Лютодар. Гл. 24. Суд

Суд

Судебный зал находился в нижнем этаже дворца, и являлся остатком старого замка, вокруг которого потом уже возводили воздушное и прекрасное строение.
Стены были выложены серым камнем, пол – серой плитой. Даже сводчатый потолок был серым. Немного красок помещению добавляли витражные окна – их сделали, чтобы снаружи стена судебного зала не выбивалась из общего архитектурного ансамбля.

Прямо под залом находились подземелья, ведущие в сердце горы, с камерами для преступников. Оттуда и вывели Церда – похудевшего, осунувшегося, с всклокоченной бородой и диким затравленным взглядом, в ржавых тяжелых цепях, сковывающих запястья и щиколотки.   Его лицо и руки, открытые изорванной одеждой, были распятнаны синяками, ссадинами, ранами, которые уже начали гноиться, волдырями от ожогов.

Княжича Стыломорского поставили перед возвышением, на котором за длинным столом сидели Зимец, Осен, главный советник, королева, Вёс и Летон. Возле последнего с одного боку стола помещался писарь-секретарь, записывавший все, что происходит в зале суда. Это был уже пожилой человек, много лет назад привезенный Растом ко двору из Летонии. Рядом с писарем стоял мальчик, в обязанности которого входило подавать чернила и отточенные перья. Возле Зимца, за короткой стороной стола, сидел Миласт. Как член совета, он был введен в число судей. В соответствии с должностью, председательствовал Рур.

Вдоль стен зала помещалась стража, царедворцы, вельможи и – на отдельной скамье – свидетели. С них и начали процесс. Каждый свидетель подходил к сердце-камню, который был вделан в гранитную трибуну, и, положив руку на теплый минерал, говорил: «Пусть лучи Солнцелика испепелят мое сердце и мой язык, если я скажу неправду».

Сначала человек пять показали, что видели, как конь Церда лягал жеребца Лютена, и тот становился сонным и неповоротливым, как осенняя муха,  кое-кто даже заметил, что раны покрываются пеной и из них идет гной. Миласт посмотрел на них с любопытством. Сердце и язык свидетелей оставались невредимыми, хотя князь мог бы дать руку на отсечение, что во время боя глубокие ссадины на ногах животного не гноились.

Затем опросили Лютена, тот подтвердил, что вороной под ним вел себя не как обычно.

- Его и раньше лягали и кусали лошади во время поединков, такое часто случается, особенно когда разрешены боевые подковы с шипами. Но мой вороной всегда старался дать отпор, да и терпеть боль он приучен. В этот раз он еле двигался, а потом и вовсе встал как вкопанный.
Когда я вечером прошел проведать коня, он стоял в стойле, низко опустив голову. Я стал звать его по имени, но мой бедный вороной никак не реагировал. Поглядев на его ноги, я увидел, что по ним течет зеленая жижа. Тогда я бросился за Киду, но когда мы с лекарем вернулись в конюшню, жеребец уже издох.

Свидетельство лекаря в точности совпадало со словами принца. Он дополнил, что исследовал раны лошади и пришел к выводу, что это яд расти-травы, которая встречается в Стылых и в Неприступных скалах, а также на северных склонах Зеленых гор. Проникая в кровь, яд погружает человека или животное в состояние, близкое ко сну.  Раны быстро воспаляются, при этом гной окрашен в зеленоватый цвет, и, если не ввести противоядие, жертва отравления может погибнуть.

Рур удовлетворенно кивнул, и все, кто сидел за столом, кроме Зимца, в той или иной форме выразили свое одобрение.
Пришел черед Церда. Подсудимый не клялся на сердце-камне,  придание носило,  что на того,  кто защищает свою жизнь,  магия чудо-минерала не действует.

- Церд из Стыломора, признаешь ли ты, что смазал копыта своего коня ядом, чтобы убить лошадь противника?

Церд опустил свою лохматую голову в знак согласия, но главный советник жестом не удовлетворился.

- Говори, - потребовал он.
- Я не хотел, чтобы жеребец умер, - глухо произнес княжич Стыломорский, - только чтобы он лишился сил.
По залу прошел шепот неодобрения.
- С какой целью ты это сделал?
- Ради победы.
- А зачем тебе нужна была победа?

Церд поднял глаза на главного советника. Но ничего не сказал.
- Церд, знал ли ты, что победитель на турнире в честь Посвящения провезет по почетному кругу принцесс?

Это был вопрос не в бровь, а в глаз. Сквозь зубы Церд ответил «Да», отпираться было бессмысленно.

И опять зал загудел, зашипел, выплескивая ненависть и презрение на княжича Стыломорского.

- Признаешь ли ты, Церд, наследник Стыломорский, что отравил принцессу Яру, когда вез ее по почетному кругу, до или после этого? – возвысив голос, спросил Рур.

Церд обвел зал мутным взглядом. На секунду показалось, что он готов во всем признаться, чтобы поскорее покончить с этим. Но вот глаза его встретились с живыми злыми глазами Великого Зимца, и стыломорец, собрав силы, крикнул:
- Нет! Я не признаю себя виновным в этом преступлении! Я хотел только выиграть турнир. Зачем мне убивать принцессу?

Недовольный ропот в зале стал громче. Из общего гула слышались отдельные проклятия в адрес Церда, не желавшего раскаяться в преступлении.
Рур улыбнулся:

- Видимо, все это было подстроено ради приза - мешочка золотых монет? Неужели в Стыломоре такой неурожай, что наследники готовы на низость, порочащую честь воина, ради грошей и чужих доспехов?

Зрители засмеялись, а Церд густо покраснел.

Главный советник продолжал заседание. Он опросил еще двух свидетелей – бывших нянек принцесс. Те подтвердили, что, судя по ленточке на запястье, Церд держал на руках именно Яру, и именно этой девочке стало потом плохо.

Опять выступил Киду, на этот раз с пространным докладом о яде фаслиска, из которого следовало, что достаточно приложить к губам человека палец, смоченный в отраве, и через некоторое время начнется паралич дыхания, глотательных мышц и всех членов тела, а еда в желудке окрасится в густой оранжевый цвет. Лекарь говорил слишком долго, рассказывая о местах произрастания опасного растения и сложностях его обработки. Поэтому королева сочла возможным прервать свидетеля:

- Спасибо, достопочтенный Киду, - сказала она. – Думаю, ни у кого в зале уже не осталось сомнения в виновности княжича Стыломорского. Хочет ли кто-нибудь выступить в его защиту?

Зимец встал вместо ответа.

- Хорошо, Великий Зимец, - кивнула Свеста, - надеюсь, тебе действительно есть, что сказать. Но прошу тебя, будь краток. Мы и так затянули начало суда на неделю.

- Я повторю то, что уже говорил на совете. Наша бедная королева и мы – четверо Великих – потеряли пятерых дочерей, - Зимец вздохнул и сложил руки на животе. Лицо его выражало неподдельное горе. Выдержав паузу, он продолжил.

- В свете этих событий, ни у кого нет сомнений, что смерть принцесс не была случайна. И тот, кто покушался на малышку Яру, стал причиной гибели ее старших сестер. Церд появился в Большом Круге только на утро турнира. Его не было даже в день Посвящения! Поэтому каждому ясно, что он не мог убить ни Ладу, ни других девочек.

Рур скривился:
- Мы это уже слышали. Понятно, что Церд был орудием в чьих-то руках, и мы должны еще разобраться, в чьих. Однако это не умаляет его вины. Голова одна – пальцев много. И если палец причинил зло короне, его надобно отнять. То, что Церда не было рядом с Ладой или Идой, в данном случае ничего не значит. Это единственный твой аргумент в защиту… Рур чуть не сказал «твоего сына», но вовремя исправился – «княжича Стыломорского?».

- Нет, наша добрая королева дала мне неделю, и я потратил ее на то, чтобы отыскать человека, который хочет зла маленьким принцессам, и мог (Зимец выделил это слово) навредить их старшим сестрам. И Солнцелик был благосклонен ко мне. Могу ли я вызвать бывшую няньку принцессы Яры и задать ей несколько вопросов?
Королева вопросительно посмотрела на старшего советника. Тот кивнул.
Нянька, дрожа, вышла к длинному столу.

- Скажи нам, добрая женщина, во время турнира кто-нибудь заходил к девочкам?
- Да, господин Великий Зимец, у них был лекарь Киду, который их всегда проведывает и осматривает, господин главный советник и княгиня Дария.
- Зачем приходила Дария?

- Покормить свою дочь и проверить, как кормят принцесс.
- Прикасалась ли она к принцессам?
- Да, ведь она главная кормилица.
- Прикасалась ли она к их губам?
- Я не помню, - замотала головой нянька.
- Тебе придется вспомнить.

- Возможно, прикасалась. Она следила, как кормилицы кормят малышек и поправила грудь у одной из них. Это молодая девка, первородка. Ей только 16, и она вечно неправильно сует сосок ребенку. Вот княгиня ее и поучила.
В зале опять послышались смешки и остроты.
- Это была кормилица принцессы Яры?

- Да, молодая кормит Яру, то есть кормила, пока ее не выгнали. А старшая, у которой своих уже трое, Ясту.
- К чему эти вопросы? – спросил нетерпеливый Осен, но Зимец продолжал, не обращая на него внимания.

- Видела ли ты княгиню после того, как она вышла из детской? Куда та направилась?
- Да, вскоре я пошла в прачечную за свежим бельем для малышек и, проходя по коридору, заметила, что княгиня Дария разговаривает с господином Великим Летоном.
- Ты слышала, о чем они говорят?

Нянька замялась.
- Ну же, ты ведь дала клятву говорить правду?
- Я шла быстро, и до меня долетело всего несколько слов. Я слышала, как господин Великий Летон… - женщина подняла испуганные глаза на Летона, но Зимец еще раз напомнил ей о клятве, и нянька, заикаясь, проговорила:
- Он сказал: «Не думаю, что кто-то из детей Свесты является моим ребенком».
- К чему ты клонишь? – разозлился Летон. - Ведь ты, Зимец, думаешь так же.
- Закон велит нам признавать своими всех детей королевы, - смиренно скрестил крупные ладони на груди Зимец.

- Довольно! – Свесте было не слишком приятно слышать это. - У тебя есть, что сказать по существу, Великий Зимец?

- Добрая женщина, - Зимец обратился к няньке. - Что ты слышала еще? Расскажи суду все, что говорила мне, не бойся!

- Потом господин Великий Летон еще что-то спросил, очень тихо, и княгиня Дария ответила ему: «Я сделала все, как надо». И еще что-то, но я уже далеко ушла от места, где они стояли, и не слышала окончания разговора.
 
Зимец удовлетворенно кивнул и разрешил няньке сесть.

- Дайте мне еще несколько минут. После того, как обвинили Церда, я стал расспрашивать изгнанных нянек, и от этой доброй женщины услышал историю, которую она только что пересказала вам. На совете достопочтимый Рур почти открыто обвинил меня в том, что Церд мог убить принцессу по моей указке.
Зимец сокрушенно покачал головой.

- До этого мне бы и в голову не пришло подозревать кого-то из Великих, ведь я считал, что они испытывают к  детям, рожденным нашей доброй королевой, те же чувства, что и я. И тут я услышал странные откровения Великого Летона. Не скрою, они меня возмутили. Но Летона в некоторой степени можно понять. Как каждый из нас стал Великим? Поиски справедливости на этом суде требуют, чтобы на некоторое время я вернулся к воспоминаниям, хоть закон и велит нам отречься от прошлого. Я, к примеру, был вдовцом, и мой единственный сын Церд проводил больше времени с семьей моего брата, чем со мной, так как я занимался войной и государственными делами. Ни моя, ни его жизнь сильно не изменилась, но, не скрою, я чувствовал себя польщенным, что наша добрая королева причислила меня к Четырем. Пятеро детей нашего доброго Осена, рожденные им до брака с королевой, и поныне здравствуют, а его бывшая жена стала еще толще, чем была двадцать лет назад. (И снова по залу прокатился смешок. «Добрый знак», - подумал Зимец). История Великого Вёса печальна – от полуденной лихорадки умерла его первая жена и младенец. Это случилось еще до церемонии Четырех, поэтому  королева и наши дети стали его единственной семьей.

Зимец опять выдержал паузу и начал речь, возвысив голос.

- Но Летон ради дворца оставил любимую жену и маленькую дочь. Мы провели бок о бок много лет, но видели ли вы, чтобы этот человек хоть раз улыбнулся счастливой улыбкой? Когда ему сообщили, что княжна Чернозерская похоронила дочку, кажется девочку звали Литка, он был сам не свой. А потом он узнал, что его бывшая жена родила здоровых мальчиков – от другого мужчины. Возможно, тогда у него и появилось желание отомстить. В год рождения близнецов князя Миласта погибла бедняжка Лада!

- Какая чушь! – разозлился Летон. - Это все домыслы, которые не имеют под собой никаких оснований!

Но Рур, внимательно слушавший Зимца, сделал тому знак продолжать.
- Конечно, это домыслы. Но не далее как вчера случилось очередное покушение на малышек принцесс. Я говорю покушение, так как в свете всего, что произошло раннее, сложно назвать пожар в детской случайностью. Вы скажете, любой мог поджечь. Но позвольте мне допросить еще одного свидетеля.

Рур позволил. Королева прикусила губу. Миласт сидел бледный как мел, глаза Летона метали молнии.

Зимец вызвал тощего большеголового парня, который быстро произнес клятву.
- Скажи суду, кто ты и какое задание ты выполнял?

- Я Гил по прозвищу Репка, один из конюхов Великого Зимца. Мой господин велел мне наблюдать за господином Великим Летоном.

- Следить за мной! – гневно воскликнул Летон, так что говоривший сразу смешался. Но Рур успокоил конюха и велел продолжать.
 
- Так вот, я всюду ходил за господином Великим Летоном. А вчера днем я видел, как к нему подошла лекарка Ая, которая каждый день ходит в королевский лес за травами, и что-то сказала. Слов я не расслышал, так как не мог подойти близко. А вечером Великий Летон сам направился в королевский лес. Я пошел за ним тайно и увидел княгиню Дарию.

Миласт сдвинул брови, и складка на лбу превратилась в черную рану. Летон наклонился и что-то сказал писарю, а тот, в свою очередь, подозвал мальчика с чернильницей.
 
Гил вкратце пересказал подслушанный разговор, особо выделив, что Летон пообещал Дарии помочь вернуть ребенка.
 
- А потом я услышал, как господин Великий Летон попросил княгиню Дарию кое-что сделать.

- Как именно звучали его слова?
- Он сказал – и ты тоже должна кое-что сделать. Она спросила, что. Дальше Великий Летон заговорил шепотом, но последнее слово я расслышал. Это было слово «Опасно»!

- Странный разговор, не правда ли? – спросил Зимец. - И все бы ничего, но через пару часов начинается пожар в детской. Маленькие принцессы чуть не погибли!

Королева смотрела на Летона. В глазах ее были боль и ненависть.
- Я бы хотел спросить нашу добрую королеву Свесту, кто подал ей идею пригласить главной кормилицей Дарию? Кто попросил оставить ребенка с княгиней Чернозерской после пожара?

- Это был… - королева опять впилась взглядом в Летона. Его лицо стало каменным. Без обычной улыбки-ухмылки. Сейчас оно не выражало ничего. – Это был Великий Летон!

Королева встала:
- Стража, взять его!
Несколько воинов кинулись к судейскому столу, но Летон вскочил, и, отбросив ударом сапога одного из стражников, в два прыжка преодолел стол, буквально перепрыгнув через князя Миласта, кинулся к окну. Зазвенело стекло, а через мгновенье Летон скрылся в проеме. Миласт отреагировал раньше других. Выхватив меч, он бросился через разбитое окно следом за беглецом. Раст уже несся в сторону оранжерей. Миласт не нагнал бы его, если б Летон не споткнулся о камень на тропинке. Князь успел ухватить его за край туники. Но ловкий беглец дернулся вперед, увлекая князя за собой, тот упал на одно колено, а Летон уже вернул себе равновесие и обернулся к Миласту с мечом в руке. Клинок понесся на князя. Тот начал поднимать свой меч, осознавая, что делает это слишком медленно. Но сталь резанула только по ткани, оставив в руке Миласта кусок белого шелка.

- Спаси Дарию, если она еще во дворце! – сказал Летон. Он протяжно засвистел, вызывая коня, и побежал прочь. Из разбитого окна и выходов дворца уже неслись стражники.