При дороге

                ПОЖАР.
     Пожар случился глупой ночью, когда все крепко спали. Блокгауз располагался рядом с причалом и первым поднял тревогу вахтенный матрос парохода « Пионер», Он поднял механика и матросов, тут же запустили пожарный насос и начали тушить своими силами, послали за Марфой Кирилловной. Отец в ту ночь дежурил в диспетчерской и по тревоге поднял городских пожарных, которые и прибыли на пристань минут через сорок. В то время пожарная дружина использовала конную тягу и оперативностью, не страдала…
     Тушили до утра и, в конце концов, пожар погасили, но… пшеница и овёс – стратегический запас – был испорчен вконец: часть сгорела, часть вымокла , смешалась с песком и грязью, провоняла дымом… Пока пытались общими силами спасти, хоть что-то, появились представители органов и тут же арестовали весовщика, дядька Ивана Величко да отца, не глядя, что был он на дежурстве. Мама пыталась как-то узнать где папа, но он нежданно сам появился, во второй половине дня, хмурый и неразговорчивый.   Они, с Мафушей, закрылись в кабинете и долго не появлялись. Когда же отец пришёл домой, то на мамины вопросы только отмахивался и бубнил что-то злое, нелицеприятное. Он как-то поджался, потемнел лицом и очень редко улыбался.  Мафуша тоже посуровела, меньше улыбалась мне, а я обижался, не понимал взрослых.
     А по городу позли слухи об арестах речников. В сентябре, снова арестовали отца, подержали в ДОПРе до очередного дежурства – выпустили. У него распухли пальцы от расстройства. На пристань пригнали плотников, привезли брёвна: восстанавливали блокгауз, спешили достроить до холодов – урожай выдался знатный, а зерно хранить было негде.
   Близилась, к завершению навигация, подходили и становились на зимовку суда, согласно плана, в устье ручья. Отец сутками не появлялся дома. Помогал ставить баржи и катера на зимовку, составлял ремонтные ведомости, заявки на запчасти и материал, инструмент. Забот прибавилось во много раз, время не ждало и органы не забывали, третировали приводами да отсидками – выбивали из рабочей колеи.  Мафуша пыталась было заступиться за отца, но ей пригрозили:
« Не выступай, немецкое отродье, скоро и тебя пропишем надолго».
     А жизнь катилась перекатиполем… Зима удалась на славу! Сугробы намело, не успевали двор и причал очищать. Плотники, которые заканчивали внутреннюю отделку хранилища, на перекуре, выстрогали мне лыжи и я упорно осваивал их за счёт шишек и разбитого носа. В редкие-редкие дни, отец водил меня в заводь, долбил лунку и мы, с великим азартом, таскали пескарей да плотвичку, сидел бы я над лункой, до посинения, но самому мне было строжайшее табу, выходить на лёд.
     Тихим сапом, по лощинкам да перевальчикам, накатывалась весна, а с ней и навигация.
         Пароход белый
А утро выдалось туманное и по-летнему душное. Угадывалось жёлтым пятном солнце, только покинувшее Биринские леса, абсолютная тишина смениласьпроснувшимся порывом ветерка. Космы тумана постепенно сносило пол монастырские кручи.. Я украдкой размотал шёлковую леску, нанизал на крючочек уснувшую в коробке , муху и забросил удочку под плицы "Восхода", мирно попыхивающего парком. Уклейка оголодала, видать и клюнула на ходу, но вдруг провернулись гребные колёса и поклёвки как обрезало...Еще немного побросав леску в воду - убедился, что клёва нет - начал сматывать удочку и тут услышал далёкий лопот плиц, оттуда, из тумана... Шёл пароход, но по расписанию, до завтра, не было рейсовых...
- Что, Миня, тоже услышал? - спросил вахтенный матрос, позёвывая в кулак.
- Ага... Кто же идёт?
- Ну, стыдно не знать... "Победа" из капиталки, на испытаниях. Но я уже почти не слышал последних слов.Из-за поворота показался узкий нос с флагштоком, потом - корпус и носовая надстройка, для пассажиров - рулевая рубка и капитанский мостик, короткая мачта, черная труба с  золотистым Гербом - кормовая надстройка. В показавшихся лучах солнца, на него было больно смотреть, такой он был белый! Из трубы шёл еле уловимый дымок, он совершал длинную дугу вокруг песчаного выступа, приближаясь к пристани...
Скрипнула дверь диспетчерской, показался отец и начал спускаться к причалу, увидев меня с удочкой - погрозил пальцем... Поправил фуражку и форменную тужурку, подошёл к свободному участку причала и замер в ожидании. Пароход вынырнул из последнего клока тумана, подвалил, к причалу и застопорил машину... По инерции прошёл какое-то расстояние, и только бы коснуться штевнем причапа - отработал задний ход и замер как вкопанный. Матросы набросили гаши тросов на кнехты и подали трап. Сильно припадая на правую ногу, по трапу сошёл длинный мужчина и распахнув объятия, двинулся к отцу.
- Мишаня! Друг ты мой дорогой, привет! - и они  крепко обнялись, растрогавшись до слёз.
- Минь! Помнишь - я тебе рассказывал о друге Борисе?
- Ага...
- Иди, знакомься.  Познакомились... Потом сидели в нашей "конуре", (со слов Мафуши) и мама угощала нас пирогами с сомятиной и чаем с малиной...Они плавали вместе, на старом пароходе,на Припяти. Я с интересом слушал ихние байки, о прежней жизни, пока Борис, глянув на часы, не заспешил на судно.
- Нет-нет, не уговаривайте... Я ж бегу с начальством - испытательный рейс, до Белых Берёзок и обратно. Время на передышку, по программе, кончается... Пора. До встречи! Будем часто видеться.  И ушёл... Раздался гудок и "Победа" побежал дальше... Белый пароход, как лебедь проплывший вчера низко над рекой. Был и нет его, только воспоминания и размышления...                17.03.201
 
                МАФУША
     Марфа Кирилловна Бергер, уроженка степных  раздолий Украины, Была младшей дочерью колониста из Германии, предок которого, ещё в семнадцатом веке пришел туда, искать лучшей доли. И доля улыбнулась ему. Трудолюбивый, хоть и мало, но образованный, цепкий, он служил писарчуком-дьяком,  женился на дочери писаря Коша  Запорожцев, выполнял поручения по заготовке разного товара , а когда тесть отошёл от дел – занял его место.
Участвовал в нескольких казачих походах за Дунай. Повезло – при дележе  добычи, получил добрый куш и отошёл от казачих дел. Прикупил пруд с мельницей да хуторок малый,жил в достатке,  любовался  сыном и дочкой. Дружил с соседями, не драл за помол три шкуры. И его уважали люди. Заходили в гости, звали на свадьбы да похороны.Отец Мафуши доводился пра-пра-правнуком тому колонисту. Давно высох ручей и развалилась плотина мельницы. Давно ушла в мир иной, любимая жена Анна. Думал, по ночам, когда не спалось: «Вот вырастет Марфуша, пустит в дом приймака и заживут они в ладку да тиши…» Думалось… Да не так жизнь повернула оглобли. Прогремели революции, потом – Гражданская война. Гуляли по степи то Махновцы, то Красные, то Белые. То «батьки», на любой калибр. Но как-то приспособились. Утихли сечи, миновала пуля да шашка. И на том спасибо доле… 
     Подрастали дети… Собрал старшего, Петера, отвез дьяку в обучение,  а тут и Марфуша подоспела. Такая красавица вызрела –  заглядение! Отвёз и её, определил в классы.
Отучились они четыре года и тут постигло их несчастье… Налетела банда недобитая, порубила родителя, пожгла-разграбила добро. Погибель ждала молодых людей да, на счастье,  Петер вспомнил, как они с отцом, тёмной ночкой зарыли горшок с золотыми монетами, под старым жерновом… Петер закончил кадетское училище и ушёл служить в армию, а Марфуша кончала училище инженеров водного транспорта, в Киеве. Вместе с примерным дипломом, она получила направление в Черниговское пароходство, на должность плёсового инженера . На месте выдали ей робу, инструмент – теодолит и рейку, на месяц продуктов – сухим пайком, моторный баркас. с матросом-мотористом  и  участок реки, от Чернигова до Новгорд-Северска и выше, по течению. аж до Трубчевска.
     Для начала соорудили на баркасе укрытие, типа циганской кибитки, чтоб было где спрятаться от непогоды, запаслись соляркой да смазкой для мотора, попрощались с помощниками и вышли в неизвестность. Никто прежде не снимал излуки и плёса речные, не вычерчивал планы… И вот, баркас отвалил от пристани мастерских и гремя всеми железками, и безбожно чадя – двинулся вверх, по течению и скоро затерялся в солнечных бликах. До позднего вечера гремел мотор, пугая полчища комариные, потом затих в заводи. Вскорости появилось пламя, раздули костерок, а в котелке лежал прямоугольник полуфабриката пшённой каши. Заправив варево консервами, они молча повечеряли и улеглись в свой балаган, надеясь уснуть, но… не тут-то было! Комарьё!..
 Ворочались, укрывались с головой – без толку. Тогда Степан, так звали матроса, соорудил факел и пошёл искать сухие коровьи «лепёшки». Скоро он вернулся с добрым оберемом блинов, продырявил банку из-под консервов, гвоздём, разжёг блины и, помахивая как поп кадилом, занёс спасительный дымокур в кибитку. Такой подлости кровососы не ожидали и, недовольно зудя, исчезли…
     Проснулась Марфуша от мягкого шлепка в борт, прислушалась… снова шлёпнуло… Она выглянула. Оказалось, что Степан настроил удочку и таскал увесистых подлещиков, которые и шлёпали в борт баркаса. Марфуша быстро почистила рыбу, заложила в котелок и принялась варить ушицу… С аппетитом похлебали уху и отчалили. За поворотом отрылся длинный плёс – начало их промысла.
На излуке, Степан высадил Марфушу с прибором, а сам переправился на противоположный берег, поднял рейку… так началась съёмка местности, составление карты долины реки...

     К пристани Новгород-Северска они добрались во второй половине июня, поздно вечером. Причалив баркас у ручейного причала, Марфа зашла в диспетчерскую и попросила связаться с Черниговским техучастком . Дождавшись связи – коротко доложила о прибытии в город и о решении задержаться дня на три, для приведения в порядок записей съёмки. Неспешно шагая к причалу, она намечала план на завтра. Кончались продукты, солярка и смазка для мотора. Простывший в непогодь Степан страдал от чирьев… «Придётся показать врачу. Баркас дал течь в носовой части, подремонтировать бы…»
Попив чайку – провалилась как в пропасть, давала знать себя усталость и недосыпания, но проснулась бодрая, весёлая. Умылась и приказала Степану следовать за собой. До больницы было километра полтора, добрались к началу работы и тут же попали на приём к врачу.
Степан смущался, неохотно показывал свои болячки, как дело дошло до паха – и вовсе заупрямился. Врач – еврейского склада, мужчина средних лет, покачал головой и как отрубил:
    - Вам, молодой человек, на пушечный выстрел, к реке – зась! Месяца на полтора. Вот вам направление в больницу и без возражений, иначе наряд милиции вызову!
     Так, нежданно, Мафуша осталась одна. «Как же теперь? Мотор запустить не по силам, рейку носить некому  да одной, на реке, никак невозможно…»  Задумавшись, она нечаянно забрела в городской парк и присела на скамейку против «девушки с веслом», обдумывая положение, в котором очутилась.  Краем глаза она заметила, как в парк зашел широкоплечий, молодой мужчина и забыла о нём. А тот увидев печальную девушку – остановился, а приглядевшись, тихо произнёс: «Надо же! Как две капли…» Потоптавшись ещё на месте, он решительно подошёл к скамейке и гаркнул командирским голосом:
    - Здрасьте! Вы что тут делаете? Почему хмуритесь? Такая красивая улыбаться, во всё лицо должна! Вы кто такая? Вы Петера Хольта знаете? – задавал он свои вопросы, не давая Мафуше опомниться.
    - А..а вы откуда Пита знаете? – потерянно спросила она…
    - Ага! Так вы – Марфуша!? Я не ошибся! Уррра! Такое сходство! Никогда не перепутаешь – тараторил молодой человек, не умолкая – Разрешите представиться: Иван Бергер, ваш земляк, ваш почитатель, командир Питера, после ранения, восстанавливаю здоровье…Вот…
Мафуша изумлённо поднималась со скамейки… Вдруг силы покинули её и рухнула бы на дорожку парковую, если бы вовремя не подхватил , нежданный земляк.
   - Ох! – выдохнула она, приходя в сознание Где я? Что это?.. И, вдруг припомнила последние минуты, подхватилась, бросилась к Ивану и почти закричала:
    - Где, где Питер, что с ним?
    - Да не беспокойтесь так, с Питом всё в порядке, вою… и прикусил язык, но было поздно! Марфа всё поняла…
    - Там?.. – он согласно кивнул,  еле  заметно – но с ним всё в порядке, подменяет меня, пока «ремонтируют…» - заключил он, бесшабашно улыбаясь.
Они долго бродили по дорожкам парка – знакомились и… будто бы знали давно друг друга.  Марфуша, конечно же рассказала о сложившейся ситуации в  её экспедиции. Она не предполагала, как выберется из этого тупика. Потом Иван проводил девушку, до самого баркаса. Что-то поколдовал у мотора и легко завёл железного монстра. Попили, приготовленного на костре, Марфой , чая, долго провожали пылающий закат… Коротко попрощавшись, Иван исчез, растворился, в наступившей темноте. Оставшись одна, Марфуша загрустила, вспоминала брата, каким он был, при прощании, вспомнился Иван, как он представился… Она заулыбалась несмело да так, с улыбкой на лице и уснула …
     Проснулась, с какой-то радостью, может утро было светлое и пригожее по-летнему или чириканье, рядышком пичуг-птичек божиих? Но было и ещё что-то, чего раньше, не примечало Марфушино ухо, что-то, что обещало перемены, рождало надежды… Она вылезла, с полотенцем, через плечо и зубным порошком в руке, и, как обожглась, широченной Ивановой улыбкой и начала тонуть в ней, помимо своей воли, не могла отличить реальность, от мечтаний ночных, тайных и немного непристойных… Но…но как он здесь? Зачем он здесь?  Что он.. И не могла додумать свой вопрос, так как, перелезая через борт баркаса, чуть не сорвалась и, уже реально, попала в жаркие обятия, и точно утонула в них, без возврата и без сожалений…
     И только много позже, успокоясь, они сходили в снабжение, получили продукты, получили зарплату Марфушину, получили солярку и смазку. Почти всё было запасено, уложено. Осталась течь… и навестить в больнице Степана. Город-то чужой, родичи далеко и моральная поддержка парню необходима.. Прикупив угощения на местной толкучке, Марфа подалась в больницу, А Иван, проваодив девушку взглядом, принялся приподнимать талями носовую часть баркаса. После, зачистив от ила и тины доски, в местах течи, начал конопатить щели,  закрыл лиштвой пазы, чтобы не вылезала конопать….
Когда Марфуша подошла к причалу – баркас подрагивал у причала, от тихой работы мотора. Они ещё с утра, решили – как только закончат дела на берегу, так, сразу же, отчаливают и  уходят в самый дальний конец, чтобы, если и откажет мотор, то спускаясь на вёслах, продолжать съёмку долины реки.
     До Белых Берёзок добрались без проблем, а дальше Десна становилась уже и быстрее, но не это беспокоило, а молевой сплав леса. Лес сплавляли свежесрубленный, тяжёлый, он, почти полностью погружался в воду , его сложно было обнаружить днём, а что говорить о ночи? Пришлось плыть только днём, в хорошую видимость. Это,  непредвиденное препятствие, усложняло работу,   у Ивана было около двух месяцев, а дальше – за назначением…
     Трубчевск открылся на правом, крутом берегу Десны, белой стеной кромника и церковными луковицами-башнями, колокольнями – гляделся внушительно и неприступно. У начала крутого подъёма в город, на реке, стоял дебаркадер, вместо пристани. Причалили, связались с техучастком, доложили, что приступают к работе. Так начался обратный путь…
Иван оказался прав. Дня через три-четыре мотор почихал-почихал, но заводиться отказался напрочь! И пересели они на вёсла, набивали мозоли, но дело есть – дело!
Через пару дней они начали понимать друг друга с полуслова да и без слов, и  в начале третьей недели подплыли к причалу Белых Берёзок. Эх, лучше бы они его проплыли мимо!
     Как раз,  в те дни, там свирепствовал фининспектор пароходства.  По рассказам работников пристани, «ставил всех к стенке».
Положил свой вездесущий глаз и на невзрачный баркас у причала, а узнав, что это экспедиция техучастка, потребовал все отчёты, по финансовой линии. Всё накладные и квитанции сверил, до копеечки, нашёл «излишки» провизии (а как им не быть, если, иной раз забывали перекусить, обходились чаем да сухарём?) Пытались  объяснить , доказать да где там?  «Нарушена норма, под суд!» - и весь разговор. Марфуша пыталась позвонить своему начальству, но этот дуболом «арестовал» все телефоны и, ни «тпрру, ни ну», а время-то уходит… Тогда за дело взялся Иван. Он сходил в райком и оттуда связался со своим командованием . Какие там сработали колёса или пружины, но, на завтра пришла телефонограмма и фининспектор, сник, как спущенный шарик, зло махнул рукой и ребята, не мешкая, отдали концы и скрылись с глаз. Не дай Бог - передумают!...  Пришлось им догонять время, трудясь от зари до зари. Спали четыре-пять часов, даже на еде экономили время.
     И вот – Пушкари, последняя съёмка и промеры – дальше – Новгород-Северск… Урра! Закончив работу, Марфуша  вздохнула и как бы съёжилась, почувствовала усталость… Видя такое состояние любимой, Иван уложил её в кибитку, сам погнал лодку к городу. Тихонько причалил и быстро ушёл в город. Вернулся, когда уже встало сентябрьское солнце. Марфуша давно проснулась, но в теле была такая истома, что не хотелось, не только вставать, но и думать о чём-нибудь.
Иван вскочил на баркас, намеренно шумно, со стуком, он напевал какой-то марш и стал тормошить Марфу. Поднял, усадил, велел принарядиться , а сам вышел на причал и стоял напевая и любуясь светлым днём. Вода в реке стала прозрачной, белесо-голубой, от большого содержания мела и извести. «Интересно, а я и не замечал, что река такая красавица, чем-то напоминает Мврфушу».
    - А вот и я! – весело объявила она, вылезая на причал. На ней было плотное, голубое платье, чуть темнее речной волны и кокетливая, лёгкая шляпка, украшенная вуалеткой, белые танкетки на низком каблучке, в руках держала белую же сумочку, прямоугольную, неброскую, но так идущую к её стройной, заманчивой фигуре! Иван стоял поражённый её видом…Потом схватил её в объятья, закружил… поставил и очень серьёзным голосом произнёс:
    - Мадемуазель, карета подана! - И подтолкнул её у выходу. За калиткой стоял мотоцикл с коляской, а рядом сержант в новенькой форме. Не успела Марфуша опомнится, как они пересекли город, проскочили ворота, со звездочками и остановились у крыльца, где стоял часовой. Они зашли в большой кабинет, там, за дубовым столом сидел полковой комиссар, у стола два лейтенанта. Марфуша всё ещё не понимала, что происходит. Что-то промелькнуло в голове, когда отлучившийся Иван, внёс огромный букет  чайных роз…
    - Вань..
Но тут поднялся полковник и командирским голосом обратился к Ивану:
    - Слышь, казак, а ты невесту просветил о мероприятии?
    - Никак нет, товарищ полковой комиссар! Это сюрприз…
    - Ну-ну, заговорщики… И так, приступим…
Хемер Марфа Кирилловна ( Марфуша невольно встала), вы добровольно, без принуждения и по любви выходите замуж за майора Ивана Оттовича Гербер?
Марфуша открыла, было рот, как пойманная рыба… чуть помедлила и сказала:
    - Да…
    - Та-а-ак… Ну, а тебя, сияющая рожа, и спрашивать не буду – соврёшь ведь, дружба? Так что живите в ладе, любитесь, рожайте и т.д. и т.п.  Вместо подарка вам – вот … - и он протянул конверт – На обустройство, а теперь казённая часть: Вот вам свидетельство, если согласны, то подпишите.
Иван нетерпеливо схватил ручку…
    - Торопыга! Приоритет  - даме! 
Марфуша, в предобморочном состоянии,взяла у Ивана ручку и подписала, за ней – Иван.
    - Где банкет будем проводить? В столовой? Или в доме офицеров? Сколько родичей? Знакомых
    - У меня один – Степан… - ответила Марфа
    - У меня двое – хозяйка с мужем.
    - Богато! Ладно… Подкинем,  свободных от дежурства, командиров с жёнами. Расходы часть берёт на себя. Всё, возражений не принимаю!.
     Свадьба, по-началу скованная, а после нескольких чарок и знакомства, шумная и весёлая, с танцами и играми – затянулась далеко, за полночь и запомнилась Марфуше на всю жизнь. У молодых оставалось, на всё, про всё – неполных два дня…
А пролетели они, как миг один! Всё осталось там, в двух незабвенных ночах… Всё там, всё там… И вот – автобус, как в тумане, его руки, его губы, его запах: другого такого нет! Тронулся автобус, Иван порывался выскочить, но командиры удержали…потянулся за колёсами шлейф пыли, кто-то из провожающих пытался догнать, кто-то махал руками, одна Марфуша стояла, от всего отрешённая, как не живая. Автобус давно скрылся за дальним поворотом, разошлись провожающие, а она стояла,  бездумно глядя себе, под ноги… Да и куда ей было идти? Кто её ждал?... Но – вот вынырнул из переулка мужчина и стал приближаться к  Марфе.
    - Марфа Кирилловна, нужно собираться, часа через три-четыре ждут пароход.
Она молча двинулась за Степаном, молча собрала вещи и инструменты и пошла на пристань. Степан оставался матросом в местном техучастке.
Подошёл «Днепровец» - рейсовый грузопассажирский пароход. Оказалось, что мест нет, но ей уступил свою каюту помощник капитана. По прибытии в Чернигов, руководство заслушало её доклад, который вызвал такой интерес, что(хотя она была беспартийная) пришлось ещё раз докладывать в обкоме партии, после с ней беседовал второй секретарь, а через несколько дней её доклад слушался на коллегии министерства. Потом она бродила по вечернему Киеву, любовалась его памятниками и Крещатиком. Утром Марфушу вызвали к министру. Состоялся серьёзный разговор. Говорили обо всём: о жизни, интересах, политике и, главное – об Иване . Потом министр подал ей записку, со словами:
    -Прочтёте на досуге, а сейчас пройдите в отдел кадров – после зайдите ко мне.
Там, ошеломлённой Марфе вручили документы и направление в Новгород-Северск, на должность начальника пристани, без испытательного срока! Случается…
     Министр поздравил с назначением, пожелал успехов, посоветовал, по приезде на место заглянуть в райком партии, пожал на прощание руку.
    - Счастливо добраться и не забудьте зайти в комитет, там для вас – сюрприз…
Выйдя из министерства, Марфуша вспомнила о записке. Присев на парапет фонтана, она развернула листок и ахнула! Там был почерк Ивана  и не просто записка, а рекомендация в партию. Тайком поцеловав милый почерк, бережно сложила листок  и заторопилась на пристань. Пора было добираться, к новому месту работы и судьбы…
     Первая радость её ждала в Чернигове. По рекомендации министерства, ей выделили небольшой, но довольно быстрый, катерок – весь белый,  с  голубой полоской ватерлинии, а с ним – матрос моторист, Степан!
Через полтора суток были на месте, Квартирку, из двух комнаток и кухоньки, ей соорудили на нижнем этаже здания пристани. Вещи её вместились в объёмистый рюкзак. Бросив его в прихожую, даже, не замкнув двери, она пошла представиться коллективу. Только закончился торжественный сбор, как подкатила бричка, из райкома. Там её ждал шикарный сюрприз: Из складов выделили обстановку в квартиру. Для женщины - это было что-то!   
     Постепенно всё улеглось и жизнь начальника пристани  стала  неотъемлемой частью, не только пристани, но и города.   
 Страна развивалась, мужала, поднималась из пепла,  интенсивно строилась. Всё больше и больше нужно было угля , леса, хлеба и к хлебу .
Дорог, по сути, не было, не было и автотранспорта, не было паровозов, вагонов, рельсов, шпал. Как-то держался на плаву, самый дешёвый – водный транспорт. На него и делали ставку партия и правительство .
На Десне, в то время, работали: грузопассажирские  пароходы «Победа», «Днепровец»,«Восход; буксирные – «Дежнёв» и БК (1, 2, 3, 4)- первые дизельные катера.
Перебрасывали из Донбасса уголь, обратно крепёж в шахты, хлеб, военные грузы, Сплавляли плоты из брянских лесов. Движение на реке было бодрое, случались казусы  и  аварии – везде нужна была  смекалка и знания начальника пристани.
И Бергер старалась до всего дойти сама и приучить к ответственности подчинённых. Ещё помогала активно, чем могла на курсах ликбеза. Страна требовала грамоты, грамоты…  В один, из таких, напряжённых дней, вызвали её в райком партии. Вернулась она чернее тучи, заперлась в кабинете… Никто не видел её дня три. Потом ушла с ревизией по портопунктам. Вернулась загорелой, но так же, печальной. Зашла как-то в диспетчерскую и рассказала отцу, что брат её Питер и муж Иван погибли смертью храбрых, защищая Испанское небо.
Вот тогда она и прикипела душой к нашему семейству и ко мне, в частности.
К концу тридцатых годов, в стране появился какой-то достаток, упали цены на основные продукты и необходимое, чаще, по вечерам распевали песни, заработал кинотеатр, базар шумел с утра до позднего вечера. Люди повеселели, приоделись, выезжали на природу.
                ПИКНИКИ
     На местной линии перевозил пассажиров пароход «Пионер». Был он невелик, вмещал около пятидесяти пассажиров. Весь белый, опрятный, по бокам – колёса с плицами Труба тонкая, длинная, чуть наклонена в сторону кормы, на ней белый серп и молот, а на самом верху, две красные полоски. Бывало – бежит-торопится по плёсу, шлёпает плицами: чоп-чоп-чоп… И как-то радостно на душе, улыбаться хочется, знаете? Как забияка, но в белой манишке. Так  он в выходные или по праздникам возил семьи работников пристани, на песчаный пляж, под Пушкарями. Если выпадала хорошая погода, то и два-три рейса делал. Тогда на пляже народу собиралось, как в хорошем посёлке. Были на пляже и временные палатки. Туда выезжали кооператоры, частники(больше евреи) стояли  грибки, от солнца и деревянный бассейн, для самых маленьких. Его наполняли вёдрами. Собирались  самые упитанные и, чтоб сбросить жирок, таскали вёдрами водицу, пока не наполнят. А вокруг мы : разбойники, пираты, красные бойцы – штурмовали деда Ёсю – мороженщика…
Ох, какое же у него вкусное было мороженое!  Жёлтое, крупичатое, запашистое! Он священнодействовал: в левой руке держал  форму -патрон, правой опускал в форму кружочек вафельный, заполнял ложкой форму мороженым, накрывал вафельным кружочком и со словами: «кушайте пожалуйста» – выталкивал из формы это чудо. Ми стояли зачарованные, ждали своей очереди, держа в ладони вспотевший пятачок и предвкушая свою порцию. А вокруг нас, на разнообразных подстилках, на свободных лотках – море закуски, самовары,блестящие на солнце «мерзавчики» (поллитровых бутылок не было). Играли патефоны,гармошки, гитары. Торговали драже в шоколаде, раковыми шейками, папиросами парашютист, разными безделушками… К вечеру звучали украинские, белорусские песни. С песнями и в город возвращались...               
    
                И. О.