Интервью. Историк Г. Н. Ульянова

        ГАЛИНА УЛЬЯНОВА: «ГЛАВНОЕ – ЭТО РАССКАЗАТЬ ЛЮДЯМ ЧТО-НИБУДЬ ИНТЕРЕСНОЕ».

        Наш гость Галина Николаевна Ульянова — доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института российской истории РАН, специалист по социальной и экономической истории России конца XVIII–XX веков, автор книг «Благотворительность московских предпринимателей. 1860–1914», «Женщины-предприниматели в России XIX века», «Дворцы, усадьбы, доходные дома. Исторические рассказы о недвижимости Москвы и Подмосковья» и многих других. Что сейчас для нас История? Какое значение имеет знание истории своей страны и как оно влияет на формирование и воспитание гражданских чувств? Сейчас наше общество всерьез озабочено этими вопросами. Ответы ищут политики, ученые, журналисты. Именно поэтому мы пригласили для разговора на эту тему профессионального историка. Думаем, нашим читателям будут интересны размышления Г.Н. Ульяновой – не стороннего наблюдателя, а человека, внимательно изучающего и анализирующего исторический процесс.

        - Галина Николаевна, основная тема, который вы занимаетесь: благотворительность, меценатство, финансовая помощь богатых низшим слоям русского общества конца XVIII-начала XX века. С чего вы начали изучение истории благотворительности?

        - Я начала изучение истории благотворительности в середине 1980-х, когда этим мало кто занимался. В Москве мы видели старые больницы, построенные до революции 1917 года, и даже знали старые названия, например, детская «Морозовская больница» неподалеку от метро «Добрынинская». И эти больницы – Морозовская, Боткинская (раньше называлась Солдатёнковская), Кащенко (раньше – Алексеевская) – были построены на благотворительные пожертвования. Надо было восстановить добрые имена тех, кто пожертвовал деньги на благие дела. С этого я и начала. Искала документы в архивах. Мне удалось составить огромные списки московских благотворителей, и среди них более 220 чел. пожертвовали более 10 тыс. руб. – в то время на эти деньги можно было купить одноэтажный каменный дом. Я собирала материалы 15 лет и потом по ним написала две книги, посвященные благотворительности в России с конца XVIII до начала ХХ века.
Но дело не только в том, чтобы собрать разрозненные сведения о благотворительности и создать из кусочков мозаики цельную картину. Важно понять технологию филантропии, психологию людей двести лет назад. Она была совсем другой. Расскажу одну историю, которая меня поразила.
Во многих европейских странах, включая Россию, была распространена идея призрения младенцев в Воспитательных домах. Мать анонимно приносила ребенка, клала его в специальный ящик, откуда круглосуточно забирали детей, и потом уже вскармливали и воспитывали за государственный счет, проявляя милосердие к невинно страдающим младенцам. Детей принимали в любое время суток без всяких документов. В московском Воспитательном доме, открытом в 1764 году (сейчас в здании на берегу Москва-реки неподалеку от Кремля расположена Военная артиллерийская академия имени Ф.Э Дзержинского), содержались подкидыши, дети, рожденные вне брака и дети, оставленные родителями «по бедности». В детских благотворительных заведениях, как правило, была высокая смертность, ведь тогда еще не было антибиотиков и других необходимых лекарств. Многие младенцы не выживали, но оставшиеся в живых с 7 до 15 лет обучались наукам и ремеслам. Крупнейший уральский промышленник Прокопий Акинфьевич Демидов в 1771-1781 годах дал на устройство московского Воспитательного дома более 1 млн руб.
Но обнаружилась одна деталь, которая нам, современным людям непонятна – невозможность для матери вернуть сданного ею ребенка назад в семью. Я узнала об этом в 2008 году во время поездки в Англию, посетив в Лондоне музей воспитательного дома, к тому времени давно не существовавшего. Этот музей произвел на меня огромное впечатление. В одной из витрин хранились разнообразные жетончики, которые матери, отдававшие детей в воспитательный дом, вешали им на шею, оставляя надежду потом своих детей найти. Для этого они писали на жетончиках даты их рождения и имена. Но жетончики с детей сразу же снимали, после чего бедные матери теряли всякую надежду найти своего дитятю. В музее была целая витрина таких жетончиков, смотреть на них без слез было трудно, думая о тяжких судьбах детей и душевных терзаниях матерей, никогда больше детей не увидавших.

        - Расскажите о методах своей работы, пожалуйста.

        - Когда я начала заниматься историей благотворительности, то решила изучать не отдельных героев, а попробовать представить массовую картину. Я подумала о том, что, прежде всего, нужно составить список людей, которые сделали пожертвования через Московскую Думу с момента ее возникновения в 1863 году. Два года я выписывала имена этих людей из всех книжек и документов. Потом по определенным признакам часть людей, скажем, давших менее 10 тысяч рублей, отсеяла. Создала жесткую матрицу из 12 пунктов, по которой это все должно быть описано. Назвала матрицу «ретроспективным анкетированием» – этот введенный мною термин сейчас используется многими историками. Мною были выделены 225 благотворителей, то есть вышло 2700 ячеек, которые я заполняла, и потом из них делала выборки. Благодаря таким заполненным анкетам стало возможным посчитать, сколько больниц было построенона деньги благотворителей в Москве, сколько школ открыто, сколько детских приютов, богаделен и домов престарелых. На эту работу ушло несколько лет.

        - Что благотворительность значила в том русском обществе?

        - К этому относились как к долгу христианина – помочь ближнему, которому хуже, чем тебе. Протяни ему руку, создай доброе в противовес злому. Если кратко, то развитие благотворительности в Москве было яркой иллюстрацией идеи чтимого в православии византийского проповедника IV века нашей эры Иоанна Златоуста: «Ни богатство – не зло, но зло – худое употребление богатства; ни бедность – не добро, но доброе пользование бедностию – добро. … Если ты употребляешь богатство на дела человеколюбия, то этот предмет послужил для тебя поводом к добру; а если на хищение, любостяжание и обиды, то ты обратил употребление его к противному; но не богатство причиною этого, а тот, кто употребил богатство в обиду ближним. То же нужно сказать и о бедности; если ты мужественно переносишь ее, благодаря Господа, то этот предмет послужит для тебя поводом и случаем к получению венцов; а если ты за нее хулишь Создателя и осуждаешь промысел Его, то ты употребил ее во зло». Из этой цитаты мы видим, что люди, жившие сто и двести лет назад, четко понимали, что есть добро и что есть зло.

        - Вы лично встречалась с потомками тех знаменитых благотворителей, о которых вы писали в своих книгах?

        - Их много, и я с ними общаюсь. В Москве живет внучатая племянница Московского городского главы в 1885-1893 годах Николая Александровича Алексеева, преподавательница химфака МГУ Наталья Александровна Добрынина. Ей сейчас около 70 лет, она пишет книги, восстанавливает памятники на ранее уничтоженных могилах своих предков, много сделавших для нашего города, жертвовавших на школы и больницы. Я дружу с потомками купцов благотворителей Сорокоумовских, Оловянишниковых - это современная русская интеллигенция. Среди них преподаватели вузов, музыканты, ученые.

        - Насколько развита современная благотворительность?

        - Сейчас благотворительность в нашей стране развивается. Люди очень много помогают и детским домам, и больницам, и домам престарелых. Существует целый ряд благотворительных фондов. Из них наиболее известны Русфонд, «Подари жизнь» (оба помогают детям с тяжелыми заболеваниями), АдВита (помощь онкологическим больным), «Старость в радость» (помощь людям, живущим в домах престарелых и психоневрологических интернатах). В этих фондах работают люди, которые уже профессионально занимаются «фандрайзингом» – то есть сбором средств, их распределением нуждающимся, связываются с больницами, детскими домами, домами престарелых. Фонд «Подари жизнь» известной актрисы Чулпан Хаматовой – один из крупнейших и уважаемых фондов. Он способствовал постройке Детского гематологического центра, наверно, если бы общественность не начала бить в колокола, строительство Центра и сегодня не было бы завершено, и дети умирали, не получив помощи.
        Важный момент – благотворительные фонды защищают интересы больных в государственных институциях. У нас в Москве есть хоспис «Вера», которым заведует Нюта Федермессер, дочь Веры Миллионщиковой, организовавшей это движение хосписов. Есть Русфонд при газете «Коммерсантъ». Работники этих фондов своей активной позицией добились того, что с их мнением стало считаться Министерство здравоохранения Российской Федерации. Недавно, во многом благодаря настойчивости врачей и благотворительных фондов, занимающихся помощью тяжелобольным, была одержана победа по обезболивающим препаратам, и принято решение, что рецепт действует не 5, а 15 дней. Таким образом, мы видим, что благотворительные фонды не просто перераспределяют собранные деньги, а мониторят картину заболеваний, которые требуют особого внимания и особого финансирования из госбюджета, лоббируют вместе с врачами интересы заболевших людей. К сожалению, эта деятельность нашу общественность меньше интересует, чем политическая жизнь, но гражданское общество строится во многом на этой деятельности.
        Фонды собирают деньги для детей с тяжелыми заболеваниями, которые требуют серьезного лечения. 20-30% таких больных детей отправляют лечиться за границу. За последние годы при содействии благотворительных фондов создана современная медицинская база и в России. Сейчас и в провинции много хороших больниц, с которыми тоже работают благотворительные фонды. Например, Ярославская детская больница, потрясающая республиканская больница построена в Казани, несколько больниц высокого класса существует в Сибири – НИИТО в Новосибирске (ортопедия, лечение позвоночника), в Иркутске, в Красноярске. Больницы строятся, конечно, на государственные средства, а фонды помогают семьям найти больницу, где ребенка будут лечить. С одной стороны, благотворительные фонды собирают деньги на дорогостоящие операции, которые не по карману бедным семьям. С другой стороны, фонды помогают, если возможно, получить квоты Министерства здравоохранения на лечение и операции, для этого нужно иметь бюрократическую закалку.
        Русфонд, например, создает сейчас регистр доноров костного мозга вместе с Первым Санкт-Петербургским государственным медицинским университетом им. академика И.П. Павлова, в подведомственном ему НИИ детской онкологии, гематологии и трансплантологии им. Р.М. Горбачевой. Сейчас в регистре 29 тыс. проверенных доноров, которые готовы будут помочь больным. Это огромная работа, нужная в масштабах страны.
        Просто люди об этом не знают, по привычке «зацикливаются» на неприятном, а положительное не замечают. Но я вижу по отчетам благотворительных фондов, что ситуация меняется к лучшему, лед, как говорится, тронулся.

        - Сколько у вас опубликовано книг?

        - У меня вышло шесть книг. Две о благотворительности, две о купечестве (из них одна в соавторстве с доктором исторических наук Юрием Петровым), и две книги о Москве. Одна из книг - о русских женщинах-предпринимательницах - вышла пять лет назад в Англии. Это большой успех и признание для русского ученого. Книга имела хорошую прессу, получила семь рецензий. Книгу используют в Англии и Америке на семинарах для студентов, интересующихся историей России. Им задают чтение этой книги, и потом они обсуждают проблемы, поднятые в ней – законодательство XIX века, уровень развития российской промышленности, вопрос прав женщин в семье. За границей существует огромная армия историков-русистов. В большинстве западных университетов на исторических факультетах существует кафедра истории Европы, там по 2-3 специалиста по России, по Франции, по Германии и так далее. Для обучения студентов нужны специалисты по разным странам. Они используют для обучения и собственные книги, и книги, написанные русскими учеными.

        - У вас есть замысел новой книги? О чем она будет?

        - В Академии наук по плану каждые пять лет я должна выпускать книгу. Сейчас пишу книгу о московском купечестве.

        - Вас часто приглашают выступать на радио и телевидение. В Интернете есть ваш личный сайт с публикациями. Какую задачу вы ставите перед собой как профессиональный историк, работая с медиа-структурами и на пространстве Интернета?

        - Главное – это рассказать людям что-то интересное. Чтобы жизнь не казалось пресной и рутинной. И чтобы люди в обычных вещах увидели много необычного.

        - Сейчас поднимается вопрос о едином учебнике истории России. Почему эта проблема сейчас так активно обсуждается?

        - Учебник не будет единым, что многие понимают, как единственный. Будет линейка учебников. Учитель в последние годы (1990-2014) мог выбрать из 30-40 имеющихся учебников один на свой вкус. Не всегда эти учебники были идеального качества.
        Время идет, новые поколения задают свои вопросы истории. Чтобы договориться, какие по принципам и содержанию будет новый учебник, историки вначале вырабатывают план-проспект, включающий главные исторические даты и градус подачи материала, то есть соотношение концепции и фактографии. Когда мое поколение, кому сейчас 50-60 лет, училось в школе, то в учебниках было написано, что Великая Октябрьская социалистическая революция являлась главным событием XX века. То есть она считалась главным событием в той идеологической системе координат. Сейчас, когда ХХ век завершился, ясна динамика исторического развития, как это было в советское время. И мы рассматриваем как трагические события - две мировых войны, сталинский террор, так и оптимистические светлые вехи в истории – повышение уровня жизни в СССР в 1960-е – 1970-е годы, полеты в космос, триумфы балета и спорта, успехи советской системы среднего образования.
Но всё же, не в меньшей степени чем от учебника, интерес и понимание истории зависит от личности учителя. Учебник практически не коррелирует с образованностью или чувством патриотизма. До конца 1980-х годов у нас существовала социалистическая матрица со всеми идеологемами. Сама дискуссия о том, что хорошо для учебников – единый стандарт или разнообразие - возникла потому, что у нас общество переходного типа. С начала 1990-х годов у нас общество транзитного типа, то есть общество с неустоявшимися взглядами. Маятник качнулся в другую сторону, учебников стало много, и практически каждый желающий профессионал мог написать свой учебник. Такие образом, в последние 20 лет существовало много хороших и не очень хороших учебников. Но всё же учебники надо оценивать не по идеологическому градусу (а именно этого боятся журналисты, выступающие с критикой единого стандарта), а по тому насколько они интересно написаны, насколько они содержательны, насколько концептуально развивают людей, и либо закрепощают мысль учеников, либо являются инструментом, чтобы люди могли анализировать и знать вехи развития своей страны.
        Помните, мы раньше изучали: 1380 год – Куликовская битва, 1812 год – Отечественная война, какие были битвы, кто победил и кто проиграл. И что в этом было плохого? Речь идет о том, чтобы дети знали историю своей страны. И вопрос стоит не о едином учебнике, а о едином стандарте. О пакете знаний, который ребенок должен получить, и об акцентах, которые должны быть расставлены. Ребенок должен знать, что исторический процесс находится в динамике, он изменчив, в нем есть хорошее и плохое. Покажите, что война – это плохо, мирное развитие – хорошо. Тиран – это отвратительный правитель государства, а человек, в царствование которого повышается жизненный уровень, развивается промышленность, развивается образование – это хороший правитель государства. По-моему, это дважды два. Учебник пишется лучшими авторами, которые работают  в Российской академии наук, преподают в Московском университете. Они обладают достаточной эрудицией и раскованной мыслью. Почему они должны написать учебник, подобный сталинскому "Краткому курсу истории ВКП(б)"? И как я уже сказала, в конце концов, речь идет о личности учителя. Талантливый яркий педагог может работать по любому учебнику интересно. И в советское время были блестящие учителя, которые по советским учебникам преподавали прекрасно. И неплохое поколение, критически мыслящее, выросло.
        Другое дело, что сейчас большая конкуренция со стороны телевидения и Интернета. Дети перекормлены информацией, и им никто из взрослых (лучше всего, родителей) не объясняет, что есть хорошее и плохое в окружающем мире, чем отличаются высокий вкус и дурновкусие. Например, я видела в Париже, во всемирно известном Музее Клюни (где собраны шедевры эпохи Средневековья – картины, скульптуры, мебель, гобелены) группу российских детей из обеспеченных семей с двумя воспитательницами. Из десяти детей только две девочки стояли у какой-то картины и слушали экскурсовода, а все остальные дети сидели на резных скамьях XVII века и играли в «стрелялки» на телефонах. То есть речь идет не о том, какой учебник, а о том, чтобы пробудить у человека интерес к миру видимому и невидимому, иначе при любом даже самом лучшем учебнике и лучшем музее человек останется примитивным и глухим к сокровищам мировой культуры.

        - По вашему мнению, какую роль знание истории своей страны играет в формировании личности?

        - Если я знаю, что в русской культуре есть Чайковский и Рахманинов, мое сердце это согревает. Если я знаю несколько стихотворений Пушкина или Блока, то когда иду по улице в плохом настроении, на душе мрак и кручина, то стихи этих поэтов осветлят душу. Например, бывает мрачное настроение, и я вдруг вспоминаю строки из стихотворения Блока, которое мы учили в школе:
         
                Жизнь – без начала и конца.
                Нас всех подстерегает случай.
                Над нами – сумрак неминучий,
                Иль ясность божьего лица.
                Но ты, художник, твердо веруй
                В начала и концы. Ты знай,
                Где стерегут нас ад и рай.
                Тебе дано бесстрастной мерой
                Измерить все, что видишь ты…

        - постепенно становится как-то легко на сердце от гармонии, выраженной в слове. Ты слышишь музыку Рахманинова и думаешь: боже мой, какая красота! Есть вещи в культуре, которые возвышают душу человека. Как говорил Бетховен: «Музыка должна высекать огонь из души человека». То есть душа может быть погасшая, а может – горящая. Если мы общаемся с людьми, то каждому человеку интересно общаться с человеком, у которого горящая душа. И люди тянутся всегда к веселым, ярким, интересным собеседникам. История – это просто одно из средств развития интереса к другим людям. Всё это достаточно просто.