Лютодар. Гл. 20. Отец и мать

Отец и мать

За несколько дней до разговора мальчиков Вармей сообщил Миласту, уединившемуся в своем кабинете, что его хочет видеть Великий Зимец. Не дожидаясь приглашения, Зимец вошел следом за слугой. Это был грузный мужчина, смуглокожий, темноволосый, темноглазый, с грубыми резкими чертами. Такие редко внушают симпатию кому-либо, кроме своих близких. Миласт не был исключением – Зимец ему не нравился.

- Не ожидал тебя увидеть, - сказал Миласт вместо приветствия.
Зимец сел на длинную широкую скамью, покрытую ковром из аханисской шерсти, сцепил пальцы. Видно было, что он в замешательстве и не знает, с чего начать.
- Встретил сегодня твоих мальчиков, - заговорил наконец он. - Прекрасные ребята. Они играли с принцем.

- Да, наши дети подружились.

- О детях я и хотел поговорить с тобой… Ты ведь знаешь, что Свеста обвинила в отравлении девочки Церда. Ты веришь в то, что он виновен?

- Копыта его коня были намазаны ядом, а сам конь – выдрессирован лягать лошадь соперника.  И я слышал, Церд уже признался в этом.

- Да, но не в отравлении принцессы.

- Человек, который способен так поступить со своим противником, отличается отменным коварством. Лично мне не хватает только причины. В том, что Церд мог (Миласт сделал ударение на этом слове) отравить девочку, я уже не сомневаюсь.

- Но причины то и нет. Зачем это Церду? Зачем? Он в первый раз в Большом Круге! – Зимец уже который раз прибегал к этому аргументу, но мало кому он казался убедительным. – И потом – ослабить лошадь, чтобы выиграть на турнире, и отравить ребенка – две большие разницы! В возрасте Церда так естественно желание славы…

- Зимец, я в какой-то мере понимаю тебя, - прервал Миласт. - Здесь нас никто не слышит, и нам нет нужды притворяться. Я знаю, что Церд – твой сын, которого ты был вынужден оставить ребенком. Но то, что в нем течет твоя кровь, не говорит о том, что ты знаешь его.

- Моего сына казнят за то, что он отравил лошадь на турнире! Разве это справедливо?! – воскликнул Зимец. Суровость его черт смягчило горе.

- Сочувствую тебе как отцу. Но зачем ты пришел ко мне? Я не смог бы ничего изменить, даже если бы захотел, даже если бы поверил, что Церд невиновен…

- Свеста ввела тебя в совет. А значит, ты можешь голосовать. Для того чтобы судить человека высокой крови, нужно одобрение большей половины совета.

- Ты хочешь, чтобы я оправдал Церда?

- Я прошу тебя проголосовать за то, чтобы отложить суд. И оставил мне время найти настоящего убийцу!

Миласт молчал.

- Неужели тебе не хочется разобраться? Завтра Церда обвинят. Но его казнь ничего не даст. Убийца не он! А пока отравитель на свободе, и выжившей девочке, и ее сестре грозит опасность.

- У вас здесь, во дворце, было несколько лет, чтобы найти виновного.
Зимец поник головой, лицо его выражало отчаяние.


- Так ты не поможешь мне?

- Мой и твой голос? Этого не хватит.

- Я надеюсь уговорить Вёса. Он честный человек и поймет, что нельзя казнить Церда так поспешно, когда против него обвинение только в порче коня. Во всяком случае, он должен сомневаться. Не думаю, что он проголосует за оправдание, но за то, чтобы отложить казнь… и того нас уже трое против Осена, Летона и Рура. Хотя с главным советником я тоже попробую потолковать…

Когда гость ушел, Миласт погрузился в невеселые мысли. Церд был ему неприятен, однако, как сказал Зимец, нельзя же казнить человека за гибель лошади. Зачем тому травить девочку?

После встречи с Зимцем, Миласт отправился к Киду, чтобы узнать о здоровье маленькой принцессы. В детскую его теперь, как и прочих, не впускали. Новости были хорошие – девочка начала есть и потихоньку шевелить ручкой. Но ножки и вторая рука были неподвижны. С ее сестрой все было в порядке.

Когда Миласт собирался уходить, Киду сказал:

- Ты, верно, хочешь узнать и о своей дочери, князь? Она тоже чувствует себя хорошо. Твоя жена несколько раз просила позволения навестить девочку. Ей отказали.
 
«Бедняжка Дария», - подумал Миласт. Но вслух сказал:

- Моя жена умеет терпеть.

Он ошибался. Дария очень скучала по дочери. К тому же к желанию увидеть малютку, которая невольно стала пленницей крошек-принцесс, примешивался страх. Если дочкам королевы грозит опасность, а в этом теперь никто не сомневался, пощадит ли убийца Милу?

Дария виделась с Аей, когда та выходила за травами в королевский лес. Лекарка уверяла, что маленькая княжна абсолютно здорова, но сердце матери было не спокойно. 

Она несколько раз просила Миласта поговорить с королевой о дочери. Дария хотела забрать девочку из королевской детской к себе. Князь обещал, но в эти дни его больше волновало дело Церда. Миласт уверял Дарию, что с дочерью будет все в порядке – нянек и кормилиц полностью заменили, привезя из глубинки, детскую  охраняют верные королеве люди. Но Дария с каждым днем боялась все больше, боялась и скучала. А князь…

Внешне Миласт был спокоен и энергичен. Никто бы не сказал, что этот уравновешенный мужчина, окунувшийся с головой в государственные дела, каждую ночь просыпается в холодном поту. Больше всего ему сейчас хотелось собрать детей, жену и домочадцев и отправиться назад в Чернозерское, приказав гребцам работать в полную силу.

Князь презирал себя за эту слабость. Мила находилась в добром здравии, его отравленная крестница выздоравливала, а княжичи, кажется, очень подружились и с принцем, и со своим маленьким телохранителем. Дворец пришелся сорванцам по душе, и они весело и с пользой проводили время.

«Я – властитель одного из четырех Великих княжеств, - говорил себе Миласт, - Государственный муж. И должен исполнять свой долг перед королевством!»
Как и обещал Зимцу, он проголосовал за то, чтобы суд над Цердом отложили на месяц. Вёс поддержал их, и Осен высказался за отсрочку (вот этого князь не ожидал, но, видимо, Зимец успел и с ним переговорить), Рур в столь щекотливом вопросе соблюдал нейтралитет, чем очень разозлил Свесту. Она желала, чтобы княжич Стыломорский был казнен. И как можно скорее. На что главный советник возразил:

- Если голова его завтра упадет с плахи, мы так никогда и не узнаем, кто водил его рукой.

Рур красноречиво посмотрел на Зимца. Летон перехватил этот взгляд и улыбнулся.
- Что ж, месяц так месяц, - сказал он. - Но я не буду терять времени даром.
- Я тоже, - мрачно пообещал Зимец.

Королева вынуждена была согласиться.

- У нас есть еще одна проблема, которую необходимо озвучить Совету, - заговорил Рур, когда все уже готовы были разойтись. Из Летонии приходят тревожные вести. Видец Усадьбы Чернозерской, - Рур кивнул в сторону Миласта, - сообщает, что из лесов и полей бегут животные.

- Верно, там завелись хищники, - раздраженно сказал Осен. - Или начинаются обычные летние пожары. Это дела князя Миласта. Зачем беспокоить совет?
Королева кивнула.

- Пусть князь Чернозерский через Верховного видеца отдаст необходимые распоряжения. А я жду вас всех на суде. Через неделю!

Зимец хотел возразить, но королева остановила его взглядом.

- Через неделю. И ни днем позже.

Тем же вечером Зимец нанес еще один визит Миласту.

- Они обвиняют меня! – негодовал он. – Намекнуть отцу, что он может водить рукой одного ребенка, чтобы убить другого!

Миласт молчал. Он запутался в этих отношениях. Когда малышка Яра перестала дышать, только Вёс выглядел по-настоящему опечаленным. Пожалуй, негодование осенийца можно было с натяжкой принять за отцовскую ярость. Но Зимец выглядел скорее угрюмым, а Летон хранил свое обычное равнодушие.

- Кого из дочерей ты любил больше всех? – спросил князь, и его вопрос застал Зимца врасплох.

- Я? Разве отец может разделять детей. Всех одинаково, - наконец как-то неуклюже и не слишком убедительно ответил Зимец.

- Говорят, Сира была очень похожа на Вёса, неудивительно, что он признаёт, что был привязан к этой девочке больше других. А кто походил на тебя?

- Я никогда не выбирал себе любимчиков. Закон говорит, что все дети Свесты считаются моими, поэтому я люблю Лютена также как Ладена, не смотря на то, что Ладен – вылитый Вёс.

- Но на турнире ты болел за Церда?

- Глупости! Я вообще не люблю турниров. Мне было все равно, кто выиграет. Будь моя воля, я бы даже не пошел туда.

Зимец не видел смысла продолжать разговор. Он ушел от князя в отвратительном настроении, чувствуя, что кольцо вокруг него сжимается. Даже этот чужак, с которым он сначала, вроде бы поладил, теперь против него.