Главе Администрации Одинцовского района

     По свидетельству историков, город наш, Одинцово, получил свое название от прозвища боярина Андрея Домотканова,  владеющего здесь поместьем в последней четверти XIV века. О боярине этом известно очень мало. Лишь то, что он был потомком касожского князя, служил воеводой у великого князя московского Дмитрия Донского, и что отец и дед его – Иван Доматко (Домоткан) и Иван Большой – были знатными боярами в Чернигове.

     Впервые Андрей Домотканов  упоминается в меновой грамоте князя Звенигородского и Угличского Андрея Васильевича игумену Саввино-Сторожевского монастыря Евсевию от 19 августа 1470 года вместе с указанием прозвища боярина «Одинец» (копия грамоты хранится в местном историко-краеведческом музее).  Монастырская грамота называет боярина Одинцом, а не Адинцом, несмотря на то, что до 1802 года местечко называлось не «Одинцово», а «Адинцово».

     В 1994 году вышла книга «Одинцовская земля» московского издательства «Энциклопедия сел и деревень», в которой одинцовский краевед, в то время директор музея, А.А. Пузатиков приводит пример метрических записей: «…15 января 1802 года, села Адинцово – у крестьянина Ивана Семенова родился сын…». Если село называлось Адинцово, то и прозвище у боярина должно быть Адинец.
    
                Смоленский след боярина Домотканова

     В X веке всеми строительными работами на Руси руководил Киев.  В 1127 году киевский князь Мстислав Великий отдал Смоленск в удел своему семнадцатилетнему сыну Ростиславу. За ним  потянулись в сторону Смоленска и родственники (впоследствии черниговские князья). На это же время приходятся следы первых кирпичных строений в Чернигове и Смоленске.

     Современные археологи  обнаружили в Смоленске две кирпичеобжигательные печи XI-XII веков, которые свидетельствовали о начале массового фундаментального строительства и массового производства кирпичей из глины задолго до появления кирпичных заводов.

     Печи в Смоленске находились на Протоке и на склоне Чуриловского оврага (в настоящее время ул. Пушкина).  Во второй обжигались более «современные» кирпичи прямоугольной формы размером примерно 3,5х17,5х26 см. Уже в XII веке в городе  насчитывалось свыше 50 храмовых строений из обожженной глины.

     В сборнике «Древняя Русь и славяне» (Москва, 1978 г.) в статье «Зодчие и строители древнего Смоленска» известный ученый П.А. Раппопорт, рассказывая  о своих исследованиях клейм и знаков на керамических изделиях, в том числе, на кирпичах, подчеркнул, что они указывают на производителя.   «Некоторое отличие в знаках, делавшихся при формовке, показывает, что в каждой артели были свои кирпичники, изготовлявшие кирпичи только для нее». 

     Раппопорт выделил две самостоятельные группы артелей – церковную, с епископом во главе, и княжескую. Возглавлять княжескую артель должен был непременно князь.

     Работа артелей отличалась не только по качеству, но и по архитектуре построек. Для церковной группы были характерны кирпичные ритуальные столы-престолы,  в храмах найден заалтарный след от установки креста. В храмах княжеской группы этих особенностей нет. Также Раппопорт отметил, что лучше  сохранилась работа второй, княжеской артели – семь памятников в Смоленске и несколько – в других землях, среди которых значится Старая Рязань.

     Знаки на кирпичах П.А. Раппопорт описывает  в другой своей книге: «Строительное производство Древней Руси  X-XIII вв», выпущенной в Санкт-Петербурге в 1994 году. Среди знаков он выделяет так называемые «княжеские», единичные. «Встречаются они в небольшом количестве, по-видимому, лишь по одному рисунку в памятнике» (с.24-25). Обычно  рисунком метили партию сырцов, связанную с каким-либо определенным днем или событием (например, днем рождения князя), вместе с его инициалами.

     …В 2012-2013 г., работая в качестве педагога дополнительного образования в объединении «Юный журналист» Одинцовского центра эстетического воспитания и обучая две группы школьников в количестве 34 человек, я организовала экскурсию в Подушкинский лесопарк, во время которой мои ученики нашли на спортивной площадке около Красногорского шоссе остатки клейменых кирпичей. С помощью интернета мы изучили находки, затем отнесли их в Одинцовский историко-краеведческий музей. Нас также заинтересовала фотография на сайте «Кирпичная старина»: кирпич-плинфа с не идентифицированным клеймом «А.Д.А.».

     Просмотрев несколько дополнительных источников по истории кирпичного дела в России, мы нашли в нем смоленский след боярина Домотканова, а также восстановили некоторые детали биографии боярина, в честь прозвища которого, как считается, назван город Одинцово.

     В частности, в Изборнике «Повести Древней Руси» (1987), в переводе повести «Задонщина» (с. 190) упомянут никто иной как Андрей Домотканов. Постараюсь это доказать. А то, что ему (или его роду) принадлежала строительная княжеская артель в г. Смоленске, доказывает артефакт - кирпич-плинфа с инициалами А.Д.А., который в настоящее время находится в руках частного коллекционера.

     В 1375 году смоленские войска участвовали в походе Дмитрия Донского в Тверь, и примерно в то же самое время боярину Андрею Домотканову было пожаловано поместье «в 19 верстах от Москвы». Далее смоленские войска участвуют  в  Куликовской битве. После победы Дмитрия Донского след боярина Домотканова теряется. И исчез бы навсегда, если бы современный (неизвестный) любитель-коллекционер не нашел удивительный,редкий артефакт – кирпич-плинфу с инициалами «А.Д.А.» и княжеским знаком в виде птицы на ключе (золотой колодке). Фотографию своей находки он опубликовал в Интернете на сайте «Кирпичная старина» (http://urban3p.ru/blogs/23255/). Такой же знак - «птица на колодке», без принадлежности к какому-либо княжескому роду, упоминает  в своей книге (1994г.) П.А. Раппопорт (рис. 15). Смоленское клеймо дополняют княжеские инициалы «А.Д.А.», в которые изящно укладываются  начальные буквы имени, фамилии и прозвища боярина: «Андрей Доматко Адинец». 

     Кирпич с инициалами «А.Д.А.» был найден в пригороде Ряжска, о чем сообщалось на сайте «Кирпичная старина».   
 
     В пользу боярина Адинца – владельца смоленской княжеской строительной артели –  свидетельствуют также особенности храмовых строений, созвучные с символами новозаветных апокрифов, отличными от канонических православных. В Книге апокрифов (С-Пб, Амфора, 2005 г. с.284, Евангелие младенчества) есть запись о том, как царь Иерусалимский призвал Иосифа и сказал ему: «Я хочу, чтобы ты сделал мне престол по размеру того места, где я обычно восседаю». И если царь восседает на месте, ограниченном размером, то престол для Бога не может быть ограничен храмом, как и сам Бог. Так считала княжеская артель, и не строила в храмах ритуальные столы-престолы.

     Образ птицы, как образ неограниченной  власти, на княжеском знаке так же заимствован из апокрифического повествования.  Когда Иисусу Христу исполнилось семь лет, он, играя с другими детьми того же возраста, делал из мокрой земли изображения птиц. Затем «приказал изображениям идти, и они тотчас же, двинувшись, пошли... Он сделал изображения птиц, которые летали, когда Он приказывал им летать, и останавливались, когда Он говорил им остановиться» (Книга апокрифов, с.282). Именно этот символ – изображение птицы на золотой колодке, стал символом  смоленской княжеской артели.

     Автор летописного повествования «Задонщина», прославляя князя Дмитрия и его воинов, неоднократно обращается к символу птицы: «О жаворонок, летняя птица...!» «О соловей, летняя птица...!». Птица «летняя» не случайно: кирпичное дело начиналось с приходом тепла в мае и заканчивалось в конце сентября.

     Кульминационный штрих к  символу «птицы»  мы находим в словах «Задонщины»: «А уже соколы, и кречеты, и белозерские ястребы рвутся с золотых колодок…» (Изборник. Повести древней Руси.М. -1987, с. 193). «Золотая колодка» на плинфе и в повести  выбрана не случайно – Смоленск был в годы своего расцвета богатейшим княжеством.

     Летописное повествование  называет и жену боярина Домотканова – Марию, но, почему-то, скрывает Домотканова  под именем Андрея  Серкизовича.

     Исторические родословные путаются в несоответствии количества поколений от князя Редеди до боярина Андрея. В одних родоводах - 12, в других всего 5. Отчасти это связано с дополнительными именами, которые дети получали при крещении. Отчасти – с последующими попытками переписчиков «уйти» от истории  предательства внуком от младшего сына Федора – Иваном Федоровичем Старко своего князя, запятнавшим честь рода Домоткановых. Однако, «придуманный» монгольский принц Серкиз и его сын Андрей, которые якобы перешли от монголо-татар на сторону Дмитрия в XIV веке и воевали вместе с ним, по свидетельству тех же историков, не встречаются ни в одном документе XIV века. Причем, в более поздней летописной биографии «Андрея Серкизовича» упоминается лишь его младший сын Федор, о старшем же ничего не известно.

     В единичных источниках  сохранились сведения о том,  что  Серкиз получил при крещении второе имя -  Иван.  О том, что Андрей Серкизович из «Задонщины», это Андрей Иванович Домотканов, свидетельствует и отношение к нему князя Дмитрия, а также верность и преданность боярина Андрея своему князю.

      Летописец,  чувствующий настроение воинов, очень тонко передает в «Задонщине»  отношение князя Дмитрия к своим воеводам, и особенно сердечное - к Андрею Серкизовичу. «Воеводы у нас уже поставлены – семьдесят бояр» - говорит князь перед битвой, перечисляя самых отважных из них, в том числе  Андрея Серкизовича. После битвы спрашивает: «Скольких у нас воевод нет?» и получает ответ: «семьдесят бояр рязанских». И в этом ответе не назван Андрей Серкизович, хотя летописец сообщает нам ранее о гибели боярина.  «Андрей Серкизович» погиб, спасая жизнь двоюродного брата Дмитрия Донского Владимира Андреевича Храброго. Погиб, будучи воеводой Переславского полка (в некоторых летописях Коломенского полка) в Куликовской битве (1380г.). О его гибели рассказывает в летописях двоюродный брат Дмитрия Донского, Владимир Андреевич Храбрый: «Гнались за мной четыре татарина, но Божьей милостью Иван Родионович Квашня да Андрей Серкизович увидали нас, нагнали, схватились с этими безбожными и головы свои за меня положили».

     Потому он один равен семидесяти, и о нем Дмитрий Донской говорил перед битвой как о семидесяти воеводах. Мог ли он сказать так о монгольском перебежчике, удостоить его такой княжеской чести? Так мог сказать князь только о верном, преданном друге, единоверце, которого очень ценил и которому  доверил пост воеводы. Это был Андрей Иванович Домотканов, глава смоленской княжеской строительной артели. Не Одинец – бобыль, «одинокий человек», - у него был сын – Белеут. Старший. А Федор, получается, младший сын. Жена – Марья. Младший сын, носивший прозвище Старко, стал родоначальником фамилии Старковых. Федору были пожалованы многие вотчины, получившие название Черкизово. Его сын Иван Федорович Старко был боярином при Василии Тёмном и наместником в Коломне. Во время княжеской междоусобицы он изменил своему князю и перешёл на сторону Дмитрия Шемяки (1430-е гг.). За предательство Ивана Федоровича Серкизова-Старко лишили боярского звания и вотчин. Род Старковых («Серкизовых») навсегда выбыл из боярства, а коломенские земли (Черкизово, Старки, Настасьино) перешли в собственность великого князя и упоминаются в духовной грамоте Василия II в 1461-1462 гг.

     Город же Одинцово поименован не от прозвища боярина Домотканова. Возможно, это второе имя города Москвы, которое город получил при строительстве первого храма, когда греческая религия похоронила в нем русского бога Одина. Но эта тема для отдельного исследования.  А пока неплохо было бы найти владельца кирпича с инициалами «А.Д.А.», зарегистрированного на сайте «Кирпичная старина», и уговорить его передать бесценную историческую реликвию в Одинцовский историко-краеведческий музей. Чтобы когда-нибудь наши потомки смогли вернуться к исследованию этого уникального артефакта со смоленским клеймом, определить  возраст находки и восстановить утраченную историю боярского рода, увенчанного славным летописным повествованием.