Про барахло

Разбирая в своей окраинной деревеньке подкулацкое всякое  барахло (будущий антиквариат, последствия коммерческих проектов, покрытые пылью пирамид запасы), думал о вот об чем.
А вывезти  бы всё  в чисто поле,  за загороду.
Да полить керосином, да не окропить, а залить обильно, до радужных луж.
Да пустить издалека обмотанную паклей горящую стрелу.
И ах!  Взметнется к небу очищающее пламя!
Полетят к грозовым облакам искры, повалят черные дымы,  заслоняя солнце.
Ударят в набатный колокол, завизжат бабы, заплачут малые дети.
Набегут алчные соседи с красными баграми и смартфонами  для съемки.
Упав на колени, взвоют: Матушка! Владычица! Позволь хоть керенки достать! Виданое ли дело – 100 тыщ! Тридцать детей – все сироты!
А жена,  прислонившись к березке,  будет смотреть,  молча качая головою.
На бушующее,  трещащее кострище, на огненный вихорь,  и не удостоит ответом никого.
Лишь младшая дочерь, босая и простоволосая, держась за льняной  подол, 
затянет тоненько, жалобно: «Чёрнай давойоран  давойоду пел»…
И будут в сумерках брёдать соседи по дымному ещё пепелищу, подсвечивая фонариками в смартфонах.
Будут  растаскивать по избам  остовы люстр, умывальников, походных кроватей. 
Не знаю, радиоприёмники  будут реанимировать, оттирая рукавом закопчённые вакуумные лампы.
А на рассвете уйти  в леса, в землянки, в скиты, прихватив лишь штык-нож да огниво.
И начнётся новая, совершенно необнакнавенная жись.
Землянку штыком вырыл, на пол хвойных веток нарубил – вот и жилище.
С утра сожрал пару ежей, белым грибочком закусил, с ежа же снятым, крапивы с мятой пожевал для утренней свежести – и до обеда сытёхонек.
В обед обязательно в чаще кабанчика подломишь, или ногу лосиную с брусницею, благодать!
Семянок из шишек нашелушишь – тут и пища, и времяпрепровождение приятное.
Вечером какой корень съедобный выроешь, а окажется несъедобный – обстругаешь ножиком в что-нить полезное.
А приболел – вот белладонна, волчья ягода, муравейник на кожное. Природа всё поправит.
Домочадцев не бросишь, нет. С собой надо, с собой.
С утра на родничок – холодновато, а ничо,  привыкнут, оно ж  закаливание.
Жена к ночи на тёплых  углях покаталась  - тут и гигиена, и эпиляция.
К зиме к снежку – обтирания.
Пищу самую простую готовить  – заливное из глухаря, перепела там, дупеля под соусом,  паштет из кабана.
Посуду-котелки  ежиной шкурой нашваркала,  в ручейке  сполоснула – сверкает.
Чада с детства к охоте, рыболовству,  грибы-ягоды.
А найдут насекомую пусть какую  – шершня там, или жабу – тут и наука, и развлечение.
Или вот  комарику ноздри оборвать – отчего раньше издохнет? – от голода или от тоски – опять же эксперимент-наблюдение.
Звёзды небесные  или  хвою-шишки на ёлке посчитали, на бересте пометки сделали  – вот  и арифметика со сложением.
Да вот только ненадолго всё это.
Начнется опять благоустройство всякое.
Типа,  новый туалет  надо строить, теперь с ещё и дверью.
И ёлка сосновая  уже не катит, ибо надобен кедр, приоритетно ливанский, ибо эпичнее.
А там снова запасы, опять барахло, и круг жизни замкнулся.