Уединение

               

Мы покидали город. С его небоскрёбами и проспектами, скверами и подворотнями. Сожаления по  этому поводу не было, ибо город опустошил наши души одним большим глотком.
Сколотив небольшую сумму, мы с мужем купили в деревне дом. Стоил он не дорого, а ремонта требовал большого.
- Ну, да ладно, справимся,- вздохнул муж.
Мы распаковали чемоданы, раскидали по углам мебель и приготовились жить по- сельски.
Как это – «по- сельски», мы не имели ни малейшего представления.
- Ничего, попривыкнем,- успокаивала я и мужа, и  себя.
Неделю  на новом месте нам не спалось – слишком много было вокруг тишины. Редкая мышь тревожила наш покой, редким гостем  был автомобиль на улице. А расстояния между соседскими домами казались непреодолимыми.
Сельские бабы – особый сорт женщин, отличный от горожанок. Им жизненно необходимо знать, кто приехал, откуда и почём в городе яйца? В общем, к приходу гостей мы были готовы давно.
Первой знакомиться пришла тётя Лиза. Бутылочка самогона в деревне – это залог состоявшихся отношений. Или хороших, или плохих.
- Тёть Лиза я! Здравствуйте… Через два дома от вас живу,- и грохнула на стол бутыль  без этикетки.
- Михаил,- представился муж.
- Маша, - я поставила на стол не хитрую снедь.
- Вот и познакомилися! ..
Тётя Лиза частенько добавляла к слову лишнюю буковку «я».
- Значицца, справа живут Петровы, слева баба Катя – ох, и вредная бабка! – похрустывая огурцом,
 женщина охотно поведала подробности интимной жизни соседей.
- Я спать,- буркнул муж.
Чересчур разговорчивые женщины внушали ему скуку.
Я молча кивала соседке до тех пор, пока не закончилась закуска.
- Ой, засиделася я с тобой! Приходи, соседушка, на чай!
                ……………
Через месяц нас с мужем было не узнать. Миша  поменял кожаную куртку на телогрейку, а я переобулась в валенки.
- В валенках ты выглядишь  интереснее, - констатировал муж.
Зима в этом году выдалась ранняя. По утрам, на выпавшем снегу, виднелись следы птиц и «невиданных зверей» – кошек и собак. Видимо, они приходили в сумерках, топтались у крыльца и скромно удалялись восвояси…               
Стайка лесных хохлатых птиц прилетала в сад, чтобы полакомиться ягодами калины. Так и висели красные гроздья, присыпанные снегом, до самой весны…
В прозрачной сельской тишине изредка слышался собачий лай или скрип снега под ногами не частых  прохожих. Морозный воздух приятно пах печным дымком. Деревья  в саду  иногда покрывались инеем,  и казалось, что живём мы в сказочном лесу…               
- Маш, а где мои рукавицы?
- В сенях висят, на лосиных рогах, под шапкой…
- В жизни бы не догадался…А валенки?
- Валенки под вешалкой…
Рога принёс сосед Юра. Это был мужчина той внешности, о которых обычно говорят: маленькая собачка до старости щенок.  Сколько Юре лет, понять было невозможно. Он  говорил скороговоркой, был юрким, подвижным и часто закладывал за воротник.
- Мариночка, эх, Марина, - вздыхал подвыпивший Юра,- был бы я помоложе…
- Я не Марина, а Мария…
- Да какая разница…
После одного небольшого происшествия Юра сильно зауважал мужа и подарил ему те самые лосиные рога.
Как- то я отправила  Мишу  в магазин за хлебом – в доме не было ни крошки. Метель только- только успокоилась, но позёмка ещё путалась и крутилась под ногами. Муж  ушёл и надолго пропал.
Я часто выглядывала в окно, но в наступивших сумерках были едва различимы занесённые снегом дома и пустынная улица… Наконец, хлопнула дверь.
- Ты где пропадал?
Муж отряхнул с валенок снег:
 - Юру спасал…
- Что, за Юрой гнался белый медведь?
- Не злись...
На улице стремительно темнело.  Миша  достал две булки промёрзшего насквозь хлеба, и потирая белые от холода руки, рассказал такую историю. Купив в магазине хлеб, решил сократить путь и пойти напрямик, через проулок. Тропинку занесло так, что пробираться приходилось по колено в снегу. Улицы села были пустынны. В такую погоду сельские жители вяжут носки, смотрят телевизор или плюют в потолок…               
Пройдя несколько метров,  Миша остановился. Ему показался подозрительным  огромный сугроб, из которого торчала не то рука, не то клюка.
Муж свернул с тропинки и увяз в снегу по пояс.  Орудуя руками что есть сил, наконец разглядел находку . Под вой ветра, в сугробе  замерзал Юра. Одиночество или водка выгнали его в такую погоду из дома – никто не знает. Жены у Юры не было…               
Муж взвалил соседа на плечи и понёс домой. Мой  супруг  – косая сажень в плечах – мог себе это позволить.
- Мишка, я ж тебе по гроб жизни теперь  обязан!- тараторил сосед, когда протрезвел. – Подарок тебе принёс, не побрезгуй.
И достал из мешка лосиные рога. Мы с мужем переглянулись и зашлись в хохоте.
- Юр, а рога- то кому наставил? Не бабке ли Кате?
- Да идите вы, - обиделся Юра.- Катерине, старой перечнице,  уже восемьдесят семь  годков, а я ишшо мальчишка супротив неё. Мне только семьдесят три…
И Юра  с достоинством удалился.
Вот таким странным образом в селе уживались  пьянство и достоинство, вера и суеверия, и много чего ещё.  Впрочем, как и везде…
                ………………………
За окном, на черёмухе, затрещала сорока. Видимо, к гостям.
Тётя Лиза впорхнула в дверь без стука, привнеся с собой клубы морозного пара. Есть  люди, которые никогда и никуда  не стучат. Им кажется, что они всегда желанны, в любом месте и в любое время.
- Слушай, Маш, чево скажу…Страсти- то какие!
- Что такое, пожар?
- С Валькой я поругалась, с подружкой ненаглядной…Вот стерва!
Тётя Лиза и тётя Валя дружили лет  сто и были схожи, как земля и небо. Тётя Лиза – болтушка и хохотушка, статная, на подъём лёгкая. Волосы – небольшими завитками, глаза весёлые. Морщинок почти нет.
Тётя Валя – полная  ей противоположность. Грузная, молчаливая. На голове – пучок седых волос, пронзённый шпильками. На лице, возле поджатых губ, глубокие морщины.
- Что не поделили?
- Вальке шестьдесят семь  лет, а дура дурой!.. Пришла я к ней пообчацца, а она меня и на порог не пустила.  Иди, говорит, ведьма проклятая, откуда пришла…Чево это ведьма, спрашиваю. А Валька мне птаху показывает. Летает, значицца, воробей у ней из комнаты в комнату. Живут они в прорехе у Вальки под крышей. Видать, от холода, бедолага, залетел.               
- Ну, выпустили бы воробья совместными усилиями – и делу конец…
- Крыша у Вальки давно едет, Маш! И как я с ней дружу – сама не понимаю…Ну так вот, Валька говорит: у меня  утром тесто убежало, стакан с молоком   вдребезги уронила, ишшо руку обожгла…Это, говорит, ты на меня  порчу наслала  в образе воробья. Окстись, говорю, Валя!  Чего понапраслину возводишь? Стыда у тебя нету…Шибко я на Вальку  обиделась, хлопнула дверью и ушла.
- Тётя Лиза, а может причина у тёти Вали какая была - понапраслину  возводить?
- Ой, девонька, да как же не было? Конечно, была! Ейный мужик, теперича покойник, глаз на меня положил да клинья подбивал. Вот Валька и злится,  всю жизнь простить не может…
- Может, вам тогда и общаться не нужно?
- Да ты в своём уме, Мария? А с кем тогда общаться- то? С Егоровной? Да она – грязнуля из грязнуль!..Маш, а самогоночки, часом, нету? Чевой- то я на нерьвах вся, налей рюмашечку…
Повинуясь сельскому менталитету, у нас с мужем всегда водился в доме самогон. Как правило, первак. Так, на всякий случай –  на праздник, к нечаянному  гостю, в качестве  душевного бальзама после бани…Да мало ли какие случаи в жизни бывают! Самогон гнали и продавали чуть ли не в каждом дворе на нашей улице. Через три дома от нас – Степановы, через пять – Ивановы, через семь – Егоршины… Это только те, о ком нам с мужем было ведомо.
Тётя Лиза замахнула рюмочку и повеселела:
- Эх, хороша бражка, да мала чашка!.. Приходите, коли чё. Картошечки, лучка вам  насыплю.  У вас- то своего урожая пока нет…Мой Иван завсегда гостям рад!
И тётя Лиза испарилась, как  и не бывало.
- Тётя Лиса приходила? – спросил муж, вошедший следом.- Курочка по- зёрнышку клюёт… Везде наша соседка поспевает!
С него градом катился пот. Муж чистил во дворе снег – долго и добросовестно. Как, впрочем, всё, за что брался. Я выглянула во двор. Тропинки были очищены так, что виднелась мёрзлая земля. Казалось, вот- вот – и прорастёт зелёная травка…
                ……………………………….
Мне снился город, с его улицами и площадями, скверами и подворотнями. Мне снилось любимое  уютное кафе на площади Лермонтова. Будто сижу я за столиком,  и подходит ко мне официант:
- Чего  угодно, сударыня?
- Угодно, - говорю, - чтобы зимой я жила в городе, а летом – в деревне!.. Не могу больше  изо дня в день  смотреть на одну и ту же  улицу, занесённую снегом… Домик в деревне хорош только летом.
- Будет исполнено!
И в тот же миг я оказалась  одетой в  тулуп, шаль и русские валенки. И будто иду я по знакомой улице, а вокруг порхают бабочки, жужжат пчёлы и пахнет мёдом.  Следом за мной бегут сельские ребятишки, тычут вслед пальцем и кричат:
- Смотрите, дурочка идёт, дурочка!
…Проснулась я  в  холодном поту.
- Машка! – муж тряс меня за плечо. -  Приснилось чего?
- Миш, зачем мы сюда приехали? В город хочу, обратно…
- Дурочка,  везде хорошо, где нас нет.
- Ну вот, и ты – туда же…
- Не понял… Маш, постарайся быть счастливой  здесь и сейчас … Спи.
И тишина декабрьской ночи накрыла нас  с головой.