Есть такая профессия

   И снова я в дороге. На этот раз мне приходится добираться до места не поездом, а на попутных машинах. Мне Как-то сразу повезло: первая же машина, которую я остановила, не отказалась меня взять. Это был внедорожник, и место для меня в нем нашлось. Дверцу открыл и подал руку, помогая сесть в машину, молоденький сержант в форме погранвойск. Залезаю в машину и невольно делаю шаг назад: прямо на меня, в упор, глядят два глаза огромной овчарки.
    – Не бойтесь, он не тронет, – Дик, спокойно, свои. Я, сажусь на сидение рядом с сержантом, собака сидит по другую сторону от меня, рядом со своим хозяином.
    Теперь она не смотрит на меня в упор, но всем своим нутром я чувствую, как она продолжает следить за каждым моим движением, и от этого мне становится не по себе, сержант же как ни в чем не бывало улыбается и предлагает:
    – Давайте знакомиться: – Кирилл Громов, – новоиспеченный сержант, прохожу службу вместе со своим другом Диком.
    Услышав свою кличку, Дик сразу навострил уши. Кирилл ласково погладил его по загривку, сказал:
    – Про тебя, дружище, про тебя говорю, – потрепал по холке своего друга и продолжал, – в том же шутливом тоне, военно-докладным голосом,– в настоящем, спешу доложить: мы с Диком командированы домой. Командование – за отличное несение службы – предоставило нам с другом двухнедельный отпуск. При последних словах сержанта Дик привстал на задних лапах и лизнул хозяина в щеку.
    – Дик, я знаю, что ты рад, тому, что мы вместе едем с тобой домой, но позволь мне сделать тебе замечание: неприлично давать волю своим эмоциям в присутствии посторонних, особенно при даме. Дик, пристыженный, виновато опустил голову, прижал уши, и, вернувшись на свое место, сел у ног хозяина.
    Я невольно улыбнулась:
    – Удивительно, вы разговариваете с собакой, как с человеком, и она вас понимает.
    – Здесь нет ничего удивительного...
    – Ольга Дмитриевна, – помогла я ему в его затруднении, как обратиться ко мне по имени, он не дал мне из-за своих эмоций шанса назвать свое имя при знакомстве. Как же верно кем-то подмечено, что собаки и владельцы собак, во всем похожи друг на друга.
    – Простите, Ольга Дмитриевна, виноват, – извинился Кирилл за свою оплошность, после чего продолжал, – я с ним стал разговаривать на равных, как с человеком сразу же, как нашел его совсем маленьким щенком, и уже к трем месяцам он понимал многие слова. А к шести месяцам понимал абсолютно все, что я ему говорил, только отвечал по-своему, по-собачьи. А ближе к году он понимал меня даже по одному взгляду, жесту, мимике, движению. Очень умную собаку судьба подарила мне. Вы верите в судьбу, Ольга Дмитриевна?
    Я улыбаюсь, сразу не отвечаю, целиком захваченная его необыкновенной энергией, которая бьет из него мощным фонтаном удивительного жизнелюбия.
    – Молчите... Понятно, не хотите признаться, что не верите в судьбу. А я вот верю! Хотите расскажу, как я его нашел?
    – Я, соглашаюсь, в ответ киваю головой.
    – Так вот... Я уверен: встреча с Диком, уже была заранее запрограммирована судьбой.
    В тот осенний день было особенно холодно. С неба сыпал мелкий холодный дождь. Сильный порывистый ветер срывал с деревьев листья и швырял их под ноги на мокрый асфальт. Я, наступая на эти мокрые скользкие листья, каждый раз, боялся поскользнуться. Они прилипали к моим ботинкам и брюкам, как будто ища защиты от холода, дождя и ветра, точно просили взять их с собой в дом, в тепло, как будто им было известно, что именно туда я направляюсь. А ветер и дождь с каждым шагом усиливались. Я поднял воротник куртки, плотнее натянул спортивную шапочку. И вдруг от неожиданности вздрогнул: прямо под ноги мне бросается неизвестно откуда взявшийся, мокрый, с прилипшими к шерсти листьями, щенок. Я наклонился над ним: он весь дрожал от холода и скулил. Не раздумывая, я поднял его и сунул за пазуху под куртку. Дома, еще не разглядев, как следует, что за чудо я нашел и принес домой, обтер его насухо полотенцем. Он не переставал дрожать. Я налил ему в миску теплого молока. Малыш стал неумело пить, торопясь и захлебываясь, сразу стало ясно, что он еще и голоден. Когда он выпил все молоко, я бережно закутал его в махровое полотенце, будто ребенка, и положил на мягкий коврик возле теплой батареи, а сам сел рядом с ним на пол, взяв книгу.
Через некоторое время мой найденыш, согревшись, вылез из полотенца сухим и повеселевшим, его уже не трясло от холода. Я стал гладить его по мягкой шерсти, вернее это была еще не шерсть, а подшерсток. На вид щенку было месяц или полтора.
    – Кто же это так безжалостно поступил с тобой? В такую-то погоду оставил одного на улице, или, еще хуже, выбросил, как больше не нужную и надоевшую игрушку. Наигрался и выбросил! Щенок стал тыкаться холодным мокрым носиком в мои руки. Есть просил, догадался я.
    – Мама, – крикнул я, – у нас есть еще молоко? Входит мама с молоком. Она не в восторге от моей находки.
    – Кирилл, что ты собираешься с ним делать?
    – Пока не знаю, мам, я еще пока не знаю.
    – Не хочешь же ты оставить его у себя?
    – Не знаю, я пока ничего не знаю, – отвечаю я ей, хотя мне уже очень нравится этот найденыш и хочется его оставить.
    Мама угадывает мои мысли.
    – Кирилл, я думаю, неразумно было бы с твоей стороны оставлять его у себя. Может, он потерялся, и его уже разыскивают его хозяева. Надо бы написать и расклеить объявления. – Где расклеивать, мама, по всему городу?
Ведь я нашел его, когда шел не из школы, а из спортивного клуба.
    – Кирилл, – продолжает, не отступая, мама, – надо все равно попытаться, – и
добавляет, уже не сдерживая своего недовольства, – и я повторяю, Кирилл, с твоей стороны было неразумно приносить его домой!
    Я заглянул ей прямо в глаза:
    – Мама, мне кажется, что еще неразумней было бы оставить такого маленького и продрогшего от холода щенка на улице. Пройти мимо как ни в чем не бывало, по принципу "моя хата с краю".
    Я увидел, что маме стало не по себе от этих слов.
    – Кирюша, – сказала она уже извиняющимся голосом, как бы оправдываясь, – а может он какой-больной? Потому его и оставили на улице – в надежде, что кто-то подберет.
    – Выбросили больного? Ну это вообще! – Каким же надо быть человеком, вернее не человеком, а...  Завтра же отнесу его в лечебницу. Пусть его осмотрит ветеринар.
    – Ну-ну, добрая ты душа! А если он все-таки окажется больным? Потратишь кучу
денег, а он потом умрет? Будешь переживать. Любая смерть откладывает свой отпечаток на сердце.
    – Да ничего он не больной, мама! Посмотри на него: согрелся, попил молочка и сразу стал такой веселенький! К тому же, если бы он был больной, у него нос был бы сухой и горячий, а он у него холодный и влажный. Это я заметил, когда он тыкался мордочкой в мои ладони, прося есть. Ну, а если и больной, я его вылечу,– с уверенностью заявил я.
    – Кирилл, ты не исправим, – сокрушенно покачала головой мама, и  уже другим тоном, более мягким добавила, – и в кого ты у меня такой упрямый?!
    – В тебя, в тебя, мама, – засмеялся я, – в тебя.
    Щенок оказался совершенно здоровым, К тому же, благородной породы.
    – Похоже, восточноевропейская овчарка, – сказал ветврач, осмотрев его.
    Три месяца подряд, чтобы успокоить маму, я расклеивал объявления, а в душе своей мечтал, чтобы хозяин не нашелся вовсе. Выполнял все правила кормления и ухода по рекомендации врача, сделал все необходимые прививки. Щенок рос здоровеньким и веселым, я назвал его Диком. С каждым днем я все больше привыкал к нему, а он ко мне. Мы стали настоящими друзьями и стали понимать друг друга с полуслова. Я заметил, что и маме он стал нравиться с каждым днем все больше и больше.
    Когда Дику исполнилось шесть месяцев, я стал ходить с ним в клуб служебного собаководства. Дик оказался очень умной собакой. В клубе по тренировке служебных собак он прошел курс обучения, и уже через три месяца тренировки четко выполнял все программы. Тренер был доволен им и как-то сказал мне, что неплохо бы было продолжить учение по служебному собаководству дальше.
    – Такая умная собака могла бы пригодиться на службе. Ты мог бы служить вместе с ней, когда призовут в армию, – добавил он. – Советую тебе незамедлительно поставить Дика на учет. Я ухватился за эту мысль, тем более что вскоре должен был призываться на службу, и по совету инструктора поставил Дика на учет в военкомате.
    В институт я так и не поступил, так как не набрал нужного количества баллов.
    Когда я сообщил маме, что пойду служить в армию вместе со своей собакой, мама обрадовалась. Она знала: если Дик будет со мной рядом, то и она будет спокойна за меня.
    Осенью того же года меня взяли в армию.
    За время службы командование несколько раз награждало нас с Диком почетными грамотами. За отличное выполнение служебных заданий особой важности и проявленные при этом мужество и героизм. Когда же подошел срок окончания моей службы, начальство предложило мне остаться на сверхсрочную службу, и я принял это предложение. И тогда же решил поступить в Высшее военное училище, посвятить всю свою жизнь служению на пользу Отечеству, стать кадровым офицером.
    Кирилл замолчал. Все его лицо пылало, глаза  искрились, отвагой и гордостью. И я подумала в эту минуту, глядя на него: "Если есть у нас такая молодежь, мы должны быть спокойны за наше будущее, за будущее России!"