Тому назад одно мгновенье... гл. 13

                13

                Ночью у нее была бессонница. Не помогли  успокоительные коктейли.   Встала Александра Адамовна в паршивом настроении, и первой его мишенью оказалась  неосторожная  Ася. Не угадала она маминого состояния, зато ее родительница сразу угадала, чего нужно доченьке:
                – Так, не скули и не юли! – оборвала она намеки Аськи на  безденежье в конце месяца. – Сколько  нужно? Сказала бы в лоб, так нет: « Как твое здоровье, мамуля? Как спала? Чем помочь?» А ты видела здоровых старух? Пришли Вовку за деньгами. Не сейчас, под вечер!
                И стукнула трубкой о рычаг. Затем кинула взгляд на кипу дневников, подумала: « И чего не выкинула сразу, старая  курица?»
                Вот, привязалось к ней это глупейшее – курица! Какая она курица?!
                Но после кофе с булочками (три дня назад она разрешила себе все!) Александра Адамовна  устроилась в кресле возле  журнального  столика и протянула руку к дневникам. Вытащила один, из середины, открыла – опять же, не с самого начала… Не хотелось больше никакого порядка.
                « 20 апреля 1959 года.
                Я не ошиблась, мне не показалось: здесь и вправду другой коллектив, другая среда! Как хорошо, что я попала к этим девочкам!
                Значит, дело не во мне, а в среде? Первый раз я задумалась о значении этого слова, хотя о нем только и слышим – в лекциях, на семинарах: «Среда определяет сознание». Кто это сказал? Забыла. Только почему  одни в любой среде себя чувствуют хорошо, а другим подавай определенную среду, чтобы себя как-то проявить? И кто виноват в том, что человек в одной среде раскрывается, а в другой  вянет? Значит, виновата все-таки среда? Или я, не приспособленная к жизни?»
                Александра Адамовна раздраженно буркнула:
                – Еще умничает. Делать ей нечего.
                И вдруг подумала: «Вот  я   никогда себе не задавала таких пустых  вопросов!  Жила просто – и все!»
                Все-таки привычка никогда себя не критиковать сработала и сейчас. Александра Адамовна, так и не узнавшая другой среды, кроме одной, научной, не стала ломать голову над вопросом,  а как бы она вела себя, попав в чужеродный коллектив? Например, в компанию врачей,  которые чихать хотели на ее мнение непрофессионала? Или в среду колхозников в советские времена? Приспособилась бы? Научилась доить коров, если бы пришлось?
                «Ладно, что ты там еще намудрила?» – спросила она у Маши, никому больше не задающей вопросы. И открыла  снова чужой дневник на том же месте.
                « Прежняя наша  группа (французская) по количеству активисток-отличниц переплюнула весь этот курс. И  здесь вроде бы и не пахнет комсомолом. Какое-то удивительное равноправие. Никаких тебе Сашенек Ташковских с королевской осанкой и подбородком выше носа! Да я ни разу не видела ее с улыбкой на лице!!»
                На этом месте Александру Адамовну просто перекосило от негодования: «Ах ты, мерзавка такая! Ей не нравится моя осанка! Мой подбородок! И с чего это вдруг я должна была тебе улыбаться?! Ты мне кто? Никто!»
                Гнев прошел неожиданно: вспомнилось вдруг, как однажды ее поразило одно словечко в устах Артема.
                Он тогда встретил ее после экзамена, а она была под впечатлением от чужого поступка, смелого, как ей казалось.
                – Представляешь,   что вытворила только что одна моя сокурсница, Ольга? Швырнула зачетку чуть ли не в лицо преподавателю! Увидела, что он пишет ей «посредственно»,  и возмутилась. Она – дочка профессора, на красный диплом идет,  а  тот – простой аспирант, сидел на экзамене ассистентом! Преподаватель как раз вышел, а… этот не дождался и трояк поставил!
                – Плебейка она, а не дочка профессора, –  сердито ответил Артем.
                – Но это у нее первая тройка!
                – А это имеет значение? И что твой аспирант? Не дал пощечину в ответ? Жаль.
                – Но почему – плебейка?
                – Гневаться из-за пустяков и унижать другого может только плебей. Тоже мне – аристократка! Не она же профессор, а папа.
                Ничего она тогда не поняла. А сейчас словечко выскочило из сознания, в котором застряло и словно приклеилось  к ней самой,  втайне себя считающей аристократкой. Пусть не по происхождению, но по духу, да!
                Александра Адамовна с шумом выдохнула,  снова вздохнула. Но проклятый дневник манил к себе…
                « У меня сразу появился свой кружок, хотя я должна сказать, что здесь нет закрытых для всех  группок. Они какие-то ситуативные, что ли. И самое смешное – я попала в элиту, как оказалось, то есть – в круг тех, кто учится хорошо и пользуется уважением всего курса. Хотя среди них – ну ни одной дочки преподавателя!
                В общем, мне тут комфортно. И еще странно: меня  недавно назвали самой красивой девочкой на курсе! Ха-ха-ха!
                Об этом я узнала, когда опоздала на день рождения к Стелле М. Мы с нею  сидим  за одной партой на лекциях. Она умница, еще и с чувством юмора. Обожаю таких!
                Все уже собрались в ее квартире, сидели за столом, а я  моталась по центру в поисках цветов для именинницы. Мне подсказали девочки, что она любит желтые тюльпаны, а мне как назло попадались  любые, но не желтые, а если и желтые, то уж очень мелкие. Хотелось комильфо, а денег не хватало. Цветы жутко дорогие в центре города.
                Цветы купила, но опоздала минут на пятнадцать. За столом были и незнакомые мне подружки Стеллы с других факультетов. Меня почему-то встретили так радостно, словно это я была тут главная. И вдруг Стелла говорит громко:
                – Кто не знаком с нашей Машей, прошу внимания! Это самая красивая девочка на нашем курсе!
                И все заулыбались добродушно и захлопали. Я чуть не провалилась на месте, так стало неловко. Но  если бы Стелла  говорила с насмешкой, я бы сразу усекла. Она это сказала искренне.  А сама-то какая! Вот кто по красоте переплюнул даже моего бывшего кумира – СашуТ.»
                – Да что ты в меня вцепилась?! – воскликнула Александра Адамовна, чувствуя, как  недавняя симпатия к Маше стала испаряться. – И все-то у тебя красавицы! Аня,  подружка Гриши, теперь Стелла, а раньше была я! И ты сюда же – в красотки метишь!»
                «25 апреля.
                На  Майские праздники обещал приехать Илюша! Я уже вся извелась от тоски по нему. Ах, лучше бы мы поженились! Ведь сейчас весна, а я одна, одна. Почти…
                Вчера я на некоторое время забыла о нем и даже считаю это маленьким предательством.
                В общем, было так: прицепился ко мне снова Артем. Это уже третий раз. Первый – я его отшила. Он решил выступить в роли посредника между мною и своим наглым дружком – Эдиком. Уверял меня, что влюбленный в меня  Эдик совсем потерял голову и даже перестал учиться. Мечтает о свидании!
                Я сказала тогда «посреднику»:
                – Передай бедняжке, пусть успокоится, у меня есть жених.
                Артем не поверил:
                – А чего же все время одна?
                – Скоро приедет.
                – Подождем, – усмехнулся Артем и отчалил.
                В следующий раз  он меня перехватил в спортзале. Я ведь сейчас хожу в спецгруппу. В ней собрались калеки со всех факультетов. Но когда у человека очки, протез вместо ноги или руки, или сто лишних килограммов веса, то хоть видно, что инвалид.. А у меня каждый раз  физрук спрашивает:
                – А вы, барышня, как сюда попали?
                – Язва, – докладываю привычно, но почему-то получаю недоверчивую ухмылку. А иногда меня оглядывают с ног до головы, останавливая глаз на бюсте. Вот гады – эти молодые преподаватели физкультуры!
                Успела только переодеться после занятий,   вижу Артема – улыбается, через вестибюль ко мне идет, словно мы с ним  давние друзья:
                – Привет, Мария!  Подожди меня на крыльце, я  мигом. Поговорить нужно.
                – Во-первых, некогда мне, – отвечаю, – во-вторых, мы уже обо всем поговорили. Нельзя же быть таким… навязчивым.
                – Но и такой нельзя, как ты.
                – Какой – такой?
                – Несгибаемой. Пококетничала бы немного, чтобы смягчить удар нашего с Эдиком поражения, а ты…
                Мне почему-то стало неловко.
                – А если я не умею кокетничать?
                – Еще как умеешь! – улыбнулся он. – Мы же наблюдали!
                – Да сроду я не кокетничала!
                – Может, я не так выразился. Просто…ты с девочками разговаривала, а мы наблюдали…И какая ты…живая, улыбчивая, естественная со всеми.  Глазками своими синими стреляешь. А с нами…
                Он так потешно изобразил мою надутую физиономию, что я рассмеялась.
                – Вот-вот! Ты – другая! И мне хотелось бы просто с тобою…поболтать, как человек с человеком, потому что ты мне интересна как индивид. Я, может, изучаю психологию личности!
                – Где?
                –  Нигде. Сам! Читаю книги Владимира Леви. Слышала о таком психологе? О-очень интересно. Могу дать его книгу.
                – В библиотеке возьму.
                – Так подождешь меня? Я только сумку свою заберу в раздевалке!
                И он так быстро  убежал, что мне стало неудобно за свою несгибаемость. Но разве это предательство – просто поговорить с человеком?
                Я медленно поднималась наверх по проспекту от корпуса, в котором размещается наш спортивный зал. Он догнал меня с такой счастливой физиономией! Взял под руку, но я тут же выдернула свою. И он вздохнул.
                – Ну, где обещанный разговор о личности? – напомнила, чтобы не молчать.
                – Ты что-нибудь слышала о методе тестирования при изучении психологии личности?
                – Нет, а что?
                – У нас все эти зарубежные научные штучки были в загоне. То есть,  дореволюционные русские ученые-психологи разрабатывали этот метод, например, Рыбаков. А потом их подхватили в Европе, потому что нами они были забыты. Вернее  – оболганы. Тебе интересно?
                – Дальше!
                – Был, например, такой тест – «Фигуры Рыбакова», в котором определяли уровень  развития пространственного воображения… У тебя как с пространственным воображением?
                Я засмеялась:
                –Думаю, что  паршиво..
                – У тебя  в школе что было по геометрии?
                – Трояк в аттестате.
                – Ну, тогда  с Рыбаковым подождем. А есть тесты не в виде геометрических фигур. Как бы тебе…попроще? Вот какие у тебя есть недостатки?
                – Зачем тебе мои недостатки? Я их, может быть, скрываю.
                – Ну, считай, это тест на самокритичность.
                – Дай подумаю.
Мне почему-то стало легко и даже весело. Парень, конечно, демонстрирует свою эрудицию, но мне всегда была интересна психология. Так что он правильно выбрал предмет для разговора.
                –Тебе какие мои недостатки назвать, – уточнила я. – Связанные с моим отношением  к обществу, или персональные?
                – Давай иначе: ты скажи мне, что любишь и кого? Тогда сама поймешь, какие у тебя недостатки.
                – Люблю тетю Лиду, которая меня вырастила, подругу Аню, друга детства, Илью…
                – Ты забыла  про партию и народ, – подсказал Артем, и мы оба засмеялись.
                – Вот это и есть мой крупный недостаток – не люблю народ, люблю его отдельных представителей.
                – Как это, как это?!  –  затараторил Артем,  комически изображая ужас. – Не любить советский народ – это, это…
                На нас напал смех, и мы стали обыгрывать ситуацию, перечисляя все «виды» народов: простой народ, русский народ, украинский, советский,  американский…
                – Фи! – кричал Артем, развеселившись не на шутку, – американский – это вообще сброд какой-то, каша из англичан, испанцев и прочих эмигрантов со всего мира!
                – А наш, советский, – подключилась я, – каша из украинцев, прибалтов, казахов и еще десятка национальностей!… Наша каша гуще и разнообразнее!
                – Плохо знаешь состав американского народа!
                И вдруг он остановился, глядя на меня влюбленными …. глазами, и   как-то горячо, страстно даже произнес:
                – Какая ты… настоящая! Живая, понимаешь? Этим и привлекаешь. А еще – красивая.
                – Саша красивее, – вдруг ляпнула я то, что в голове крутилось.
                – Да, может быть, но вы разные, и у нее нет чувства юмора. Хорошая девчонка, правильная, но …слишком правильная.
                – Перестань!
                – Ладно, молчу, – покорно согласился он. – Так что там у нас с советским народом? Почему это мы его не любим?
                – Когда кого-то любят, то думают о нем. И  он имеет свое лицо. И это лицо хочется все время держать перед глазами. И скучаешь по нему.
                – Как верно, – почему-то грустно согласился Артем. – Хочется. И думаешь. – Он снова заулыбался. – Значит, о народе мы не думаем? Ай-я-яй, нехорошо как, уважаемая Мария! Вы же комсомолка, вам положено думать о народе, а не об отдельных его…как вы сказали – представителях!
                Мы вернули себе хорошее настроение, но осадок остался. Из-за Саши. Напрасно я вспомнила ее. Получилось – подставила девочку для критики. Нет чувства юмора… Разве это мешает любить? Или из-за этого можно разлюбить? А что она правильная…слишком, то разве это плохо?
Я вот совсем неправильная".


продолжение http://www.proza.ru/2015/01/25/2177