Лабораторная Мышь

1.
Может быть это и является какой-то постыдной психологической проблемой, но можно заметить, что у большинства писателей, как правило, главные герои редко-редко представляют собой эталоны атлетической красоты. Сами литераторы забывают о тренажерных залах, игнорируют спортивные достижения и проводят свое свободное время глядя в потолок, рассуждая о смысле жизни и еще более бесперспективных вопросах.

 Может быть, именно поэтому в первой сцене этого короткого рассказа главный герой, мужчина лет где то сорока, был чрезвычайно худым, истощавшим типом, который вспоминал о еде только к вечеру, когда вдруг осознавал, что не ел за день вообще ничего и теперь близок к голодному обмороку. Так вот, этот самый худой мужчина, являвшийся, кстати говоря, ученым, забрался на тумбочку, вытянулся в свой почти-двух-метровый рост и закурил, поднеся сигарету к вентиляционной решетке под потолком. От резкого подъема он чуть не грохнулся в этот самый голодный обморок, но сдержался, придя в ужас от количества грязи во всех тех сторонах, в которые можно было упасть. Даже если в процессе падения чуть чуть отпрыгнуть... Да и какие вообще прыжки? Кто так в обмороки падает? Что с моим художественным видением?..

Можно было, конечно, открыть окно, но оно выходило на дорогу и находилось на очень даже просматриваемом месте. А за несколько минут до его решения закурить, на первом этаже, снова застучали во входную дверь. Стуки были сами по себе предметом достойным изучения, а учитывая количество стучавших, можно было их классифицировать, заносить в таблички и проводить исследования их особенностей. Уже давно не стучали уверенно, требуя законного права на прием. Теперь отношения стали неформальными- никто никому ничего не должен и все это понимали. Стук был болезненным, неуверенным. Иногда приходящие повторяли такт какой-либо мелодии, видимо, рассчитывая найти в здании "своего" человека, который тоже жил в шестидесятые, или семидесятые и проникнется. А потом наступал момент, когда люди с улицы понимали, что либо в здании никого нет, либо те, что внутри-игнорируют гостя. И начинали отчаянно барабанить по двери.

Лучше не видеть того, кто стучит. Заметишь его одежду, поймешь что это за человек, фантазия достроит откуда он, как жил и чем занимался. Особенно страшно, если окажется, что просящий стоит там, под снегом, с ребенком на руках. В дешевой и холодной одежде. И пыль на нем выдаст шахтера. А Шахты- в паре сотен километров отсюда. И больше ему незачем тут быть. Он приехал, чтобы постучать. Вы понимаете, что проще вытерпеть стук?

Хоть какая то радость- эти размышления отвлекли Ученого от часов и теперь положение стрелок было совсем близко к нужному. В конце своего ожидания он сделал фирменный голливудский жест вселенской усталости- приподняв очки долго тер глаза, тяжко вздыхая при этом... Он спрыгнул с тумбочки, сделав пару затяжек на прощание. И зашагал по коридору, мимо комнаты сына, дальше, по ночному дому-лаборатории. Раньше они, конечно, жили, как полагается, в отдельном здании, подальше от «места хранения вирусов», но потом этот самый вирус поселился во всех подряд.... Модель мира пошатнулась, искривилась и превратилась в более суровую и неприглядную форму. Вирус был не «в отдаленных районах страны», и «в Лаборатории». А «за той дверью» и «на улице». Обезумевшие «маленькие люди» вообразили, что их «кто то предал», от них «что то скрывали» и некоторые из них ходили с тонкими иголками, спрятанными в карманах...

 Замешкался перед важнейшей дверью, запертой на несколько замков... Сколько раз уже он так вот стоял, подождав то время, после которого все становится ясно. Раньше у него была надежда, а теперь он уже почти не верил в то, что когда-нибудь, за этой дверью, он увидит Чудо. Настроившись заранее, что ему, наверняка, в очередной раз не повезет, он зашел. Подошел к клетке, включив свет... И, как и полагается писать в таких случаях-не поверил своим глазам. Мышь, которой он ввел вирус и лекарство-была жива!  Более того- она двигалась!. Груз упал с его плеч. Он будто сбросил все года, потраченные на поиск вакцины и схватил свои черновики, чтобы переписать верный рецепт. Ту самую формулу, которая теперь не была обычными цифрами и буквами, среди сотен таких же, уже зачеркнутых. Неужели, получилось? Ученый вспомнил тысячу подобных опытов. Такого не было никогда.  Неужели? Он проверил склянку, проверил место укола. Он даже просмотрел видеозапись- точно ли он вводил этой самой мышке вирус. Точно ли он вводил ей сыворотку? Ну это та- самые удивительные варианты. Он разбудил всех и пошел показывать им то, что сделает их счастливыми. Мышь должна была быть мертвой уже час назад. А значит, получилось.
2. 
Я-белая лабораторная мышь и не более того. Сын профессора забегал вчера. Все оглядывался, сочувственно смотрел, но, услышав странный шорох- убежал. Скоро новый год, ему обещали велосипед и этот трус явно не рискнет пожертвовать этим своим подарком. Не пренебрежет родительской благосклонностью, освободив меня. Ведь я всего лишь белая лабораторная мышь. Я как бы спасаю это их "человечество". Хотя мне не очень то хочется участвовать во всех этих великих проектах-я бы лучше пожил еще. Но вариантов, по всей видимости, больше нет. Ребенок трус, а этот воняющий обросший урод, с лицом, отражающим всю божью благодать-ни за что не задумается о том, что он тут с нами всеми вытворяет. У него, как я уже сказал, великая цель, ради которой он даже переехал со всей семьей в Лабораторию... Он отнес меня в Другую Комнату. Из которой никто не возвращался. Заразил, теперь ждет симптомов. Дышать уже невозможно. Лежу целый день, вроде как подыхаю.
 
Теперь вколол свою лечебную дрянь. Сейчас она типа должна подействовать. А что если не лежать? А что, если?... Я вскочил и начал бегать туда сюда, изображая прилив сил. Он ушел звать всех сюда. В комнату, в которой за прочными замками скрывал свои эксперименты. Комнату, которой все боялись и чувствовали исходящую от нее опасность, которой больше нет. Он пригласил своих друзей- таких же облезлых вонючих уродов. Жена поглаживает его по плечу. Нас в клетке было двадцать штук. Я-последний. Я вспоминаю всех своих братьев и сестер. Они тоже были живые вообще то! И начинаю есть эту кошмарную пищу. Мол, смотрите, у меня еще и аппетит появился. Они опасливо открывают клетку и выпускают меня на стол. Сын, избавленный от ответственности, уже забывший о том, что он в двадцатый раз не решился спасти живое существо, подбежал ко мне и тоже радуется. Они вроде как победили болезнь и теперь гордятся. Папа рад, а значит ребенку наверняка купят велосипед. Они весной соберутся и все вместе поедут к бабушке на озеро, ловить рыбу и ждать те-ле-сю-же-та (я знаю это слово)  об отцовском подвиге... Цепляясь лапками за детскую рубашку я перебегаю к шее этого мелкого, и изо всех сил кусаю большую-большую артерию. Изо всех своих последних сил. Мертвой хваткой. Я очень злая мышь. Не более того.

г. Ульяновск. Конец 2013 года, один из забытых черновиков.