Мститель

     Тюрину изменила жена - отомстила за то, что раньше он сам ей изменял неоднократно. Тюрину это не понравилось, и решил он отомстить. Сделал из дерева пистолет, красивый, почти как настоящий, только лёгкий и вместо пули - детские пистоны.
     Подкараулил изменницу жену с негодяем-любовником, встал на дороге, - путь перегородил. Смотрит исподлобья, руки за спиной держит, деревянное оружие прячет. А жена с любовником остановились, стоят молча и даже не переглядываются.
     - Кого первого! - спросил Тюрин хриплым голосом,- тебя или его? - и достаёт своё «страшное» оружие.
     Заплакала жена, в ноги упала.
     - У меня с ним, - говорит,- почти ничего не было. Я это из озорства и женской глупости.
     А Тюрин ей:
     - А я тоже озорник,- медленно так руку поднимает, и в негодяя-любовника выстрел производит.
     Жена в крик, любовник падает, готовится умирать. Испугался Тюрин, кинулся к негодяю:
     - Что же, братец, я ведь шуточно! Оружие без убойной силы, - бутафорское. Из него нельзя убить, невозможно!
     - Мне сейчас не смешно, - простонал умирающий, - Убил так убил. Что уж...
     - Да как же... - не мог успокоиться Тюрин.
     Тут негодяй застонал таким жалким голосом, что у стоящих возле слёз навернулись.
     - Возьми, там, в боковом...
     Тюрин полез, достал что-то небольшое, завёрнутое в носовой платок. Раскрыл и увидел, что это пистолет, только не такой, какие показывают в фильмах про бандитов, а так - низкорослый пистолетик с коротким дулом.
     - Вот,- зашептал умирающий,- из него ты меня убил, собака, из него,- и умер окончательно.
     И как сказал он это, так из дула дымок пошёл, а по земле стреляные гильзы покатились. Повернулся Тюрин к жене, а там милиционер в звании капитана, напружинился как тигра, в руках табельное оружие, в глазах желание подвига:
     - Вы, гражданин Тюрин, пойманы с поличным,- легонько пнул лежащего, - в вашем оружии заметен недавний выстрел.
     - Я, я ... - заякал Тюрин.
     - Ты, ты. На кого работаешь, Тюрин! - спросил капитан, разматывая микрофон.
     - Я на себя,- растерялся Тюрин,- я из ревности!
     - Ложь! - рявкнул милиционер, и уже негромко, другим голосом в микрофон, - он все врёт, но это смешно. Попробовал рассмеяться, из рации ответно хихикнуло.
     - Но он был...- начал Тюрин.
     - Все врёт, - продолжал капитан, - пострадавший впервые в нашем городе. Это заказное убийство, и вы, Тюрин - наёмный киллер.
     - А кто он? - вдруг испугался Тюрин, показывая на негодяя, может быть любовника.
     - Он... приёмщик стеклотары, - сказал капитан, сверяясь с записной книжкой.
     - Ну и зачем убивать приёмщика стеклотары?
     Капитан оглядел Тюрина словно впервые, отступил назад.
     - Тогда всё значительно хуже, вы маньяк! Мне вас даже жаль.
     Он зачастил в микрофон, с трудом удерживая его дрожащими руками:
     - Срочно высылайте дополнительный наряд...,- тут микрофон, словно живой маленький зверь, спрыгнул на землю, и покатился прочь. Капитан и Тюрин наклонились в одномоментной попытке схватить, - произошло лобовое столкновение...
     Дальнейшее помнил смутно. Он шёл впереди, держа руки за спиной, чувствуя идущего сопровождающего. «А может сбежать?» - подумал Тюрин и покосился на конвоира, вместо которого увидел жену и негодяя-любовника.
     Они шли под ручку и, не замечая ничего вокруг, улыбались друг дружке. Тюрин остановился, подождал, шагнул навстречу, спросил шёпотом: «А где капитан?»
     Жена с любовником молчали, прикидывались, что не понимают.
     Тюрин хотел схватить негодяя за галстук, сам он их терпеть не мог, но почувствовал в руке пистолет, и совместил мушку с прицелом:
     - Кого первого? Тебя или его?
     Ему не ответили. Он сосчитал до девяти и выстрелил. В последний момент женщина непредсказуемо метнулась, и равнодушная пуля угодила прямо в горячее сердце.
     Тюрин закричал, направил дуло в лицо смеющемуся негодяю, но в пистолете не оказалось ни пули, ни патрона. Тогда он кинул бесполезную железку в голову противника, и безупречным ударом в висок сразил мужчину наповал...
     - Пойдёмте, - сказал знакомый капитан, и Тюрин, заложив руки за спину, побрёл в указанном направлении.
     На повороте оглянулся, снова увидел жену с негодяем. Они смеялись. В руках откуда-то появилось оружие.
     - Так я себя убью! - закричал Тюрин и нажал на курок.
     Что-то лопнуло, мир перевернулся и погас. Через закрытые веки Тюрин различал лишь пятно от яркого фонаря, но слышал до боли отчётливо.
     - Вы арестованы за покушение на убийство, - сказал капитан, заглядывая в лицо.
     «Я же себя»,- подумал Тюрин.
     - Не имеет значения, - ответил капитан, - перед законом у нас равновесие и равноправие.
     Тюрина положили на носилки, понесли. Шли долго. Приподнялся, чтобы просить воды, и увидел, что несут его капитан и негодяй-любовник, а рядом, налегке, идёт жена и лицо не совсем печальное.
     - Ты почему не плачешь? - спросил Тюрин
     - Чего уж там,- сказала жена и махнула рукой.
     Тюрин замахнулся, носилки качнулись, и раненый беззвучно вывалился на холодную землю. Отряд не заметил потери бойца, ушёл, унося пустые носилки, а Тюрин так устал и запутался, что не умел ни позвать, ни крикнуть.
     Лежит на дороге, затаился на всякий случай, а навстречу прохожие. Парочка серьёзная: она вся из себя, а он в шляпе, в галстуке. Идут прямо на Тюрина, не замечают из-за плохого освещения, того и гляди растопчут, сволочи. Собрал Тюрин последние силы, да как закричит:
     - Кого первого, тебя или...!? - и, прямо не вставая, из положения лёжа, целится, как в спортивном биатлоне.
     Совместил прицел с резкостью, увидел лицо с вытаращенными глазками, и стало как-то не по себе. Лицо показалось слишком знакомое, не вражеское. Старательно вспоминал человеческие лица, ни одно не подходит.
     Жена тут говорит своему кавалеру:
     - Пойдём, Матвей, другой дорогой. Здесь пьяные без присмотра валяются, гражданам прогуливаться не дают. И куда капитаны смотрят?
     - Тюрин услышал «Матвея» и вспомнил, что это он и есть Матвей, и лицо сразу узнал,- своё собственное лицо, только без бороды и с лысой причёской.
      И не стал Тюрин стрелять, остался в задумчивом оцепенении, в темноте осенней ночи, в предчувствии уходящей жизни, глядя в след себе самому...