Глава 10. Дитя революции

     Она родила сына в 39 с половиной лет в конце сентября, соответственно, зачат он был  в декабре в рождество.  Почему-то это казалось ей очень важным.  А еще эти  “с половиной” очень ее успокаивали беременную.  Может,  потому, что вся статистика ужасов поздних первых родов начиналась с цифры 40, но она же в эту группу риска не попадает, ей же только 39! И все будет хорошо!
 
     Эти слова были ее молитвой, мантрой.  Это было ее выбором – благополучно выносить и родить сына.  И все будет хорошо, и ныне, и присно.  Эта несокрушимая вера скоро стала почти физическим ощущением счастья, которое росло в ней, внутри нее, вместе с ее ребенком.  Все будет хорошо!
 
     Что беременна, она поняла еще раньше, чем наступила задержка цикла. Положив ладонь на свой гладкий и плоский живот, она безошибочно поняла – там мальчик, сын.  Тут же помчалась делать УЗИ, и на вопрос, сколько дней задержки, гордо ответила, что нисколько, менструация должна начаться только через два дня.  Ее мальчику было тогда пять дней.  И она остро ощутила, что это самый счастливый день в ее жизни.  В ее тогдашней жизни.

     Он у нее был дитя революции, той, прекрасной, 1991 года. Тем летом она и ее страна были на сносях, ждали рождения новой жизни. У нее получилось, у страны не очень.   Но как же она любила вспоминать то жаркое лето! В ней и вокруг нее творилась история. “Блажен, кто посетил сей мир…”  Кто просто родился - уже блажен, но “в его минуты роковые” блажен вдвойне.  Или втройне?  Из ложной скромности мы всегда говорим вдвойне, на самом деле даже не представляем, насколько некоторые события меняют нашу жизнь. 

     Она же ни ложной, ни общепринятой скромностью не отличалась. Тогда ее любимой фразой Ницше было пресловутое – все, что меня не убивает, делает меня сильнее.  И ее беременность прекрасно вплелась в канву ее личной исключительности.  Она всем объявила себя беременной, совершенно здоровой и абсолютно счастливой и стала раздаривать свою одежду 42 размера, ведь она теперь потолстеет (хорошо, что мало кому пригодилась), и строить планы, беременная всего несколько дней!  По мнению одних ей бы романы писать, по мнению других она была не от мира сего.  Она и сейчас не уверена, что первых было больше.

     В той жизни она была такая, романтическая, но весьма приспособленная к жизни. Наука выживания усваивается проще, чем многим кажется.  Голодать легче, чем сидеть на диете. Она сегодняшняя понимает, что она тогдашняя спасла и себя, и сына тем, что всем своим существом выбрала быть счастливой мамой. 

     В Москве талоны на еду, красиво закамуфлированные в карточки москвича. Она эту карточку хранит, там она себе на фотографии очень нравится, что для нее большая редкость, она как – то особенно нефотогенична.  Каждый раз, протягивая свой паспорт, ей хотелось дать чиновнику валидол, очень уж душераздирающее зрелище. А возможность предъявлять себя, такую красотку, помогала ей без лишних эмоций брать в магазине кусок сыра (какой дают) и полкило колбасы (какая есть). 

     Магазинные полки постепенно заполнялись металлическими банками дешевых консервов.  Цены менялись почти  ежедневно – нарастала инфляция. Курс доллара знали даже бабульки,  торговавшие у метро сигаретами, алкоголем и едой.   По телевидению шли прямые трансляции горячечного бреда заседаний думы,  Дом-2 отдыхает.  Что-то надвигалось на этот город, на эту страну и впервые после войны все знали, что это что-то коснется каждого.   

      А у нее уже через две недели был свой частный гинеколог, молодой и амбициозный, сейчас сказали бы продвинутый.  Эта встреча изменила всю практическую сторону вынашивания ребенка.  Принимал он на Новом Арбате  “у Грауэрмана”. Там, по их словам, родились  все известные москвичи.  Кстати, ее бывший муж действительно увидел свет в этом роддоме. К тому времени не было уже ни мэтра, ни его родильного дома.
 
     А вот женская консультация была, только через дорогу, то есть через проспект,  от старого здания. Там ее и ждал молодой брюнет со светлыми глазами, никаких анаболиков, сплошной тестостерон.  Только этот факт мог помешать карьере такого грамотного, лаконичного и весьма убедительного врача.  Еще может быть пьянство, но в те годы секс без пьянства не мыслился.

     По его убеждению, беременность не болезнь, а нормальное состояние женского организма. Женщина задумывалась быть беременной или кормящей.  Каждая менструация – это траур природы и предательство жизни.  Еще один ребенок не родится, а женщина приблизит свой климакс.  Сколько раз в жизни менструировала женщина раньше, когда у нее было пять, десять и более беременностей и она кормила своих детей грудью, что тоже приостанавливало менструации на полгода и более? Считанные разы и это отодвигало климакс.  А менструации были бременем девушек.
 
     Каждый месяц организм женщины готовится к зачатию, как мы готовим свой дом к празднику, все в ее теле чистится, гармонизуется, наполняется жизнью и ждет.  И облом – гости не пришли.  Вся эта тончайше продуманная красота никому не нужна, нужно все разобрать, вынести как мусор и вернуться к будням.  А вдруг забудете снять цветные шарики с потолка? И они так и будут висеть, постепенно скукоживаясь?  Так же и в теле женщины каждый месяц нарастает риск какого-то сбоя этой сложнейшей программы  со всеми вытекающими, в прямом и переносном смысле, следствиями.   

-    Беременность это норма, и все у нас будет нормально.  Ты поняла? 

     Он, лет на 15 моложе ее, был сразу с ней  “на ты” и отнесся к вынашиванию ее сына, как к их общему делу! Такой женолюб (хотелось написать бабник, но это слишком упростило бы его натуру) при его профессии.  Как же ей нужен был человек, который авторитетно подкрепил бы ее веру в то, что все будет хорошо.   Конечно, она тут же под всем подписалась – она будет здоровой, несмотря на раннюю гипертонию и проблемы с почками, потому что беременность дает шанс перестройки всего организма, она будет молодой, ведь беременность продлевает физиологическую молодость, она будет радоваться жизни, ведь она делает самую важную работу для  продолжения жизни на земле. 

     Нет, она не будет радоваться, она уже испытывала радость, мир, в котором беременность это счастье, в котором рождаются здоровые дети и становятся смыслом жизни для своих родителей, уже существовал в ней.  А физически мы живем именно в том мире, который носим в себе.

-    Бросать курить не будем, появится риск выкидыша. Курим 10-12 сигарет в день, найди легкие сигареты.  Единственное подтвержденное воздействие курения на ребенка – гипоксия плода, т.е. маленький вес, отрицательная статистика начинается с пачки сигарет в день. Сколько ты весишь? 

     У нее был стабильный вес 50 кг при  росте 163 см, талия 60 см, грудь 2+.  Не модель, но как бы есть, чем дорожить.  Но ей не жалко, ее жизнь, а не только ее тело, уже принадлежали ее сыну.

-     Поправляемся килограммов на 20, нам не рожать. Мы будем делать кесарево сечение,  я найду тебе хирурга.  Да не бойся ты, пока будешь грудью кормить, все сбросишь, еще похудеешь. Сейчас думай о том, что чем крупнее ребенок, тем и ему, и маме легче после родов. 

-      Теперь о вынашивании крупного ребенка. Можно всю беременность просидеть на берегу океана, питаясь деликатесами, а родить ребенка в пару килограммов.  Вес плода зависит от поступающего к нему кислорода.  А поступление кислорода обеспечивается движением.  Гуляй, работай, плавай – двигайся.  Мне все равно, где ты гуляешь и чем ты дышишь, главное – двигайся, ребенок дышит твоей кровью.  Гуляем до последнего дня!
     Мы растим большой живот, поэтому привыкай спать на левом боку, на правом сдавливаются сосуды, и ребенку будет не хватать кислорода.

     Как все просто! Она много гуляла со своими двумя колли, рыжим и черным.  Позже выяснилось, что грудные мышцы, разработанные собачьим поводком, прекрасно держали форму ее груди и после 11-месячного кормления ребенка.  У нее был прекрасный аппетит, никакого токсикоза всю беременность.

     Она привыкла разговаривать со своим мальчиком, начала смотреть вокруг его глазами.   Мир выглядел, пах и звучал иначе! Маленькому ребенку одинаково интересны  форма, цвет, запах и цветка, и червяка. Все для нее стало ярким, гармоничным и очень добрым. Рос ее ребенок, рос ее живот, она толстела и делалась добрее.

     Глядя на все окружавшее  глазами своего ребенка, она стала спокойнее, терпимее, не раздражалась по мелочам и физиологически не могла злиться.  Ей стало легче понять другого человека, но расхотелось что-то ему доказывать.  И червяк нужен и важен природе, и синий алкоголик своей собаке.  Может и правда толстые люди добрее?  А мир, сев на диету, стал злее?

     Она была счастлива и безмятежна.  Ее мальчик надежно защищен ее телом, он в полной безопасности.  Значит и с ней ничего не случится, ей же еще предстоит его родить, выкормить и воспитать. Ближайшие лет двадцать она будет очень нужна, она самый важный человек в жизни этого существа.

     Именно этой востребованности она искала во всех своих любовях – быть самой нужной, быть единственной.  Была  готова забыть о себе, подставить плечо, протянуть руку и сложить голову,  мужчин это только пугало.  Не многие ведь рождаются героями, большинству хочется встретить девушку Джеймса Бонда.  И проблем никаких, и меняются часто, и сам почти агент 007.

     В чем смысл жизни и что делать теперь было понятно – быть мамой, а  она всегда знала, что именно мамы должны быть умными, понимающими, самыми-самыми во всем, а папы – папы должны просто быть.

     Однажды в начале  80-х годов в Таллине (компьютер требует вставить второе “н”, так вот, фигу ему) она посмотрела по телевизору кусочек фильма, кажется, какой-то агитки против абортов.  Они там,  в этом городе с двумя “л” и одним “н” как меня учили, ставили на балконах нелегальные тарелки и смотрели Финляндию и Швецию.

     Что там говорили за кадром, было, естественно, не понятно, но что показывали, видно было хорошо.  Вот мирно спящий в мамином животе ребенок резко просыпается и тревожно оглядывается – это к животу приложили ультразвуковой датчик. А УЗИ считается безвредным.  На самом деле это мало-инвазивный метод обследования, но не безвредный. 

     Люди на редкость беспечны.  Когда был изобретен рентгеновский аппарат, они тоже часами облучали беременных женщин, фиксируя на пленку развитие плода.  Поэтому в женской консультации она упорно отказывалась от УЗИ и второй раз сделала его только в роддоме.

     Второй кадр из этого фильма изменил  все ее поведение во время беременности.  Там мама кладет руку на свой живот, а ребеночек тянется своей ручкой к ее руке и улыбается.  Радость любви дана нам изначально, еще до рождения, но что же люди с ней делают!

      Нет, у них с сыном все будет правильно, все будет хорошо, все будет чудесно! Она постоянно разговаривала со своим мальчиком  - давай съедим чего-нибудь вкусненького или пошли гулять, посмотри как красиво или послушай, как птички поют. Для нее стало привычным гладить живот и говорить ему доброе утро или спокойной ночи.

     Все было отлично.  Все болячки отступили, анализы были хорошие, аппетит прекрасный, сон безмятежный.  Она даже жалела слегка, что ей не хотелось то солененького, то кисленького, она бы с удовольствием себя баловала.  Зато вдруг начала рисовать абстрактные картины и делать гимнастику под “Дусю” группы “Любэ”, что не отменило походов в консерваторию. 

     Работала она до последнего (давала уроки английского на дому), много ходила, плавала в бассейне или лежала в ванне, чтобы снять с живота давление атмосферного столба и помочь ребеночку расти.  В ее доме было много книг, картин,  хороших друзей, в ее жизни по-прежнему много и мужского внимания. 

     Однажды в метро она стояла, нависая животом над молодым человеком, который строил ей глазки и просил телефончик, продолжая сидеть. Или веселая подвыпившая компания с террасы кафе шумно упрашивала “девушку” посидеть с ними  и на извиняющийся жест, у меня же живот вон какой, простите мол, громко заявили, что мы же просто познакомиться и поговорить, не всегда же она будет беременна.  Ей, вернее им с мальчиком, даже сделали предложение руки и сердца.

     В середине зимы приехал ее бывший муж.  Он тогда жил в Болонье  концертами, в основном частными, и мучительно разгребал руины отношений с очередной любовью. Уже становилось понятным, что выживших под обломками нет, что “навеки” опять не случилось, но с итальянками не только разводы, но и расставания длительны и вредны для окружающей среды. От этого он был в  состоянии вялотекущего апокалипсиса, что мешало ему играть.   

     Как всегда, он привез ей кучу одежды и обуви, благо можно было не примерять – 38 европейский размер одежды, 37 размер обуви.  Благодаря ему, и ее вкусу, конечно, она выглядела так, как одевались в Европе. На улице народ останавливался. Иногда. Его заботу о ней не понимала ни одна его женщина.  А ее подруги не понимали, почему она оплачивает и убирает к его приезду его квартиру.  Простые вещи очень трудно объяснить. 

     Они  поженились по любви, настоящей и с первого взгляда, и прожили вместе много лет.  Они  не смогли сберечь эту любовь, но это их общая беда.  Он ведь остался тем же самым человеком, который смог вызвать в ней эту любовь. Они были не друзьями, а, скорее, братом и сестрой, что ли.  Изменилась форма  их отношений, но не главное в них. Он и сегодня был для нее самым интересным человеком, недавно они выяснили, что это взаимно.

     Она  с сожалением смотрела на стильные вещи, ей же их не носить, а он решил, что ей не нравится. Пришлось сразу сказать, что ее мальчику уже 8 недель.  Именно в  это мгновение радость в его глазах и слова  о том, какое же это счастье, сделали ее мальчика их мальчиком. Он тут же начал действовать.  Каким же  решительным и уверенным может быть этот вечно сомневающийся интеллигент в пятом поколении, когда речь идет не о нем, а о других! Тут же было решено, что весной она едет к друзьям в Триест и к нему в Болонью.
 
     Но пришлось принимать и трудные решения – ее рыжий колли перестал вставать, отнялись задние ноги и паралич мог  только прогрессировать.  Он лежал на своей подстилке такой роскошный, с блестящей шерстью и белоснежной гривой, пытался улыбаться, показывая белые зубы, и не понимал, почему не может встать. Через несколько дней он уже не мог поднять свою узкую благородную голову. Ее бывший муж подарил ей рыжего почти 12 лет назад на очередную годовщину их свадьбы, и теперь они вместе приняли непростое решение усыпить его.  Мы же отвечаем за тех, кого приручили. 

     С визой и билетами она справилась на удивление легко.  Все очень заботились о ней. У всех уже дети в школу ходят, в стране голод, рожать еще одного ребенка никто не собирается – а тут она, беременная и счастливая.  Она копила деньги, у нее было много учеников, она делала медицинские и технические переводы.  К апрелю скопилась почти  тысяча долларов. 

     Вся страна жила в долларовом эквиваленте, даже старушки ходили в обменные пункты, менять пенсию на доллары. Некоторые играли на разнице курсов, мотались в Питер, чтобы там купить доллары дешевле, а в Москве продать дороже. Что же творилось там, где крутились большие деньги, трудно себе представить. Уже появились первые богатые, в основном самые дерзкие из комсомольских вожаков.
Некоторые из них уже рулили делами из Праги, где пережидали личную непогоду, потому что уважать уголовный кодекс у них не получалось.  Когда “капусты” было нарублено достаточно, они все разруливали, как надо, и возвращались,  пересаживались из наших тонированных девяток в джипы “Мицубиси Паджеро”. Через несколько лет заработает схема фальшивых чеченских авизо (почему-то сейчас  опускается слово “чеченских”, из ложной политкорректности или со страху, не знаю) и хитом продаж станет джип БМВ.

      Ее урок стоил десять долларов, она за неделю зарабатывала больше, чем многие за месяц. При этом “если есть в кармане пачка сигарет”, то черная икра ей не нужна.  А необходимо все приготовить своему мальчику.   

     В апреле она повезла свой 4-месячный живот в Италию, сыночку нужно подышать морем, посмотреть на красоту и поесть полезного. Как же хорошо, что тогда  в Триест поехать можно было только поездом – на обратном пути ее сумки с покупками для сына занимали целое купе. Она купила ему все. Именно ему. Иначе не объяснить, почему она купила супер-бандаж для беременных (носить драгоценный живот), но не купила послеродовый бандаж, зная, что будет делать кесарево сечение. Полотенцем обматывалась, как крестьянка.
 
     В Италии она впервые увидела памперсы и узнала, что они разные для мальчиков и девочек.  И купила упаковку памперсов для мальчиков в половину своего роста.  Грамотная  продавщица в специализированном магазине пыталась ее образумить, говоря,  что на таком сроке по данным УЗИ нельзя  точно определить пол будущего ребенка, а памперсы продаются всегда. Где?  В ее Москве, где в аптеках марли нет?  Продавщица  говорила с ней, как с человеком цивилизованным, это опять ее хороший английский виноват.  Узнав, что она из России, только пожала плечами.  Русских  тогда в Европе практически не было, туризм еще не был индустрией, он просто не существовал, выезжали единицы по частным приглашениям.

     Мальчику было куплено все, начиная  от правильных силиконовых пустышек для формирования прикуса  (хотя ее мальчик никогда не сосал соску, выплевывал, ему и так было хорошо, ведь он и в 11 месяцев еще завтракал и ужинал только маминым молоком, мог бы и дольше, но расхотел), и заканчивая обувью и комбинезонами на каждый месяц из первых шести (кое-что скоро раздарила неодеванным, так как ее богатырю в месяц уже была впору одежда для двухмесячных детей).

      При этом она помнила, что долларов 500 нужно сохранить, вдруг будут какие-то проблемы,  и она не сможет работать первую зиму. Видно где-то там, в далеком “моему сыну полгода”, все возможные проблемы виделись ей уже решенными. Она оставалась счастливой, допуская вероятность несчастий. Именно так все и устроено.
Вера в себя не отменяет чистки зубов дважды в день.  Стремиться к идеалу, но при этом не забывать смотреть под ноги.  Сама эта готовность к трудностям и была уроком свыше, который нужно было выполнить.  Видишь все сложности, но не боишься, все равно  веришь и радуешься? Молодец, зачет.  Тогда реальные трудности становятся не нужными.

     Еще в поезде Москва-Рим она встретила русскую тетку, которая была 12 лет замужем в Италии и сворачивала свой маленький бизнес, распродавала магазинчик детской одежды.  Не иначе, очередная помощь свыше.  На второй день пребывания в Триесте они с ней встретились на вокзале (единственное место в городе, которое она могла уверенно найти, да и тетка жила в небольшом городке неподалеку) и  оптом были куплены  две сумки одежды для мальчиков за 200 долларов.  Она и сегодня не знает, кто из них был тогда счастливее. Видно, не такой уж это сахар, быть замужем за итальянцем.

     Она очень любила Триест.  Там впервые шевельнулся ее мальчик.  Теперь вечерами, откладывая книгу, она говорила “все, сынок, пора спать” и под ее ладонью он аккуратно поворачивался на бочок и они вместе засыпали.  Просыпаясь утром, она гладила свой живот и на нем выпукло появлялась одна пяточка, затем вторая.  Ее сынок просыпается, он потягивается.  На городском трамвае ездила в чудный парк у моря, много ходила, дышала сыночка.   Сидя у самой воды, она задирала майку, подставляя солнцу живот, и ее мальчик поворачивался к свету.  Она могла погладить его по макушке.

     Днем она гуляла сама по себе, а вечерами они встречались с друзьями и родственниками ее итальянской подруги.  Это было очень  интересно, очень похоже и не похоже на нашу жизнь.  Итальянцы очень общительны и они очень вкусно живут.   Ей заботливо предлагали вино для беременных, практически виноградный сок.  Были еще сигареты для беременных, еда для беременных, чудные платья для беременных.  Быть беременной в Италии оказалось восхитительно!

     Через несколько дней она села в поезд, тогда из Триеста еще ходило много поездов, даже экспрессы Intercity из Европы в Рим, и поехала в Болонью, где ее встретил бывший муж.  Он жил в квартире своего приятеля и они приготовили ей комнату с выходом на террасу на крыше.  Как же он был рад, что с ней и мальчиком все хорошо! 

     В комнате ее ждал сюрприз – целая гроздь бананов! Она очень любили бананы, иногда их было можно достать и в Москве. Северные вьетнамцы выращивали их на сожженных напалмом территориях, больше там ничего не росло.  Ели их, кажется, только в СССР. Вьетнам платил нам за военную помощь, чем мог. А эта гроздь бананов выросла в какой-то ближней Африке,  занимала половину комнаты, а как дивно пахла! Можно было наесться самим запахом.  Сразу было видно, что ее отсекли от огромной пальмы, и она была похожа на новогоднюю елку, лежащую на боку. Так она и лежала на полу, постепенно уменьшаясь в размерах.  Ее  мальчик отличался отменным аппетитом.

     Все у ее бывшего мужа было продумано – и чем он ее кормит, и куда водит, и с кем знакомит.  Италия, надо сказать, довольно кастовое общество, хоть и республика.  Более кастовое, чем Королевство Нидерландов, к примеру.  Фамилия наших общих друзей в Болонье  как раз имела такую приставку “делла”, типа немецкого “фон”, что указывало на их аристократические корни.  И хотя главе семьи не удалось стать маркизом, потому что его отец лишился денег еще в войну и земля, собственно маркизат, была продана, но происхождение обязывало.

     Там она впервые увидела, что такое “nobles oblige”.  Нельзя ездить в ближайший супермаркет, могут увидеть соседи, прилично покупать продукты в небольших местных магазинчиках, дружить с сокурсниками можно и нужно, но встречаться в каком-нибудь кафе, домой приглашали только определенных людей, не имея возможности купить новую соответствующую его статусу машину, несостоявшийся маркиз ездил на раритетном старье, типа у него хобби такое.  Его русская жена, выпускница МГУ и толковая славистка, ездила на конференции только в вагонах первого класса, ее же будут встречать.
 
     Жили они при этом на его зарплату, она совершенствовала свой итальянский, писала статьи,  делала себе имя и рожала ему сыновей.  Надо сказать, что в той Италии любой из родителей мог взять отпуск по уходу за ребенком, оформить пособие на новорожденного. При неработающей жене наш маркиз на своем RAI-1, ведущем итальянском телеканале, получал ежемесячно денежную компенсацию расходов на своих двух сыновей. Да что там дети, он получал компенсацию живыми деньгами за то, что не обедал дома, специфика работы телевидения не позволяла организовать 2-3 часовой перерыв на обед,  и они питались в кафе при телецентре.  О, Италия, которую они потеряли!

     Статус ее бывшего мужа ломал все эти барьеры.  Русский пианист, выпускник Московской консерватории, имевший колоссальный успех уже после первого частного концерта, устроенного нашим маркизом у себя дома, был принят в лучших домах и играл во всех этих палаццо и кастелло. Если у него был концерт в Вероне, то туда съезжались лимузины его поклонников, вернее, поклонниц. 

     Молодой, ему было 37, красивый, он был больше итальянцем, чем многие итальянцы.  Пианист, глубоко чувствующий музыку, которую исполняет, и при этом по-композиторски понимающий, что именно хотел сказать автор, он был обречен на успех. Русская школа! Все и сразу, и в одном флаконе можем дать только мы.  Там ей стало понятнее, почему они все учат русский, чтобы читать Достоевского, изучают поэтов Серебряного века, слушают Чайковского, превозносят Бродского (ее бывший муж позднее познакомился с Бродским в Венеции) и играют Шнитке.

     Только русские пишут книги на каторге, стихи в Шлиссельбургской крепости, проектируют ракеты на шабашках, сочиняют песни в котельных -  короче, от мойки унитазов легко переходят к разговорам об искусстве. У нас Лев Николаевич любил до завтрака сено косить.  Им это кажется восхитительно непонятным! Всеми органами чувств они это воспринимают, но головой – не понимают. Прав был сэр Черчилль, Россия – это загадка, обернутая в тайну внутри непостижимого.

     У ее бывшего мужа все было замечательно, вернее, могло бы быть, если бы не проблемы с его итальянкой.  Были проблемы понятные, например, финансовые,  ей всегда было мало денег,  или социальные  -  зачем играть у друзей бесплатно. И объяснить, что это для него форма общения, было невозможно.  Были и не очень явные сначала, но,  чем лучше он говорил по-итальянски, тем шире становилась разделявшая их река отличий в воспитании, культурном багаже, взглядах на жизнь и в этой  воде медленно, но неотвратимо, тонули все их восторги, и мутный поток непонимания разрушал берега. 

     Прекратить такой роман очень трудно, его можно только объявить законченным, как ремонт в доме. Что он и сделал, вполне решительно, а затем переехал к вышеупомянутому приятелю.  Но никак не решался забрать из ее квартиры свои вещи, ушел с нотами, концертным костюмом и зубной щеткой.  Поэтому он ждал ее приезда, чтобы она съездила с ним забрать  все остальное.  Это была его единственная просьба.

     Она   съела очередной банан,  и они отправились в весьма престижный район.  Ее  усадили на скамейку перед солидным домом у не работавшего почему-то фонтана, показали окна квартиры и попросили за ними следить. Было понятно, что все гораздо серьезнее, чем могло бы быть в Москве.  Через четверть часа она уже обнимала живот от страха, чего она боялась,  ей было не очень понятно, что-то бесформенное и мутное висело над крошечной прелестной площадью, но ее мальчик был спокоен,  и она тоже постепенно успокоилась, но глаз с окон не спускала. 

     Наконец  из подъезда вышел ее бывший муж с сумкой в руках.  Да, когда у тебя нет своей крыши над головой, твои потребности очень быстро совпадают с твоими возможностями, и оказывается, что человеку действительно нужно не так много вещей.  Он объяснил ей, что просто замок не открывался, он даже испугался было, что она сменила замки. Он также очень благодарил за то, что следила за окнами, боялся, что итальянка может кинуться из окна, его шантажировали самоубийством.  Но теперь все позади, он свободен.

     На радостях они поехали встречаться с его подругом, это я так подчеркиваю, что в их отношениях  не было ничего иного, кроме взаимной симпатии.  В чудном парке они встретились с замечательно интересной женщиной, которая только что оформила себе пенсию по отработанному стажу, небольшую, но позволявшую ей помогать дочери, присматривая за внуком, и писать книгу. Полную пенсию, которая даст ей возможность жить вполне прилично, она получит, достигнув 60 лет. 
Эта дама могла оказаться среди многих, попавших в эту ловушку.  Возраст выхода на пенсию и требуемый для этого стаж увеличивали в Италии дважды, многие и тогда не смогли вернуться на работу, а сейчас в стране просто безработица, половина страны, в основном интеллигенты, оказались совершенно нищими в старости, потому что на нормальную пенсию не хватило стажа.  Так они ощущают членство в Евросоюзе.

     Но в тот день у счастливой и моложавой дамы, которую невозможно было представить  бабушкой четырехмесячного внука, было прекрасное настроение.  Они замечательно погуляли и подышали ее мальчика, выпили очередного вина для беременных в небольшом ресторанчике, и ей пообещали спонсировать ее сыночка одеждой от 6 месяцев, а на первые полгода она уже все сама купила.  Ну, не чудесно ли? 

     Свое обещание дама сдержала.  Эта женщина и многие другие из окружения ее бывшего мужа снабжали ее  сыночка почти всем необходимым лет до трех.  Это была такая, как теперь говорят, адресная помощь.  Хорошие люди есть везде и она знала точно, что их больше, чем плохих.  И все будет хорошо!

     В Москве все пошло так же ровно и спокойно.  Она работала, гуляла с собакой, ходила в гости, принимала друзей, ездила на Киевский вокзал встречать поезда из Рима.  С  каждой оказией ей передавали подарки для мальчика и еду для нее,  бывший муж присылал макароны, шоколад, оливковое масло, даже фрукты.  Она поправилась уже почти на 20 килограммов, живот не давал наклониться, обувалась сидя.  Но бандаж послушно растягивался, продолжая нежно поддерживать ее мальчика, чувствовала она себя прекрасно, ходила легко, хорошо переносила жару. Ее радовали ее специальные платья, она никогда не понимала тех, кто обтягивает живот, демонстрируя миру свою беременность, это же просто некрасиво, женщина должна всегда быть элегантной.

     В  городе тоже что-то нарастало, грозило прорваться.  Ее бывший муж звонил постоянно, западные СМИ сходили с ума, их прогнозы были один невероятнее другого. Оставаться в стороне он не мог, и они сообща решили прервать контракт, плюнуть на возможную неустойку.  Он должен был быть дома, он возвращается в Россию.
Отношение к России при Горбачеве в Италии было таким, что никакой неустойки ему не насчитали, во всем помогли – он же ехал отстаивать демократию! Теперь он водил ее гулять, возил в бассейн, готовил итальянскую еду.  Она очень нравилась ему такая, глубоко беременная и умиротворенная.  Шел июль, мальчику было уже 7 месяцев. Оставалось всего два.

     Но страна не доносила, скинула в августе.  Что роды преждевременные, стало ясно  позднее, в 1993. А в том августе ее бывший муж сутками стоял с друзьями в оцеплении у Белого дома, в самом опасном, как считалось, месте – со стороны реки.  Ей было велено сидеть дома, готовить бутерброды и кофе, и дежурить на телефоне.  Ни телевидение, ни радио не работали, все слушали  “Эхо Москвы”, если удавалось.  Мобильная связь не существовала, но они жили в 15 минутах ходьбы от места событий и прибегавшие за кофе и бутербродами рассказывали новости, которые она передавала дозвонившимся, которые в свою очередь делились информацией в своем окружении.

     У самого Белого дома людей было очень много, еще больше сочувствующих, пытавшихся всеми способами узнать, что происходит на самом деле. Туда самые разные люди приносили еду, одеяла. Были коммерсы,  подгонявшие еду и воду фургонами.  Все это было очень нужно, потому что боялись возможных провокаций, и те, кто был внесен в списки,  своего места в цепочке покидать не имели права, сменялись по графику, были выбраны разводящие и ответственные в десятках. Отлучаться было запрещено. 

     По этим спискам и выдавались потом медали за оборону Белого дома. Ее бывшего мужа тоже наградили такой медалью, но выдавали их много позже, когда все уже было понятно, и он отказался получать эту награду за разочарование.  Но и в 1991 году было достаточно людей злорадствовавших или просто равнодушных, пивших пиво на балконах и глазевших на бесплатное развлечение.  В 1993 они уже за деньги будут сдавать свои балконы желающим посмотреть на расстрел Белого дома.

     Она же благополучно доходила свою сказочную беременность, ей нашли свежевымытый роддом и хорошего хирурга, которому она заплатила 20 долларов, столько в Москве стоил тогда двух-кассетный магнитофон, и в конце сентября она получила свои 4 кг любви, красоты и гениальности. Своего сына!

(рецензий 4 в ленте + те, что ниже)