V. Сокровенное Слово. Глава 3. Водный путь

                ОТРИЦАНИЕ ИМЕНИ.
               
                Часть 5.
                Сокровенное Слово.
               
                Глава 3. Водный путь.

    - Что это? Что это чучело говорит? – без всякого почтения к предположительно божественной сущности Каиза, вскричал Васятка. Он один остался на месте, в то время как вся компания попятилась от дверного проёма. – Была охота путешествовать с пугалом!
    - Возможно, - прошептал Брим, оттаскивая мальчишку подальше от привидения, - если мы сейчас очень быстро побежим, он отвяжется.
    - А давайте его убьём, - внезапно воодушевилась Дася.
    Но как убить призрака? Компания задумалась. Брим сгрёб Васятку в охапку.
    - А где Пайн? – почесал в затылке Доур. – Хозяин отпустил его, да? Пугало приказало – и ты отпустил.
    - В-в-в… м-м-м… - утвердительно промычал трактирщик и зажмурился.
    - Расскажи про лодку, - потребовал Доур.
    - Голубой и зелёный. Два цвета, - прохрипел хозяин.
    - Бежим! – скомандовал Сеш.
    Компания отступила к входной двери и выскочила под дождь.
    По жидкой глине, по немощённым улицам побежали к реке, выкрикивая на ходу:
    - Лаян! Эй, Лаян!
    Лодка, выкрашенная в два цвета, голубой и зелёный, нашлась быстро. Покидав в неё вещи, столкнули на воду и заработали вёслами.
    - Бежать чему? Сеш крал что ныне? – смеялась усевшаяся на колени к Марике Лаян.
    Она весело провела время, порхая среди кружева веток, среди блестящих капель над ленивой водой и сочиняя новую песню, на этот раз про дождь.
    «Красиво, красиво, ах, как красиво и влажно в остывшей долине у подножия моих гор! Ах, как движется, движется с небом и с тучами, к морю большая река! Давай с тобой, милый, полетим прямо к морю над блестящей рекой, что полна вкусных капель! Давай узнаем, как тянут к дождю грациозные ветки деревья за дымкою скрытых долин у других, у далёких, у промокших по осени гор! Давай посмотрим, что такое волнистое море! Давай возьмём с собой тех, с кем нам весело будет в пути, давай дадим им тёплые крылышки и научим летать под дождём, слизывать с веток вкусные капли, созревшие ягоды серых дождей! У моря, на белом камушке, глядя на то, как им радостно, глядя на волны, что, прыгая, ловят подарки дождя, мы будем целоваться с тобою, мой милый».
    Так пела маленькая Лаян, порхая среди деревьев. И это была не та песня, что поют за прялками женщины унну. Никто из её подруг не выражал желания увидеть моря и дружить с бескрылыми большими существами. Только Лаян, последняя дочь Ви, под неодобрительное ворчание Наила и весёлые взгляды его хитрой жены распевала подобное, качая колыбель маленького Налаки. Только Лоул, единственный из всех, понимал и разделял удивительные стремления и бунтарские взгляды смутьянки. И пел с ней вместе такие песни.
    Только Лоул мог составить Лаян компанию в путешествии к морю над большой рекой мимо поселений необразованных, бесхвостых, огромных людей. Только Лоул. Лаян, не оценившая в своё время попытку друга детства дать ей свободу путём замужества, безумно скучала по нему. Никогда раньше не думала она о том, что ей захочется целоваться с Лоулом на белом камушке. Только после перенесённых совместно испытаний. Только после того, как он поцеловал её незадолго до приезда в храм. Было плохо и страшно, но в тот миг, когда их губы соприкоснулись, Лаян забыла обо всём, в её ушах зашумело море, которое они когда-нибудь увидят вместе. Далеко-далеко ото всех, кто мог бы помешать их счастью. Она потом всё никак не могла прийти в себя, и боялась поднять глаза на брата, который вождь унну, и должен следить за нравственностью, особенно собственной сестры. Но, решившись, она увидела в полумраке, что по щеке Наила ползёт большая слеза, и что он сам отводит взгляд.
    Душа Лаян могла бы омрачиться при этом воспоминании, но в газах её светилось яркое море, которого она не видела никогда, и думала эта неисправимая авантюристка и оптимистка так: «Всё будет хорошо. Прекрасная Ви не сохранила бы мне жизнь, если бы мне не суждено было встретиться с ними. Прекрасная Ви не может не защитить единственного мужчину на свете, который годится Лаян в мужья. Мы скоро будем в Текре».
    Говорят, в незапамятные времена, на планете Ви, когда она была живой и многолюдной, и ленивые реки катили свои воды по цветущим долинам, унну обитали у морей, где-то в горных пещерках над волнами, над городами анчу и поселениями сивоволосых верзил. Было не страшно, никто не тревожил маленьких крылатых людей. Напротив, их уважали, их почитали, как мудрых, любимых детей прекрасной Ви. На корабли, бороздившие моря, на речные суда всегда старались заполучить на службу унну, и обращались с ними хорошо. ПрОклятым считалось то плавсредство, которое в гневе покинул его маленький покровитель. Такое судно ждали несчастья, неудачи и крушение, ибо некому было предупредить об опасности.
    Говорят, с унну торговали все народы, что жили ниже горных вершин, а тем было что предложить бескрылым людям. Чудесная расписная посуда из тонкой звенящей глины, керамические бусы, красивая тесьма, изделия из кожи и шкур, и самоцветных камней, цветные корзины, пряжа и вязаные шали, колокольчики для анчутских кошек и даже детская одежда, красивая, необычайно тёплая и прочная, которую могли позволить себе купить далеко не бедные родители… Ни один базарный день ни в одном из селений не обходился без маленьких обитателей гор. Песни хвостатых поэтов распевал весь свет. Престижно было иметь в городах, в хороших учебных заведениях преподавателя из унну. Ибо главным достоянием крылатых детей Ви, придумавшей магию мира Эсьняи, были знания. И Лаян было известно, почему «доисторические» Корки в своё время поработили род Кереичиките, заставив сильнейших волшебников работать на себя. Знания предков Аарна, также последних детей Ви, были получены от унну, хранителей древнейшей мудрости.
    Но давно-давно, с тех самых пор, как маленький этот народ покинул родину и переселился на Навину, и оказался в положении дичи, скрывающейся от охотников, в племени унну не бывало волшебников. Никогда. Может, воздух здесь не тот, или климат суровее, или жизнь тяжелее, или сказалось большое потрясение пересечения космического пространства. Или родителям, озабоченным выживанием, было не до развития в детях особых способностей. Или, оторванные от родных гор, где сама Ви передала им свои знания, унну попросту не могли быть волшебниками.    
    Лаян, очень хитрая, очень смелая, очень наблюдательная Лаян, знала, что последнее утверждение очень неверно. Ещё маленькой девочкой, тёмной и жуткой ночью, она поняла, что прошли века сожаления по утраченным возможностям. Что магия может занять достойное место в жизни её племени.
    Тогда стало известно, что родители Наила и Лаян больше никогда не вернутся домой. А впереди была зима, народ унну несколько раз только за осенние месяцы подвергся нападению людей из храма – такого не бывало раньше. Племя без конца переселялось с места на место, и как результат – потеряло свои припасы, своё имущество, своих лучших людей, своих маленьких детей, а голод и болезни, одолевшие унну, говорили о том, что им зиму не пережить. Никогда ещё народ Лаян не был настолько близок к полному вымиранию. И в довершение бед, в руки жрецов попали сам вождь и его жена.
    Сначала думали, что их задержала в пути буря, но родители Лоула, у которых они были в гостях, явились к унну с дурной вестью.
    Наил скрывал от сестры правду, но отчаянно плакал ночами, и она всё поняла. Он сделал непостижимую для ума маленькой девочки вещь: на большом совете переспорил взрослых. Речь шла о новом переселении, и невозможно было понять, где теперь можно скрыться от преследований жрецов. Все тайные места были раскрыты. Одиннадцатилетний Наил убедил соплеменников спуститься с вершин к подножию гор – вещь неслыханная для крылатого народа.
    Унну прожили несколько спокойных лет. Набрались сил, нарожали детей. Им бы остаться в замечательном месте навсегда, но Лаян понимала, что этого не будет. Потому что поселились они в старом человеческом сооружении.
    Странное это было место. Камни, оторванные от своих корней, наполовину обтёсанные гигантскими инструментами, чьи обломки валялись тут же. Деревянные подпорки, укрепляющие стены и потолок. Обвалы, перекрывшие искусственные пещеры… Это не было прекрасными, надёжными обиталищами анчу. Здесь просто добывали камень или ещё что-нибудь, не очень-то сверяясь с законами природы. За что и поплатились. Бесконечные обвалы изгнали отсюда сивоволосых верзил. Они до сих пор жили совсем недалеко, на другом берегу реки. Надо было быть очень осторожными, чтобы не попасться им на глаза. Время от времени поднималась тревога: верзильи мальчишки, или даже взрослые, забирались в шахту просто так, от нечего делать. А унну хватали и прятали всё, что могло выдать их присутствие, и улепётывали прочь. Привычный образ жизни здорово нарушался таким образом.
    Так вот, маленькую Лаян на третью же ночь пребывания на новом месте разбудил громкий звук. Снаружи гремела сильная гроза, и её отзвуки доносились в их убежище. Сладко потянувшись, она собралась спать дальше, но услышала новый звук, совсем рядом. Наил, одетый как для непогоды, собрался куда-то. В такую-то пору! Лаян решила приглядеть за братом - он ведь заботился о ней.
    Прекрасная Ви! Как было страшно! Наил полетел прямо в грозу, прямо среди летучих мышей, которых Лаян тогда очень боялась. Но, поскольку эти твари были ростом почти с летучую девочку, ей было удобно маскироваться. Сквозь дождь, вслед за Наилом, Лаян пробралась к отдельно стоящему человеческому строению. Оно совсем развалилось, и Наил с трудом раскидал груду мусора на заднем дворе, под навесом, и очень устал от этого. Лаян с трудом перевела дыхание, словно это она ворочала железяки и доски. А потом её братец сделал непонятное. Он сказал несколько слов на очень старом языке, и что-то такое повыделывал пальцами. И Лаян, удивлённая до глубины души, и подобравшаяся слишком близко, увидела, как прямо на каменистой почве затеплился квадратик слабого света. Как принял он форму и вид небольшой дверцы, как вдруг погас, а дверца оказалась открытой. Едва заметный свет забрезжил снизу, из подземелья, осветив вертикальный узкий лаз.
    Наил вёл себя так, словно не верил глазам своим. Мялся снаружи, пытаясь разглядеть, что в глубине. Лаян, потерявшая от любопытства всякую осторожность, уже стояла рядом, и опомнившийся Наил внезапно сообразил, что держит за руку сестру.
    - Чего ты здесь, - дрожащим голосом спросил он.
    - А ты?
    - А я… - немного смущённый Наил открыл Лаян страшную тайну, взяв с неё клятву молчать всегда: она знает, что бывает с теми, кто не умеет хранить доверенных им секретов. Самая кошмарная кара настигнет болтуна от рук прекрасной Ви.
   Тайну открыл Наилу отец, как старшему из детей, уже вошедшему в разум, и, конечно, Лаян тоже должна знать. И кто же ещё ей скажет, как не старший брат?
    - Понимаешь, тут спрятано сокровище унну.
    - Пища? – обрадовалась Лаян.
    - Книги. Самые старые на свете книги, самые древние знания. Ещё с нашей настоящей родины.
    - Зачем нам такие древние знания? – не поняла девочка.
    Она, конечно, уже изучила историю своего племени, и понимала, что унну отличаются от прочих крылатых обитателей Навины именно особыми знаниями и правилами поведения. Например, они всегда пропускают женщин вперёд, если впереди не ждёт опасность. Раздвигают перед ними кожаные полотнища, занавешивающие входы. Особый почёт и забота тем, кто ждёт малыша, а старикам – лучшее место и уважение. Учителя втолковывали детям, что унну всегда, да, именно всегда были вежливы, не плевали на пол, не утирали носы скатертями и шторами. Унну не ковырялись в носах и ушах, не вычищали грязь между пальцами ног, когда это мог кто-нибудь увидеть, не ругали, не чесались прилюдно, мыли руки перед едой, умывались поутру, и любили водные процедуры. Они не дрались на свадьбах, были нежны со своими жёнами, старались не лупить своих детей, и имели целую науку о воспитании. Имели науку о красивом и правильном устройстве жилища, о правильном распределении припасов, чтобы не голодать, неразумно израсходовав все ещё до прихода поры изобилия. Унну имели свои особые праздники. Ими были уважаемы соплеменники, придумывающие устройства для облегчения труда, например, валяльной механической машины. Очень почитались те, кто владел мастерством красивой росписи. А особо выдающиеся произведения своих сочинителей унну сохраняли на свитках из особой бумаги из сердцевины растения уф. Секрет её изготовления известен ещё со времён жизни на Ви. Выросшая Лаян может похвастаться тем, что её двадцать восемь раз удостаивали такой чести. В зимние вечера часто проходили турниры по чистописанию, придумыванию историй и решению задач. Женщины унну пользовались интересными уловками и хитростями, и считались завидными невестами среди обитателей гор. Только замуж не хотели идти в другое племя, где мужчины безграмотны, часто грубы и не знают таблицу умножения. И даже не слышали никогда поэм великого Кива, что передавались в их среде из уст в уста со времён бегства с Ви, пока не были записаны на бумаге. Употребление веселящего напитка кыш-пыш совсем не приветствуется унну, и можно запросто вылететь из племени за его употребление в чрезмерных количествах. Лаян именно всё это и считала замечательными, страшно нужными древними знаниями, передающимися из уст в уста. Она уважала письменное слово. Множество свитков с прекрасными сказками и забавными картинками потерялись во время последних переселений, и даже было сознательно брошено. Лаян хотела потом как-нибудь слетать родные места и свитки найти. Но Наил, стоя у таинственного лаза, сказал, расширив в священном ужасе глаза:
    - Магия! Ты понимаешь? Книги наидревнейших заклинаний, что хранились в нашей семье всегда. Однажды их спрятали здесь, где поспокойней. Потом тут построили дом. Потом было не до них. Потом ни к чему. Но я подумал, а вдруг пригодятся? Я подумал, а вдруг? Я спорил со взрослыми ещё ради них. Чтобы здесь побывать и попробовать применить те слова, что открыл мне папа.
   - Зачем? – прошептала Лаян.
   - А вдруг пригодится? – повторил Наил. Помолчал, а потом произнёс сокрушённо: - Только если ты не волшебница, ты со мной не войдёшь.
    Но Ви позволила Лаян войти за руку с Наилом. Так они и приходили потом, держась за руки.
    Там, внизу, в сухой пещерке, на столе, в деревянном сундучке было всего три книги. Одной они зачитывались вдвоём: это описания приключений героев и удивительных существ, захватывающие легенды. Другая – тоже невероятно интересная вещь. Из-за того, кто будет её читать первым, они даже чуть не подрались однажды. История народов и стран погибшей Ви, карты и рассуждения. А вот третья книга совершенно очаровала Наила, не вызвав никакого воодушевления у Лаян. Заклинания, ха! «Для яйценоскости кур»! Зачем? Никаких кур у них в помине не было. «Для того, чтобы тесто не перестоялось». «Чтобы не заводилась плесень». «Как приучить кошку убаюкивать вашего младенца». Разве можно завести кошку при их кочевой беспокойной жизни? Никому из предков это в голову не пришло. «От излишней сырости». «Чтобы комары не кусали». «Обеззараживание воды при невозможности её вскипятить». Всё это Наил выучил наизусть. Его жутко огорчало, что страница с заклинанием согласно содержанию «От пыли и моли. Для сохранности домашнего скарба» вырвана неизвестной рукой.
    Очень скоро жизнь в племени стала какой-то необычайно лёгкой. Мелкие, и даже серьёзные болезни оставили их. Свежий воздух, чистота и отсутствие сырости очень способствовали этому. Вода в окрестных источниках стала считаться целебной, и к ним зачастили даже большие люди. О всяких кровососущих насекомых, переносящих заразу, забыли и не вспоминали даже. Дети спокойно спали ночами. Когда совсем темно, стали летать в посёлок и собирать яйца чикикук, так как яйценоскость их внезапно увеличилась очень сильно, и хозяйки прямо не успевали сами собирать и съедать эти ценные продукты. Завелась кошка, личная собственность Наила. Она исправно гоняла грызунов и всегда чувствовала приближение чужаков. Небольшая проблема – привычка орать, требуя жениха, была решена. У киски пропадал голос, и плакала она беззвучно. Все дети были без ума от кошки и просили родителей завести такую же. Но при бегстве животных бросают. Жалостливые унну не хотели страданий для домашних зверьков, и никогда их не держали.
    Наил оказался волшебником. То ли первым, рождённым в племени унну на Навине, то ли первым, кто отнёсся к своему дару всерьёз.
    И он, и его сестра Лаян, и его будущая жена Каисса, сперва свято берегли эту тайну. Наил и так считался кем-то вроде знахаря. К нему то и дело обращались с просьбой унять зубную боль, залечить незначительную, но болезненную ранку (с серьёзными он не справлялся), и прочее, так, по мелочи. В семье водился достаток, потому что Наил заколдовал всякие предметы домашнего обихода, которые теперь выполняли работу как бы сами по себе, оставляя хозяевам время для других дел, рукоделия и отдыха. Но, имеющий доброе сердце, Наил, не мог смотреть как надрываются на тяжёлой работе одинокие старухи или беременные женщины. Тайна трёх человек скоро стала тайной всего племени. Не было семьи, что не благословляла бы имя молодого вождя. Очень скоро о даре вождя унну должны были бы заговорить все горы. Очень общительный, имеющий множество знакомых повсюду, где-то кому-то он что-то такое наколдовывал…
    Лаян не была волшебницей. Она была авантюристкой. Она взахлёб читала про море и приключения, а потом, летая в поселения больших людей, воровала у них книжки и читала опять. Её страшно смешила поначалу привычка Наила убиваться над главой древней книги, посвящённой артефактам.
    - «Если вам в руки попал голубой рушник, вышитый русалками да морскими конями, то это говорит лишь об одном…», - читал Наил, и горестно восклицал: - Где же он мне попадётся? Где всё то, о чём здесь пишут? Где к примеру, возьму я волшебный гребень, позволяющий перейти на ту сторону провала или пропасти?
    - Зачем тебе? – улыбалась Лаян. – У тебя крылья есть.
    - Вообще-то да, - соглашался брат. – Но это ведь так интересно! И знаешь, что обидно? Всё это было, папа говорил, здесь должны храниться нужные вещи. Где они? Куда-то пропали.
    Увидев замечательные предметы в руках Аарна Кереичиките, спасённого из храма, Лаян не стала вопить: «Вот они!» Она тогда ещё не знала до какой степени может доверять большущим спутникам Миче Аги. Но про себя решила вот что. Какой-то дальний предок попался жрецам вместе с этими вещами. Не понимая, для чего они, но, чувствуя, что те имеют волшебные свойства, тогдашние любители кисточек бросили их в сундук в храме, да и забыли про них. А книги, скорей всего, спрятаны были как раз после этого случая. Чтоб не попались тоже.
    Теперь вы, наверное, понимаете и не осуждаете Лаян за её веселье и упрямую веру в хорошее.
    Она сделала то, что в положении унну сделать было невозможно: нашла себе друзей среди сивоволосых верзил, анчу, и прочих других. Она выжила там, где до неё не выживали. Она восприняла свидание с артефактами из книги, как знак от прекрасной Ви: Покровительница защитит её родных в Текре, как защитила крохотного Налаку, который должен был погибнуть в лесу, как защитила Миче, который, хоть и стал собакой, но остался жив. Лаян, по своей авантюрной натуре, не думала смущаться и лицемерить. Она прямо говорила своей прекрасной Ви, что заслужила, чтобы её чудесным образом проснувшаяся любовь увенчалась счастьем встречи с Лоулом. Ведь она, Лаян, жизнь положила на то, чтобы последние дети Ви заняли достойное место среди народов Навины, а может, даже и Винэи. После того, как Лаян увидела, что Каиз, то ли подделывающийся под Косзу, то ли действительно Косза, просто застрелен маленькой верзильей девочкой, она окончательно решила, что вся компания заслужила большой благодарности всех Трёх Сестёр.
     В отличие от нас, верзил, для Лаян кошмарное, выматывающее тело и душу приключение, явилось сплошной демонстрацией неслыханной любви, бесконечной милости прекрасной Ви. Невероятной полосой удач. По мнению Лаян, в Текре их ждало только самое чудесное, а её саму впереди – большая жизнь, полная любви, признания (да-да, она мечтала о славе!) и замечательных приключений.
    Поэтому Лаян порхала и радовалась, и, увидев несущуюся во весь опор компанию, развеселилась ещё больше. Она стала подсмеиваться над Сешем, что вот, мол, есть кто-то, кто помнит, как он стащил у здешних жителей одежду да корзину яиц. Не та ли вон зверушка, что бегает по берегу, щёлкая зубами. 
     Князь не отвечал, и знай себе, работал вёслами.
     Между тем злая старая чикикука, помнившая проделки маленького Сеша, и впрямь скакала в камышах с грозным видом. Потом она прыгнула вперёд и поплыла за лодкой. Ещё удивлялась, наверное, что же её хозяин не помогает ей ловить преступника? Лаян хохотала и била в ладоши. Её веселье было таким заразительным, что вскоре смеялась уже вся компания, а Сеш – громче всех.
    Внезапно хорошо уже отставший зверёк громко хрюкнул, булькнул, развернулся, нырнул и быстро поплыл к берегу под водой.
    Смех стих.
    Лаян, обернувшаяся на тишину, зажала ладошками рот. На носу лодки, в сидячем положении, качал ногой призрачно-белёсый Каиз.
    Лодка, набрав скорость, неуправляемо неслась на каменистый островок, торчащий в воде ближе к левому берегу. Мичика закричала и бросилась на дно. Аарн, Сеш и Элайн убедились, что обычная магия против такого странного призрака – ничто, а лодка не слушается. Почему? Как может быть мёртвый Каиз сильнее трёх живых магов?
    Они не успевали не то, что выскочить, но даже привстать. Однако Лаян схватив Мичику, выдернула её из лодки, и обе зависли над водой в самый последний момент.
    Днище царапнуло камни на дне…

    *   
    - Давай, Рики! – крикнула Марика.
    Лодка, мимолётно чиркнув обо что-то, взвилась над островком, перелетела его, аккуратно опустилась на воду, крутанулась, дёрнулась и замерла, даже не черпнув воды. Васятка показал призраку язык:
    - Что, съел?
    - Ух! Ну, мы молодцы, - хором сказали Марика и Рики, в отличие от взрослых, не пытавшиеся лодку остановить, а воспользовавшиеся левитацией. Вот она, подпрыгнув, и летела по инерции.
    Общий выдох нескольких человек, задержавших дыхание в ужасный момент, должен был сдуть почти бесплотное тело Каиза в воду, но не тут-то было. Сидя, где сидел, паразит этот поднял палец. Лаян с удивлением отметила, что он и впрямь не совсем привидение, как о них пишут в книжках. Этот призрак имел какую-то плотность и в некоторой мере оставался волшебником. Всё из-за того, что намеченная ему в жертву Мичика тогда, на поляне, порезала ладонь.
    - Что-то ещё задумал, - кивнул в сторону Каиза Васятка. Было заметно, что он недолюбливает привидений.
   На его слова призрак не выдал никакой реакции. Увлечённый новым колдовством он что-то бормотал и делал пассы руками.
   - Что он вытворяет? – спросила Дася.
   - Пытается руководить рекой. Иногда получается, иногда – нет, - схватившись за сердце, объяснил Сеш.
   - Рекой нельзя руководить, - пробормотал Рики и ткнул в призрака веслом. Весло прошло насквозь, но чувствовалось некоторое сопротивление. – Как он вообще может руководить хоть чем-нибудь?
    - Допрыгаешься у меня, сосунок, - буркнуло привидение и, сорвавшись с места, полетело по направлению к Лаян. А она едва шевелила от напряжения крылышками, удерживая на весу тяжёлую для неё Мичику. Очень медленно она приближалась к лодке, и как раз сейчас была над островком.
    - Ой-ой-ой! – закричала женская часть компании, протянув в ту сторону руки.
    Аарн схватился за руль, Сеш сказал что-то Элайн, указывая на лодку, та придала ей хорошую скорость. Аарн развернул плавсредство против течения. На берег возле оставленного ими селения выскочило несколько человек – поглазеть.
   - Марика, ну! – крикнул князь.
   Девочка поняла правильно. Вскинула руки – и полёт Лаян стал таким быстрым, что загляденье просто. Прямо к лодке. Каиз белой полосой струился следом. Мичика махала в воздухе руками с растопыренными пальцами:
   - Пустите меня! Дайте я его поцарапаю! – вопила она. Лала и Васятка смеялись.
   - Мне нравится его стиль, - стараясь шутить бодро, сказал Аарн о Сеше. – Замечательно руководит.
   - А что я могу ещё сделать? – огрызнулся князь.
   Действительно, что? Проклятущий Каиз плавно приземлился на своё прежнее место вслед за Лаян и Мичикой. Девочку схватили, чтобы она и впрямь не бросилась царапаться. Лаян плакала и прижималась к Дасе:
    - Крылышко! Ох, крылышко!
    Видно, слишком велика была сила, которую применила Марика. Лаян пищала от боли, Мичика заревела от жалости к ней, Марика заплакала от того, что причинила боль маленькому существу, Дася пустила слезу за компанию. Аарн рванулся лечить крылышко, споткнулся о Лалу, которая тоже рванулась, упал, схватился на лету за Элайн, та тоже стала падать, коснулась молочного киселя в форме Каиза, холодного и мерзкого, и завизжала так, что Рики и Васятка с перепугу стукнулись лбами, Брим сел на Аарна, Доур подавился, закашлялся, схватился за Сеша. Тот хотел постучать предсказателя по спине, но Доур согнулся пополам, Сеш промахнулся, потерял равновесие, завалился вперёд, вытянув руки, совсем уронил Элайн, которая продолжила визжать, потому что упала на спину прямо сквозь Каиза, и смотрела вверх через всё его тело и даже сквозь голову. Видя, что Элайн очень удобно для него устроилась, упираясь спиной о борт лодки, Сеш не растерялся и прижал свои губы к её губам. Не знаю, может, визжащие женщины ему очень нравятся, может, он их так успокаивает. Элайн замолкла, и они целовались секунд… ну или там минут… несколько. Их спутники радостно зааплодировали, Рики закричал:
     - Горько!
     Каиз сказал:
     - Дурдом! – и ещё: - Идиоты!
     И отодвинулся в сторону. Чтобы внутри него не целовались.   
      Брим воспользовался случаем и, обняв свою Дасю, тоже поцеловал её.
     Аарн отвёл глаза и простонал:
     - Чёрт возьми! Когда уже я вырвусь из этого бардака и вернусь домой?
     - Вот именно, - поддакнул Доур. -  Когда? Когда мы уже вернёмся к своим жёнам?
     - Я хочу влюбиться, как ты, - поведала Мичика маленькой Лаян.
   Марика чмокнула Василия в нос, потому что он чмокнул её в ухо.
     Лала наступила Рики на ногу, потому что он взял её за руку.
     - Вы что не обращаете на меня внимания, эй! – возмутился хрипатый Каиз.
     - Дайте мне булочку, я проголодался уже, - сказал Сеш.
     - А мы думали, ты проглотишь свою принцессу, уж так целовал её, - хмыкнула Лала.
     Марика присела рядом с госпожой Кис и обняла её:
     - Ты испугались, да, тётя Элайн? Не бойся. Это всего лишь дохлятина.
     - Просто противный на ощупь, - передёрнулась та. – Чуть-чуть противнее, чем при жизни.
     Марика протянула руку и пощупала Каиза:
     - Да, мерзкий ужасно. Нам тоже по булочке дайте. И попить чего-нибудь.
     - Руку мой, коли тронула гадкое, - напомнила Марике Лаян.
     - И это после веков ужаса, который я внушал. После веков почитания и поклонения, - горько сознался Каиз. – Никогда не думал, что в середине своей жизни, я наткнусь на столь грубое и откровенное пренебрежение.
     - В конце, - напомнил Аарн. – В конце жизни. Ты сдох, как вонючка. Лаян, хочешь, я попробую говорить, как ты, на твоём языке? Я слышал твои песни. Ваш язык на наш похож.
     - На чей конкретно язык? - заинтересовался просвещённый Доур. – Я тоже слышал. Не очень похоже.
     - Как бы старый анчутский язык. На котором звучат заклинания.
     - Потому что все мы раньше жили вместе и говорили на одном языке, а потом пошли своими путями. Алфавиты, и слова, и фразы стали меняться. Я знаю. У меня хорошее образование, - объяснила Лаян на своём языке.
     - Мы всё поняли! – воскликнули Рики и Лала. – Мы сами это знаем.
     Мичика высунула розовый язычок и скосила к переносице глаза.
     - Пееедите, - попросила она с раскрытым ртом. Мичика хотела, чтобы ей перевели слова Лаян, она не всё поняла.
     - Есть хочет, - пожалела Дася. – Возьми, детка, мяска кусочек.
     - Давайте накроемся от дождя той большой непромокаемой тряпкой, - крикнул Васятка.
     - Расстилай! – скомандовал Брим.
     - Стоп! – взмахнул руками Сеш. – Тряпка отменяется. Мокнуть придётся. Это чучело, - он показал на Каиза, - только и ждёт, чтобы у нас не было нужного обзора.
     - Напрасно выкинутые деньги, - с набитым ртом проворчал Рики Аги, будущая гордость купеческого сословия Някки. – Всё из-за него.
     - Лучше молчи, - откликнулся Каиз с носа лодки. – Ты, молокосос, у меня на особом счету. Я убью тебя тоже. Может быть, даже в первую очередь. Ты мне надоел!
     - Только попробуй. У меня Миче есть, - пригрозил Рики.
     Каиза аж скрючило. Да, я с удовольствием говорю: гадину скрючило при упоминании моего имени.
     - Твой Миче!.. Он сам сдох, как вонючка! – просипела дохлятина. – Я сам застрелил его, так-то.
     - Помнится, в тумане ты брехал мне другое.
     - Не разговаривай с ним, Рики! Вот именно, что брехал, - сверкнула глазами Элайн.
     - Не разговаривай с этой женщиной, Рики. Я внушил ей мысли об убийстве твоего брата – и она послушалась меня.
     - Это не новость, - пробормотало моё сокровище, из последних сил демонстрируя спокойствие. Чтобы не ляпнуть что-нибудь, он запихнул в рот целую булочку.
     - Как его прогнать? Как прогнать притырка? – вскочила Марика.
     - Кажется, никак, - обречённо вздохнул Васятка.
     - Пусть лучше на виду будет, - потянулся за новой булочкой Сеш.
     - Увеличим скорость и побыстрей окажемся в Текре, - предложил Аарн.
     - Нет. Он может опять навредить нам. На большой скорости очень удобно. Сидит и собирается с силами. И, заметьте, закрывает нам вид, полупрозрачный наш.
    - И это всё из-за моей ручки? – заплакала Мичика. – Если бы я не поранила ручку, он помер бы, как вонючка, навсегда?
    - Как случилось, так и случилось, что ж делать? Не огорчайся, - сказала Элайн. - Колбаски мне передай, Васятка.
    - А вы мяукните.
    - Гав.
    - Тогда вот колбаска.
    Каиз опять завёлся:
    - На твоём месте я бы вообще молчал, женщина. Женщины вообще должны молчать.
    - Лаян, может, песню споём? - предложила Дася.
    - И петь будем очень громко, - подхватили Лала и Марика вместо того, чтобы молчать. Несмотря на присутствие призрака, в лодке поселились веселье и смех. То ли на всех так подействовала радость Лаян, то ли это началось с поцелуя  Элайн и Сеша. Там, где смешно, отсутствует страх.
    - О, женщины! – воздел руки к небу призрачный Каиз. – Таковы были мои мать и сёстры. Презренные существа. Тоже то песни пели, то нравоучали меня. Ты, мол, приноси хоть какую-то пользу семье. Хоть учись, хоть ремесло осваивай, хоть песни пой на базарной площади, но при деле будь. Это я-то! Это я, рождённый для великих свершений! «Посмотри на своих братьев, - говорили презренные бабы, - Тоже учились магии, но это приносит пользу. Они никогда не разменивали свой талант на то, чтобы поразить огнём собаку на виду у всей улицы. Чтобы причинить боль ровеснику. Никакой жестокости. Они уважаемы всеми. Просто всеми». А за что? За что их боготворили все? За придумывание такой штуки, что освобождала рабочих от таскания больших камней на большую высоту? За такую ерундовину, что сама поднимет из шахт породу, и за другую, что предупреждает о появлении опасного газа? Или за всякие ухищрения, что позволяют на фабриках и прочих таких местах не надышаться вредными испарениями или пылью? Ах, спасибо, спасибо, добренькие наши! Поражение собаки огнём они считали позором. О, как это мелко, как примитивно при тех возможностях, что открывает нам магия! Моих братьев и моего отца превозносили до небес эти жалкие, мелкие…
    - Какая банальная история, - отмахнулся Аарн. – Уберите хлеб из-под дождя. И давайте непромокаемой тряпкой накроем детей.
    - Да, это история большой-большой зависти, - хмыкнул Брим. – Колбасу нужно скорей съедать, боюсь, она не очень свежая. Доур, расскажи тем, кто не слышал, как ты познакомился со своей женой. Аарн, Сеш, попросите Доура рассказать.
    - Лаян ведает! Лаян ректи будет плохую-плохую историю! – вмешалась маленькая унну. В голосе её звучала неподражаемая насмешка. Она то и дело переходила в запальчивости на свой язык: подумаешь, как-нибудь да поймут. – Ах, я, бедный Каиз, пошёл к плохому колдуну. Ой-ой, пусть учит меня быть великим! Величее моих братьев! Утру им нос! Учился – учился, научился плохой магии. Плохой-плохой. Убивать и пакостить. Быть зело злым. Пришёл домой. Ах меня не любят. Кому нужен плохой-плохой колдун дома, под самым носом.
     - На войне нужен, - подсказал Васятка с набитым ртом.
     - Да-да, устроил войну, большое бедствие, раз-раз, все плачут. Мама песен уже не поёт. Сёстры из дома не выходят. Замуж их не берут. На братьев смотрят косо. В доме бьют это, как это?
    - В ладоши?
    - Друг друга?    
    - Посуду?
    - Стёкла в окнах?
    - Окна бьют. Другие бедные люди хотят сказать: «Вы виноваты, почто такой плохой-плохой сын имеется в доме вашем вкупе с хорошими?». Братец пакостит братьям. Все ошибочно мыслят: они виноваты есть, что большая-большая штука, которая помогает строить, упала, убила много людей. Их семьи плюют братьям вслед. О! Наил надавал бы по шее Каизу. Унну ведают, как воспитывать детей, чтобы не свАрились. Унну не любят, ежели в доме война… Долго – долго разбирались, кто виноват. Как доказать, как, чтобы толком ректи, что Каиза это злое умышление? Великомысленные люди поняли всё и так. Отцу велели, как дОлжно: давай, давай, выдай нам сына на суд. Злой-злой он у тебя. Папа погнал меня на судилище, бедного сына, бедного Каиза. Я же, бедный Каиз, жёг зело огнём, палил всех судей. Бежал прочь. Все-все прокляли меня. Я сказал: я докажу, кто величее, кто самый-самый. Я самее всех. Во всех мирах, там и тут. И тогда стал пакости делать на бедной прекрасной Винэе. 
    - Это чего это ты рассказала? – округлив глаза, спросила Мичика. – Сказку?
    - Это кошмарная быль. Таковы все истории зависти. С маленькими – маленькими расхождениями, - зло-зло сказала Элайн.
     Лаян подпрыгнула на скамье:
     - Нет! Се есть его история! История вот его! – она указала на Каиза.
     - И откуда ты знаешь, букашка? – прорычал Каиз, склонившись к Лаян.
     - Читала я, - коротко ответила та, ничуть не испугавшись. – Читала в книге из тайной дырки в земле. Лаян по-своему говорить будет, а вам понимать нужно. Внимать того лучше!
     Дети приставили ладони к ушам, показывая, что готовы внимать. Взрослые засмеялись.
     - Не стоит, Лаян. Чучело не стоит того, чтобы мы тут обсуждали его дела. - Аарн растянул губы в усмешке. – Я люблю старые книги, и думаю, ты дашь мне потом  почитать ту самую, ладно? Только я и сам могу угадать, что было дальше. Всегда бывает одно и то же. Ох, я, бедный, изгнанный с родины Каиз, оказался в мире примитивном, где не было производства и строек того масштаба, как дома. Поэтому меня, со знанием таких технологий, сочли за бога. Некоторое время я наслаждался славой, но потом увлёкся древней тайной мудростью, Великой Старинной магией, о запрещении которой как раз тогда говорили. Идеи бессмертия – о!!! Вот чем я утру нос своим родным, весь век которых каких-нибудь жалких четыреста лет.
    - Мелкие, жалкие, - глухо буркнул Каиз с носа лодки. За тысячу лет его ненависть ничуть не утихла, полыхала всё с той же силой. Я заметил и испытал на собственной шкуре: он прямо зацикливается на личных обидах.
    - Вот-вот, - продолжил Аарн под общий смех. – Ну, вы понимаете, уже негде было взять точных и конкретных знаний, поэтому я, такой умный Каиз, нахватавшись где-то чего-то по мелочи, создал свой метод. Я внял старым легендам о Чёрной Нечисти, и у меня в голове зародилась идея подражать. Знаешь, Лаян, когда я, Аарн Кереичиките, говорю на твоём языке, мне кажется, что он почти мой.
    - Ты же волшебник, - кивнул Сеш. – Я тоже никогда не думал, что можно просто беседовать на языке заклинаний.
    - Да, интересно так беседовать, - подтвердил Рики. – Бедненький Каиз продолжил запрещённые жертвоприношения. Надо было всё делать тайно. Он повадился жениться на Винэе и… и… Вот ведь зараза какая!
    - Да, молокосос, я рождён не бессмертным, мои силы со временем убывали, но я восстанавливался при помощи крови своих новорожденных дочерей. Я был силён, как мужчина, тебе не понять! Детей у меня было много, но сыновья могли пригодиться, чтобы защитить меня от своих полоумных мамаш и их родителей. Впрочем, только одна из этих дур дожила до зрелого возраста. Это не удивляет: она носила имя проклятой Ви. И, если ты будешь обзываться, Аги, примитивная тварь…
    Лала запустила в дрянь хлебной коркой. Та, замедлившись, правда, пролетела насквозь и упала в воду.
    - Я, не понятый примитивными тварями Каиз, закрутил своё колдовство вокруг собственных детей, - фыркнул Сеш. – Приятно было подражать сопернику Эи и Радо, мучителю Ви и Навины. Что-то великое ощущалось в себе. Особенно, когда поклоняются в храмах…
    Каиз заскрипел злобно:
    - Мне осточертел этот мир, где, забыв мои великие деяния, стали гнать и преследовать меня, и называть их преступлениями. Я, величайший из всех, вынужден был скрываться и таиться, а силы мои всё равно убывали, и моя жизнь требовала новых жертв. А один писателишка взял и накропал пасквиль обо мне, который вы тут пересказываете. Насмехался надо мной! За это я его… Как собаку!
    Голос Каиза, скрипучий и противный, прервался от ярости.
    - Пасквиль? – засмеялся Аарн. – Уж очень этот пасквиль на правду похож. Ты даже не отрицаешь. Бедный, не понятый низшими Каиз! Уже и впрямь ты не Каиз, а Чёрная Нечисть! Придумал имя Косза, использовал чужую славу, создал свой культ и храм здесь, на Навине. Стал божеством в собственных глазах.
    - Вы слышали там, на поляне? - откликнулся Сеш, - Ему, несчастненькому, хотелось вернутся домой и утереть носы мерзкой и мелкой родне и тамошним писателишкам. Доказать всему своему миру, что он самый великий. И, если его не признают величайшим, тогда их всех… Как собак!
    - Отец мой и мать постарались, - страшным голосом поведал Каиз. – Придумали мне наказание. Я не мог вернуться в место, где желал бы ужаснуть своими делами, явиться в своей божественной сущности, отомстить этим мелким, низким…
    - Короче!
    - Не вернусь, пока сам, своими усилиями не разрушу вместилище своего существования – это мерзкое место в космическом пространстве. Я верну себе жизнь и силы, прикончив подлую мерзость – вот эту, - он ткнул пальцем в Мичику. - Я вернусь.
    - Мне кажется, он и впрямь с приветом, - громким шёпотом поделился Васятка.
    - И, в связи с этим, позволь тебя спросить, о величайший, гениальнейший и мудрейший, - насмешливо проговорила Элайн, - сколько времени нужно хищникам, чтобы они доглодали в лесу косточки твоего немощного тельца?   
    - Это она о вместилище твоего существования, - просветил призрака Брим. Доур подхватил:
    - Надо мыслить как-то шире, но чуточку проще. – И запищал забавно: - Ой-ой, я, несчастненький Каиз, тысячу лет думал, что речь идёт о мире трёх планет – сестёр. А нет. Всего лишь о моём дряхлом, изношенном теле, которое я сам довёл до смерти своими усилиями, неправильно истолковав предсказание одной из дур.
    Дася, вспомнившая что-то из рассказов, слышанных в детстве, тихо закончила:
    - Место, где Каиз станет хвалиться достижениями, это Неведомые Недра, куда уходят очень злые души. Но некоторые выбираются оттуда и вселяются в только что зачатых младенцев. Родители думают, что вырастят хорошего ребёночка, а у них получается Каиз. Всё потому, что злая душа сбежала из преисподней и заняла не своё место. Но скоро Каиз вернётся обратно. Скатертью дорога.
    Каиз взвыл тоненько и дико, и схватился за голову призрачными руками.
    - Он не догадывался, он мыслил как-то слишком по-крупному, - радовался интересному факту Васятка. – Сумасшедший, как Ерпь.
    - Сеш, ты был мне другом, ты оберегал меня! Придумай что-нибудь, - взмолился Каиз.
    - Ещё чего! – откликнулись хором.
    - Главное, вернуть силы, - начало строить планы привидение. – А там можно что-то придумать, можно вселиться в чужое тело. В тело этой малявки, когда её убью.
     - Это позор, о Великий, - сказал Рики. – Женоненавистнику такому жить в теле девочки.
     - Я не хочу, чтобы он жил во мне, - запротестовала Мичика.
     - Не бойся, мы тебя защитим.
     - У-у-у! – снова завыл негодяй. 
     - Жалко кому-то злого-злого Каиза? – спросила Лаян. Компания помотала головами.
     - Так-то вот. Жизни тебе, даже в таком жутком виде, только до того момента, пока в лесу голодные волки не растащили твои косточки. Мама и папа твои молодцы. Жаль, ты не приложил усилий раньше, - Дася победно глянула на виновника её безрадостно прошедшей юности. – Спасибо, что сообщил, что сделали твои мама и папа.
    Каиз тихо стенал на носу. Компания, подкрепившись, поставила парус, лодка поплыла быстрее. И, хотя теория о растащенных косточках была наивна и выглядела не очень убедительно, было приятно видеть такого призрачного Каиза в таком плохом настроении. Он, конечно, потом опомнится, он и впрямь может что-нибудь придумать, чтобы облечь свою полупрозрачную сущность цвета молочного киселя в гадкую холодную плоть, но, даст Эя, они и сами за это время сообразят, как не допустить подобного несчастья.
    Дети дремали, прижавшись друг к другу на одной скамье и накрывшись непромокаемой тканью. Дася тоже дремала на плече у Брима, и была она полна тревоги о своих сыновьях, оставшихся в храме. А Брим держал её руки в своих и тревожился о ней.
    Он вспоминал свой дом у озёр, свою собственную лодку, жизнь в деревеньке, где почти все её обитатели являлись роднёй. «Только ты не наш какой-то», - добродушно посмеиваясь, говорили они Бриму, мальчику, родившемуся с дарами Эи в руках и имевшему смелость не отказаться от них в смутные времена. Спокойные розовые рассветы на прохладной, туманной, широкой воде, песни на крыльце на закате, запах рыбы, сопровождающий его односельчан от рождения и всю жизнь. Странное, холодноватое, уважительно – настороженное отношение к нему, предсказателю. Базарные дни и ярмарки в городе между двух больших озёр, весёлые свадьбы его братьев, глупую свою влюблённость, что заставила уйти из родных мест… Что за наваждение это было? Как сравнить эту блажь с тем, что он имеет сейчас? Как хорошо заживут они с Дасей и её детьми на приволье, у широкой воды! Родят своего ребёнка. Пусть это будет девочка на радость и утешение Даси, лишившейся в храме дочерей. Из замка Лииви Брим послал письмо родне: он жив и вот-вот вернётся. И теперь улыбался, думая о том, что скоро получит ответ.
     Доур тоже послал письмо. Теперь он рассказывал Аарну о своей семье. Мысль о том, что скоро придут перемены, и он снова увидит жену и дочь, зятя и маленького внука, придавала ему сил. Благодаря этой надежде он выжил в кошмарном подвале, в невыносимых условиях.
    - Мы с женой, - говорил он Аарну, - учились в одной школе. А она была такой, что с ней не гуляли мальчики, девочкам с ней было не особо интересно. Она всё училась и училась, иначе ей дома надрали бы косы. Не могла позволить себе с девчонками о нарядах болтать, да и нарядов-то ей не покупали. На улицу не пускали, боялись, что плохого наберётся. И чуть что – сразу наказывали. Отец у неё офицером был, он считал, что дочь – это вроде солдата. А солдата муштровать надо, иначе толку не выйдет. И она была такой, что если не приходила в школу, этого никто не замечал. Но, кстати, если над ней насмехались, за словом в карман не лезла. И дралась здорово книжкой по башке. Эх, наша армия самая боевая! Думала она о себе очень странно. Что хуже всех, и выглядит, как уродка. От того она, конечно, впадала в плохое настроение. Вот в такой день послала её мать за хлебом. Она идёт, а навстречу я. Такой весь из себя, только что со свидания с первой красавицей школы. Иду я, иду, на всяких замухрышек внимания не обращаю, вроде как улица пустая совсем. Да и плюнул.
    - Плюнул! – хохотнул Аарн, подняв брови.
    - Да. Она подумал, что в неё. Да и раз мне караваем по башке! И другой раз! И ещё! А я так обалдел, что стою, как дурак, а она, маленькая такая, наскакивает, да авоськой меня лупит. Ну, я опомнился, схватил её за руки, а она зубами клац! Глазами зырк! А глаза у неё вот такие большие! Синие – синие! Говорю: «Ты чего?» «Тебе какое дело?» - кричит. Тут её отец из калитки шасть: «Это ещё что?» - да и подзатыльник ей. Я говорю, ни при чём она, это я вот тут шёл, да плюнул… А он не слушает, за косу её – да и в калитку. Да ещё шипел, что она, мол, стыд потеряла. Не понял я, при чём тут стыд. А утром, в школе она молчит и не смотрит на меня. А я что-то всё думал: глаза у неё какие синие! Что же её так обижают? И стал присматриваться. На выпускном вечере разговорились вдруг, да так и не танцевал ни с кем, только с ней. Да понял, как с ней говорить интересно. Поженились мы, как только смогли, очень тайно, и забрал я её от родителей. Уж как они орали! В суд обращались! Да нам-то что? Стали жить дружно, я работал – всё ради неё, у родителей денег не просил. Да каждый день твердил, что краше и лучше нет никого. Ты бы видел, Аарн, как она расцвела! Как пройдём по улице, все шеи сворачивают, вслед глядят. Понятно тебе? Она от того была такой замухрышкой, что сама о себе так думала. Родители аж тряслись, как её видели такой счастливой и прекрасной. Распутницей называли. При чём тут это? Видишь, как важно то, что человек о себе думает.
     - Всё очень понятно, - сказал Аарн. - Почти история про нас с Саей. Как она там, дома? Как мои доченьки без меня? Так забавно: у нас, знаешь ли, с Миче сад один на двоих, и наши жёны бегают всё время друг к другу…
     - Да нет, не может быть! – воздел руки к небу Каиз. Аарн пожал плечами – мол, как это быть не может?
     Марике, пригревшейся между Васяткой и Мичикой, снился хороший сон. Как будто она сидит на лавочке в саду замка Лииви, а вокруг цветут вишни, и кладут ей на плечи белые ветки. На руках у неё кулёчек – маленький запелёнатый мальчик. Он сопит крохотным носиком и смешно причмокивает губами. За решёткой закрытых ворот, отделяющих двор, возятся на клумбе бабушки.
    - Красивый пион, - говорит Лиза.
    - Слишком яркий оттенок, - качает головой Вета.
    - Слишком ярковат, - вздыхает Лиза.
    - Но нельзя сказать, что пион безобразен, - помахивает тяпкой Вета.
    - А каково твоё мнение, Марика? Ты почему молчишь? – хором спрашивают бабушки, вцепившись в ворота.
    - Моё? - от неожиданности растерялась она. – Моё мнение? Моё мнение…
    Что сказать? Она вообще видит на клумбе белые маргаритки. Что там яркого? Попробуй-ка, выскажись, мигом примотаются, почему она думает именно так.
    Бабушки с силой трясут ворота, они стучат, и того гляди, разбудят мальчика у неё на руках.
    - Ты молчишь, потому что пион кажется тебе слишком бледным?
    - Ты молчишь, потому что пион кажется тебе георгином?            
    Мальчик на руках Марики принимается хныкать. А она вдруг понимает, что от прежнего её смятения нет и следа.
    - Цыц, - говорит она, - моё мнение таково, что очень хорошо, что ворота заперты, а решётка крепкая. Не мешайте. Малыш проснётся, тогда я приду и дам вам с ним поиграть, если будет время. А пока я хочу покоя. Ваши споры о цветах мне не интересны. 
    И она пересаживается спиной к воротам. В лицо светит солнце, тепло и приятно. Приходят Элайн и Риенн, и садятся от неё с двух сторон. Княгиня гладит её по отросшим блестящим волосам, Элайн глядит ласково, говорит: «Моя девочка».
     - А вы знаете, - улыбается Марика, - наш князь обещал привезти письма из Някки.
     - Вот, уже едет, - смеётся Элайн, и бежит туда, где слышится стук копыт.
     Видно, как в глубине сада, за ветками, за цветами, с клыкастого длинношеего коня спрыгивает Сеш и машет им рукой. Ну, конечно, не очень-то он спешит отдать Марике письма. Он сначала сто лет будет целоваться с Элайн, это нормально. От этого у Марики тепло на сердце. Марика побежала бы сама навстречу, да она боится разбудить мальчика, которого держит на руках.
    А Сеш – он приехал не один. С ним Васятка. Стал он не слишком высоким, но широким в плечах, видно, что очень сильным, и одет почему-то в старинные доспехи. Но не весь. Местами. Марике не нравятся железные мужики. «Какие мы уже взрослые, - думает она. – Сколько времени прошло с тех пор, как мы хулиганили в Някке? Удивительно. Так изменились!» Васятка перекидывает через плечо дохлого дракона так легко и буднично, словно это коврик, который он выбивал во дворе. Придерживая добычу за хвост, он спешит к ней.
    - Давай подержу, а вы поцелуйтесь, - Риенн протягивает руки к ребёночку.
    - Ой, - кричит Васятка на бегу, - это уже наш сын?
    - Совсем спятил? – смеётся Марика. – Это, можно сказать, мой брат, сынок Элайн и Сеша, ты его уже видел. А ты, вообще-то, ещё не всех драконов перестрелял.
    Василий делает сердитое лицо.
    - Я не стреляю в драконов!
    - Он не стреляет в драконов! – раздаётся из-за его спины. Смеющаяся рожица Лаян высовывается из-за Васяткиного плеча. Это не дракона, а её, оказывается, приятель держал за хвостик. Разыграли!
    - Ладно, - говорит Марика, - пусть не стреляет. Пусть не стреляет драконов. Мне, кажется, наплевать.
    - Так где же наш собственный мальчик?
    Марика вдруг со стороны себя видит. Она поднимается с лавочки и одну руку протягивает к Васятке, а другую кладёт на очень уже большой животик, улыбается и говорит:
    - Пока там же, где был. Наш собственный мальчик. Петрик. 
    Марика аж подскочила и захлопала глазами. Приснится же такое!
    Но сон оставил приятное ощущение счастья, те, кого она любит, были рядом, подвывающий Каиз не пугал, и вообще не вызывал никаких чувств, а скакать было холодно. Марика забилась на прежнее место и принялась следить за Сешем и Элайн. Ей хотелось обнять обоих, сказать, что обожает их, что никуда, никогда не хочет уезжать, что мечтает жить с ними… да где угодно! Но какое она имеет право? В Някке у неё своя жизнь, очень скоро Марика вернётся к ней, к своим заботам. Надо смириться. Эя, как жаль!
    Сеш и Элайн о чём-то шептались, сидя прямо перед призраком. Полупрозрачный Каиз не внушал ни отвращения, ни жалости, ни каких-либо других чувств. Даже страха не внушал, пока не приступил к колдовству. Без сомнения, его стоило опасаться, и Сеш был начеку. Но Элайн, сидя прямо перед виновником своих бед, смотрела смело и весело. Она впервые не боялась дождя. Впервые без страха смотрела в будущее. Уверенность Лаян в успехе их дела передалась и принцессе. Сама же маленькая унну время от времени поднималась над лодкой и оглядывала окрестности. Или болтала с Аарном, как с соотечественником.
    Мичика, разбуженная скачками Марики, пробормотала сонно:
    - …И обещал мне сумочку купить с картинками про Лаян. И… и… будут любить меня. Да.
    - Ты чего? – встревожился Рики. – Ты о чём?
    Мичика сладко потянулась и, припав к Рики, обняла его и поцеловала:
    - А ты братиком моим будешь. Миче обещал. Или нет?
    - Что нет? – не понял мальчик.
    - Ты, может, не хочешь моим братиком быть?
    - Куда же мне от тебя деваться? Заберём тебя с собой. Я бы тебя всё равно забрал, даже если бы Миче… ну… Он защищал тебя. Если бы мама с папой ругались, мы с тобой стали бы жить у Наты. Я взрослый, я зарабатываю деньги и могу принимать такие решения, правда, Аарн? 
    - Абсолютная правда, - согласился тот.
    На Рики посмотрели с уважением.
    - Мы могли бы оставить девочку у себя, - сказали Доур, Элайн и Сеш, Дася и Брим.
    Рики и Мичика отрицательно помотали головами. Вопрос был закрыт.
    - Девочку убью я. Да и вас тоже. Сначала – мальчишку, - принялся за своё Каиз. – Думаю, не правы вы в своих предположениях насчёт наказания моего папаши. Не стройте-ка планов. На вашем месте, я бы вообще молчал. Или помолился бы перед смертью.
    - Так помолись, - огрызнулся Доур, а Лаян назвала призрака вонючкой. И посоветовала убираться и не пугать Мичику. А то…
    - Внимание! – привстав крикнул Сеш. – Убираем парус. Впереди Небольшие пороги. Вот здесь-то дохлятина может устроить подлянку.
    Парус убирали в сумерках, в области порогов оказались почти в темноте. Хорошо хоть, дождь перестал.
    Облака внезапно разлетелись, оставив большие просветы. Оранжевая комета засияла впереди близко и ярко, над самой водой.
    - Ой, мама! – ахнула компания под потусторонний хохот Каиза и шум реки.

ПРОДОЛЖЕНИЕ: http://www.proza.ru/2015/01/24/1086


Иллюстрация: картинка из "ВКонтакте".