Песочные часы

Мир разделяет стена.
Бесконечная, в два человеческих роста стена.
Поверх бетонов забора – колючая проволока и тысячами вольт электричество; наблюдательные вышки с внимательными пулемётчиками; прожектора рыскают в темноте, выискивая в ночи крадущуюся фигуру, - по ту сторону ничего… Пустыня.
Выжженный солнцем песок и толпы оборванцев, полуголых дикарей, чей предел мечтаний просяная лепёшка на ужин, - они просто не умеют мечтать… они не могут мечтать…
Всё, что они могут - это пальнуть из-за угла из базуки… стреляют и впрямь метко.
В оптику бинокля разглядываю кубы домов: охра и сиена, выщербленные, иссеченные временем стены – ни души, ни окна, ни просвета – никого, ветер и пыль скрипит на зубах. Вчера здесь убили коммивояжёра. По старинке, - ножом. Будто барану, отрезали голову… звери.
Солнце льёт на землю раскалённый металл, лучей расплавленное золото, пот стекает из-под кевларовой каски, - мы входим в деревню.
Пальцы застыли на спусковых крючках, взгляд ощупывает стены, - мир разделяют стены: мой Господь часть своего времени посвятил отделению света от тьмы… Я есть Бог, - он создал меня по образу и подобию своему.
С этого и начнём.

* * * * * * * * *

… если мы созданы по образу и подобию, почему бы и нам не слепить мир по своему вкусу, - с французской булочкой и чашечкой кофе на завтрак, с куском мяса в обед и добрым стаканом вина, а на ужин… - что на ужин изволите, мистер Малыгин?
- Мне как всегда, Миша.
Янтарной струёй плеснёт в дно стакана бурбон, засверкает драгоценным кристаллом в гранях, - обожаю это низкосортное кукурузное пойло: оно очищает окружающее от кожуры, мнимое становится настоящим, искрами в темноте, стёклышками в калейдоскопе:
Возвращаясь с боевых я всегда уезжаю на море, - пальмы, отели, огни ресторанов, в зеркалах дробящаяся роскошь… На побережье не строят дома, только гостиницы. Чтобы веселиться, чтобы пить и плясать, развратом комкать постели.
В домах скучно - следствие моногамии - скука нас гонит в поисках мяса.

* * * * * * * * *

Я есть Бог – я создаю этот мир: кромешная тьма вокруг, зеркала и жидкое электричество.
Во тьме, в электричестве, пред зеркалами земные женщины ярко красили губы.
Надевали платья.
Чёрные, как ночь.
Или красные, как кровь.
Такие, чтобы порой – случайно - выглядывали из-под подола ляжки: тугие мясистые ляжки.
Пухлые ягодицы свои облекали в капрон, улыбались отражению в зеркалах: Готово!
Ты видел, как нанизывают на крючок червя?
Чтобы удить рыбу, большую рыбу в мутной воде.
Или ставят капканы? - не важно.
На патефоне вертится пластинка, скачет игла по заезженному винилу, негры оркестрами из труб выдувают джаз.
За столиками сидят дамы, - в чёрных, как ночь, платьях, в красных, как кровь, платьях, - перед ними бокалы с мартини. Струится сизый дымок – в наманикюренных пальцах дамы красиво держат пахитоски, вставленные в длинные мундштуки. Грациозно подносят мундштуки к губам, медленно и эротично обволакивают их губами, - неотрывно смотрят на дам мужчины. На мясо, сырое мясо.
И хотели мяса мужчины – шевелились ноздри, клацали зубы – псы.
И один подсел к даме у стойки бара, и…
– обожаю низкосортное кукурузное пойло: оно очищает окружающее от кожуры, мнимое становится настоящим, -
… и подол её платья пополз вверх, оголяя колено в телесного цвета капроне.
Губы,
Губы, от которых невозможно оторваться, - целовать, вожделея… голод, мясо, джаз…  что же ещё нам остается, если погас свет? - только это.
Только это и скука.
Я есть бог, я создаю этот мир.

* * * * * * * * *

Куском мяса висело за окном вечернее небо. Сырое мясо - небо над чужим городом.
В моей постели на скомканных простынях лежала женщина – негритянка с острыми козьими грудями, и пухлая розовощёкая шведка, тонкокожая азиатка цвета луковичной шелухи – всякий раз разная, всякий раз одинаковая: за стеклом сверкает электричеством первая линия,
роскошные пятизвёздочные отели, - на побережье не строят домов.
Тем более, утопающих в розах.

* * * * * * * * *

Ветер и пыль скрипит на зубах, - там, за стеной, пустыня.
Медленной струйкой сыплется вниз время,
- песочные часы, как действующая модель мира, они созданы для пересыпания из пустого в порожнее, -
Две пустоты: будущее и прошлое.
Знак бесконечности, поставленный на попа, - будто табельщица в графике выходов вывела каллиграфическую восьмёрку.
Отметила: был.

* * * * * * * * *

Я есть бог, мы создаём богов по образу и подобию своему, - мир разделяют стены.
Мой Господь часть своего времени посвятил отделению света от тьмы, - на побережье сверкает огнями первая линия, роскошные пятизвёздочные отели, рестораны и дансинги, визжащие джазом, шикарные женщины в узких блестящих платьях, - мясо.
В прицеле моего автомата пустыня.
В ней нет ничего, - только песок.
Лишь песок, выжженный солнцем, и толпы замызганных оборванцев, - они обступили прохожего, худощавого бородача в ветхом, видавшем виды хитоне:
- Раздели с нами хлеб наш, - так говорили ему.
И он с удовольствием ел, преломив с подзаборной рванью просяную лепёшку, искренне благодарил.
А потом все вместе сидели у костерка, и бродяга рассказывал людям:
- Радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах
… они же ему верили.

* * * * * * * * *

Солнце льёт на землю раскалённый металл, лучей расплавленное золото, пот стекает из-под кевларовой каски, - мы входим в деревню.
Пальцы застыли на спусковых крючках, под ногами хрустит песок, - если сверху не сыплется время, значит, оно кончилось.
Истекло.