Первые шаги. Первые впечатления

Человек помнит все. Следует только настроить себя, направить  поток сознания к нужному файлу. И вот он, твой первый миг на земле, когда, открыв глаза и увидев свет,  ты кричишь, то ли от страха, то ли от удивления. И я,   когда-нибудь вспомню его, пусть даже в свою последнюю секунду, но обязательно вспомню. А пока прибегнем к воспоминаниям родных, соседей и знакомых. К свидетельским показаниям, одним словом. Но сначала несколько слов о самой квартире. Коммунальная квартира - это один длинный коридор, три комнаты и одна, большая кухня на всех. Ну и, естественно, один  туалет и один водопроводный кран с холодной водой, которую давали по часам.
  В детский сад тогда брали лет с 4-х, так что до 4-х лет я, как написали бы в старинном романе, получал домашнее воспитание. А уж если быть совсем точным, то домашнее - соседское. Нянек у нас не было,  точнее няньками были все свободные от работы обитатели дома. Соседи справа, соседи слева, соседи сверху и снизу. Детей воспитывали сообща, пока за дело не бралось государство. А оно раньше 4-х лет, как я уже писал, брать нас в свои объятия не хотело. Так мы, все  вместе, переходя из комнаты в комнату, жили, играли, ели, пили, спали, пока наши родители не возвращались с работы. Ну и как при такой жизни обойтись без приключений, без истории, которую затем, как легенду рассказывали и детям, и внукам. Была такая история и у меня.
Мой усатый нянь, которому наскучило сидеть дома в жаркий летний день, утащил меня на речку, к приятелям, где они занимались, по всей видимости,  нехитрыми  мужскими  делами. Я же, предоставленный сам себе, жадно впитывал новые впечатления, новые слова и выражения, обогащая свой, пока еще совсем скудный словарный запас. А вечером, когда пришли с работы родители на просьбу: «Коля,  скажи - папа, Коля,  скажи - мама», выдал целую фразу: «Бей, сука,  буба! »Вот так, хотите- верьте, хотите нет, а я бы сейчас многое отдал, чтобы посмотреть еще раз на лица своих дорогих  родителей.
А ещё у меня была бабушка.  У неё даже имя было как из сказки – Веселова Анастасия Филипповна. Впрочем, на Томне так не говорят. Здесь её называли « Настасьей Филипьевной».
С тринадцати лет она  работала на Комбинате, ещё до революции начинала. И проработала там 47 лет. Почему я запомнил эту цифру. А потому что пенсию она получала 47 рублей с копейками. Мы это знали, так как те копейки она отдавала нам, на кино, на мороженое, на  разную нужную  мелочь,  для которых любая копейка хороша.
И ещё одна вещь  поражала меня  в ней, хотя и осознал я это много позже. Она была глубоко верующим  человеком, ничего не зная ни о православных канонах, ни о христианских догматах  вообще. Её знания о религии основывались на высказываниях «батюшки»  в церкви и одной непреложной истине: « так мама научила». Она даже  евангелие никогда не читала, не было его в доме. При этом знала массу молитв, псалмов наизусть. Каждый вечер она зажигала свечу перед иконой и молилась. Можно было, притворившись спящим, слышать эти молитвы. О чём они были? Да, о нас и были.
Когда я освоил грамоту, мне поручали  писать поминальные записки в церковь – « о здравии» и «за упокой». Там указывались лишь одни имена родных и близких, остальное – Господь сам знает. Даже мои ошибки в написании прощались: «Ничего, Господь поймет о ком речь». Ведь что главное в молитве?  Искренность помысла. А всё остальное приложится.
Поминальные записки писались перед каждым походом в церковь. Меня, разумеется, в эти походы не брали, да я бы и не пошёл тогда. Всё-таки некоторые идеологические догмы сидели в нас в то время весьма прочно. А вот в поминальных записках, с точки зрения коммунистической морали особого греха не было. А потому и писал: брал обычный тетрадный лист и мысленно делил его пополам. С левой стороны вверху я  писал «За здравие», с правой стороны  – «За упокой». Напротив меня садилась бабушка и, словно бы, погружалась куда-то. Вспоминала, вспоминала всех, кого знала, о ком помнила:
-Так, пиши: За здравие раба божия Николая, Петра, Виктора, Юрия, Николая…
-Бабуля! Николай уже был.
-Это другой!... Ты пиши, пиши.
И я писал. С каждым годом эти записки,  тех кто «За здравие» становились всё короче, но заканчивались традиционно: « И всех сродственников наших».
Список за упокой писался гораздо дольше. Порой бабушка надолго замолкала, затем, словно бы очнувшись,  диктовала дальше:
-Пиши: «Раба божия Виктора, воина Николая, воина Владимира…
-Бабушка, а слова «воина» каждый раз писать?
-Пиши каждый раз. Они на фронте погибли.
Моя бабушка. Один эпизод неизбежно выплывает в памяти, когда я вспоминаю о ней. Я ходил тогда в детский сад и нам должны были сделать какие-то особые прививки. Весьма болезненные, а самое главное после укола было возможным небольшое недомогание и  повышение температуры. Потому и просили родных придти пораньше и забрать нас домой. Пришла моя бабушка и принесла  мне новую шапку. Моя старая,  шерстяная была ужасно колючей, а ещё под неё  мне  повязывали  платок, который постоянно сбивался в сторону. Новая  шапка была так хороша, что я  просто прижался щекой к прохладному меху  и смотрел на бабушку, а она смотрела на меня.  Мы всё понимали без слов, и радовались каждый  по-своему.  Я - новой  шапке, а она, наверное, радовалась тому, что радовался я. 
Каких-либо границ в квартире не было, не помню я их. Детям разрешалось всё, детей не обижали, не было ни щипков, ни толчков, ни подзатыльников.
Вечером собирались  за одним столом, большим, круглым и раздвижным.
Многие из тех, кто живет  в нашем доме сейчас, наверное, не поверит, но это правда, это я помню точно, - на кухне стояла большая русская печь. И печь топили настоящими дровами, и пекли пироги на противнях: большие и маленькие, с грибами и рыбой, вареными яйцами и зеленым луком. А еще на печи, за занавеской,  была лежанка. И однажды нас маленьких уложили здесь спать, потому что в квартире гуляла  свадьба, а мы не спали, отодвигали занавеску и подглядывали. И тогда  я первый раз увидел, как взрослые целовались. Я даже сейчас знаю, кто это были, только вот не скажу.
Из домашних развлечений главным было, конечно же, лото. Большой холщовый мешок, в котором так уютно постукивали деревянные бочонки, карты с цифрами, набор картонок, чтобы закрывать объявленные цифры. Почти у каждой цифры было свое прозвание: 11- барабанные палочки, 90- дед. «А вот, посмотрим, сколько деду лет – 13, чертова дюжина, да он совсем еще ребенок наш дед». Виртуозы могли отработать всю партию, не назвав ни одной цифры по номиналу. Играли на деньги, по копеечке за партию. И  при удачном раскладе за вечер можно было выиграть копеек пятнадцать. Деньги по тем временам  немалые.
Запомнились отключения электричества по вечерам, но для этих случаев всегда была припасена старинная керосиновая лампа   с абажуром. А отключали электричество довольно часто. Это сейчас я догадываюсь почему: не аварии, нет; не могли аварии случаться так часто.
Страна делала бомбы, и город  Горький, а  точнее  город Саров или, по-другому «Арзамас – 16», были совсем рядом. Там электричество было нужнее. Ну, а у нас люди привычные, их темнотой не испугаешь.
Комната наша, хоть и была самой большой в квартире, все же с трудом вмещала нас шестерых, какое-то время вместе с нами жили  бабушка и мой двоюродный брат, тем не менее, на Новый год в доме всегда была елка, пусть небольшая, но настоящая, из леса. Новогодние приготовления начинались с того, что в дом из подвала приносились игрушки. Я всегда  удивлялся тому,  сколь много чудесного вмещалось в этот небольшой фанерный ящик. Стеклянных игрушек было немного, но зато какие! Шары, чистого цвета, прозрачные, расписанные, вероятнее всего вручную. Фигурка  Черномора, которая  прикреплялась к ветке особой прищепкой.  Различные сосульки, шишки, ягодки и, наконец, самое главное – «верхушка» или шпиль, который и  завершал  преобразование  Ёлки лесной   в Новогоднюю красавицу. Как правило, ёлка стояла до Старого Нового года, после чего игрушки вновь отправлялись в заветный ящик и убирались в подвал на целый год. Странно, но с годами, когда и жить стали вроде бы лучше, и мебель поменяли, и паласы постели, но елку наряжали  все реже и реже, может из-за тех же, паласов и мебели.  А может просто потому,  что мы повзрослели и Новый Год из домашнего праздника становился другим, пусть и не менее ожидаемым, но другим.
И еще, в квартире жил  кот Васька – здоровый   и важный. В руки совсем не давался. Домой приходил только отсыпаться, ну и поесть, если дадут. Глядя на него, поневоле поверишь, что мы здесь лишь постояльцы, а настоящий хозяин всего - он. Посмотрит иной раз так, что мороз по коже: как фельдфебель на новобранца.