   
   Они рассмеялись. Денисов погасил свет. За окном уже брезжил нежно-розовый рассвет. Василиса прижалась к майору и подумала, что новый день будет очень солнечным. Добрым. И счастливым…