Денис Мацуев в Лондоне

                Денис Мацуев снова в Лондоне.

Недавно, я уже писал о концерте Мацуева в Барбикане, вместе с маэстро Гергиевым.
И вот новый концерт в Фестивальном Зале, в центре Лондона, на берегу Темзы.
Зал был неполон и я был удивлён, вспоминая аншлаг в Барбикане и невозможность попасть на концерт сибирского виртуоза-самородка, в Питере, несколько лет назад...
Начал Мацуев с Чайковского, с «Времен года».
Слушая музыку и исподволь сосредотачиваясь, наблюдал за слушателями, думал о том, что фортепианный концерт, намного более сложная форма классики, нежели концерты симфонического оркестра.
Тут на сцене только фортепиано и исполнитель и только через работу клавиш этого инструмента, можно попробовать достучаться до душ зрителей-слушателей.
Совсем непросто получить полное сосредоточение, сходное  состоянием медитации, когда вместо стройного хора голосов симфонического оркестра, слушаешь одинокие удары молоточками по струнам. Тут нужна школа, понимание классики и умение, а точнее достаточно высокий уровень музыкальной культуры...
Под задумчивые переливы мелодии Чайковского, мне вспомнились давние времена, когда я, приходя в Филармонию, в Иркутске, садился где-нибудь позади, на свободные места и погружался в медитацию, инстинктивно наслаждаясь слитными звуками оркестра и оббдумывая сои совсем непростые драматические обстоятельства той поры. В голове всплывали картины природы и погодные феномены в виде дождя, или жары, снега или мороза, вызывающие то или иное настроение.
Вот и здесь, я представлял себе окрестности реки Тосно, под Питером, видел из окна красивой деревянной дачи, необозримые пространства вдали, покрытые лесом, а на ближнем плане, замершие в тишине дома покинутой жителями деревни, превращающейся летом в дачный посёлок.
В своём воображении, сидя здесь, в цкнтре Лондона, я видел за окнами тихий снег, окрестности погружённые в зимнюю дрему, слышал грустную тишину, заброшенного,  некогда жилого поселения...
Потом Мацуев со страстью и отнюдь не с сибирским темпераментом, исполнил вальс Мефистофеля, Листа. В этой пьесе, Лист — композитор, демонстрировал своё умение пользоваться инструментом, каким обладают высокого мастерства пианисты. И здесь, во всем блеске предстала техника Мацуева, его сила физическая — а он крупный и мускулистый мужчина, и вместе способность погружаться в музыку с головой, забывая об аудитории, о времени и о себе. Он, в этом своеобразии, напомнил мне великолепного, непревзойдённого советского пианиста Рихтера, который, будучи по сложению крупным мужчиной, обладал незаурядной, магической техникой и тонкостью слуха.
И тут, как у Рихтера, техника позволяла передавать многие экспрессивные оттенки сочинений, разных по манере и стилю, композиторов...
Мои руки и ноги сделались тёплыми и тяжёлыми, как в настоящей йогической медитации и мысли в голове не мешая слушать и сопереживать, временами стройную, а времена ми бурную мелодию, я начал думать, что современное восприятие классики, наверное радикально отличается от восприятия этой музыки, ещё сто лет назад, когда не было ни радио, ни ТВ, ни проигрывателей и си-ди плеёеров...
Нынешнее восприятие классики, как мне кажется, стёрто и забито постоянным музыкалным фоном вокруг, который можно без стеснения назвать какофонией.
И человеку не музыканту, под этим звуковым прессом, очень трудно сохранить незамутнённое состояние сосредоточенности, которым, наверное обладали слушатели во времена Баха, Бетховена, да наверное и во времена Чайковского, Рахманинова, Стравинского и Прокофьева.
Вовлечение в мцзыку, уровень понимания и наслаждения ею, можно определить через язык тела слушателей. Вот и в этот раз, я невольно обратил внимание на притоптывание в такт нашей соседки, или склонённую в усталой вежливой дрёме, голову седого человека, сидящего впереди.
 А Мацуев, на сцене постепенно разгорался и виртуозная музыка Листа, заиграла совершенно необычными, мощными, блестящими гранями!
Я, невольно, в восхищении качал головой, слушая сложные пассажи исполненые непринуждённо и даже с каким то щегольством. Не будучи музыкантом, я понимал чего стоила Мацуеву эта лёгкость и экспрессия в такой трудной пьесы!
Первая половина концерта закончилась и мы вышли в Фойе, где купили мороженое, а потом вышли на балкон этого великолепного Фестиваль Халла, откуда виден весь центр, река отражающая бесчисленное количество ярких огней большого города, сами здания и мосты часто-часто стягивающие противоположные берега металлически-бетонными связками мостов...
Я рассказывал жене, что у нас в доме, в моём детстве, был маленький радиоприёмник, и долгими зимними  вечерами, я, в полутьме, приникал к динамику и слушал радиопостановки  с хорошей классической музыкой в качестве эмоционального дополнения и расцвечивания текста рассказов.
Особенно, почему-то запомнилась мне радиопостановка «Туанельский Лебедь», сопровождаемая божественной музыкой Сибелиуса. Тогда я не знал ни имён композиторов, не бывал на концертах, но радио, позволило мне полюбить классику и это увлечение перешло уже и во взрослую жизнь...
Второе отделение концерта включало несколько пьес Рахманинова, мало знакомых обычным слушателям. Мне же нравились и они, хотя я вспомнил впечатления о сильном впечатлении от второго концерта Рахманинова, когда, каждый раз за музыкой, я представляю жизнь тогдашней России, молодого, повесу Рахманинова, который после оживлённых гулянок и разъездов по ресторанам, возвращался домой под утро, садился за рояль и начинал перекладывать на музыку, свои ночные впечатления молодого, сильного, радующегося жизни человека, который был, как и все тогда, покорён величием русской истории, надвигающейся Революции, значением неприхотливой, неяркой, но очень лиричной природы, вокруг.
И впечатление от весенней, короткой ночи, дополнялось ощущением надвигающегося на страну социального шторма!
Всё вместе и создало в душе композитора это великое чувство сопричастности к трагедии века и драмы российской истории.
Уже будучи в обустроенной иммиграции в Штатах, Разманинов страстно скучая по России, завёл в лрме русскую атмосферу с русскими одеждами, кухней и разговорами...
А Мацуев уже завёлся и по окончании концерта на «бис», от шумно встречавшей соотечественника, публики, он сыграл ещё несколько пьес и восторг в зале, с каждым новым исполнением, возрастали.
Создавалось впечатление, что Мацуев не хотел расставаться с публикой, а слушатели с возрастающим воодушевлением встречали всё новые и новые проявления его мастерства и душевных чувств!
 После концерта, мы шли домой пешком и разговаривали о загадке русской души, о неумении англичан понимать и слушать, о проявлении русского духа в искусстве, и в музыке, в частности.
Русская музыкальная школа в лице композиторов и исполнителей, демонстрирует нам особый склад русской души, обусловленный волшебным звучание русского языка, особенностями географических пространств и климата, которые, за тысячелетия существований этих душ, через драмы истории и страдания народа, и вылепили особенную способность переживать и сопереживать.
 Как я уже писал, русская школа музыки отличается напевностью и ярко выраженной сюжетностью.
 И слушая музыку того же Рахманинова, можно точно говорить о времени её написания, когда это все происходило - тогда, когда он жил и творил в России, или когда уже жил в эмиграции.
А драма жизни и страданий Чайковского, тоже очень ясно выразилась в его сочинениях.
Противостояние одиночества человеческой личности на фоне громадности и равнодушия природы и заставляла российских композиторов писать эти неторопливые, но наполненные внутренним переживанием симфонии, концерты и музыкальные пьесы.
Может быть это были древние свойства славянских душ, а может быть следствие суровости климата, который постоянно напоминает о аскетизме и внезапно наступающей кончины жизни.
Мне невольно вспомнились стихи римского классика который, говоря о варварском, далёком Севере, писал: «Там на севере, где дни облачны и мрачны, живёт племя людей, которым умирать не больно!»
О творческой и человеческой судьбе Мацуева, я уже писал прежде. И потому, мы говорили с женой о его одиночестве здесь, о его, чисто . русской ностальгии по родным краям, о его великом будущем.
И мне захотелось пригласить Дениса к нам, в небольшую квартирку в центре Лондона, попить чайку, а может и водочки, и поговорить о дивной Сибири, о наших общих знакомых в Иркутске, о красоте зимы в тайге и величии Байкала.
Мне почему-то показалось, что Мацуев, здесь, бывает часто одинок и захотелось помочь ему почувствовать себя среди своих и не просто поклонников, а земляков, тоже волею судьбы, так далеко заброшенных от любимой и обожаемой Родины!


               Январь 2015 года. Лондон. Владимир Кабаков.   


Рецензии