Пряничный домик

Пряничный домик






Дарина Сибирцева




Художественный вымысел существует,
чтобы высвечивать наиболее
запутанные реалии.


N.B. Людям с особо чувствительным консервативным мышлением
читать не рекомендуется!



Тридцатого декабря мы решили испечь пряничный домик; долго спорили насколько этично следовать европейской традиции, появившейся благодаря сказке братьев Гримм «Гензель и Гретель».

Настасья разложила на столе все продукты для кулинарного произведения. Мы собирались каждый раз перед Новым годом у неё, так как она  жила одна.Стали выбирать рассказчика и тему для разговора. Так повелось в нашей женской компании.

– Про первую любовь сказано почти всё,– начала  Ариша,– а вот возьмем, к примеру, такую странную вещь как «последняя любовь». Что это такое? И с чем её едят? Какие будут идеи? В связи с беспросветным наступлением в Новом году полувековых юбилеев в наших рядах, прошу откровенно изложить мнения.

Арина задорно взмахнула рукой, подняв облако из муки. Той, из которой мы собирались замесить тесто.

– Да,– подала голос Нина,– всё, что известно на эту тему слишком туманно и разрозненно. Ну, кто решится высказаться? Интересен и попутный вопрос, отличается ли любовь века двадцатого от любви века нынешнего, а?

– Обобщать тут бесполезно,– вступила Оксана, нарезая из бумаги трафареты деталей пряничного домика – стены, крышу, трубу, заборчик, веранду.– Тут нужны конкретные примеры для исследования вопроса.

– Ещё классик говорил, что мы, русские, питаем пристрастие к вопросам, остающимся без разрешения,– вздохнула Настасья, ожесточенно вымешивая тесто.– Но, как и сто лет назад путей разрешения этих вопросов нет.

– Так уж и нет?– Ариша улыбнулась. Но глаза её потухли под взглядом Настасьи. Та долго мяла и раскатывала тесто, ловко вырезая  детали домика. Затем раскладывала их на противне. И только когда духовка захлопнулась, и был включен таймер, решилась.

– Расскажу вам одну странную историю в тему, так уж и быть. Чур, не перебивать. Варите сладкий клей для домика, готовьте украшения. А я вас  развлеку.Пятидесятилетние девчонки молча закивали. Знали, уж если подруга что-то рассказывает – это точно история из ряда вон.

Настасья заложила  за ухо завиток коротких волос, долго расправляла кухонное полотенце на коленях, затем начала рассказ.

***

Мы дружим давно. Но много ли на самом деле знаем друг о друге? Нина у нас юрист, счастливая жена и мать. Для её детей мы и делаем сегодня пряничный домик. Оксана – архитектор, её муж – художник, дети выросли, а они с мужем всё ещё мечтают жить в Америке или в Канаде. Ариша из потомственной офицерской семьи, наш фармацевт, снабжает нас лекарствами, а её муж - товарами  с рынка, где он работает. Я живу одна, сын вырос, первый муж – ошибка молодости, давно забыт, а второй, гражданский, так и не стал настоящим. Вот и всё, что мы знаем друг о друге. Но, возможно, именно мой сегодняшний рассказ на мгновенье проявит то, что творится внутри каждого из нас.

Вы знаете, я уже давно работаю в рекламном агентстве. Как попала случайно в эту фирму сразу после университета, так и осталась до сих пор. Агентство наше большое, люди меняются часто. Не все выдерживают сумасшедший ритм работы,  самодурство начальства и клиентов. Мы подчас и не всех коллег знаем. У нас ещё и филиалы по всему городу. Но на корпоративах, конференциях и конкурсах несколько раз в году мы встречаемся все вместе.

Как старейший сотрудник  я имею негласное право увиливать от никому не нужных мероприятий. Однажды мне не удалось найти удачный предлог, и меня затащили в жюри на ежегодный конкурс новых проектов.  Помню, в тот раз мне очень понравился социальный ролик одного молодого парня, которого я раньше у нас не встречала.

 Оказалось, Валентин, так звали мальчика, пришел на работу в соседний филиал не так давно. На вид ему было лет двадцать пять. Высокий и полноватый, с мягкими волнистыми волосами, он выглядел очень юным, пока вы не сталкивались с ним взглядом. Это были глаза умудренного жизнью взрослого человека. Контрастная его внешность производила притягательное впечатление на людей, они так и льнули к Валентину.

Валька оказался необычайно коммуникабельным,  общительным и начитанным – умница и интеллектуал, вести с ним беседу - одно удовольствие. Мы быстро сблизились. Казалось, он знал всё на свете, чем постоянно удивлял меня. При этом, он не считал зазорным учиться всему новому  у старших коллег. Тетки нашего возраста обожали его и ревностно опекали.  Он был необыкновенно добр, галантен, обходителен, внимателен и культурен.  Мы, тетки, от этого просто млеем.

Валька мне так понравился, что я поначалу даже мечтала познакомить его с дочерью одной хорошей знакомой, когда узнала, что он не женат. Правда та девушка наотрез отказалась знакомиться, и из моих планов ничего не вышло.

На какое-то время Валька выпал из моего поля зрения, а потом мы неожиданно столкнулись с ним в больнице. Я навещала двоюродную тетушку, а он ухаживал за родной бабушкой, попавшей в то же отделение после инсульта. Навестив своих родных, мы присели в скверике на скамейку покурить. Тогда я и узнала, что  родители его умерли один за другим, несколько лет назад. Отец его долго болел, и Валька ухаживал за ним после инсульта, делал ему сам уколы, одновременно работая и учась в институте. А мама его умерла внезапно, после смерти отца.

– Тебе столько пришлось пережить в свои двадцать пять, даже страшно. Не каждому взрослому удаётся такое перенести.

– Двадцать семь,– Валька посмотрел на меня темными влажными глазами,– и это далеко не всё, что мне пришлось пережить.

Мне на мгновение показалось, что рядом со мной сидит совсем старый человек.
Мы заговорили на другие темы. Валька умудрился дать мне несколько советов по общению с сыном, поделился редким рецептом приготовления курицы, рассказал о своей  родной сестре, живущей в соседнем городке и племянниках-близнецах, которых обожает.

Через полчаса глаза его заблестели от удовольствия.

– Давно мне не было ни с кем так легко и просто, Анастасия, спасибо вам. Вы - необыкновенный собеседник.

Мы расстались почти друзьями. Стали иногда перезваниваться и при случайных пересечениях на работе вместе пили кофе. Валька знал много интереснейших вещей, о которых я понятия не имела. При этом он уважительно относился к моему жизненному опыту. Не упускал случая посоветоваться и проконсультироваться со мной по рабочим вопросам, часто спрашивал моего совета.

Через полгода в  агентстве разгорелся крупный скандал с участием нашего главного клиента. Всю ответственность, как это водится, переложили на крайнего, то есть на меня. Все были ужасно напуганы, так как Генеральный  в бешенстве рвал и метал. От меня отвернулись даже те сотрудники, которых я знала много лет, и которых считала своими близкими друзьями. Поддержали меня два человека, и один из них - Валька. Он единственный не побоялся пойти к директору с  письменным заявлением в мою защиту, добившись того, чтобы начальство ознакомилось с его мнением.

Дело с моим увольнением удалось замять. Вскоре, после всех этих событий, Вальку повысили в должности. Мои коллеги, не сказавшие в мою защиту ни одного слова, шептали мне по углам о том, что это «дельце» Валька провернул с единственной целью – засветиться перед начальством.

Помню, как я плакала в разгар всех этих событий в темном закутке офисной кухни. Вошел Валька, налил мне кофе и погладил по волосам.

– Ну, будет, Насть, всё хорошо, что хорошо кончается. Вот  уж не ждал от тебя таких эмоций. Как маленькая, ей-богу. Ну-ка, вытри слёзки. Я – с тобой.

Мне показалось, что опять рядом  мой любимый отец, который был мне главной опорой в жизни. Я заплакала ещё сильнее. А Валька крепко обнял меня за плечи.

 Со временем я стала замечать то, что раньше ускользало от меня: Валька частенько  впадал в немотивированные депрессии. Много курил, иногда я видела его навеселе. Работе это не вредило. Его ценили всё больше. Однажды он заболел, и меня делегировали  узнать, в чем дело. На звонки он не отвечал.

Я знала где Валька живёт, но до этого случая ни разу не была у него дома. Он открыл мне не сразу. Посеревшее, почти черное лицо выглянуло из рамы дверного проёма печальным Мимом.

– Проходи, привет Насть. Извини, не убрано.

Валька курил на кухне. Пепельница переполнилась окурками, но в кухне было чисто и пахло чем-то вкусным.

– Что случилось, Валь?

– Есть вещи, которые тебе лучше не знать.

– А ты попробуй рассказать, может легче станет.

Я стала доставать из сумки пакеты с домашней едой и фруктами. Валька отвернулся.

– У меня так бывает, не обращай внимания. Я бабушку похоронил неделю назад.

– Как? Что же ты молчал, я бы пришла.

– Спасибо, но мне легче одному переживать горе. Она – единственный человек в жизни ни разу меня не предавший. Эта она забрала меня из больницы, когда я в четырнадцать лет впервые наглотался таблеток.

– Впервые…ты…

– Что, уже страшно? Тогда уходи, я привык, не обижусь.

– Что ты… Просто вспомнила, как я тоже хотела, только у меня всегда не доставало духу.

– А у меня вот хватало. Второй раз я резал себе вены, но это когда под наркотой был. Не бойся, с этим давно покончено. Но призраки моих мертвых близких часто приходят.

– Прости, я просто не знаю что сказать. Мне жаль. Просто я тебя понимаю.

– Может быть, когда-нибудь я тебе всё расскажу, не сейчас. Мне кажется, есть шанс, что ты поймешь.

Мы стали говорить на другие темы. Я почти силком накормила Вальку принесенной едой, напоила чаем и уложила спать. Он дал мне слово, что завтра выйдет на работу.

Возвращалась я от него поздно. Какие-то тени метались по заснеженной улице туда и обратно. Такие же черные всполохи метались в моей душе. Я была на пороге чего-то страшного, того, чего не знала. Но понимала, свернуть уже не получится.

Через пару месяцев наступал Новый год. Николай, который тогда уже довольно долго жил у меня, и мы собирались, но все время почем-то откладывали, пожениться, как назло уехал в загранкомандировку. Сил в моих чувствах к нему никогда не ощущалось. То была спокойная, вынужденная, объяснявшаяся взаимным одиночеством, длительная, и, по сути, никому не нужная связь.

Я не успела ни с кем сговориться, и встречала Новый год одна. Шампанское показалось мне горьковатым. Но как только отбили последние такты  курантов, раздался звонок сотового.

– Настя, родная, привет. Поздравляю тебя с Наступившим Новым годом. Всего-всего тебе. А я к сестре махнул в другой город. Мы так редко встречаемся, стол вот шикарный накрыли. Так тебя не хватает. Племяшки задорно прыгают вокруг ёлки. Целую, целую тебя!

Я прижала телефон к сердцу, которое гулко стучало. Не помню, что я тогда говорила Вальке, но впервые мой голос показался мне деревянным и неживым.
Нет-нет-нет,– я с ужасом ухнула в бездну собственного сердца, находя там что-то уж совсем забытое и одновременно новое. Ночью мне приснился сон, каких я не видела очень давно: я любила Вальку.

Проснулась я с чувством злобы на себя. Вы знаете, как я отношусь к теткам, что связываются с малолетками. Такие связи мне всегда казались омерзительными. Особенно, после той истории с моим сыном. Никогда не верила в искренность таких отношений. Хотелось выть от злости и боли. Страшно было другое – мне нравилось моё новое состояние. Это чувство было сродни освежающему душу после грязной и пыльной дороги. Омытая душа пела.

Я испугалась и на какое-то время исчезла из жизни Вальки. Он тоже не особенно рвался тесно общаться. Обращался ко мне только по рабочим вопросам. Меня, наконец, осенило: я для него одна из многих. Одна из тех, кто заполнит прореху депрессивных состояний и поддержит в трудную минуту иллюзию множества родных людей рядом, подтвердит его исключительность. Он был искренен, его  не в чем было винить. Чем больше вокруг людей, тем лучше.

Измученная и издёрганная, через пару месяцев, я очнулась у его квартиры. Дверь мне открыл молоденький парень в одних джинсах, босиком и голый по пояс.  Светлое облако волос придавало его ангельскому личику неземное выражение.

Я стояла, и не отрываясь смотрела на это юное существо, а в моей голове в этот момент с компьютерной быстротой, словно пазлы, складывались реальные картинки правды. Той правды, что лучше не знать.

– Вы к Вале? – ангельский голосок вполне соответствовал ангельской внешности.

– Извините,– я с трудом разлепила губы,– ошиблась дверью.

И стала спускаться по лестнице, нащупывая ступеньки ногами. Глаза ничего не видели. Валька догнал меня уже на первом этаже, взял за руку и повёл обратно.

– Саш, сходи в магазин, хлеб кончился.

«Ангел» испарился. Мы сели.

– Вот такие пряники, Насть. Я давно хотел тебе сказать, но не решался. Когда отец узнал, он хотел меня убить. Он работал в милиции, и оружие у него было. Но его скрутило – инсульт. Я потом долго ухаживал за ним, а он смотрел на меня ненавидящими глазами и убивал меня ими. Пока не умер сам.  Мама умерла позднее, не выдержало сердце, она очень любила отца. Ну, про бабушку ты знаешь. В четырнадцать, когда я всё про себя понял – была первая попытка уйти из жизни. Таблеток оказалось мало. А бабушка - начеку. В двадцать два, когда я окончательно понял, какая меня ждёт судьба, устав от наркоты, случилась попытка «намбе ту». Спас меня один человек из клуба. Но я давно прогнал его. Не хочу до старости сидеть за стойкой бара и глотать «колёса».

Валька курил и курил, в пепельнице строилась пирамида. Я сидела и сидела. Руки вывернула ладошками вверх и держала на коленях. На них падали редкие крупные слёзы. Я их стряхивала, а они снова капали. Воздуху не хватало. И пока Валька не взял мои руки в свои, дышать я не могла. Постепенно дыхание вернулось, и я подумала вслух: всегда не понимала, боялась и ненавидела всех …, а тебя вот люблю, как никого в жизни не любила. Как сразу всех: отца, сына, брата, любовника, мужа и самого лучшего на земле человека.

– Насть, уляжется всё, поверь. Привыкнешь. Мы – обычные люди. Знаешь, мне иногда хочется взять автомат и пострелять всех этих выродков, что маршируют на гей-парадах, кричат об однополых браках, акцентируют внимание на гомофобии. Если бы не они – нам, нормальным людям, которых большинство, жилось бы легче. И никуда не хочу я уезжать. Почему я должен бежать из любимой страны, из любимого города? Здесь мои друзья,  близкие, родственники, здесь – могилы моих родных.

– Этот мальчик, он кто?

– Сашка? Вдруг что и получится. Я так устал жить один. У меня же несколько лет никого не было.

– Рада за тебя. Пусть у тебя всё получится.- Я улыбнулась.- Знаешь, я ведь страшно ревную тебя, только не к Саше, а к тем теткам моего возраста, что вечно крутятся вокруг тебя. Все тебя любят, и обожают, и опекают. А Саша, что же, пусть будет. Лишь бы тебе было хорошо.

Потом, я долгие ночи плакала. Мне не становилось легче. Поджав ноги, лежала на кровати. Николай всё никак не мог добиться от меня, что случилось. Я ненавидела себя всё сильнее и сильнее. Николай ушел от меня через месяц. Я отнеслась к этому спокойно. Произошло это после Валькиного очередного вечернего звонка. Он звонил мне часто просто так. А в тот день по сотовому сообщил, что сейчас в магазине  и пригласил подъехать. Я спросила, зачем он звонит вечером мне домой, ведь я просила его не делать это. Он извинился, и просил дать трубку Николаю: «Я всё ему объясню». Но трубку я никому давать не стала.

Мы с Валькой понимали друг друга с полуслова и полувзгляда. И со стороны казались любовной парой. По агентству поползли слухи. Мне в открытую говорили, что Валька меня использует, чтобы сделать карьеру. Я смеялась этим людям в лицо. Наши отношения всё больше становились деловыми. Когда у него что-то не получилось по работе, он срывался и устраивал мне истерики. Требовал от меня подтвердить, что ничего путного из него не выйдет. Я утешала его как могла.

Через год, перед очередным Валькиным днём рождения, он расстался с Сашей. Валька мрачнел, всё сильнее уходил в затяжную депрессию. Я решила сделать ему сюрприз и подговорила друзей и коллег устроить ему праздник. Мы тайком надували шарики с его именем, заказали в кондитерской большущий торт с надписью «С Днём рождения и с Днём Валентина!», приготовили маленькие подарочки,  шутливые  песенки и стихи.  К тому времени он уже работал в нашем отделе.

В шесть вечера Валька встал и пошел к выходу. Я пригласила его в конференц-зал. Он поблагодарил и отказался.

– Валь, это нечестно. Там люди, они хотят тебя поздравить.

– Мне не нужны их фальшивые поздравления. Если бы не ты, они бы даже не вспомнили об мне сегодня… Скажи мне, наконец, правду, кто я для тебя? И чего я на самом деле стою, как человек и как специалист? Но, ты же не скажешь правды, ты опять будешь лгать.

– Значит… я все эти годы лгала тебе?

Последний вопрос я задала сама себя. Валька хлопнул дверью.
Я не помню, как я доехала домой в тот вечер. Более страшной ночи в своей жизни я не припомню. Меня колотило, знобило. На следующий день у меня началась ломка. Я пыталась дозвониться до него, но он не брал трубку. И не вышел на работу. Я ухнула в какую-то пропасть. Никого видеть не могла и взяла отпуск за свой счет,  уехала  к дальним  родственникам в деревню. Вернувшись на работу через месяц, я узнала, что Вальку, единственного из нашего агентства, взяли работать  на телевидение.

Он позвонил мне через полгода, как ни в чем не бывало. Радостно рассказывал о своих успехах. Мы говорили обо всём на свете, обсуждали его новые телевизионные проекты. Уже позднее до меня дошли слухи, что он всячески высмеивает и поносит наше агентство на новой работе. Я не верила, пока не услышала от него:

–  Как ты можешь оставаться в этой клоаке? Открой глаза или я перестану тебя уважать.

Потом он попросил меня помочь с новым проектом. Я отказалась. Мы ещё пару раз созванивались, но я чувствовала, как мы с космической скоростью удаляемся друг от друга. Общение прекратилось в одночасье, с обеих сторон, без разборок,без взаимных претензий и объяснений, тихо и мирно. Как будто так было всегда.

Забыть я  не смогла. Но так и не простила ему не обвинений во лжи, а того, что он  не ответил на мои звонки на следующий день после того дня рождения. Ведь я в этот день чуть не умерла, а ему было все равно.

Настасья замолчала.

***


Наступила долгая тишина. Пряничный домик уже стоял на столе, готовый и украшенный карамелью, мармеладками, цукатами и сахарной пудрой. Настоящий домик из сказки «Гензель и Гретель», сотворенный ведьмой, заманивающей в своё сладкое логово детей, брошенных на произвол судьбы родителями.

Арина встала и положила полотенце на стол. Поджала губы:

– Слушай, Настя, я не ожидала от тебя такого. На меня будто ведро помоев вылили. Как ты могла? Почему?

Она направилась к выходу. Оксана вскочила, и, тряся головой, крикнула:

– Гадость какая!Зачем ты нам это рассказала?

Настя  молчала. Нина тихо сказала:

– Оксан, ты же в Канаду собралась эмигрировать, или в Америку. Толерантная ты наша. Что, живые картинки не понравились? Как же ты жить там будешь?

– Тебя не касается,– отрезала Оксана и вышла в коридор следом за Ариной.

Настя вытащила из буфета бутылку водки.

– Вот такие пряники, Нина. Ну а ты, что же не догоняешь подружек наших.
Дружба – великая вещь, правда?

Нина села напротив Насти.

– Наливай.

– Знаешь, ни о чем не жалею. Хотя никого никогда не пойму. Ни – тех, ни – этих. Как трудно оставаться людьми. Всё равно, что держать лезвие в ладони. Боль ужасная, а если разожмешь руку, всё заливает кровью.

Они молча выпили по рюмке, не чокаясь – на похоронах человеческого взаимопонимания. Нина обронила:

– А в той сказке дети спасли свои жизни благодаря находчивости, помнишь?

– Почему бы и нет? Сладкий, сладкий домик. Как хочется его съесть, и чтобы ни единой крошки во рту не осталось. Даже послевкусия.