Командовать я любила

       "Не твоя чаша, не тебе и пить" (русск. пог.)   

       - Зажигай-ка, мать, лампадку,
         Скоро-скоро я помру… -

       так пела молодая здоровая женщина, укачивая младенца. Такой и запомнила свою мать Шура Капустина, сидевшая на печке. Вокруг неё сидели остальные дети, мал-мала меньше. Ждали отца семейства, который из города Петропавловска, где они жили, поехал на три дня в село Корнеевку,  за продуктами. Только в деревне их можно было достать. Это был тяжёлый, 1920 год.
       А песня оказалась пророческой. Когда после удачной поездки вернулся довольный отец – удалось добыть полмешка муки – кормить было некого. Даже дом уже стоял заколоченный - холера унесла жену и двух детей, половину семейства.
Так Шура в семь лет осталась сиротой. Сначала пожила в семье старшего брата Гриши, который уже работал кузнецом в депо,  на железнодорожной станции,  и был женат.
         - Жена брата, Паша Коржова, сильно меня любила! Ленточки в косички заплетала. А потом отец женился, увёз меня к новой жене, – вспоминает Александра Никифоровна Козлова. Мы с ней живем в соседних пятиэтажках,  в 20-м микрорайоне города Петропавловска, сидим во дворе на лавочке, беседуем.
         - Городская вошь, куда ползёшь? – дразнили её дети мачехи в Архангелке, куда они с отцом переехали к его новой жене из города.  Дразнили, только недолго. И   маленькой Шура умела постоять за себя, бойкая была. Как-то накинулась на обидчицу, дёрнула за ухо – вырвала серёжку. Кровь, крики! Отца дома не было.   Между тем, ей грозила расправа. Но Шура твёрдо решила не давать больше себя в обиду ни мачехе, ни её детям. И она… сбежала назад, в город!
        - Иду я по дороге, плачу, вспоминает Александра Никифоровна. – Едет дед на быках: «Дочка, садись. Куда ты?» « В город!» - и всё ему рассказала про свои детские несчастья, обиды. «Миленькая, мы с бабкой вдвоём, айда к нам жить!» - говорит старик. «Как же, дедушка, у меня ведь отец есть!» Довёз меня незнакомый дед до Петропавловска, помог знакомых найти, Михайловых. Жили они в казённом доме на углу улиц Пушкина – Пролетарской. Вымыли меня, утешили. Через некоторое время здесь отец меня и нашёл, - рассказывает мне соседка. Немало ещё всякого натерпелась Шура – и милостыню просила, и пухла от голода, и много ещё чего другого, а характер всё-таки имела боевой!
          Когда немного подросла, отец стал её брать с собой в качестве работника – ходил внаймы. Ни от какой работы не отказывался, надо было выжить. В то время целыми семьями вымирали от голода, а он всегда умел заработать, был трудолюбивым и находчивым - Никифор Ильич Капустин. Так, одно время  подряжался строить людям саманные кузни. Целых восемь кузен построили они вместе с дочерью!
       - Потом отец поселил меня на квартире в Явленке, снял в аренду сарай, и стал агентом по заготовке мяса.  Он закупал по деревням молодых свиней, поросят, - продолжает рассказ собеседница. – Моей обязанностью было их доращивать. Штук по сто свиней бывало! Мне в то время было 15 лет.
         Работы, тяжёлой работы, свалилось много на мои детские плечи, но выросла я, вопреки всему, здоровой, сильной. Мешок корма или муки не всякий мужик поднимет, а я не только поднимала – несла, куда надо. Воду возила каждый день на быках из Ново-Никольска в огромном чане, а ведь его надо было ещё наполнить!
            Потом  отец – Никифор Ильич Капустин – работал на кожзаводе в городе, на конфетной фабрике, строил Новый элеватор, был сборщиком налогов. Налоги тогда платили больше натурой – гусями, утками, курами, свиньями. Собирал, и сдавал государству. А я стала жить в городе, нанялась нянькой в семью прокурора – жили они напротив кинотеатра «Ударник», потом у  военного комиссара  Ивана Тарабанова. Жена его учительницей была. Стала я нянчить их дочь Ниночку, привязалась к ним. Хозяева целый день на работе, а я дома – мою, стираю, варю.
         Когда их в Семипалатинск перевели, поехала с ними. Дядя в дивизион утром уходит, тётя – в школу, я – за хозяйку. Растоплю печь, напеку хлеба, булочек, еды всякой наварю. Придут хозяева вечером – а у меня чисто, тепло, пахнет вкусно, и Ниночка уже спит. Нацелуют они меня, нахвалят, а я радуюсь.
Пойдём гулять с Ниночкой в город, я – как барыня: платье шёлковое, юбочка в складочку, туфли лакированные, волосы кудрявые. Стало мне семнадцать лет.
С подругами   иду в парк гулять, а то и в театр. Отлёт была! Спортом, кроме прочего, занималась,  - АЛИТБОЛОМ.  На коньках, лыжах каталась, пела в самодеятельности, выступала в клубе. Все говорят: «Ну и молодец, эта Шура Капустина!» - продолжает рассказ Александра Никифоровна.
         - Влюбился в меня молодой лейтенант – Иван Горбань. Интересный парень! Когда поехал в Алма-Ату на учёбу, обещала его ждать. Пошли мы однажды с Ниночкой на базар, купили большой арбуз. Катим его катком по земле. А на площади казахов мно-о-го лежат на земле – голодные, вшивые, грязные. 1932 год был. Тогда государство боролось за их оседлость. С кибиток сняли, а чем жить – не сказали. Русского языка не знают – куда идти, кого просить?
           Подошёл ко мне один с корзиночкой, толкует, мол, кушать нечего! Повела его домой. Положила ему в корзину горячего хлеба – прямо из печи, крупы всякой, арбуза отрезала. Он обрадовался, сразу съел булку хлеба, и...  умер на моих глазах. Лежит прямо у дома, я плачу. Тут дядя приходит с работы, я ему всё рассказала.
         - Ага, - говорит дядя, теперь тебя посадят!
         - Пусть садят, - говорю, -  мне человека жалко!
         Позвонил куда-то дядя по телефону, приехала машина, труп забрали.         Мне двадцать лет. Стала я просить отпустить меня в Петропавловск – по тяте соскучилась. Хозяева не хотели отпускать: «Как же ты жениха ждать будешь»? «А мы перепишемся», - говорю. Попрощались. Приезжаю в Петропавловск, и узнаю, что тятя умер. Опять я к тёте Шиме Михайловой, она работала уборщийей в НКВД.
         - Мы тебя не бросим, - говорит, – живи, сколько хочешь!
         Три года прожила у неё. Вокруг военные. Как-то, 7 ноября, была приглашена в драматический театр – тот, старый, в котором сейчас мебельный магазин. Ну, как всегда раньше бывало, состоялась торжественная часть, концерт, обед, потом – танцы. За мной старший лейтенант приударил. Мне он не понравился – корявый после оспы, да ещё картавит, я убежала. Как-то сидела с гитарой в руках на лавочке за воротами, пела. Жила я по-прежнему на Пушкинской, около здания НКВД. Мимо шёл парень, присел рядом:
       - Как хорошо вы поёте! Можно сесть с вами, послушать? Давайте познакомимся – Виктор Харламов! - как пристал, пристал!  А на другой день пришёл свататься... Подумала я, подумала: сколько жить одной, по квартирам да у чужих людей? Парень, вроде, хороший. Так и вышла замуж. Увёз он меня в Шартанду, там у него была своя квартира. Он - на военной службе, я в буфет устроилась. Кругом ссыльных с Кавказа много – чёрные, воинственные, непонятные. Я говорю:
      - Витя, поехали назад, я их боюсь! - Уволились мы оба, и – в Петропавловск! Опять к тёте Шиме! Я устроилась на телефонную станцию, в 1936 году родила сына, Толю. Мужа забрали на фронт – военный. Однажды слышу по радио:
       "За такой-то подвиг Ивану Горбаню присваивается звание Героя Советского Союза!" - а позже ещё раз мне встретилась фамилия бывшего жениха, которого я обещала ждать – в списках погибших после войны… К тому времени, оказывается, он стал трижды героем. Я долго плакала...
      А муж, Харламов Виктор Фёдорович, вернулся с войны живой, но израненный, контуженный. Стали мы снова налаживать мирную жизнь. В 1948 году случилась беда. На месте новостройки в районе нынешней центральной площади образовалось большое озеро, где купались мальчики. Один стал тонуть, мой Толя полез его спасать. Тот выплыл, а мой двенадцатилетний сын утонул... В 1950 году родился второй сын, Борис.
      Двадцать два года проработала Шура телефонисткой на станции связи. Вела большую общественную работу. Характер у неё не изменился – крутой остался, и  не одна соседка прибегала в случае нужды за помощью, когда мужья бушевали после пьянок. А бывало тогда это нередко.
       - Сын рос, я продолжала работать телефонисткой.  К тому времени у нас уже дом был – на ДСРе. Свет проводили во все дома, радио. И, главное, - я сама была хозяйкой! Водопровод первая провела. Ох, и сад у нас был! Белым-бело весной! А осенью яблок – море! Я ничего не продавала. У нас специально во дворе у дома были вкопаны столы, скамейки – для соседей. Навалим яблок, ягод – приходите, ешьте на здоровье!
        Я по-прежнему ничего не боялась. Чуть что у соседей случится, ко мне бегут – помоги! Одна из соседок – родная сестра Первого секретаря ЦК Казахстана Кунаева, бывало, ночью со всеми шестью детишками прибежит ко мне – муж разгулялся! Я их накормлю, постелю, спать положу, а сама схвачу палку, и на мужа её! Он матерится, а я хлещу его! Я высокая, он маленький. Мой сын Борис кричит:
       - Не бейте, мама, убьёте!
       Но больше всего сосед боялся, что я Кунаеву позвоню.  Бывает, приду к ним, а жена его больная лежит. Ребятишки плачут, печь холодная, дров нет. Я опять мужу нагоняй даю! В другой раз сосед-ингуш разгулялся. В трусах, пьяный, среди ночи во дворе жену бьёт! Отобрала у него палку, и его же отходила, мужика! В другой раз сосед-белорус пьяный дом поджёг. Я вместе со всеми побежала тушить пожар. А он в ведро бензина налил, и хотел в огонь вылить. Я как ударила ногой, весь бензин на него и опрокинулся. Он испугался, что сам загорится, и убежал. Потом был суд, посадили  его на восемь лет.  У меня звание было – младший лейтенант связи.
        Как члена женсовета, меня везде знали – и в Обкоме, и в Горкоме, и в милиции. В НКВД (Народный Комиссариат Внутренних Дел) – само собой, там все свои были, знакомые. Пойдём, бывало, в Рабочий Посёлок, обходить нуждающиеся семьи – тут будь начеку! А на всякий случай я ремень в сумочке носила! Присмотрела однажды там сруб недостроенного дома, где банда собиралась – вызвала милицию, всех забрали! Муж за меня боялся.
       - Ты когда-нибудь нарвёшься! – говорил. Сын Борис отслужил в армии, стал работать корреспондентом в Бишкульской газете. Потом выучился на юриста и уехал в Магадан. Муж, с которым я прожила 35 лет, умер. В 58 лет  осталась одна. Решительности  было не занимать. Продала дом, раздала всё нажитое, и с одним чемоданом прибыла к сыну  - в Магадан! Борис в то время работал на ответственной должности.
       Хотя на пенсию могла спокойно жить, но не сиделось дома – не из таковских. Нашла себе работу, да какую! Как раз по характеру, – и моя собеседница  с удовольствием вспоминает то время, когда взялась заведовать общежитием, где жили 70 молодых мужчин. Бывшие «власовцы», осуждённые после войны и отбывающие срок наказания, тоскующие по дому, в её лице обрели настоящую мать. Под её грозным оком в общежитии прекратились пьянки и матерщина, в комнатах стало чисто и по-домашнему уютно. Зарплата «слабых духом» подопечных ею конфисковывалась безоговорочно, и ложилась на сберкнижки, которые  у неё же и хранились, у «мамочки», как называли её и бывшие вояки, и матёрые уголовники. Команды её строго выполнялись – с ней было лучше не связываться, на руку она была тяжела.
        - Я их жалела. Ведь это начальство сдало их немцам. Кого спросили? А они меня любили. То и дело в своей тумбочке я обнаруживала подброшенные конфеты, печенье, мармелад.  Ещё у меня две уборщицы в распоряжении были, тридцать семь квартир. Хоть и было мне уже под шестьдесят, ох, и шустрая я была! Семь лет  с ними проработала, а потом пришлось уйти. Переехала  в другой посёлок, там же, под Магаданом.  Опять на работу устроилась, сторожем около какого-то склада. Он всегда закрытый, что охраняла – не знала.   Однажды меня завели внутрь, и говорят: «Посмотри, что охраняешь». Я ахнула: горы золотого песка, несчитанные связки пушнины...
       Подобрала  там негодного мужичонку, отчистила, отмыла, стала за него зарплату получать. Накупила ему одежды, обуви. Год возилась! Женила его. Да на другой день дочь его «невесты» выгнала из дома. Что делать? В это время я надумала домой, в Петропавловск ехать. А мужичок-то мой подшефный – из наших же краёв, из Борового. Решила взять его с собой, семье вернуть. Так-то он хороший был, только нужна была ему крепкая рука. Приехали в Боровое. Какая-то бабка на улице узнала его:
          - Мыша! Да який же ты гарный! Вин николы таким не був! Вот так баба! - Встретились мы с его женой и детьми. Отец Михаила в Магадане был по золоту директор, и сам он был на хорошей должности, пока пить не стал. А пить он стал оттого, что жена гулящей была. Уехала она с детьми из Магадана, но и до сих пор, в Боровом,  за ум не взялась. Дети порадовались за отца, но сказали, что с их матерью он пропадёт. Он и сам, увидев запившуюся жену, отказался – с тобой, говорит, жить хочу.
       Так я в шестьдесят с лишним снова женой стала, и прожила с Михаилом Васильевичем Козловым  25 лет. Шесть лет назад у меня умер сын пятидесяти трёх лет, Борис, а через год – муж. Теперь я одна. Внучки живут на Камчатке. Я их сама воспитала! Вот, стараюсь от дома далеко не отходить, вдруг позвонят? Нет, не звонят! Молчат...
          Только государство не забывает. Всё мне бесплатно. И на телефонной станции не забывают. Связала я своими руками 56 половиков. Немного продала, а больше дарю. Хочешь, и тебе подарю? Стою как-то у магазина с половиком, пытаюсь продать, а какой-то мужчина с меня глаз не сводит. Мне же больше семидесяти не дают (ей в это время было 86). Давай, говорит, вместе жить! Этот – без ноги, а другой ещё есть – без руки. Такие у меня теперь женихи…
          Недавно племяннице отдала 7000 тенге, ей нечем детей кормить. Ну, а я, если умру, надеюсь больше на государство – похоронят! А то ещё поживу. Зиму-то почти пережили, ну а летом грех умирать!
       
           Пожилая, но ещё красивая, крупная  женщина перебирает снимки, на которых – вся жизнь её семьи. А я смотрю на неё и думаю: «Воистину, мудр не тот, кто много жил, а тот, кто много видел». На её глазах, с её участием, родилось, сформировалось, а потом разрушилось огромное государство. Изменилась система человеческих ценностей, сформировалось поколение новых людей с другим мировоззрением. И, может быть, ей ещё предстоит стать пусть не участницей, но свидетельницей образования новой общественной формации…
 
         Пожелаем ей этого!
   
         Записано в 2005 г.