Тётя Люся

--               
   Пустеют и вымирают псковские деревеньки и села. Зимой молодежи уже почти не встретишь на деревенских улицах, а детей - и подавно. Только летом оживают дома и дачки. Доживают свое старики...
Так и в моем родном Красном посёлке, что расположен в живописнейшем месте в Невельском районе Псковской области. Общепринятое его название - Изоча, по наименованию железнодорожной станции. Местность там красивая - лес, озёра - чем не курорт? Вот мы и называли его в рифму с Изочей - "Северные Сочи". Когда-то здесь бурлила жизнь. И вот уже поселок в 200 дворов осиротел. Мало осталось и старожилов. Приезжаешь и ждёшь встречи со старыми знакомыми. И радуешься, когда увидишь родное узнаваемое лицо. Но таких лиц остаётся все меньше и меньше.
   Одна из старожилов - моя соседка, её дом стоит прямо у дороги. Я зову её тётя Люся, зная её уже много лет. Помню её молодой и красивой, статной. Улыбнётся тётя Люся - и озорные лучики появляются в глазах. А пережила она немало, всего повидала на своём веку. И два пожара пережила, и потерю мужа, и перипетий разных испытать довелось. Но все затмила война.
Впрочем, всё по порядку.
    14 октября 1924 года в деревне Голяши, что в нескольких километрах от Красного посёлка, родилась девочка. Родители назвали её Людой. Подросла девчушка и, как все её сверстники, пошла в  школу, где и проучилась 6 лет. Затем пришлось нянчить чужих детей, позже уехала по вербовке на стройку в Ленинград.
   17 лет было девушке, когда началась Великая Отечественная война. Она и её подруги, работавшие на стройке, услышали об этом печальном событии из объявления по радио. Трудно передать эмоции и чувства, охватившие  девчат! Смятение - это мало сказать... Но времени на размышления и переживания не было. Всех их отправили на рытьё противотанковых рвов под Тихвином и Волховстроем. Тетя Люся вспоминает:
" Я была тогда в белом платье и белых туфельках. Так и пошла рыть окопы..." 
Когда немцы подошли к Ленинграду, её направили на аэродром маскировать самолеты ("ястребки"). Нужно было срезать дёрн и укладывать на крылья и "тело" самолета. Работа не из лёгких. Но делать нечего - всех мужчин забрали на фронт.
    Ну а потом - где только не помотала жизнь! Вначале работала на лесозаготовках в Златоусте. Нужно было заготавливать дрова для паровозов. Позже училась на пожарника. Познакомилась однажды с двумя девочками - сёстрами, с ними потом и скиталась где придётся... С попутчицами на случайных поездах доехала до г.Ногинск Московской области. Вспоминает: " Сёстрам удалось раздобыть буханку хлеба. Легла спать в вагоне и положила хлеб под голову. Проснулась - а там одна только корка осталась."  Было голодно.
По приезде в Ногинск пошла в военкомат проситься на фронт - отказали ввиду малого возраста. Пошла во второй раз - уступили мольбам девушки, взяли на фронт. Училась на повара. Курсы закончила на "отлично". Молодого повара направили работать в лётную столовую. Чуть позже перевели девушку в секретный отдел стоять часовым на посту. Приходилось стоять по 4 часа три раза в день, итого набиралось в сутки 12 часов.
   Потом часть перевели на Украину, на границу с Молдавией. Это был 3-й Украинский фронт, главнокомандующий - Толбухин. Солдатом прошла Молдавию, Румынию, Болгарию, Венгрию, Югославию, Австрию. В Венгрии её часть попала в окружение. Начался бой. Спасала раненых, свозила их в госпиталь, там же работала санитаркой.
Вспоминает: " Тяжело ранило молодого солдатика, остался без рук и без ног. Мы, девчонки, несём его на носилках, плачем навзрыд от жалости, а он, калека, смехом заходится - видно, от болевого шока. Невыносимо смотреть было на покалеченных парней, вот и не выдерживали, плакали... А врач строгая была, всё ругалась на нас, чтобы не плакали, а подбадривали бойцов."
И дальше: " Помню, сбили вражеский самолёт. Взяли в плен немца. А он молодой, в кармашке фотокарточка жены. Закрыли  пленного в глиняном доме-мазанке на ночь. А утром встаём - его нет! Расковырял дыру и вылез. Но всё-таки догнали его. Дали мне пистолет, но выстрелить не смогла, пожелела..."
    Конец войны застал Людмилу в Австрии. "Я как раз варила перловую кашу солдатам. И тут вдруг крики: " Победа! " От радости я про кашу-то и забыла. А она сгорела... Что делать? Кормить солдат как-то надо. Ну, что отскребли, что сдобрили маслом, так и обошлось.  А бои продолжались ещё до 24-го мая. Потом до октября держали в части на территории Австрии.
Первыми отправили по домам женщин. Разрешили взять с собой трофеи. Домой дошло две посылки. Вернулась домой, в Изочу, а дома нет. Жили в сохранившихся сараях, баньках, хлевах. Работы не было. В посёлке во время войны жили немцы (они пришли туда уже в июле 1941-го года). Так эти дома уцелели. В школе немцы устроили госпиталь, она тоже сохранилась. А Голяши немцы спалили. Факелами жгли дома..
   Изочу освободили в 1944-ом году. Начали отстраиваться, кто выжил - возвращались на родину. Возрождалась жизнь. Было трудно. А жили всё равно весело, было веселее, чем сейчас живёт молодёжь. Ходили в гости друг к другу, "дружили хатами", организовывали танцы, общие праздники. На одном таком празднике познакомилась с парнем. Высокий, красивый, к нам был прислан работать председателем сельпо. Он тоже воевал, но ранило только однажды, да и то несерьёзно - в пятку. Девчата на него посматривали - завидный жених! А он пригласил на вальс и не отпустил больше - как прикипел, говорит. А до того только 3 раза и виделись. Любовь... Так и поженились. А жить негде ."
   Пришлось в Изоче дом молодым отстраивать. Вот в этом-то дому и жили потом. Троих детей вырастили. Внуки пошли. Теперь вот и правнуки подрастают. А дом на этом самом месте дважды горел.  И уже без мужа, с помощью детей и внуков, построила тётя Люся новый просторный дом, освящённый батюшкой. И стоит этот дом, как и прежде, у дороги, и красуется сказочной красоты цветами, любовно выпестованными дочерью- опорой, которая на пенсии поселилась с матушкой своей на природе и свежем воздухе. А летом дом тёти Люси, как и вся деревня, наполняется голосами и словно оживает вместе с природой.

Не раз потом навещала я тётю Люсю, приезжая в деревню. Справлялась о здоровье, беседовали о житье-бытье. А спустя полгода тёти Люси не стало. Теперь я навещаю её ухоженную могилку, и с надгробия на меня смотрят всё те же, с лукавинкой, лучистые глаза.