Научиться жить

Оценивающий взгляд проходящих фигур. Заносчивые мысли о своем превосходстве. Холодный рассудок, сосредоточенность на себе. Смешным кажется любое произнесенное им слово. Гоняю какие-то мысли в голове, особо не вникая в его речь. Смотрю на замученное, бледное лицо: глаза впалые, белки испещрены красной сеткой, темные круги под глазами свидетельствуют о множестве бессонных ночей. Нисколько не жаль его, даже наоборот, злорадно улыбаюсь сама себе, это тебе наказание за то, что заставил меня бездумно и жестоко страдать. Сама мысль приятна, что он оказался на моем месте. Не знаю чем, но хочется заставить страдать его еще сильнее. В голову приходит идея:
- Мне всегда было плевать на тебя, меня волновали лишь твои деньги. – Такого поворота он не ожидал. В первый момент непонимание отразилось в его воспаленных глазах, сменившееся неверием. Конечно, я любила его так, как никого прежде, моё сердце было растоптано его безразличием. Только, когда потерял меня, понял, что, оказывается, что-то испытывал ко мне. Да, видимо, не просто что-то, а то, ради чего создают семью. Но, как обычно это бывает, понимание приходит слишком поздно, когда уже вернуть ничего нельзя.
- Этого не может быть. Ты не могла так хорошо притворяться всё это время. – Пытается убедить себя в своих же словах. Я уже не скрываю улыбку, взгляд зло сверкает. Я чувствую, как его сковало, воздуха не хватает, не может произнести ни слова более.
- Ошибаешься, я прирожденная актриса, - совершенно не стесняюсь своего триумфа, растоптала его в ответ. Не волнует моральная сторона моего поступка. В этот момент я счастлива, доставляя боль этому теперь уже чужому человеку.
Разворачиваюсь на каблуках, не говоря ни слова и не слушая его жалкие попытки меня остановить. Иду к пустынному перекрестку, жду зеленого сигнала светофора. Секунда, переключение с красного, ступила на дорогу. Слышу дикий вопль за спиной, оборачиваюсь и вижу ужас и панику в глазах, лицо исказила страшная гримаса. В следующий миг слышу протяжный, оглушительный звук клаксона, глухой стук, дальше – тишина.
Свет режет закрытые веки. Сил нет разлепить их и установить источник раздражающего света. Тишина. По моим предположениям я лежу в постели, не могу пошевелить ничем, всё тело онемело, как будто лежала долго в неудобной позе.
Скрип открывающейся двери, легкие шаги, подошли ко мне, на мгновение почувствовала облегчение, когда кто-то загородил меня от раздражителя. Потом снова этот свет. Удаляющиеся шаги, скрип двери, тишина. Снова повторение звуков, теперь слышу две пары ног и приглушенные голоса, разобрать слов нет возможности, слишком тихо говорят. Поняла, что в комнате мужчина и женщина. Спасительная темнота на секунду.
- Если слышишь меня, пошевели, чем сможешь. – Мужской голос, приятный, успокаивающий, вызывающий доверие. В который раз попыталась привести свое тело в движение – безрезультатно. – Хоть какой-то сигнал о том, что тебе понятны мои слова. – В голосе надежда, перемешанная с отчаяньем. Мне так захотелось оправдать его ожидания, что я собрала все свои силы и направила их в голову. Подбородку что-то мешало, я напоролась на что-то твердое, пытаясь, кивнуть. От неприятного ощущения сморщилась.
- Она очнулась, я же говорила! – Женский молодой голос. Радость и надежда. В чем дело? Что вообще происходит?
- Да, я понял, что очнулась, - мужской голос отражал те же эмоции. – Ну, слава богу, а я уже начинал сомневаться, что выкарабкается. – Облегчение. – Сообщите родственникам. – Удаляющиеся легкие шаги: мужчина остался в комнате.
- Раз ты меня слышишь, Ева, пару фактов из твоего недавнего прошлого: тебя сбила машина, ты чудом осталась жива, но впала в глубокую кому на три месяца. И, о чудо, ты в сознании. Мы пока не знаем, в каком состоянии твое тело, главное, что все показатели в норме, мозг не пострадал, но, возможно, будет частичная амнезия. Это мы проверим в дальнейшем. Но, в целом, со временем ты снова сможешь вести обычную жизнь, это по оптимистичным прогнозам. Признаюсь, о другом не хочу даже думать. Оставлю тебя в покое, тебе нужно отдыхать и набираться сил, впереди ждет интересная и насыщенная жизнь. – С этими словами мужчина удалился из комнаты. Он назвал меня Евой, частичная амнезия? Кто я? Мои мысли запутаны, не могу сосредоточиться. Мрак и тишина.
Снова режущий свет, смогла открыть глаза, не без усилия. Светлая комната, справа – большое окно, за ним – свет, тот самый, который так меня раздражает. Но сейчас я рада, что могу его видеть. Не понятно, какое время года, кроме ярко-синего неба ничего не вижу, но предполагаю, что сейчас лето или поздняя весна. Лежу в постели, опустить голову не дает корсет. По-прежнему не могу пошевелить ничем, даже пальцем руки или ноги, ничего не чувствую, ни боли, ни напряжения. Три месяца в коме, не удивительно, что мои мышцы атрофировались, и я не могу совладать с собственным телом. Около кровати стоит тумба и стул, недалеко от двери – стол. На этом убранство моей палаты заканчивается.
Ева – это мое имя. Я студентка пятого курса юридического факультета, с учебой справляюсь вполне успешно, мне нравится юриспруденция. Работаю на полставки в адвокатской конторе, дабы набраться необходимого опыта. У меня есть младший брат – Игорь, он еще учится в школе, в старших классах. Мы живем с родителями в большой квартире, у нас есть собака – лабрадор по имени Конфета. Странное имя для собаки, сейчас не помню, кто предложил его и почему остальные согласились. Так, что еще? У меня есть подруги, много подруг со школы, университета, с работы. Думаю, память ко мне вернулась, так что это уже хороший знак.
Открылась дверь, в нее вошла молодая женщина возрастом чуть больше тридцати. Светлые волосы как облако вокруг круглого личика, добрые глаза, похожие на карамель, ободок длинных пушистых ресниц, маленький носик, пухлые губки, сложившиеся в приветливую улыбку при виде моих открытых глаз. Одета в белый халат и туфли на низком каблуке, под халатом скрывается неплохая фигурка, судя по изгибам и стройности ног. Мне нравится эта женщина.
- Добрый день, Ева, ты проснулась, - все еще улыбается.
- Сколько я спала с тех пор, как пришла в сознание? – На приветствие не было сил и времени, мне нужно знать, сколько еще я пролежала трупом без движения и сознания.
- Три дня, это нормально, ведь ты еще слаба. – Легкая озабоченность в голосе, она что-то от меня скрывает? – Я позову доктора. – Улыбнулась вновь и удалилась. Действительно ли три дня? И если три дня, тогда почему она так задумалась? Что не так? Где же врач? Такое состояние меня угнетает, не могу находиться без движения, ощущение, что я парализована, беспомощный ребенок, так непривычно. Чувствую себя ничтожеством. Проходят долгие минуты, и дверь вновь распахивается, входит высокий мужчина в белом халате. Волосы еле тронула седина, морщин почти нет, красивое лицо, тоже улыбка. У них тут, видимо, принято улыбаться беспомощным пациентам, как будто это чем-то поможет.
- Добрый день, Ева, - дежурная фраза, - как ты себя чувствуешь?
- Как может себя чувствовать обездвиженный человек? – Не смогла скрыть сарказма и раздражения, сил слишком мало, чтобы пытаться, что-то из себя строить. Да и не в том положении я. Думаю, он понимает.
- Да, положение у тебя не самое лучшее, но это пройдет со временем. Я твой лечащий врач – Попов Егор Дмитриевич, - понимающий взгляд, ободряющая улыбка. Он подошел ко мне вплотную и взял за ладонь. – Чувствуешь? – Я почувствовала тепло его ладони, вздохнула с облегчением, хоть что-то начала ощущать.
- Да, - еле слышно выдавила, на глаза навернулись непрошеные слезы.
- Замечательно. – Он прошел в конец кровати, к моим ногам, приподнял одеяло и дотронулся до пальцев ног. – А здесь? – Если бы я не видела, что он трогает мои пальцы, то не поняла бы этого. Не могла поверить своим глазам, он трогает мои пальцы, а я не чувствую. Может, просто они настолько онемели, что я пока по определению не могу их чувствовать?
- Нет, - так же тихо ответила, а слезы покатились по щекам с новой силой. По движению рук поняла, что он сжимает мои стопы сильнее, но эффект был тем же. Меня охватила паника. Тогда он переместился к моим икрам, затем бедрам – всё одно. Когда он полностью снял с меня одеяло и надавил на живот, я ощутила давление его теплой ладони и сообщила ему об этом. Этот взгляд: тревога, сомнения, раздумья. Мне совершенно не понравилось, как он смотрел на меня. Минуту постоял, накрыл одеялом и вышел без слов. Я рыдала, взахлеб, не стесняясь и не боясь, что меня услышат. Значит ли это, что я не смогу больше ходить? Эта страшная мысль закралась в мою голову и заразила все участки мозга, как эпидемия чумы. После осознания того, что я больше никогда не встану на свои ноги, мне захотелось покончить с собой. Больше всего на свете я боялась оказаться беспомощной, никому не нужной, зависящей от других. По-моему, нет ничего ужасней. Но сейчас, лежа в этой постели, я не могла не то, что навредить себе, элементарно поднять руку было не в моих силах. Угнетенность, подавленность, апатия. Мое сердце сковало холодом, я не могла дышать, начала задыхаться, давиться собственными слезами и пытаться кричать. Получались булькающие звуки, в один момент я пожалела о своих мыслях, о суициде, мне неимоверно захотелось жить. Истошный крик прорвался из груди:
- Помогите! – Почти моментально распахнулась дверь, в палату влетели врач и медсестра. Что-то проверили на приборах, врач начал поднимать верхнюю часть кровати, приводя меня в сидячее положение, а медсестра открыла окно, сильный ветер ворвался в комнату, я почувствовала свежий воздух и смогла вздохнуть полной грудью.
- Дыши, спокойнее, вдох-выдох, вдох-выдох, вот так. – Его голос подействовал на меня успокаивающе, я подчинилась его ритму и смогла выровнять дыхание. – Говорить можешь?
- Да, всё в порядке, спасибо. – Совладала со своим голосом и попыталась даже улыбнуться в знак благодарности.
- Напугала ты нас, Ева, больше так не делай. – Укоризненный взгляд, наставление в голосе, но на губах теплая, добрая улыбка. Я начинаю верить этой улыбке.
- Скажите мне, доктор, я смогу ходить? – Вопрос, которого боялся врач, ответа на который боюсь я.
- Думаю, да, но не сразу. – Снова замешательство, тревога. Не понимаю, он хочет меня приободрить или не хочет пугать?
- Скажите правду, я должна знать, - настаивала я. В конце концов, уже не маленькая, смогу это принять. Наверно.
- Я говорю то, что вижу, ты сможешь ходить, но на это потребуется время.
- Сколько времени мне потребуется, чтобы я научилась ходить заново?
- Месяц-два, может, полгода, год. Зависит от твоего психического состояния, потому что физически ты крепкий человек, Ева, твой организм справится с этим, главное, чтобы тебя не сломила морально сложившаяся ситуация. Конечно, немаловажна поддержка родных и близких, друзей.
- Кстати, о родных и близких, почему до сих пор никому не сообщили, что я пришла в сознание?
- Мы уже сообщили твоим родителям, они скоро должны приехать. Но много посетителей в один день нельзя, ты еще слишком слаба. – Тон, не терпящий возражений. Что ж, думаю, тут мне придется пролежать еще долго, так что, успею увидеть всех. – А сейчас отдыхай, надеюсь, ты успокоилась, и приступов паники не возникнет больше. – Он опустил кровать, и я вернулась в лежачее положение. Я так устала за эти несколько минут бодрствования, что не заметила, как уснула. Из сна меня вырвал женский возглас радости, я узнала голос мамы. Открыла глаза и увидела всех троих: папу, маму и брата. Даже не представляла, как по ним соскучилась, захотелось их обнять, но вспомнила, что все еще лежу как мумия. Разочарование и раздражение снова овладели мной, но я их сдержала и улыбнулась, ведь я так давно не видела моих родных.
Мама, увидев мои открытые глаза, бросилась к моей постели и попыталась обнять, к своему большому сожалению, не могла ей ответить на объятия. Она плакала, пытаясь, сдержаться. Села на стул у кровати и взяла мою неподвижную руку в свои тонкие, такие родные ладони. Отец и брат стояли поодаль, и ни тот, ни другой не могли скрыть тоски, охватившей их, при виде моего обездвиженного тела, прикованного к постели. Интересно, что выражал их взгляд, когда я была в коме?
Мама, такая хрупкая, маленькая женщина, удивляюсь, как до сих пор она с этим справлялась, сколько слез пролила, сидя на этом стуле? Темные, длинные волосы, собранные в хвост, неестественно зеленые глаза, как у меня, сейчас они были не такими завораживающими и околдовывающими, как раньше. Папа говорил, что она со своими глазами похожа на ведьму, и именно в них он влюбился. Заплаканные, опухшие, они вызывали жалость, а не восхищение. Снова ручьи слез застилают их. Как же мне хочется поднять руку и смахнуть слезинки с этих милых и дорогих сердцу глаз. Единственное, что мне удалось сделать – это еле заметно пошевелить пальцами левой руки. Мама почувствовала это движение, подняла глаза на меня и улыбнулась сквозь слезу. Я улыбнулась ей в ответ.
- Здравствуй, моя хорошая, - она приподнялась над кроватью и поцеловала меня в щеку. – Мы так скучали по тебе.
- Привет, мам, - мой голос заметно окреп, что порадовало, - пап, Игорь.
- Привет, - хором ответили отец и брат, улыбнувшись в ответ.
- Как ты? – Спросила мама.
- Наверно, бывает и хуже, но я рада, что могу говорить и чувствую всё, что происходит с верхней частью моего тела. – При этих словах мама издала протяжный вздох. – Мам, не нагнетай, и так ситуация не из лучших, и вообще, не я тебя должна успокаивать, а ты меня поддерживать и подбадривать.
- Да-да, милая, ты права, - она сжала мне ладонь, и у меня почти получилось ответить ей.
- Ну как вы? Что нового, интересного? – Хотелось перевести тему с ахов и вздохов мамы.
- Игорь окончил десятый класс, кстати, сегодня 31 мая, если ты не знала. Папа и я всё так же работаем. Правда, когда ты попала в аварию, я взяла отпуск на две недели, дежурила у твоей постели почти каждый день. Но, когда твое состояние стабилизировалось, и больше не было улучшений, врачи попросили прекратить это, с их точки зрения, бесполезное занятие, отправили меня домой и обещали сообщить, как только что-то изменится. Мы втроем приходили к тебе по выходным. И еще, несколько раз видели Антона, он тоже тебя навещал, не знаю, в курсе он, что ты пришла в сознание, или нет. Надо будет ему позвонить.
- Антон? Какой Антон? – Что это ещё за призрак из прошлого, о котором я благополучно забыла после аварии? Даже мыслей нет, кто это может быть.
- Ева, милая, ты не помнишь своего молодого человека? Вы с ним вместе почти год, после окончания университета вы собирались пожениться. По крайней мере, ты мне говорила, что очень его любишь и хочешь за него замуж. – Да, этого я действительно не помню. Оказывается, я помнила лишь какие-то общие моменты, тогда возникает вопрос: как я могла забыть человека, которого любила и с которым встречалась год? Это не месяц или два. Очень странно. У меня возникла мысль, что мне поможет вспомнить:
- Мам, а где мой телефон?
- Он должен быть в твоей тумбе. – Мама открыла прикроватную тумбу и действительно достала телефон, правда, не помню, мой он или нет. Скорее всего, мой, иначе, он бы здесь не лежал. – Что ты хочешь, дорогая, чтобы я сделала?
- Найди мне фотографии Антона. – Я должна, во что бы то ни стало, выяснить, кто такой этот Антон.
- Пусть это сделает Игорь, я не знаю, как в твоем телефоне разобраться, - она, смущенная, передала телефон брату, тот сразу нашел то, что я просила, подошел ко мне и показал фотографию. На ней была я и красивый молодой человек, мы улыбались, держась за руки. Пристально вглядывалась в незнакомое лицо: темные, коротко стриженые, волосы, карие глаза, легкая небритость, мощная, мужественная челюсть, чувственные губы, растянуты в счастливой улыбке, обнажая ровные белые зубы. Намного выше меня, хорошо сложен, насколько можно судить, глядя на человека, одетого в джинсы и клетчатую рубашку. Мне нравился этот человек, но, к моему большому удивлению, я совершенно его не помнила. Вообще. Как будто мой организм хотел оградить меня от чего-то. Надеюсь, увижу его, и тогда моя память восстановится. Хотелось бы посмотреть еще сообщения, которые мы друг другу отправляли, но при родителях и брате этого делать не стоило, мало ли, что там могло быть. Когда полностью окрепну, сама займусь изучением своего прошлого.
- А моим подругам сообщили, что я в больнице?
- Да, я звонила им, но сказала, пока не приходить, всё равно, ты была без сознания. Сейчас, конечно, сообщу, что ты уже с нами, и, думаю, скоро к тебе тут очередь выстроится из посетителей, - мама улыбнулась и погладила мою ладонь. – Не будем тебя больше томить своим присутствием, ты, наверно, устала. Мы завтра к тебе еще зайдем. – Мама встала со стула, и мы поцеловали друг друга в щеки на прощание. Подошел папа и легко коснулся моего лба.
- До завтра, - попрощались все втроем.
- Пока, буду ждать вас. – Они ушли, оставив меня наедине со своим мыслями. Антон. Почему я его не помню? Может, еще слишком мало времени прошло после моего пробуждения, а со временем память ко мне вернется, и я все вспомню. Кто знает. Время покажет. За этими мыслями я погрузилась в темноту. Проснулась от ощущения, что на меня кто-то смотрит, не отрываясь. За окном было темно, в комнате тоже царил полумрак. Я взглянула налево и, если могла, подскочила бы на кровати от неожиданности, но из-за обездвиженного тела я смогла, лишь вскрикнуть: на стуле сидел молодой человек, лица было не разобрать, никакого света не поступало из окна.
- Не пугайся, Ева, это я, Антон. – Нежный, заботливый голос, низкий, немного с хрипотцой. Он тоже мне был незнаком.
- Включи свет, я хочу видеть тебя. – Антон встал и подошел к двери, нащупав рукой выключатель. Как только он щелкнул, загорелась яркая лампа дневного освещения, ослепляя, непривыкшие к свету, глаза. Антон тоже заморгал, за этот момент, пока он не смотрел на меня, я смогла разглядеть его: такой же, как на фотографии, только сейчас одет в рубашку-поло и спортивные брюки, на ногах мягкие туфли. Здесь, в палате он кажется особенно высоким и внушительных размеров. Он подошел к постели и снова сел на стул.
- Это тебе, - кивнул на тумбу, где стоял большой букет белых роз в литровой банке. – Я скучал.
- Спасибо, Антон. – Возник вопрос: сказать ему или нет, что я его не помню? Наверно, лучше стоит сказать, чтобы не возникло недоразумений. Для меня он стал чужим человеком, и теперь не важно, что когда-то я его любила. – Знаешь, мне нужно тебе кое-что сказать.
- Ничего не говори, я знаю, что был дураком, прошу у тебя прощения, и не обижаюсь на то, что ты мне сказала перед аварией, я знаю, что это было сказано в сердцах, чтобы задеть меня, не более. Я люблю тебя, Ева, очень хочу, чтобы ты выздоровела и встала на ноги. – Я оторопела от его слов, значит, была какая-то ссора? И он был свидетелем аварии? Как это случилось? Он единственный, кто знает всю правду. Как же поступить? Сказать, что я его прощаю, тогда он не скажет, что за ссора случилась. Сказать, что не помню, тогда он тем более ничего не скажет, дабы не ворошить прошлое. Дилемма. Я знаю, что мне поможет – мой телефон. Тогда сделаю вид, что помню всё.
- Всё хорошо, Антон, я тебя прощаю. Тоже хочу уже слезть с этой кровати и пойти своими ногами, но, видимо, это произойдет еще не скоро, врач сказал, что может потребоваться от месяца до года.
- Ох, - естественно, он не знал и не был готов, что его любимая девушка будет прикована к постели на столь длительный срок. Справится ли он с этим, сможет ли пережить, не бросит ли? По идее, мне не важно, потому что не представляю, как мы будем общаться, ведь я ничего не чувствую к этому человеку. – Я тебя не брошу, любимая, мы с тобой сможем всё это преодолеть, я буду помогать тебе, ты не будешь чувствовать себя одинокой и покинутой, я всегда буду рядом. – Он взял мою ладонь, как ранее мама, сжал ее в своих больших руках, я сжала его пальцы в ответ. Он наклонился надо мной и поцеловал в губы, его губы были теплыми и мягкими, мне понравилось прижиматься к ним, я потянулась навстречу, и нас соединил долгий, нежный поцелуй. Это было странно, целовать незнакомого человека, но так приятно, мои губы изголодались по ласке, дыхание перехватило, а сердце на долю секунды замерло. Волшебное ощущение.
Антон отстранился от меня и заглянул в глаза. Столько любви, нежности и преданности я ни разу не видела во взгляде человека. Неужели, я и сама такая недавно была? Неловко себя чувствую, как будто обманываю его. Ведь, он все еще верит, что я это я, во мне прежние чувства, столько же любви, как было раньше. Всего несколько дней, пока я не выясню всю правду, потом обманам придет конец. Главное, научиться, управляться с собственными руками. Необходимо спросить врача, каким образом я могу сделать это быстрее. Антон – красивый мужчина, внешность его полностью соответствует моим высоким требованиям. Судя по его словам, он действительно любит меня, обещал быть со мной, не смотря на сложившуюся ситуацию. Это говорит о том, что я ему не безразлична, он внимательный и предупредительный, с такой нежностью проявляет свои чувства. Могу ли я влюбиться в него вновь? Думаю, если он будет поступать, как обещает, это вполне возможно.
- Как ты себя чувствуешь, любимая? – Сколько раз я слышала этот вопрос за день? Три? Придется привыкать, учитывая моё состояние.
- Нормально, спасибо, надеюсь, скоро смогу свободно двигать, хотя бы, верхними конечностями, - улыбнуться этому милому лицу оказалось на удивление легко.
- Я всем сердцем молюсь, чтобы ты как можно скорее выздоровела. – Поглаживание по руке, поцелуй в лоб, мне определенно он начинает нравиться.
- Спасибо, Антон, мне, как никогда, нужна поддержка. Сколько сейчас времени? – Он достал телефон из брюк и пристально на него посмотрел.
- Половина четвертого ночи, ты хочешь спать? – Озабоченный взгляд.
- Нет, я выспалась за три месяца, - попыталась пошутить, - почему ты тут сидишь? Тебе разве не на работу?
 - Хорошая шутка, Ева, ты же знаешь, что я не работаю, мне достаточно тех дивидендов, которые я получаю от инвестиций в производство медицинского оборудования, в том числе и для инвалидов. – На последнем слове он сделал ударение, имея в виду меня. Я всеми силами попыталась сделать обычный взгляд и ни в коем случае не выдать своего удивления. Да, как бы грустно ни было осознавать, но на данный момент я была инвалидом. Сама себе противна, но радует то, что это не навсегда, а, может быть, совсем скоро я смогу ходить, и всё снова наладится и пойдет своим чередом. Очень на это надеюсь.
- Ах да, с этой аварией и продолжительной комой я иногда упускаю из виду некоторые моменты, - я попыталась оправдать свою забывчивость, по-моему, мне это удалось.
- Ничего, понимаю, ты пережила такой стресс, даже не удивительно, что у тебя наблюдаются провалы в памяти.
Главное, чтобы он не догадался, что мои провалы в памяти касаются только его и в полном объеме.
- Может, ты, всё же, поедешь домой? Ты, наверно, хочешь спать, я за тебя переживаю. – Чувствовала себя с ним не очень комфортно в связи со сложившимися обстоятельствами.
- Благодарю за заботу, любимая, не смотря на своё состояние, ты продолжаешь беспокоиться обо мне. Это одно из качеств, которое мне в тебе нравится. Пожалуй, ты права, посплю немного дома, а потом снова приеду к тебе, но ближе к вечеру, у тебя днём, наверно, много посетителей.
- Хорошо, буду тебя ждать. До завтра, Антон.
- До завтра, Ева. – Мы поцеловались в губы, и он ушел. Почти сразу после его ухода я уснула.
Утром заходила медсестра, поменяла мне белье, привела меня в порядок. Ставили капельницы, давали таблетки. Не вникала в их предназначение, если прописали, значит, надо.
Позже зашел Егор Дмитриевич с обходом, уточнил, как у меня дела, поднял верхнюю часть кровати, чтобы я привыкала, держать спину. Узнала у него, каким образом могу восстановить подвижность рук, нужно делать незамысловатые упражнения: пытаться сжимать и разжимать кулаки, поднимать руки перед собой. Сегодня я чувствовала себя гораздо увереннее и до обеда тренировала кисти.
После обеда ко мне пришли девочки, сказали, что их долго отказывались пускать впятером, но они прорвали оборону и смогли пробиться ко мне в палату. Все такие веселые, в летних платьях, с открытыми ногами, в босоножках. Принесли мне букет и воздушных шаров, конфеты и шоколад. Всегда была сладкоежкой, так что от души была благодарна им за такой подарок. Алина поинтересовалась, откуда у меня такой шикарный букет роз.
- Антон принес.
- Антон? Вы что, с ним помирились? – Удивились все, причем, удивление было настолько неподдельным, что мне стало не по себе. Что же такое произошло между нами, что даже подруги удивлены нашему примирению? Решила, что подругам могу доверять и открыть свою страшную тайну.
- Если честно, девчонки, я его не помню.
- Кого не помнишь, Антона? Знаешь, дорогая, тогда ты счастливая женщина, если смогла забыть этого гада. – В разговор вступила Маша. – После всего, что он тебе сделал, это лучший подарок, который тебе сделал твой мозг.
- Что же он такого натворил, что вы его так ненавидите? – Недоумению и удивлению не было предела.
- Судя по твоим рассказам, ты в него по уши влюбилась и призналась ему. Он сначала долго молчал, а потом сказал, что не любит тебя и никогда не полюбит. Естественно, ты была разбита и подавлена, сколько мы тебя успокаивали после этого, сколько истерик было. Мы думали, ты сойдешь с ума от горя. Вы еще какое-то время встречались, а потом ты послала его далеко, откуда дорогу не находят. Ушла с головой в учебу, диплом ведь должен быть. По-моему, прошло месяца два или больше, он начал тебе снова звонить и признаваться в любви, понял, что ты ему нужна, и он хочет быть с тобой, хочет жениться на тебе. Но ты, молодец, выдержала всё это и сказала, чтобы он тебе больше не звонил, но в день аварии вы встречались. Он очень просил, встретиться с тобой. Не понимаю, зачем ты вообще согласилась на встречу. Отчасти, он виноват, что ты сейчас лежишь здесь. – Маша выдала это всё как тираду, а я слушала, как громом пораженная. Вот ведь козел. И не могла вспомнить ни одного события, связанного с ним, но после рассказа Маши уже ненавидела его, а ведь еще целовала его этой ночью. Нахал. Да как он вообще мог подумать, что я прощу его после всех этих событий? Зная себя, представляю, как лезла на стену, писала страшные стихи, ела тоннами шоколад и мороженое. Бедных девчонок, наверно, достала со своими истериками. Представляю весь этот театр одного актера. По телу пробежала дрожь. Вспомнила про телефон.
- Юль или кто-нибудь, девчонки, достаньте мой телефон из тумбы, у меня руки почти не работают, не могу с ним справиться. – Юля открыла тумбу и вынула знакомый уже телефон. – Зайди в сообщения, а затем на мою страничку, посмотри, пожалуйста, есть ли там переписка с Антоном.
Юля начала листать страницы в телефоне с сосредоточенным видом. Ей потребовалось немного времени, чтобы убедиться, что ото всюду удалена любая информация об Антоне. Тогда почему я оставила фотографии? Подруга сказала, что здесь только одна фотография, которую показывал мне Игорь. Может, на память или забыла удалить? Фотография годичной давности, тогда мы только познакомились, наверно, забыла о ней. Если подруги знают о нашем разрыве, то почему я не сказала об этом родным? Тем более, это произошло давно. Надеялась ли на восстановление отношений? Но зачем отказала, когда он пришел с извинениями? Теряюсь в догадках, о чем же я тогда думала. Сейчас, к сожалению, вопросы так и останутся без ответов. Может быть, время придет, когда я буду готова к ним, и они сами всплывут в моей голове.
Зашла медсестра и выгнала моих подруг, те перецеловали меня, пожелали скорейшего выздоровления и обещали на неделе еще наведаться. Медсестра осмотрела меня, привела в порядок постель, уложила меня и поставила капельницу. Я так и уснула с ней.
До ужина приходили родителя с братом, принесли фрукты. Мама не плакала больше, чему я была очень рада, но ее грустный взгляд не давал мне покоя. Если бы могла, успокоила её, но это было не в моих силах. Они ушли, а я еще долго думала об Антоне. Теперь и не знаю, что лучше: то, что я знаю правду или лучше бы её не знать, а заново полюбить его. Ведь он говорит теперь, что любит. Но слова Маши не выходили у меня из головы. Нельзя оставлять всё, как есть, это не правильно. Он должен получить по заслугам, он заставил меня страдать, пусть заплатить тем же. Теперь я с нетерпением ждала, когда он придет, чтобы высказать всё, что я о нем думаю, и сказать, чтобы больше не приходил.
Вечером зашел врач, померил давление, оно, как и пульс, оказалось высоким. Я вымоталась, и сильно болела голова. Он сказал, что мне нельзя нервничать, если я хочу быстрее выздороветь, назначил успокоительное и ушел. Следом за ним зашла медсестра с таблетками, напоила меня ими, и я вскоре уснула, забыв все печали и невзгоды.
Среди ночи, когда вновь почувствовала на себе пристальный взгляд, уже знала, что это Антон, и, хотя, в комнате было так же темно, как и прошлой ночью, я смогла разглядеть его очертания. Антон понял, что я проснулась, по повороту моей головы, и хотел встать, чтобы включить свет, но был остановлен мною.
- Я хочу поговорить в темноте. – Не хотела видеть этого красивого лица. – Антон, ты же понимаешь, что после того, что между нами произошло, мы не можем быть вместе. – Голос, звучащий в темноте, был еще более резок и холоден, чем, если бы фраза была произнесена при свете.
- Но, Ева, вчера ты сказала, что прощаешь меня. Что произошло за день? К тебе приходили подруги? – «Подруги» он произнес с отвращением, всё встало на свои места, если он в конфликте с моими подругами, значит, они были правы: я им много жаловалась на Антона, и они все были настроены против него. Впрочем, это было взаимно.
- Что ты имеешь против моих подруг? – Раздражение сочилось из меня как сок из разрубленной березы.
- Я ничего не имею против, это они на меня оскалились как голодные гиены, видимо, с твоей подачи. – Гнев нарастал, он не мог сдерживаться.
- Потому что доставил мне столько страданий, что я жить не хотела, они мои подруги, и их нормальной реакцией является моя поддержка. – Голос в ночи становился громче, пульс учащался, я снова начала нервничать.
- Говори тише, Ева, иначе, весь персонал сбежится сюда.
- Ты прав, - я перевела дыхание, немного успокоившись, - Антон, такое не забывается, - кто бы говорил, - я не смогу быть с тобой, зная, какую боль ты мне причинил.
- Я понимаю, что это было сложным, для нас обоих, но и ты пойми, что, после того, как ты ушла, я понял, что не хочу быть без тебя, ты мне дорога. Да, я открыл для себя эти новые чувства поздно, но, может быть, если бы эта ситуация не случилась, я бы ничего и не понял. Я раскаиваюсь в том, что заставил тебя страдать, мне было больно видеть тебя такой, но я ничего не мог с собой сделать. Мне нужно было время, побыть одному, чтобы осознать, что я люблю тебя. Каждый имеет право на ошибку, я ее допустил, но, впредь, обещаю, что этого больше не повторится. Ева, я люблю тебя, прошу, дай мне последний шанс, я всё исправлю, вот увидишь. – Он молит меня о прощении за то, чего я не помню. Конечно, это было, но сейчас я стала другая, во мне нет той злобы и обиды, которую я, вероятно, испытывала, когда мы ругались. Он настолько искренне говорит, я не вижу его лица, но прекрасно чувствую, что оно выражает в данный момент. Говоря все эти слова, мне кажется, что это не я, не настоящая я. Мне симпатичен этот человек, и если он клятвенно обещает быть таким, как я хочу, почему не попытать счастья и не попробовать всё с начала? Наверно, если бы не авария, я бы так и осталась тем жестким человеком, который ни под каким предлогом не согласился ему дать шанс на реабилитацию. Но случилась эта беда, которая, возможно, и подтолкнет меня сделать другой выбор.
- Антон, я искреннее хочу, чтобы мы были счастливы, ты мне симпатичен, я попробую дать нам еще один шанс, но ничего не обещаю. Ты должен меня понять, что мне сейчас и так тяжело, а ещё выяснять отношения – это слишком для моего ослабленного организма. Я верю и надеюсь, что всё будет хорошо, но у меня нет тех чувств, которые были раньше, мы через многое прошли, но не выдержали проверки поэтому, если в какой-то момент один из нас поймёт, что нам не нужно быть вместе, просто сообщит об этом другому, и мы разойдемся, уже навсегда. Договорились?
- Да, Ева, я принимаю твой выбор и уважаю его. Не представляешь, насколько я сейчас счастлив и, если бы мог, взял тебя на руки и закружил по палате. – Его воодушевление передалось мне. Я была рада, что конфликт был исчерпан, и мы больше не будем возвращаться к этому разговору. Он взял мою руку в свои ладони и сжал ее, до этого он не смел, прикоснуться ко мне. Я верю ему, в его искренность, да, все люди ошибаются, но нужно уметь прощать. Мы поцеловались, он коснулся моих губ легко и нежно, еще немного времени мы оставались в темноте и безмолвии. Было спокойно и хорошо, держать его за руку, она внушала надежду на завтрашний день и счастливое будущее. Антон ушел, когда уже светало.
Утром, как обычно, приходила медсестра, а чуть позже зашел Егор Дмитриевич.
- Ну что, больная, как себя чувствуем? – У него было хорошее настроение, он улыбался, а когда посмотрел на меня и встретился со мной взглядом, то подмигнул, я улыбнулась, его настроение передалось мне.
- Уже лучше, делаю упражнения, которые вы давали. Надо сказать, они помогают, я начала чувствовать хорошо свои кисти и пальцы. Ещё не пробовала ничего брать, но думаю, смогу, если попытаюсь. – Врач подошел ко мне и протянул свою руку, сначала не поняла, чего он хотел от меня, но, когда он, по-прежнему улыбаясь, кивнул на мою руку, до меня дошло, что он хотел добиться от меня рукопожатия. Я неуверенно подняла левую руку навстречу его и сжала его сильные пальцы, он сжал их в ответ. Долю секунды мы смотрели друг другу в глаза, держась за руки. Странное ощущение: ничего, по сути, особенного, но в этом было что-то тайное и интимное. Опомнившись, отдернула руку, удивившись, как мне удалось совладать с нею. Егор Дмитриевич продолжал улыбаться. Он осмотрел меня, сегодня мои биометрические показатели были в норме. Снова поднял меня, пожелал хорошего дня и ушел, обещав прийти вечером.
Вечером приходил Антон с цветами и шоколадом, либо он действительно хорошо меня знает, либо предположил, что все девушки любят сладости. В любом случае, я была ему благодарна. Теперь мне было с ним легко, я не чувствовала напряжения из-за того, что что-то не знаю или обманываю его, у нас начался новый этап в жизни, так сказать, с чистого листа. Это придавало уверенности в завтрашнем дне. Он рассказывал, чем занимался три месяца, пока я лежала в коме, почти каждую ночь был у меня, надеялся, верил, молился, что однажды я открою свои глаза. Каждое его слово о том, что всё обязательно будет хорошо, что он поставит меня на ноги и сделает всё, чтобы я была счастлива, отражалось в моей душе как чистое, никем не тронутое озеро. Я копила его слова и обещания, озеро становилось глубже, но прозрачность воды не уменьшалась, я видела в этом отражении нас с Антоном. Уже сейчас, будучи инвалидом, и доверяя только его словам, я мечтала, что мы поженимся. Не зная человека, полагаясь только на то, что он говорит, доверяя своей интуиции, я знала, что он не обманет меня, сдержит свое слово. Он не может оставить меня в таком состоянии, если он с такой страстью просил, чтобы я его простила, казалось бы: красивый, обеспеченный, умный мужчина, он мог оставить меня здесь и идти дальше, наслаждаясь полноценной жизнью. Но нет, он сидит здесь, караулит, когда я приду в себя, а затем готовится, возможно, к году трудностей, он хочет этого, чтобы именно я была с ним.
Как только ушел Антон, пришел врач, проведать и выяснить мое состояние. Увидев букет цветов, поинтересовался, кто такой галантный, что ухаживает за мной. Объяснила, что мой молодой человек всячески поддерживает меня и стремится, чтобы у меня было хорошее настроение. Врач одобрил такое поведение, ведь в моем состоянии я должна испытывать как можно меньше стрессов. Ощупал мое тело на предмет чувствительности, пока никаких продвижений не было, единственное, мои руки стали крепче, и я уже спокойно могла взять телефон или книгу, чтобы как-то себя развлечь. Егор Дмитриевич объяснил, что мне нужно развивать мелкую моторику, и лучше, если я займусь каким-нибудь творчеством, чтобы работали именно пальцы рук. Он присел на кровать, а не на стул, как обычно, положил свою ладонь на мою, я немного удивилась, но не стала убирать ее. Зачем он это делает, мне было не ясно, обратила внимание, что кольца на пальце у него не было, но возрастом он гораздо старше меня, если у него какие-то мысли на мой счет, то это абсурд. Начал рассказывать о своей жизни вне больницы, любит собак, дома у него два лабрадора, живет один, и только его верные пушистые друзья спасают от одиночества. Чтобы не быть безмолвной, рассказала, что у нас тоже лабрадор и ее зовут Конфета. Вместе посмеялись над ее кличкой, удивились, какое совпадение, что у обоих собаки одной породы. На протяжении всего разговора он ловил мой взгляд и нежно улыбался мне. Чувствовала себя неловко: буквально недавно очнулась от комы, вновь приобрела молодого человека, а тут еще доктор проявляет симпатию. Я никак не реагировала на его знаки внимания, мне было не нужно лишних проблем. Моя задача – встать на ноги, а остальное меня не волновало. Не знаю, сколько времени прошло, прежде, чем он ушел, но эти минуты показались вечностью.
После его ухода приходила медсестра, привела в порядок мою постель и меня, опустила кровать и поставила капельницу. Обычно капельницы прокапывали быстро, я не замечала, как они кончались, но сегодня я смотрела на каждую каплю, которая падала и текла по катетеру в мою вену. Это было долго и раздражало, хотелось сорвать ее, видимо, пребывание в сознании в лежачем состоянии начинало надоедать. Неудивительно, до аварии я никогда не сидела на месте: постоянно какие-то танцы, секции, занятия спортом. Дома практически не бывала, утром на учебу, а после – тренировки, подруги, развлечения. Сидеть взаперти в четырех стенах – против моей природы, угнетало и то, что я элементарно не могу ухаживать за собой. Книги отвлекали от мрачных мыслей, да и надежда на то, что скоро всё изменится в лучшую сторону, не позволяла унывать и предаваться тоске.
Я позвонила маме, чтобы она принесла вышивку, которую я забросила несколько лет назад, раз моим рукам нужно было развиваться, совместим приятное с полезным. Мама сказала, что сама прийти не сможет, пошлет Игоря. Что ж, не имеет значения, кто это сделает.
Во время утреннего обхода Егор Дмитриевич был так же предупредителен и приветлив, сделал комплимент моей внешности. Вот уж чего не хватало в моем немощном состоянии. Невооруженным глазом заметно, что врач пытается меня заинтересовать, прекрасно зная, что у меня есть молодой человек. Либо он беспринципный, либо я его настолько привлекаю, что он не собирается останавливаться ни перед чем. Мне казалось смешным то, что он делает, нелепым и глупым. Я поводов не давала и никак не реагировала на провокации. Решила, когда представится удобный случай, поговорю об этом, пока же приняла выжидательную позицию.
Пришел Игорь с вышивкой и фруктами. Я вспомнила момент, что моя семья не в курсе о нашей с Антоном ссоре, решила поинтересоваться у брата, в чем дело, и действительно ли он ничего не знает. Меня удивляла данная ситуация еще и тем, что Игорь был еще одной подружкой, мы делились секретами с детства, всегда были дружны. Думаю, он что-то скрывает от родителей, нужно выяснить, что.
- Привет, дорогой брат, соскучилась по тебе, - я протянула руки навстречу, и мы обнялись.
- Привет, сестра, тоже очень скучал по тебе, в прошлый раз не удалось поговорить по душам из-за присутствия родителей. – Он заговорщически подмигнул.
- Вот уж точно. Выкладывай всё, что знаешь об Антоне. – Терпение было на пределе.
- Ты действительно ничего не помнишь? – Недоверие и удивление. Понимаю.
- Да, Игорь, совершенно не помню ни одного момента, связанного с ним, как будто блок стоит.
- Не стал распространяться при родителях, тем более, мама еще под большим впечатлением от случившегося, так что, ей не обязательно знать, что вы с Антоном расстались. Папа, тем более, не в курсе.
- Сообщу тебе новость, мы помирились.
- Как? Серьезно? Ты клялась, что ненавидишь его, не хочешь больше видеть и слышать любую информацию, касающеюся его.
- Знаешь, я подумала, раз ничего не помню, то, почему бы и не попробовать всё с начала? Он утверждает, что любит, я же этого и добивалась, можно быть счастливой и радоваться жизни. Разве нет?
- Так оно, - Игорь замолчал, - ты, видимо, действительно ничего не помнишь, вообще, - он запнулся.
- Говори, брат, я выдержу всё, после аварии на многие вещи стала смотреть по-другому. – И это было чистой правдой.
- Ты точно хочешь это знать? – Он всё ещё сомневался в целесообразности продолжения этой темы.
- Уверена в этом. – Моего мнения нельзя было изменить, настроена была решительно.
- Хорошо, - Игорь набрал в грудь больше воздуха, сделал многозначительную паузу и выдал, - ты ему изменяла, причем не с одним человеком. – Я открыла рот в изумлении, уставившись на брата как на диковинное животное. Я и изменять? В своих глазах выглядела мученицей и почти святой, но после новости в голове всё встало с ног на голову, мир перевернулся и больше никогда не будет прежним. Я отказывалась верить брату, он, уверена, шутит. Но нет, взгляд серьезен, полон тревоги и сострадания, нет осуждения или неодобрения, лишь сожаление.
- Но зачем? Я же его любила, - голос сорвался на визг.
- После слов о нелюбви к тебе, ты решила отомстить, точнее, думала, что расстанетесь, и ушла в загул, а он, как ни в чем не бывало, позвонил тебе, вы продолжили встречаться, но вскоре, всё же, разошлись по твоей инициативе. И, видимо, он до сих пор не в курсе, раз приходит к тебе, еще и помирились с твоих слов. – Да, не ожидала от себя такой подлости. Что же за человек был внутри три месяца назад? Казалось всё злой шуткой, ложью, сплетней. Но брату я доверяла безоговорочно, он не мог так жестоко пошутить надо мной. Шок охватил сознание, растерянность и паника давили прессом и не давали вздохнуть полной грудью. Как же я теперь буду смотреть Антону в глаза, как жить с этим? До Антона никому не изменяла. И тот факт, что он обидел меня, не дает никого права совершать такие грязные поступки, причем, не с одним человеком. Это верх разврата с моей точки зрения. Как я могла так низко пасть? Что двигало мной в этот момент? Снова тьма вопросов без ответов. Человеческий организм по истине – уникальное создание природы. Видимо, так хотела избавиться от воспоминаний об Антоне и обо всём, что с ним связано, что сознательно или бессознательно поставила блок на этих воспоминаниях, закрыла на ключ и выбросила. Но, благодаря любопытству и информаторам, они вернулись вновь, накрыли волной цунами, и теперь я не знала, как выплыть и спастись от катастрофы.
Естественно, Антон ни о чем не должен знать. Интересно, доступна ли данная информация кому-то еще, кроме Игоря? Надеюсь, никто из подруг об этом не знает. Хотя, они стервы еще те и только бы поддержали меня, если бы узнали. Но мне самой было так стыдно, что не хотела признаваться себе, не то, что другим. Смогу ли я скрыть это и не выдать секрет Антону? Если замучает совесть, то сдержаться вряд ли удастся.
- Игорь, об этом знает кто-то еще? – Молилась, чтобы ожидания не оправдались.
- Насколько мне известно, нет. Ты мне-то рассказала под страхом смерти, к тому же, была не сильно трезвая. – не сильно трезвая – мягко сказано, знаю, что брат щадит, видя мое состояние. Помню, как с девчонками устраивали вечеринки с множеством, не понятно, откуда взявшихся гостей. Вспомнить было что, но очень стыдно. Утешала себя мыслью, что после окончания университета стану серьезной леди, буду работать в крупной юридической компании, иметь семью, дом и далее по списку.
Главное, чтобы по пьяни не рассказала кому-то еще.
- Хорошо, это обнадеживает.
Игорь ушел, а я принялась за вышивку, пытаясь отогнать нехорошие мысли.
Во время вечернего обхода Егор Дмитриевич снова рассказывал истории из прошлого, много смешного и забавного происходила, когда он служил в морской пехоте. Когда узнала, что один из черных беретов, появилось какое-то уважение, даже, может, некоторое восхищение. Во время разговора пытался прикоснуться, сначала сопротивлялась, но потом бросила затею, понимая, что он не отступится. Не знаю, сколько проговорили, но время пролетело не заметно, и я удивилась, увидев, что за окном стемнело. Когда Егор уходил, мы уже общались как старые друзья, смеясь взаимным шуткам. Он был умным, эрудированным, с отличным чувством юмора. Его голос по-прежнему действовал успокаивающе. Чувствовалась сила духа, твердость характера. Что-то в нем было, что привлекало внимание и заставляло задумываться.
Антон пришел далеко за полночь, - а я все вышивала.
- Здравствуй, любимая, - он принес огромного плюшевого белого медведя с красным сердцем в лапах. – Это тебе, - лицо сияло, улыбка обозначила ямочки на щеках. Почему-то, раньше их не замечала. От них выглядел еще красивее, захотелось поцеловать.
- Спасибо, милый, - улыбка заиграла и на моем лице. Потянулась навстречу и запечатлела долгий благодарственный поцелуй на чувственных губах. По удивленному взгляду поняла, что не ожидал такого порыва. – Соскучилась, - как бы извиняясь, ответил на немой вопрос.
- Я тоже, дорогая. Ты не знаешь, сколько еще тебя здесь будут держать?
- Нет, врач ничего не говорит. Пока лишь пичкают лекарствами и ставят капельницы. Завтра уточню. – Как-то даже не задумывалась, когда выпишут. Со всеми этими новостями и интригами забыла спросить, когда смогу выбраться из этой тюрьмы.
- Хорошо, вечером сообщишь. Думаю, после выписки тебе лучше жить у меня, так проще будет всем: тебе нужен уход и помощь, а я не работаю. Дома же тебе некому будет помочь. Я заново научу тебя ходить, любимая. – Сколько нежности и преданности во взгляде, как щенок смотрит на обожаемого хозяина. С одной стороны это льстило и доставляло эгоистическое удовольствие, но с другой, ощущение, что он всячески пытается загладить вину и заискивает передо мной. От этой мысли стало противно. Надеюсь, он верит в то, что говорит, иначе, не понимаю весь этот цирк.
- Я поговорю с родителями, думаю, они будут рады, что их дочь будет под неусыпным контролем любимого человека. – Произнеся последнюю фразу, почувствовала себя двуличной. Тошно стало от самой себя. Антон же в свою очередь засиял как начищенный пятак. Стало жаль его, и, почему-то, кроме жалости и чувства вины, он больше не пробуждал никакие чувства. От осознания сложившейся ситуации стало не по себе. Нужно встать на ноги, а там посмотрим, что делать дальше.
Утром пришел Егор и принес шоколад молочный, с цельным фундуком, как я люблю. Надо же, запомнил мои предпочтения, это приятно удивило. Он снова много времени провел в палате, разговаривая обо всем и ни о чем одновременно. С каждым днем отношение к Егору менялось, больше не воспринимала его как врача, скорее, хороший знакомый, рассчитывающий на нечто большее. Но не хотелось допускать его ближе установленных рамок, в конце концов, у меня был Антон, и, я не считая одного факта, в остальном я хотела быть с ним честна.
Спросила у Егора, когда меня выпишут, ответил, что еще недели три придется полежать, курс лечения должен быть пройден полностью. Через дня два мне нужно с чьей-либо помощью переместиться на инвалидную коляску, сижу уже твердо и уверенно, у него нет сомнений, что у меня всё получится, тоже в это верю. Вспомнила слова Антона по поводу медицинского оборудования, нужно сказать про инвалидную коляску. Уверена, в больнице они есть, но хотелось бы что-то качественное, чтобы чувствовать себя комфортно.
Днем приходили родители. Мама увидела моё улучшившееся состояние, и, наконец-то, за последнее время искренне улыбалась, без тоски и печали во взгляде. Сообщила новости, полученные от Егора. Естественно, для них он так и остался Егором Дмитриевичем, а я уже привыкла обращаться к нему, как если бы мы были знакомы не один год. Родители обрадовались, что мне можно будет садиться, а позже выпишут. Так же озвучила предложение Антона, им показалось это хорошей идеей. Как я поняла из реакции родителей, он им нравился, и они счастливы, что в трудную минуту он не оставил меня, и обо мне есть кому заботиться. Что ж, это было удобно.
Вечером Егор принес книги из своей библиотеки, чтобы я не скучала, основную массу представляла классическая художественная литература отечественных и зарубежных авторов. Предложил принести ноутбук и наушники, чтобы могла расслабиться, когда надоест читать. Почему раньше не догадалась попросить Антона или родителей? Раз Егор предложил, я не стала оказываться и поблагодарила за заботу и внимание. Ответил, что для него это не составит труда, и только рад, если доставит мне удовольствие. На прощание поцеловал в щеку, чего никак не ожидала и покраснела, потупив взгляд. Видя мое состояние, он широко улыбнулся и вышел из палаты.
Антону сообщила все новости сегодняшнего дня, благоразумно опустив упоминание об ухаживаниях Егора. Теперь чувствовала себя настоящей предательницей, но ничего не могла поделать. Мне нравился Антон, в нем я чувствовала уверенность и безопасность. Егор же был тем огоньком, который пробуждал интерес к жизни. Снова захотелось быть красивой, привлекательной и вызывающей восхищенные взгляды мужчин, как прежде. Он откровенно флиртовал и не стеснялся этого, постоянно делал комплименты не только внешности, но и чертам характера. В те моменты, когда он находился рядом, я чудесным образом забывала обо всем и обо всех. Даже тот факт, что я лежу в постели, не вставая, не огорчал в эти минуты. Я начала отвечать на его ухаживания, делая комплименты, больше интересоваться его жизнью, увлечениями. Он много читает литературы по медицине, ездит на различные форумы и семинары, постоянно учится, не останавливаясь на достигнутом. Его жажда знаний и стремление к самосовершенствованию заряжала энергией, самой хотелось непременно чем-то заняться, быть на уровне. Своими долгими разговорами о жизни в целом, рассказами о бывших пациентах, чудесным образом встающих на ноги, даже, если их приговорили до конца жизни быть привязанными к инвалидной коляске, он вселял надежду, что в скором времени и я смогу наслаждаться пешей прогулкой без чьей-либо помощи. Я уже мечтала, что смогу погулять по парку, вдыхая свежий воздух, слушая пение птиц, щуриться от солнечных лучей, проглядывающих сквозь пышные кроны деревьев. Казалось, встану сейчас и пойду. Несколько раз пыталась опустить ноги на пол, но, когда они касались пола, не было ничего, как будто и ног не было. Страх и паника охватывали, и я заливалась слезами. Одно дело, верить врачам, что все же, пойдешь, а другое – видеть, что никаких изменений в лучшую сторону не происходит. Все равно, молилась и верила, что в скором времени смогу ощутить мышцы ног, их силу и твердость, и свободной, бодрой походкой отправлюсь навстречу новой жизни.
Попросила Антона привезти коляску в ближайшие дни. Он обрадовался, что мне можно будет садиться, и моя мобильность повысится. Наконец-то, смогу воочию увидеть краски лета, не через окно, ощутить легкий ветерок на лице и погреться на солнце.
Настал день, когда Егор вывез меня на коляске на улицу. Щенячий восторг охватил душу, взгляд оживился, слезы радости навернулись и застлали глаза. После долгого пребывания взаперти окружающий мир казался новым и необычным. Больничный городок окружал хороший парк. Мы не единственные, кто гулял под сияющим небом. Гуляли в тишине, прислушиваясь к заливистой трели птиц. Гравийная дорожка шуршала под колесами, создавая небольшую вибрацию. Ароматы шиповника вызывали воспоминания из детства, когда мы дворовой толпой забирались в дебри колючего кустарника с целью насобирать его плоды, а из цветков делали украшения в волосы. Счастливое, беззаботное детство, одна проблема – придумать развлечение. Следом за шиповником перед глазами возникла картина, как училась кататься на велосипеде. Сколько слез выплакано, сколько заборов собрано при неудачных поворотах. Колени в крови, руки в грязи, сопли вперемежку со слезами, буря эмоций. Но тот день, когда тело подчинилось мне, руки и ноги работали, как надо, координация движений не подвела, а равновесие оказалось идеальным, я смогла ощутить свободу, несясь навстречу ветру. Счастливая улыбка озаряла лицо, волосы развивались от скорости, непередаваемое чувство свободы, не иначе.
- Ева, ты меня слышишь? – Так далеко улетела в воспоминания, что не обратила внимания на вопрос Егора.
- Да, Егор, извини, задумалась, что ты говорил?
- Когда ты выпишешься, хотел бы пригласить тебя в кафе, на чашку кофе. Как на это смотришь? – Что в его голосе: сомнения, тревога, неуверенность? Куда девался Егор Дмитриевич – врач-профессионал, опытный ухажер, способный вскружить голову любой женщине? От него не осталось и следа. Егор катил коляску и не мог видеть улыбки, заигравшей на лице от осознания некоторой женской власти над этим сильным, уверенным в себе мужчиной.
- Думаю, это хорошая идея.
- Отлично, - как будто выиграл крупную сделку. Мы почти подъехали к центральному входу больницы, когда я увидела подходящего Антона. Почему-то, стало неловко от того, что он застал нас с Егором, беседующими не как пациент и врач, хотя, никакого тактильного контакта не было. Антон заметил нас и направился навстречу, весело улыбаясь, в руках держа большой букет белых роз. Мужчины приветствовали друг друга как хорошие знакомые. Меня это удивило, но потом вспомнила, что три месяца пролежала в коме, а Антон часто посещал меня. Возможно, за это время и познакомились.
- Как ты, милая? – Антон наклонился и поцеловал меня в губы на глазах Егора, от этого почувствовала еще большую неловкость. Вручил цветы и обратился к Егору. – Спасибо, доктор, дальше мы сами.
- Береги ее, она замечательная девушка. – Не ожидала от него таких слов, это было предупреждение или пожелание?
- Стараюсь, - Антон улыбнулся белозубой улыбкой и покатил коляску прочь от здания больницы. Когда отошли на безопасное расстояние, чтобы никто не мог нас слышать, сделала замечание:
 - Мог бы вести себя скромнее. – Слова произнесла без раздражения, скорее, тоном мамы, которая журит расшалившегося сына.
- Я ведь должен показать, что ты моя женщина, и пусть сильно не надеется, что такая шикарная особа достанется ему. – Улыбнулась от комплимента, в знак благодарности нащупала ладонь на плече и сжала ее, почувствовав ответное пожатие.
- Кстати, откуда ты его знаешь? Мне показалось, что вы друзья, неужели за три месяца сдружились?
- Громко сказано, сдружились, я приходил каждый день и общался, справлялся о твоем состоянии. Много говорили о медицине, способах лечения, ничего больше.
- Понятно, - вопрос ему явно не понравился, ответил сухо. Обычно он более щедр на эмоции. Конечно, вполне вероятно, что это лишь моя мнительность, спишем на нее.
Антон рассказал, что устроил все в доме так, чтобы я чувствовала себя комфортно: в туалете и ванной сделал поручни, убрал все пороги между комнатами, заказал отдельный обеденный стол, по высоте подходящий под инвалидное кресло. Была сердечно благодарна за проявленную заботу. Он всеми поступками каждый раз доказывал, что испытывает искренние чувства. Но мысли о Егоре не давали покоя, ощущение разорванности на две части теребило душу. Мне нравились оба, но не могла понять, к кому испытываю больше чувств. Для меня они являлись одинаково новыми людьми, не смотря на прошлое с Антоном. Каждый из них делал всё, чтобы я ощущала себя счастливой. По отношению к Антону я чувствовала ответственность и обязанность. С Егором же было легко и свободно, никто никому ничего не должен, только легкий флирт, главное, чтобы он не перерос в нечто большее.
Вечером Егор принес букет красных роз. Необдуманный поступок с его стороны. Не знала, как реагировать на подарок: для женщины приятно получать цветы, но при условии, что она свободна. Егор прекрасно знал, что Антон их увидит, как будто специально это сделал. Я натянуто улыбнулась и поблагодарила за проявленное внимание. Он, казалось, не заметил моего настроения, и чем оно вызвано, только выражение этакого дурачка, которого похвалили за то, что оно поднес ложку с супом ко рту, не пролив ни капли, играло на его лице.
В следующий раз Егор подарил золотой браслет с солнцем, сказав, чтобы я светилась и улыбалась, даря тепло и радость людям. Он заходил всё чаще, долго разговаривал, спрашивал о моей жизни, увлечениях. Обещал, когда я встану на ноги, поедем на конную прогулку. Смутно представляла картину: я живу с Антоном и хожу на свидания с Егором. Но он, похоже, и не думал, что после выписки я останусь со своим молодым человеком, его уверенность немного пугала.
Каждый раз, анализируя ситуацию, не могла решить, с кем хочу связать свое будущее. Егор не обещал ничего, лишь красивые ухаживания, хорошее настроение, но ни намека на совместное будущее. Я знала, что, если постараться, он предложит всё, что хочу. Вопрос в том: нужно ли мне это? Не могла разобраться в себе. Я нуждалась во времени, одиночестве, но они оба не давали мне покоя: я каждый день видела и того, и другого. И если Антону могла сказать, что хочу отдохнуть, то Егор оставался моим лечащим врачом, от него избавиться не представлялось возможным, если только попросить Антона, перевести меня в другую больницу. Привязанность к постели многократно ограничивала свободу выбора и действий. Мне не хотелось зависеть от Антона, не хотелось быть ему обязанной. Как бы он мне ни нравился, я не чувствовала к нему того, что по моему мнению, должна испытывать к человеку, который меня любит. Егор не нравился настойчивостью, даже навязчивостью, напористость пугала, хотелось сбежать. Решила, что так дальше продолжаться не может.
- Мам, привет, как ты? – Решила позвонить маме, посоветоваться, какие действия предпринять.
- Здравствуй, Ева, дорогая. У меня всё хорошо, как ты, моё солнышко? – Забота о ребенке, слышащаяся в голосе, согревала. Я улыбнулась.
- У меня тоже все неплохо. Мам, я хочу у тебя кое-что спросить. – Не знала, с какой стороны подойти к интересующей теме.
- Да, милая, слушаю тебя. – Начало разговора ее взволновало, слышалась озабоченность в голосе.
- Я хочу перевестись в другую больницу. Как мне это сделать, чтобы Антон не узнал?
- Детка, что случилось, он тебя обидел? – Чего я и боялась: она начала переживать.
- Всё в порядке, мам, просто я бы не хотела с ним общаться.
- Разве нельзя с ним поговорить нормально, думаю, он поймет и не будет тебе докучать. – Кажется, начала успокаиваться, чему я очень рада.
- Мамочка, мы с ним нормально не можем общаться, он не оставит меня в покое, если я попрошу, он будет добиваться, чтобы я осталась с ним.
- Ева, но ведь Антон – хороший молодой человек, почему ты не хочешь быть с ним вместе? – Резонный вопрос, не знала, как объяснить ситуацию, решила не вдаваться в подробности.
- Мам, я не хочу с ним общаться, на этом всё.
- Поняла тебя, милая, хорошо, я поговорю с папой, мы что-нибудь придумаем, перезвоню тебе.
- Спасибо мама, целую тебя, пока.
- Целую, золотко, пока.
Так, полдела сделано, наконец-то, избавлюсь от назойливых мух в лице Антона и Егора.
Проснулась от пристального взгляда Антона. Он сидел и неотрывно наблюдал, как равномерно поднимается и опускается грудь.
- Доброй ночи, любимая, - какая-то торжественность послышалась мне, может быть, показалось.
- Доброй ночи, Антон, включи, пожалуйста, свет. – Достаточно выспалась, чтобы привыкнуть к свету. Антон встал со стула, в руках блеснула оберточная бумага, обрисовывая большой букет цветов. Когда щелкнул выключатель, и он повернулся лицом, я увидела красные розы, улыбнулась и подмигнула Антону. Он моментально просиял.
- Как ты сегодня? Я скучал по тебе. – Он вернулся к постели и поцеловал меня в знак приветствия.
- Хорошо, вышивала, фильмы смотрела.
- Умница, скоро я заберу тебя домой. – Его мечтательный взгляд и нежная улыбка не вызывали во мне ровным счетом ничего. Хотелось быстрее от него избавиться. – Ева, ты знаешь, что я безумно тебя люблю и хочу быть с тобой каждую минуту моей жизни. – Это торжественное начало настораживало, ожидала самого худшего. – Знаю, что не ценил тебя раньше и раскаиваюсь в этом. Хочу, чтобы ты была счастлива, ты заслуживаешь этого, постараюсь сделать всё, чтобы ежедневно твои глаза сияли радостью, а губы улыбались искренне, без притворства. – Его речь начинала утомлять, скорее бы озвучил свой вердикт, и я бы успокоилась. – Дорогая моя, выходи за меня замуж. – С этими словами Антон достал маленькую синюю бархатную коробочку из кармана пиджака и открыл ее, в ней лежало бриллиантовое кольцо. Я ахнула от такой красоты, не сумев, сдержать восторг. Видимо, Антон решил, что мое состояние вызвано его предложением, потому что еще больше расплылся в улыбке и протянул коробочку мне. На фоне последних событий его предложение было как камнем по голове. Я собралась от него уходить, а он мне предлагает выйти замуж. Неуверенность во взгляде, заломленные руки, неестественная улыбка. Он понял, что-то здесь не так.
- Ева, ты выйдешь за меня? – И снова как ледяной водой облили. Чего он ждет? Я месяц как очнулась от комы, мы только помирились. И вообще, я ему изменяла. Как я могла выйти за него замуж? Либо он слишком наивен, либо настолько боится меня потерять, что готов пойти на такой отчаянный шаг. Мне снова стало жаль его. Нет, я не готова выйти за человека из жалости, это жестоко по отношению к нему. Слеза скатилась по щеке и ударилась о кружево ночной рубашки. – Дорогая, почему ты плачешь? – Озабоченный взгляд, он больше не пытается всучить мне злополучную коробку, поставил ее на тумбу и обнял меня. Мое тело сотрясалось от беззвучных рыданий, а он гладил меня по голове и убаюкивал.
Проснулась от того, что медсестра позвала по имени и сказала, что ей нужно привести меня в порядок. Синяя коробочка лежала на том месте, где ее оставил Антон, а рядом лежала записка. Я дождалась, когда уйдет медсестра и развернула ее: «Дорогая Ева, я люблю тебя всем сердцем и хочу, чтобы ты была счастлива, но, видимо, нам не суждено быть вместе. Прощай». Записка упала на кровать, взгляд остекленел, я ушла в себя. Вот и всё, хотела избавиться, добилась своего, радуйся, но, почему-то, радости не было. Холод в сердце, одиночество затопило и не давало вздохнуть, не знала, куда себя деть. У меня возникли сомнения, правильно ли поступила, чего же я на самом деле хочу: быть с Антоном или с Егором, или быть свободной? Может, я привыкла к Антону, и сейчас расставание произошло слишком резко и неожиданно? Но ведь я сама хотела сбежать от него, тогда в чем же дело? Привычка или гордыня, что тот, кто однажды отверг, носится со мной как с младенцем? Наверно, если бы у меня были настоящие чувства к Антону, я бы, не раздумывая, приняла его предложение, а так, нет уверенности, нет любви, нет ничего.
Пришел Егор, узнал, как у меня дела, он, как всегда, сидел на кровати. Раздался звонок, он потянулся за телефоном в карман и, когда доставал, выронил листок бумаги, сложенный вчетверо. Егор встал, извинившись, и вышел из палаты. Хотела вернуть бумажку, но любопытство взяло верх, и я прочитала содержимое: «Она твоя, забирай». Что бы это могло значить? Какая-то страшная догадка заползла в голову, я схватила записку от Антона и сравнила почерк, он оказался идентичным. Не надо быть экстрасенсом, чтобы догадаться, о ком шла речь. Стало гадко и противно, моими чувствами просто играли. Не зря тогда показалось странным, что они приветствовали друг друга как старые знакомые, даже три месяца не могли этого сделать, явно, дружба длилась гораздо дольше. От осознания того, что меня использовали, захотелось плакать. Мне стало так жаль себя, я знала, что далеко не ангел, но ведь так же нельзя. Как они могли так поступить со мной, как они посмели наплевать мне в душу? Зачем тогда это предложение руки и сердца? Он проверял меня? Из желудка поднялась желчь, от мысли, что всё это было наигранно и не по-настоящему, чуть не стошнило. В голове не укладывалось, для чего весь этот спектакль. Проучить меня? По-моему, я достаточно страдала, чтобы еще и морально меня убивать, это, по меньшей мере, жестоко. Не хотелось верить в абсурдность ситуации, всё казалось страшным сном, хотела очнуться, закричать. От безысходности просто сидела и рыдала, заламывая руки. После жалости к себе наступил этап самобичевания: так мне и надо. Нечего за нос водить людей, нужно быть честной со всеми и, прежде всего, с собой. Еще эти измены не давали покоя. Сама по-свински отнеслась к человеку и оказалась наказана. Ничего удивительного, всё в этом мире возвращается бумерангом. Впредь буду умнее, за всё в этой жизни приходится платить, ни один поступок не проходит бесследно.
Вернулся Егор и, увидев мое заплаканное лицо, бросился ко мне с расспросами. Я кинула ему обе записки с требованием объяснений. Он быстро пробежал глазами по моей записке и остановился, держа обе бумажки в руках, молчал, опустив глаза, как будто был не взрослым, уверенным в себе мужчиной, а провинившимся мальчишкой. Я повторила слова, он еще какое-то время молчал, а потом заговорил:
- У нас с Антоном деловые и дружеские отношения несколько лет. Он поставляет нам в клинику оборудование. И, когда ты попала в аварию, он, не раздумывая, повез тебя ко мне, в таком деле нужно быть уверенным в квалификации врачей, а мне он доверял как себе. Ты была в коме, он практически поселился здесь, естественно, ему не запрещали, зная о наших отношениях. Он любит тебя, Ева, действительно любит, до безумия, до сумасшествия, я такого раньше не видел, он говорил лишь о тебе, жил мыслью, что ты очнешься, и вы поженитесь. Он говорил, что вы поругались, но верил, что всё образуется. Но когда ты пришла в сознание и заявила, что вам не стоит быть вместе, он начал сомневаться, что всё наладится. Тогда Антон попросил меня проявить интерес к тебе и выяснить, насколько сильные чувства у тебя к нему. Каждый день я держал отчет перед ним: о чем мы говорили, твои реакции на мои слова и действия, подарки, купленные, кстати, на его деньги. Я видел, как ему тяжело всё это слушать, и предложил форсировать события предложением руки и сердца. Твой ответ поставил всё на места, ты не захотела за него замуж, следовательно, либо увлеклась мной, либо не уверена в нем. Итог известен: он решил оставить тебя в покое, но, с чего-то решил, что я проявляю к тебе искренний интерес. Да, ты симпатичная, умная девушка, с тобой весело и интересно, но как женщина ты совершенно меня не интересуешь. Он же воспринял мое желание помочь близко к сердцу и теперь не хочет со мной разговаривать. Ничего, я объясню ему, что он заблуждался, когда немного остынет. Я бы мог тебе посоветовать, Ева, хвататься за него всем, чем можешь. Теперь ты знаешь правду. Да, может быть, он поступил подло, решив проверить тебя, но его тоже можно понять, он не был в тебе уверен, и, к сожалению, ты подтвердила его опасения, сама того не желая. Только теперь не знаю, примет ли он тебя, да и ты, видимо, не сильно этого хотела, раз отвергла его предложение. Поступай, как знаешь, но, думаю, свой шанс ты упустила, а парень он хороший, всё для тебя, всё, ради тебя. Ценить таких надо, а не выделываться. Вот, всё, что я хотел сказать. Если захочешь, тебе сменят лечащего врача, с этим нет проблем, у нас все специалисты высоко квалифицированы.
- Да, пожалуйста. – Только и смогла вымолвить я. Егор ушел, попрощавшись.
В голове пустота, отсутствие мыслей. Хотелось провалиться сквозь землю: так стыдно мне давно не было. Егор прав, нельзя выделываться, когда к тебе со всей душой, а то начала играть: хочу – не хочу, буду – не буду. Вот и получила: не могла выбрать одного из двух, потеряла обоих, теперь совсем одна. Что ж, ничего не остается, как только принять ситуацию, как есть, деваться некуда.
Новым лечащим врачом оказалась женщина – Самсонова Ирина Валерьевна. Приятная ухоженная женщина средних лет, всегда аккуратный, подчеркивающий ее большие серые глаза макияж; черные волосы собраны на затылке; от нее приятно пахло пряным ароматом, сразу вспоминался Новый год: огромная живая елка в углу гостиной, множество, тогда еще стеклянных шаров; гирлянда в виде красных свечей, а на макушке обязательно звезда. На окне тоже гирлянда переливается разноцветными огоньками, а на окна стекла налеплены самых замысловатых форм бумажные снежинки. Помню, был вечер, мы с братом гуляли с соседскими детьми, мама из окна позвала домой, мы все мокрые, вспотевшие, с красными щеками и носами бежали домой. На вязаных штанах гроздьями висел снег и, когда пришли домой, он, естественно, растаял, оставляя лужи позади, но родители не ругали, у всех было праздничное, веселое настроение, всем хотелось поскорее открыть подарки. Я полезла под самую елку в поисках того, что предназначалось мне, обнаружив сапоги. Достала, на котором было мое имя, и нетерпеливо начала разворачивать пакет, лежавший в сапоге. В пакете оказалась кукла. Такой красивой куклы я не видела никогда в жизни, только по телевизору. Ее звали Синди, у нее были светлые волосы и голубые глаза. Ее руки и ноги сгибались и были сделаны не из пластмассы, как большинство кукол того времени, а из какой-то резины с жестким каркасом внутри. На Синди было пышное белое платье с блестками. За мое не очень богатое детство эта кукла была самым дорогим подарком от родителей. Естественно, она стала любимой игрушкой.
Нахлынувшие воспоминания пробудили желание праздника, чтобы снова собраться дружной семьей за одним столом, смеяться искрометным шуткам папы, есть вкуснейшие мамины пироги, слушать дурацкие телепередачи, обычные для новогодних праздников. Надеялась, этот год встретить, сидя не в инвалидном кресле, а на самом обычном стуле.
На прогулку теперь вывозили медсестры, а позже – сама справлялась. Когда стала вполне самостоятельной, меня выписали. Жила дома, мама снова взяла отпуск, чтобы ухаживать и помогать. Делала вместе с ней зарядку, упражнения, прописанные врачом; ходила на массаж. Все еще пила таблетки, мама ставила уколы. Как сказала врач, теперь нужно только ждать. Спустя некоторое время выходила с подругами на прогулку, в кафе. Между нами ничего не изменилось, они поддерживали, как могли, чтобы я не чувствовала себя ущемленной в чем-то.
Антона с той памятной ночи не видела, но получила букет белых роз и открытку с пожеланием скорейшего выздоровления в день выписки. Еще долго думала, правильный ли выбор сделала, но излишние самокопания приводили лишь к очередной порции слез и истерик, и в последствии перестала терзать себя воспоминаниями, учась жить настоящим.
День за днем, неделя за неделей, я училась ходить заново, как космонавты после длительного отсутствия на Земле. Последнее время появилось ощущение в ногах, как будто сводит судорогой, или отсидела, только обычно оно рано или поздно проходит, а тут приходилось жить с этим ощущением всегда. Мало по малу, начала к нему привыкать, потом перестала замечать вообще. Через два с лишним месяца смогла передвигаться с помощью костылей. Уже могла полностью быть автономной и независимой от окружающих. Писала диплом, собиралась в следующем году защищать с группой, на курс младшей нашей. Работу, естественно, потеряла, но много читала, чтобы освежить в памяти то, чем занималась раньше.
Новый год встречала, сидя на обычном стуле, но вставать и ходить помогали костыли. Ходила периодически на консультацию к Ирине Валерьевне, она говорила, что я молодец, и не ожидала, если честно, таких ошеломляющих успехов. Даже не знала, что думать, неужели она не верила в меня? Или думала, что пройдет больше времени прежде, чем я смогу пойти, пусть даже с костылями. В принципе, не сильно важно, но хотелось бы, чтобы лечащий врач наоборот вселял веру и уверенность, а не сомнения.
Благодаря терпению мамы, поддержке близких, я смогла, наконец, встать на ноги. День, когда это произошло, я  запомню на всю жизнь. Утром, как обычно, я встала с постели с помощью костылей, направившись в туалет. Оставила их у входа (в туалете папа прикрутил поручни), но когда вышла, костылей не оказалось. Меня это напугало, так как дома никого не было, кроме собаки. Естественно, все подозрения пали на Конфету, но не могла понять, зачем ей понадобились костыли, она видела, что это мое средство передвижения, собака не глупая, терялась в догадках. Мне ничего не оставалось, как попытаться по стенам, пробраться в комнату и найти, ее. Передвигаться без опоры было тяжело, но мебель, стоящая в комнатах, облегчала задачу. Обнаружила Конфету в моей спальне, на полу, она с остервенением грызла поочередно то один, то другой костыль, увидев меня, встала на лапы перед ними, закрывая собой, как будто защищала своих детей. Я попросила ее, принести мне костыли, но собака не двинулась с места, продолжая в упор, смотреть на меня. Тогда я, опираясь на комод, двинулась ей навстречу, Конфета еле слышно зарычала, предупреждая, чтобы не подходила. Реакция животного, которое я знаю давно, удивила, но не насторожила, продолжила медленно продвигаться в ее направлении. Конфета оскалила пасть и зарычала громче, я остановилась, боясь подходить к сумасшедшей псине. Ситуация казалась абсурдной и смешной: собственная собака породы, из которой воспитывают поводырей, наотрез отказывалась отдавать единственное на данный момент средство передвижения. Я стала в растерянности, не зная, какие действия предпринять, Конфета все так же стояла, не шелохнувшись. Мне надоела эта непонятная игра, поняла, что костыли отвоевать не получится, развернулась и так же по стенам добралась до гостиной. В течение дня несколько раз возвращалась в спальню, но Конфета неизменно караулила их. Так, намотав круги по квартире за день, поняла, что могу обходиться без костылей. Только к вечеру до меня дошла идея собаки, в какой-то степени была благодарна, что таким экстремальным способом она научила меня ходить.