Таськина удача

       Таська перестала дышать: дядька Проня заступился. «Дядечка Пронечка, я не буду жаловаться, я буду послушной..»,-глаза и голос Таськи стали мокрыми. «Мама-мамулечка…»,- Таська интуитивно почувствовала щенячье преимущество, мамину поддержку и скулила глазами. В ответ злился дед, громко молчали дядька Толя, еще дядька Толя, дядька Саша, ворчала на маму бабушка: «Люська, угомонись! Мужики не на прогулку едут».
       Таська замерла и старалась не дышать. Она уловила главное – мама тоже просит глазами деда. «Людмила…»,- начал возражать дед, но помолчав,махнул рукой и распорядился: «Таська, сядешь в люльку, к Прокопию». Ноги у Таськи в миг стали ватными. Очень хотелось рвануть с места, по-щенячьи вылизать сердитого деда, молчунов дядек Толей, крутануться вокруг мамы и, с визгом, влететь на плечи к дядьке Саше, а потом плюхнуться в мотоциклетную люльку и орать-орать во все горло от внезапного счастья. Вместо этого Таська, не спеша и деловито,прошла в дом и принялась выкладывать из шифоньера теплые вещи. Поверх кофт и рейтуз были нарочито выложены трусы с начесом – предмет каждодневного зимнего раздора с мамой.
Замершей была не только Таська: дед медлил, никак не выпускал из рук цигарку, дядька Проня шнуровал и укладывал, укладывал и шнуровал снасти, дядька Саша медленно наливал воду в канистры, мама перебирала Таськину одежку, укладывала в сумку пироги. На летней кухне медленно варились яйца. «Назвалась груздем - полезай в кузов», - остановил сборы дядька Проня. Таська все еще старалась изо всех сил не выдать щенячьего восторга. «Попробуй только заныть, как щенка, сам выброшу посреди степи», - предупредил дядька Саша, сам при этом, то ли улыбался, то ли сердился.
       "Дрыг-дрыги",- пронеслось эхом над улицей, и четыре мотоцикла взревели на четыре улицы в округе. Таська съежилась. Сейчас, на углу улицы, дядька Проня остановит мотоцикл. Под улюлюканье деда, дядьки Толи и еще дядьки Толи, дядьки Саши, она будет плестись обратно к дому. Будут смеяться мама, бабушка, Шарик на цепи, брат беззубым двухмесячным ртом. А Таська? Она будет выть долго, протяжно и никогда не простит взрослым обмана. Вот мотоцикл и Таська в люльке миновали угол, поворот, околицу. Таська не верила улетающим придорожным столбикам - она ехала в ночное с дядьками и дедом. Вот оно, заплюхало! Про бабочек в животе Таська не знала. В ее животе бились и метались, иногда висли и не давали вырваться крику летучие мыши: «Ааааа. Йа-аа». Дорога-дорога,рокот моторов, сгущающиеся сумерки и черный лес по сторонам – чернота, разрываемая фарами мотоцикла, и, летучие мыши, в животе. Еще минуты назад они держали Таську цепкими лапками изо всех сил: не скули, не рвись, не гори! Мыши в внутри не справились - Таську прорвало, и она запела. Пела Таська едва шевеля губами о черном лесе, о летящей дороге, о маме и брате, оставшихся дома, о дядьке Проне, самом дорогом и любимом. Она не переставала петь, когда дядька Проня вглядывался в ее лицо, и когда дядька Саша, на короткой остановке, тряс за плечи: "Не спишь?".
      Разнотравье некошеных полей закончилось - над дорогой нависли ночь и лес. Монотонный рокот мотоциклов не давал Таське уснуть. Летучие мыши в животе зависли. Она, укрытая брезентовым пологом от встречного ветра, боролась со сном и   счастливо щурилась на мерцающих в потоке света ночных мотыльков. Дорога, искры-мотыльки и уже не лес – степь под розово-серым покрывалом рассвета, открывалась медленно, просыпалась и вздыхала свежестью. Мотоциклы остановились, когда совсем рассвело. Таська ждала реку , но реки не было. Был овраг, куда скоро и споро, дядьки скинули снасти, был дед, всматривающийся в окрестности, и невидимый, но по всему страшный враг - Рыбнадзор. Он тоже остановился посреди степи и укрывался в машине с деревянной будкой и дымящей трубой неподалеку. Потом оказалось, что Рыбнадзор такой же как дядька Саша: то ли веселый, то ли сердитый? Сам пришел с вопросом:
-Отдыхаете, мужики?
- Отдыхаем, - лениво выдохнул дядька Саша. Рыбнадзор постоял недолго и ушел.
       Таська не решилась спросить, когда уже они пойдут к реке. Дядьки разложили прямо на земле клеенчатую скатерь и начался долгий завтрак  с салом, солеными огурцами, краюхой хлеба и бабушкиным квасом. После завтрака Таську разморило. Ей очень хотелось спать, но опять поборов сон, она разобрала остатки еды по мешочкам, стряхнула крошки с клеенки, накрыла дедовой курткой от солнца канистру с квасом,  едва удержалась и не хмыкнула: "А-то",- когда дядьки устроили переглядки друг другу и подмигивания в Таськину сторону: «Хозяюшка!». После завтрака дядьки кружком играли в карты, тихо переговаривались - обсуждали неудавшуюся рыбалку. Таська ненадолго, как ей самой показалось, уснула под боком у дядьки Прони. Дед кружил в округе, не выпускал цигарку из рук и сердился сам на себя: «Для бешеной собаки - семь верст не круг. Впустую промотались, тьфу, ты!». Только к вечеру, когда Таська вдоволь насчиталась лепестков, бабочек и божьих коровок, дед остановился, вытянулся, всматриваясь в сторону, выдохнул тихо, с надеждой: «Подождите-ка, мужики». Затоптал цигарку. Оказалось, что к Рыбнадзору приехали гости. Новые люди в степи доставали коробки, ящики, запел транзистор.
          Черная ночь вновь опустилась на степь. Соседи запалили костер. У Костра, в темноте, началось веселье, и Таська почти потеряла в этой непроглядной темноте очертания дядьки Саши, двух дядек Толей и дядьки Прони вместе с напутствием деда: «С Богом, ребятки, только не спешите». Молча, споро и скоро дядьки, вынули из оврага снасти, растворились в темноте и так же скоро вернулись, опять ушли, слаженно. В темноте - только всплески, шелест,  мокрые мешки, наполненные живой рыбой, появляются один за другим. Их укладывают рыбаки в мотоциклетные люльки, без суеты, не торопливо. Река, оказывается, была совсем рядом. И опять бьются летучие мыши в животе, и снова дед, из ниоткуда, будто переводит стрелки часов: «Заканчивайте, ребятушки, не жадничайте». Таська не успела подумать, как быть теперь: вся мотоциклетная люлька наполнена  живыми мешками. Дядька Проня, сильными руками, подхватил и усадил ее перед собой.
          Заревели моторы и рванули с места  четыре мотоцикла разом. Таське заложило уши,  степь понеслась на встречу, а после лес, мотыли, поле, дорога, луч света, устремленный к дому. Поздно ночью или рано утром рыбаки вернулись домой. Мама будто две ночи ждала у Таську у калитки. Таська, в ответ на распахнутые руки, и в этот раз нашла силы сдержать переполнявшие ее чувства, неспешно отклонилась от поцелуев и,  под стать суровым дядькам, подвела итоги ночного: «Окуня и сорожки привезли, на год хватит».