Моральное удовлетворение

Иван  Васильевич был старейшим работником нашего не только цеха, но всего предприятия в целом. Стоял он конечно не у истоков последнего, ибо славная история его шла ещё со времён Александра Освободителя, но работал на нём уже больше тридцати лет и успел повидать многое на своём веку. Начинал Иван Васильевич как и многие учеником сборщика, но в отличии от тех самых других так и остался на всю жизнь рядовым сборщиком, хотя мог бы уже давно стать не только мастером, но и начальником цеха. Дело было вовсе не в скверном характере Ивана Васильевича и не в том, что он был каким либо злостным нарушителем и отнюдь не в злой звезде отъявленного неудачника или звании почётного дурака. Нет, он словно руководствовался каким-то идейным соображением, так как в течении всех тридцати лет работал сугубо лишь на одном и том же рабочем месте и даже слышать не хотел о переводе на другое. Можно конечно было предположить, что это рабочее место могло быть сущим раем, однако нет- стоять все восемь часов в согнутом положении, наклонившись вперёд, это явно не для слабонервных. Все только диву давались, глядя с каким упоением на лице Иван Васильевич работал на своём рабочем месте, будто это было главным делом его жизни на его «втором доме». Однако в раздевалке или за пределами завода он различными словосочетаниями, направленными в адрес производственного процесса и всех начальников вместе взятых, моментально рушил эту явно ложную видимость. Но особенное счастье проявлял он, когда в цех приходила очередная делегация и как обычно останавливалась как раз возле его рабочего места. Надо сказать, что разнообразных делегаций постоянно ходило на завод тьма-тьмущая, и ещё ни одна из них не миновала Ивана Васильевича. Может он любил, когда на него обращают внимание? Но он постоянно стоял к ним спиной и только искоса мог видеть их лица. Может он сам хотел обратить на себя внимание какой-либо высокопоставленной особы? Но каждый раз все уходили, и никто не подходил к Ивану Васильевичу. Долго ломался я в разгадках, пока, наконец, он сам под секретом не поведал мне свою тайну. Оказывается он и в самом деле получал от работы неимоверное удовольствие и особенно тогда, когда в цеху присутствовали какие-нибудь высокие гости, обычно окружённые целой толпой охранников и высоких чинов нашего завода.
Кто только за это время здесь не бывал- рассказывал он мне, погружаясь в  воспоминания: И премьер министр Венгрии, и министр обороны Германии, и американский посол, и  другие шишки всякие на которых один только взгляд неправильный- уже мировой скандал…
И ко всем ним я стоял обратившись задом. Так-то вот. Представляешь- показать где- нибудь свою задницу  английской королеве?! А тут- сколько угодно: Вот вам, ваше величество! И кто мне что сделать сможет?! Пусть хоть сам Папа Римский визит нанесёт, я и ему тоже самое покажу…Так то вот, попирают особы властью своей пролетария простого- перед этим так прогнись, перед тем эдак,  да тыкают: знай место своё. Так вот и пролетарий, хоть власти и не имеет, но показать вам в ответ место одно тоже может!
Иван Васильевич довольно усмехнулся и многозначительно поднял указательный палец вверх.
Так вот поэтому- то я и не желаю ни какого другого места, ибо редко можно найти такое место, где можно так показывать своё мнение. Да ещё что- бы не взгрели потом по первое число хорошенько…
О- неожиданно спохватился он: Смотри опять идут!
В дверях цеха вновь появилась идущая по центральному проходу толпа в деловых костюмах и с сопровождением целой группы охранников. Важные гости явное дело направлялись к нам.
Это уже кто-то из наших пожаловал - сказал я, внимательно всмотревшись в вошедших.
Тоже хорошо- ответил Иван Васильевич и мгновенно принял свою постоянную позу…
Вся его хитрая находчивость моментально завладела и мной. Сделав вид, что что-то собираю на полу, я так же наклонился и повернулся своей пятой точкой прямо к вошедшим. Делегация простояла возле нас не больше минуты, и, судя по всему там присутствовала какая-то весьма серьёзная персона с которой шутки были не безопасны. И именно поэтому я в тот день в первый раз за много времени испытал невероятное, ни с чем не сравнимое моральное удовлетворение.