Нарисованное солнце

30 секунд.


Ты кричишь. Тебе страшно, больно, холодно. Глаза режет непонятная пустота, жжет роговицу, разъедая неокрепшее сознания мутными пятнами и образами.  Все вдруг изменилось. Стало просторнее, прохладнее, суше. Кто-то касается тебя. Тебя окружают другие, совсем другие. Они все смотрят, огромные,  в белом. Улавливаешь улыбку на изможденном лице. Эта улыбка не такая, как остальные. Она светится ярким, почти потусторонним светом. Гордость, радость, неземное счастье, облегчение – это не описать одним словом. Улавливая этот свет, ты больше не хочешь кричать. Но продолжаешь, потому что так заведено. Все люди приходят в этот мир с воплями, что бы уйти в тишине. Почему это ты вдруг станешь исключением?


Шесть лет.


Ты упал. Это не первое твое падение. Ты и раньше падал, но всегда это было забавно, хоть и немного больно. Но не сейчас. Сейчас тебе хочется разрыдаться. Она же смотрит. Девочка из соседнего подъезда. Она такая красивая, в этом голубеньком платьице, с бурным водопадом медных волос, рассыпанных по спине. В вечно смеющихся, зеленых глазках застыло сочувствующая дымка. Она смотрит прямо на тебя, и ты заливаешься краской. Жар струится по шее, впитываясь в лицо, разжигая пожары на ушах. Она подходит к тебе, с обеспокоенными личиком пытается помочь встать, но ты отталкиваешь ее. Отворачиваешься, стараясь не замечать крохотных слезинок в изумрудных озерах. Парни смотрят, и смеются. Ты поступил правильно, и совсем не важно, что тебе теперь плохо. Девчонки не должны помогать парням, они отвратительные. Так все говорят. Почему это ты вдруг станешь исключением?


Тринадцать лет.


Камень ударяется о стекло, раздается звон, а спустя секунду – разъярённый крик. Ты не бежишь, ты  ждешь ее появления. Баба Нюра, проклятие трех дворов, должна получить по заслугам. Ведь это она все время прогоняет  его друзей из-под окон, это она все время ругается, когда они курят в подъезде, это она постоянно докладывает их родителям, как они пьют пиво по вечерам, сидя в кустах у входа в подвал. Баба Нюра – бич всех крутых пацанов, а ведь ты крутой пацан. Совсем не важно, что эта самая бабушка Нюра постоянно угощает тебя печеньем и конфетами. Совсем не важно, что она не рассказала родителям, как ты прогуливал школу два месяца назад. И, конечно же, не важно, что она не раз и не два обрабатывала твои, несомненно, смертельные царапины перекисью, когда родители были на работе. Все ненавидят бабу Нюру. Почему это ты вдруг станешь исключением?


Восемнадцать лет.


Удар печати о бумажный лист. Слабое поскрипывание ручки. Плавные линии, очерчиваемые твоей рукой. Слова, вырываемые из самого сознания, неровной вязью ложатся на потемневшую бумагу. Твое будущее заключено в тонком стержне, в масле и черниле – вся твоя жизнь. Каждой буквой ты выписываешь свою судьбу. За каждым символом – год, пять, десять... Вот ты хороший специалист, физик, инженер. У тебя достойная работа, хорошая зарплата, уютная квартира на 40 квадратов. Жена-умница, не очень красивая, но добрая и верная. Готовит хорошо и рожает детей. Вечно кричащих, беспокойных, надоедливых, но таких милых и , несомненно, необходимых детей. Ведь это главное в жизни – стабильность. Стабильность и образование. Так  говорят мама и отец. Они хотят тебе добра. Они хотели добра твоему брату, но он идиот. Бросил их, работу, семью и уехал в никуда. В стаде бывают паршивые овцы, но ты ведь не такой? Ты сдашь этот экзамен, и у тебя будет своя, непохожая на остальных, стабильность.  У всех своя стабильность. Почему ты это ты вдруг станешь исключением?


Двадцать  два года.


Шорох страниц, запах старой, как мир, бумаги. Десятки тысяч отпечатков пальцев, почти чувствующихся на каждом уголке каждого листа. Незримая вонь пота сотен и сотен лиц, склоняющихся над средоточием знаний, старых и очень нужных. И ты один из них, тенью самого себя склонившийся в читальном зале библиотеки над  сотнями символов, обильно рассыпанных по страницам старой, потрепанной книги. Ее название ни-о-чем не говорит тебе, но оно важно. Важно для тебя, важно для сотен несчастных теней, вчитывавшихся в нее до этого. И важен будет для тех, кто придет после. Таких же умных людей, которые думают о своем будущем, о своей жизни. Ты на полпути к цели, совсем скоро ты получишь то, о чем мечтаешь – пропуск в счастливую жизнь… Тебе жаль тех, кто этого не видит. Позавчера трое твоих одногруппников напились прямо в аудитории, а потом разыграли сценку из какого-то дурацкого мультфильма. Идиоты. Одним лишним словом, жестом или движением можно испортить свою жизнь, поставить крест на будущем – неужели они этого не понимают? Постоянно кричат об отличии, о том, что жить нужно иначе. Но как? Ведь только стабильность, зарплата, хороший дом могут принести счастье. Все так делают. Они стали исключениями, и угробили свою жизнь . Но ведь ты не дурак. Ты учишься изо дня в день, получая образование, заучивая каждую букву, каждое слово и каждый знак. Ты будешь очень хорошим инженером, и сможешь получать хорошую зарплату. Все к этому стремятся. Почему это ты вдруг станешь исключением?


Тридцать пять лет.


Двери с шипением разъезжаются в стороны, и ты ступаешь на мокрую мостовую. Под каблуками ботинок поскрипывает грязь, еще вчера бывшая снегом. Ветер развевает полы пальто, пронзая холодными иглами до самых костей. Тебе все равно, ведь ты идешь домой. Еще один отличный день окончен. Ты честно работал, честно зарабатывал свои деньги длинные восемь часов – теперь можешь позволить себе расслабится. Берешь в ларьке бутылку пива, и не спеша продолжаешь свой путь. Твоя жизнь складывается как в твоих мечтах. У тебя хорошая работа, ты хороший, среднестатистический инженер. У тебя среднестатистическая зарплата инженера, среднестатистический отпуск инженера, среднестатистические брюки, пальто и портфель инженера. На носу среднестатистические очки, слегка покрытые среднестатистическими каплями моросящего дождя.  Все прекрасно, так ведь? Ты к этому шел – и вот оно, счастье. Дома тебя ждет жена, не слишком красивая и не слишком умная. Такая же среднестатистическая, как и у всех. По квартире в сорок квадратов бегает среднестатистический шумный оболтус, вечно сопливый и несносный, который доставляет кучу проблем – но ведь ты должен любить его, он твой сын, твоя кровь, смысл твоей жизни. Ты этого так хотел. Ведь каждый должен иметь работу, дом, семью…
Тебя окатывает каплями грязной воды. С раздражением ты оглядываешь, пытаясь найти нарушителя твоего среднестатистического пути домой. Молодой парень, в грязной, потертой кожаной косухе, с растрепанными белокурыми волосами. Только что пронесся мимо тебя на мотоцикле, с диким хохотом окатывая грязью спешащих домой инженеров, продавцов и рабочих.
На мотоцикле, в такую погоду, без шлема. Идиот. Так нельзя жить. Никто так не живет. Ты смотришь в лица прохожих, и видишь злобу в их глазах. Все злятся. Все спешат домой, и не хотят смотреть на дураков, живущих неправильными жизнями. Почему это ты вдруг станешь исключением?


Пятьдесят восемь лет.


Звонок в дверь. Скрип петель, усталое лицо, быстрая подпись, шорох купюр. Пенсия. Ты радуешься. Ты всю жизнь старательно работал, зарабатывая себе на счастливую старость. Вот оно, три десятка купюр, три десятка бумажных кусочков счастья. Тебе столько всего нужно сделать – оплатить воду, газ, свет. Иначе ведь ты не сможешь жить счастливо. Без воды не сможешь даже помыться, а ты часто моешься. Без газа не сможешь есть, и пить чай после ванны. Без света не сможешь смотреть сериалы, с чашечкой чая и яичницей, сразу после ванны. Такие любимые, и такие бесконечные сериалы. Всю жизнь ты был хорошим инженером, теперь ты хороший пенсионер. Иногда ты выходишь во двор, выпить пива с мужикам, поиграть в шахматы и посудачить о бабах. Ты присоединяешься к ним в этих разговорах, хотя сам мало что можешь сказать. Жена ушла много лет назад, бросив тебя с сыном. Ей не нравилась та жизнь, которую ты ей давал. Не нравилась хорошая квартира в хорошем, спокойном районе, не нравилась твоя работа, твоя дача и твой отпуск. Не нравились твои очки, и неизменные брюки, и то, как ты храпишь, и то, как ты пьешь чай, смотря телевизор. Она предпочла испортить свою жизнь, и оставить дорогого, любимого сына. Сбежала с каким-то писателем, марателем бумаги без гроша и дома. Много лет назад. Сын вырос, поступил в университет. Ему так нужно это образование, он хочет быть инженером, как папа. Ты постарался, что бы он так хотел. Ведь он ничего не понимает в этой жизни. А ты же на этом собаку съел, так ведь? Ты договорился,  что бы он поступил в тот же университет, что и ты. Что бы закончил его, и у него была счастливая, стабильная жизнь…
Ты подходишь к окну. Закат догорает огненно-рыжим огнем, улыбающееся марево окрашивает облака в цвета расплавленной стали. Во дворе гуляют дети. Как по команде их мамы начинают кричать с балконов, что бы те шли домой. Те плачут, стучат ножками о землю, прося еще пять минуток. У подъезда сидят бабки. Наверное, тоже играют в карты и судачат о мужиках. Скоро побегут смотреть сериал. Черт, сериал! Ты ковыляешь к телевизору, включаешь его. Успел. На потускневшем от пыли экране просятся лица. Какой-то старик соорудил самолет из дерева и мотоциклетного мотора, и пролетел над каким-то проливом. Совсем из ума выжил. Ты не понимаешь, как можно дожить до старости, и не поумнеть. Каким нужно быть дураком, что бы так шутить со своей жизнью, своим здоровьем. Что бы так плевать в лицо своей счастливой, стабильной старости.
На экране вновь проносятся лица. Начинается сериал. Все любят сериалы. Почему это ты вдруг станешь исключением?


Восемьдесят лет.


Тихий плеск дождя. Стук клюки об асфальт. Ты бредешь домой, переставляя свои три ноги. Клюка-правая-левая-клюка-правая-левая. Сознание сосредоточено только на этом. Ты знаешь, что в любой момент твоя жизнь может оборваться. Ты стар, но прожил хорошую жизнь. Ты ведь веришь в это. В твоей жизни было много всего… Ну, вот например… Или подожди, хотя вот… Нет, подожди…
У тебя есть сын. Он окончил университет, стал хорошим инженером. Теперь он живет стабильной жизнью, в среднестатистическом городе. Каком-то другом среднестатистическом городе. Он звонит иногда. Раз или два в месяц. Он ведь любит тебя. Просто он обычный, среднестатистический сын, все сыновья так делают. Они должны уходить, что бы жить своими, стабильными и полными счастья и комфорта жизнями. Он не стал исключением, и ты гордишься им.
Слышишь впереди смех, затем удаляющийся топот. Удар чего-то жестяного об асфальт. Поправляешь очки на носу, осматриваешься. Твои губы трогает злая гримаса. Еще одни идиоты. Измарали стену своими надписями. Вот и баллон с краской бросили. Намусорили, и думают, что это хорошо. Лучше бы учились, или работали. Все так делают, потому что так правильно. Почему, почему некоторые так хотят быть дураками?...
Поднимаешь баллон. Нужно донести его до урны, нечего мусорить тут… Что-то останавливает тебя. Что-то незримое удерживает твою руку, подкашивает ноги. Что-то холодное и скользкое пробегает по твоей спине. Руки дрожат. Ты пытаешься вспомнить это чувство. Оно уже было у тебя когда-то. Да, было. Когда ты рисовал, в детстве. Мелками на стенах, ты выводил линии и образы. Они нравились тебе, и было так тепло внутри, когда ты заканчивал. Отец всегда отбирал у тебя мелки, и давал в руки книгу. Заставлял читать и писать, и тепло уходило. Со временем ты забыл, как это – рисовать. И как это – когда тепло. Почему же сейчас вспомнил…?
Ты не понимаешь, что делаешь. Ты теряешь контроль. Тебя словно заперли в собственном теле, и ты можешь только смотреть. Снова становишься маленьким мальчиком, глядящим подслеповатыми глазами из тела дряхлого старика. Рука поднимается. Шипение краски, и желтые потеки на стене. Слезы в глазах. Тепло внутри, растекается по всему телу, захлестывает раскаленными маревом каждую клеточку тела. Солнышко на стене. Такое же, как ты рисовал над кроватью. Ноги подкашиваются, клюка стучит об асфальт. Ты лежишь на земле, тяжелые капли падают на твое лицо. Свинцовое небо нависает над тобой грозной волной. Но тебе не страшно. Солнце как будто спрыгнуло со стены и расцвело ярким светилом в твоей груди.
Сначала приходит предчувствие. Затем понимание. Следом и принятие. Жизнь, словно черно белое полотно, несется перед твоим взором. Череда дней, серые рассветы сменяются серыми закатами. Лица сменяют друг друга, сливаясь в единое, непонятное Ничто. И Солнце. Нарисованное Солнце горит в конце, яркой, манящей звездой. Ты падаешь в его объятья …


Все умирают. И все делают это одинаково. Уходят обычной, среднестатистической смертью. Почему это ты вдруг станешь исключением?